Mein Leib ist dein Leib
Dein Leib ist mein
Dein Sinn ist mein Sinn
In Ewigkeit, in Ewigkeit
Мое тело — это твое тело,
Твое тело — мое.
Твой разум — мой разум,
Навечно, навечно.
Его восхитительный мальчишка срывает с распахнутых губ стоны. Он мысленно называет его так - мальчишкой, потому как ничто иное просто не идет на язык. Юный. Податливый. Такой гибкий и такой безудержный в страсти, он захлебывается в экстазе, воспаряя на его крепких бедрах, увлеченный непривычными яркими ощущениями, такой изумительный, одухотворенный.
Мерлин, от одной мысли, что Стерджис испытывает столь неприкрытое удовольствие, мужчина забывает, как надо дышать, глядя на него в жадной попытке запечатлеть этот разнузданный образ, вписать его вязкими, но точными мазками кисти в свою память.
Его светлые волосы давно намокли от пота и падают на глаза, а кудрявая прядка прилипла к лицу, мягким завитком огибая подбородок. Блики приглушаемого легкими шторами солнечного света танцуют по мокрой коже, раз за разом целуя приоткрытые слегка припухшие губы.
Его восхитительный мальчишка двигается. Его страсть и открытость, словно надкусанный грех всех смертных эпох. Искусительный дьявол, чьи изящные пальцы тесно сомкнулись на горле, явно не планируя выпускать, только вот кто из нас жертва, а кто соблазнитель?
Стерджис пьет его, сначала - по глотку, но его пристрастие взвинчивается по спирали, увеличивая темп их совместных движений. Дыхание сбивается, в который раз, если бы только можно было не дышать, Рудо давно бы плюнул на это мирское желание, отдаваясь всецело другим, столь острым и насущным сейчас. Только вот глаза заволакивает предательской дурманящей поволокой, которая откровенно мешает фокусироваться на абрисе его тонких ключиц, спускаясь взглядом ниже и ниже по безупречно вылепленному телу.
— Ты же понимаешь, что я ни черта не понимаю твой французский?
И как бы Рудольфус не хотел ему ответить, он просто не может. Он просто… не в состоянии произнести хоть что-то толком вразумительное. Буквы упорно разбегаются, не желая складываться в осмысленные слова, плевать на каком мирском языке. Мужчина закатывает глаза, улыбаясь и приглушенно по-змеиному шипя, а пальцы на чужих ягодицах тесно сжимаются, так и норовя оставить синяки. Рудо не помогает. Он просто тянет его вниз так, как приятно ему, давно потеряв выдержку, зараженный безудержной жадностью юного тела восполнить нехватку близости, двигаясь хлестко, нетерпеливо, жадными толчками навстречу.
— Ja, fick mich härter!
Немецкий не так далеко ушел от английского или же французского, смысл слов угадывается и проходится по оголенному восприятию огненным хлыстом, затмевая разум, закрывая глаза. За полуприкрытыми дрожащими веками вспыхивает миллиард ярких ослепляющих молний. Полупросьба, но скорее приказ, одним толчком подталкивает его к грани, не выполнить его - просто кощунственно, и Рудольфус делает это.
Härter.
Gierig.*
Tief…*
Уже просто не важно, как и в каких сравнениях, чужой оргазм накрывает, словно девятый вал, своей безудержной теснотой, дрожью на кончиках пальцев, языком, острым, как лезвие хорошо заточенного ножа, проскальзывающего по чужим солоноватым губам, он утягивает за собой, подхватывая и просто сталкивая с края пропасти, где невозможно упасть, не воспарив.
[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/cc/52/391/t179663.jpg[/icon]
