Рейнард Лестрейндж - отец, чистокровен
Лилия Крауч - мать, чистокровна и мертва
Рабастан Лестрейндж - брат, чистокровен
Беллатрикс Блэк - жена, чистокровна
Сигнус Блэк - тесть, чистокровен
Друэлла Блэк - тёщенька, чистокровна
Мои первым осознанным воспоминанием навсегда останется смех брата: лежащий в колыбели свёрток с огромными глазами тянется ко мне из крепко державших его в своём коконе пелёнок. Я не знаю даты, но точно помню, что в спальне пахнет имбирным печеньем, корицей и безопасностью. Смешно сказать, но покой - это роскошь для теперешнего меня, учитывая все деньги и положение моей семьи. Да и Рабастан выбрался из колыбели, а обратно его не загонишь, хоть порой и хочется туго спеленать и отправить на исследование в Мунго.
Но обо всем по порядку.
Мне 7 и я горд тем, что нашего домового эльфа сшибает с ног тяжелым двухтомником «Гербологии в деталях»: старая образина собиралась стукнуть на мои ночные похождения в семейной библиотеке и без того ворчащему отцу. Отца я боюсь куда больше эльфа, но даже этот страх неспособен выгнать меня из-под старого стола, где я ночами напролёт пропадаю со светильником и читаю-читаю-читаю... Мне кажется, уже тогда становится понятно - аристократические нормы будут слишком болезненно давить на мое раздутое книжными знаниями эго. Отец прилагает усилия, я вижу как залёгшая меж его бровей морщина становится все глубже, но ничего не могу с собой поделать: традиции рода, природные Повороты, история семьи до седьмого колена - выученные уроки отскакивают от зубов, вот только не проникают глубже периферии моего сознания, так и оставаясь «рассказами про тех людей». Из всех многочисленных кузенов и дальней родни, единственным другом я считаю Баста - эту дружбу я пронесу через года и едва ли уже утрачу.
Школа.
В поезде царит оживление, но я мечусь как бешеный, прилипая к окнам тронувшегося паровоза в желании ещё раз увидеть стоящего на краю платформы брата. Мы никогда не расставались прежде, а теперь мне предстоит целый год в новом доме. Но Рабастану хуже вдвойне - он остаётся один-на-один с Лестрейндж-холлом, где даже овсянки в саду поют по расписанию и в соотвествии с вековыми традициями рода. От позорных слез меня спасают ввалившиеся в купе будущие сокурсники, с которыми мы гогочем в голос до самого прибытия в Хогсмид. Оказывается, если щелкнуть по носу Дамблдора с карточки из шоколадной лягушки, то он погрозит пальцем и покачает головой. Стоит ли говорить, что все наши «директорские» карты особенно замызганны в районе лица чародея?
Слизерин встречает меня темными интерьерами и такой вседозволенностью, что в первый семестр, я просто сажусь после уроков в кресло гостиной и смотрю в камин. Серьезно? Никаких дел? После уроков я готовлю домашнее задание, беру в библиотеке (туда я нашел дорогу скорее, чем в ванную комнату) интересные мне, а не отцу, книги и занимаюсь тем, чем хочу. Удивительная роскошь в сравнении с привычным графиком. В один из таких вот вечеров на четвёртом курсе я замечаю ее: тонкая да звонкая Беллатрикс Блэк. Ничего особенного - просто девчонка с курса помладше, но то, что именно ее я выделяю из многих других само по себе предопределяет будущее. Это я пойму многим позже, когда впервые захочу разбить лицо Лонгботтому да и любому другому, который подойдёт к ней слишком близко и посмотрит слишком откровенно. К слову, разбить лицо на четвертом курсе - отличная забава: пара скабрёзных шуточек про сестрицу Саважа выводят шотландца из равновесия, и мы метелим друг друга до тех пор, пока нас не растаскивают деканы, сняв порядочное количество баллов и написав родителям. Стоило того. Шмыгаю разбитым носом на прощание и смотрю на патлатого с видом победителя. Не совру, если скажу, что старина Дункан и теперь съездил бы мне по роже, а я по-прежнему шутил бы про юбку его сестры и про то, какая она там дура.
Тем не менее, драки в школе приходятся не по нраву отцу: уж он-то привык бросать перчатку, а не бить в торец. Ещё бы! Мы ведь голубых кровей и должны следовать этикету. Рабастан, кстати, с пониманием хлопает меня по плечу - уж ему-то известны такие вот эмоциональные бури. Как результат, весенние каникулы провожу в поместье, загнанной клячей носясь по дуэльной зале с зажатой в руке палочкой. Просящим подаётся, а папаша у меня не из тех, кто бросает слова на ветер. После такого дуэльной клуб школы даже на пятом курсе кажется мне сборищем любителей, и я посещаю его лишь как зритель: поглазеть там есть на кого. Точёные ножки, взмах палочки, острый взгляд и какая-то невнятная чушь из школьной программы, способная заставить танцевать или блевать садовыми слизнями - я готов терпеть любую глупость ради возможности видеть ее в деле. Только вот смотрю на это не я один, зато именно я беру ее за руку и увожу после занятий Дуэльного Клуба подальше от толпы. - Дуэльная подготовка - важная составляющая боевого искусства, Рудольф.
- Безусловно. Садовые гномы разбегаются в ужасе всякий раз, как ты заходишь в теплицы.
(с)
В тот вечер ты практически ломаешь мне нос, а я практически целую тебя в ответ - от греха спасает появившийся весьма некстати Розье, тоже мне поборник морали: приспичило напомнить о том, что отбой через четверть часа.
Однако, я не был бы собой, сведи я к шутке все свои каникулярные потуги: вспоминая Лестрейндж Холл, я все чаще прошу у декана допуск в запретную секцию библиотеки, чтобы детальнее изучить то, что демонстрировал родитель. Многое из этого давалось мне с трудом, а что-то вообще прошло мимо, но меня передёргивает от той теории, что я нахожу в книгах. Рабастан иной раз влезает под локоть - он теперь здесь, со мной, в школе, и я могу приглядывать за ним постоянно - младший выглядит особенно серьёзным в своей подшитой по росту мантии третьекурсника и со съехавшим набок факультетским галстуком. Иногда мне хочется обнять его, но в школе это явно не так поймут, а прослыть «квашнёй» на Слизерине проще пареной репы. Плюс, не приведи Мерлин, увидит Белла - даром что они с Рабастаном погодки и вечно трутся вместе на уроках.
Наш выпуск становится поистине фееричным: такая плеяда звёзд локального масштаба должна была камне на камне не оставить от замка, однако, Хогвартс и по сей день стоит неприступной громадой. А вот нас раскидало по жизни...
Хотя, все необходимые мне связи я сохранил - имена и фамилии надежно покоятся в фиалах, что стали результатом моих ментальных практик: отец добился своего хоть в чем-то, за что я ему, честно говоря, благодарен. Мои тренировки в легилименции стали серьезнее после выпускных экзаменов, когда родитель впервые заговорил о... жизни. По-взрослому, что меня изрядно напугало. Я был наслышан о неких знакомствах отца, предопределившими, с его слов, весь жизненный путь. Однако и думать не мог, что его круг общения возьмёт в оцепление ещё и мое будущее. И брата. И моей жены, как оказалось. И, не приведи Мерлин, будущих детей. Первая встреча с тем, кого отец называл «мой Лорд» состоялась летом 1967ого, и все, что я мог предоставить великому волшебнику - был совершенно ошалевший взгляд стажера-колдомедика, в котором читалось откровенное незнание дальнейших действий. Не ахти какой залог за столь пристальное внимание. А вот Рабастан, казалось, проникся атмосферой: он буквально проел мне всю плешь в тот вечер, когда мы остались наедине. У самого ещё два года обучения впереди, а он уже вовсю строит свою идеологию. Тем не менее, в этом весь мой брат, и другого у меня уже не будет.
Однажды, правда, я чуть не прибил его за выходку с какой-то девкой из Министерства. Неосмотрительная горячность тогда лишь чудом не лишила головы не только его самого, но и всю нашу семью. Я не знаю, в курсе ли отец теперь, но тогда, кажется, не был. Что сподвигло младшего на подобный поступок - ума не приложу, но все газеты Лондона писали о чудовищной жестокости преступления, об отсутствии каких-либо улик и о невозможности выйти на след преступника. В отличие от родителя, я по довольной роже Рабастана понял, что эту шумиху в прессе он воспринял как похвалу. У меня даже утренняя яичница поперёк горла встала - мы теперь, значит, крошим в капусту министерских девок в подвалах... Дожили. Аппетит пропал окончательно, а после я долго думал о том волшебнике в черном и, кажется, впервые всерьёз понял одну простую вещь, которая была предначертана мне с рождения: рано или поздно именно мне придётся возглавлять семью. И никакие заслуги рода, деньги в банковских ячейках, связи в Министерстве или ещё какие-то химеры не помогут мне встать на ноги и стать независимым человеком, а не просто наследником Лестрейнджей. С той поры я накрепко решил полагаться только на себя, а потому с удвоенной силой взялся за изучение целительского дела, задвинув на задний план даже колдографию Беллатрикс, что тайком хранил меж страниц записной книжки. Она ответила отказом на сделанное мною предложение, но и я в свои 18 лет не от большого ума встал на колено посреди Рождественского бала. То, что я круто оболванился перед всеми дядюшками да тётушками, стало понятно с первого взгляда Беллы. То, что достижение желаемого потребует захода на второй круг, оказалось очевидным после ее же первого письма из Европы, куда она отправилась со своей теткой после выпускных экзаменов. «Дорогой Рудольф! Ты не представляешь, насколько...» блаблабла.
Не помню точно, что я ощутил раньше: бешенство или радость? «Дорогой Рудольф!» - гласил знакомый почерк, так легко пославший меня к черту годом ранее. Сидишь в своём Париже и круассаны уминаешь, ностальгируя о былом, пока я тут пашу, не видя света белого? Поди ещё с тёткой обсуждаешь, какой смешной этот Лестрейндж в своей дорогой мантии и с растерянным взглядом. От Вальбурги, к слову, меня до сих пор берет оторопь: даже когда она щеголяет по Блэквиллю в стеганом халате и с чашкой чаю, я чувствую себя бездомным щенком и спешу убраться с хозяйского ковра куда подальше. Если у Ориона не стальные яйца, то я не знаю, как ещё объяснить их брак. Словом, я знатно присмирел, когда меня, как дежурного целителя, оповестил о срочной госпитализации госпожи Вальбурги Блэк наш ординатор.
Ослабление организма? Портал? Америка? Не скажу, что мой целительский опыт на тот момент был нулевым, но подобного рода проблемы выходили за рамки моих компетенций. Я бы с лёгкостью мог отравить госпожу Блэк, избавив ее от физических страданий, но это едва ли поспособствовало бы моему сближению с Беллатрикс. В общем, проявив смекалку и недюжий талант влезать без мыла в любую щель, я выбил тетушке не только консультацию ведущего специалиста, но и учёл деликатный характер данной услуги. Никаких записей о пребывании госпожи Вальбурги Блэк в госпитале Мунго нет и по сей день. Прибывшая же с ней племянница, молодая ведьма по имени Беллатрикс, спустя полчаса интенсивной терапии тётушки, уже требовательно шагала по направлению к моему кабинету, когда я нагнал ее в коридоре. С первых слов я понял, что волшебного превращения за европейский вояж не произошло: ты покрыла меня горой претензий в адрес больничной организации - в этом вся ты. Глупо было ждать иного, но я и не ждал. Впервые в жизни, я произнёс волшебную формулу тишины, четко и громко рявкнув «ХВАТИТ». И вот тогда все вдруг изменилось - ты не ушла ни из моего кабинета в тот вечер, ни из моей жизни по сей день.
Смерть матери, хоть и ожидаемая, ещё раз убедила меня в правильности сделанного выбора - я подписал договор о трудоустройстве по окончании стажировки. Возможно, прийди я к такому решению раньше, мне удалось бы уберечь и ее, но этого я уже никогда не узнаю.
Наверное, отец ожидал от меня большего благоразумия, хоть я точно знал, что он не осуждает. По глазам видел, как это часто бывает у близких людей. Конечно, вряд ли кто-то верил, что я действительно достигну успеха на поприще медицины, однако, разве может быть иначе, когда тебе 17? Мне всегда давалась гербология, зелья, чары и прочие точные науки. Более того, медицина - действительно интересная сфера, способная сделать человека из любого, у кого относительно неплохо работают мозги. Пожав плечами, я отправился на ночное дежурство, куда периодически попадаю и сейчас, но уже в звании старшего целителя.
Здесь стоит сделать ремарку, что кислой миной от выбора будущего ремесла обзавёлся не только достопочтенный родитель, но и прочие Лестрейнджи, которые ещё войну Гриндевальда застали. В их глазах бюджетник в семье - что-то вроде фаянсового унитаза среди фарфоровых интерьеров, но что уж тут поделать... Я никого к себе не привязываю и не стесняю обязательствами. Кроме одной дамы. Но она, вроде как, и не против скромных заработков да ненормированного графика. Говорят, частые разлуки обостряют чувства - не врут: дикости в темпераменте Беллы с годами не убавляется, что не может не радовать. У нас вечно колониальная война то в спальне, то в ванной, а то и в моем рабочем кабинете. Молодость!
Мы поженились в 1970ом, и, признаюсь, это был один из немногих поступков, о котором я не жалел и не пожалею никогда.
Как, например, о получении Тёмной Метки. Это случилось ещё в 1969 году, когда моя окрылённая наукой голова работала без остановки, выдавая одну идею за другой: с практиками из отделения Проклятий такое случается. Только на этот раз мои интересы носили весьма определённый вектор, чтобы взяться за нелегальный состав. Я видел, чем чревата безоговорочная преданность Волдеморту - предплечье отца чернело пустыми глазницами узора, который невозможно было стереть никакими известными способами. Звучит как вызов, правда? Мне потребовалось практически полгода, чтобы довести до приемлемого состояния то, что в итоге обеспечило мне пропуск в партер Эссекса и наградило такой же выжженной Меткой. Что тут скажешь... Зельеварение всегда было моей страстью. *
Теперь же власть Темного Лорда сжимает кольцо вокруг приближенных, в число которых входит и моя семья, но даже несмотря на это, уверенность в той девчонке с четвёртого курса стала лишь сильнее - мы оба служим друг другу надежной опорой, а самое главное - мы оба это признаём и принимаем.
Я не знаю, что ждёт нас завтра, но уверен в том, что Беллатрикс всегда будет пробивать нам дорогу в будущее, в то время как я обеспечу нам и нашим детям надежный тыл. * Доработал зелье невидимости (Invisibility potion), перед смешиванием подвергнув ингредиенты чарам «отвода глаз» (obtenebratio charm), а получившуюся субстанцию на определенных этапах варки - чарам сокрытия (concealing charm). Пропорция черенков вишни в такой модификации зелья завышена, что связано со свойствами этого растения располагать собеседника к себе.
Данная мазь, нанесённая на кожу предплечья, способна на два часа скрыть с глаз любой след Тёмной Метки. Причём, ее невозможно будет увидеть, применяя выявляющие чары.
|
пост
Мунго гремит. Мунго грохочет и звенит. В какое время суток не захожу в приёмник - одна и та же картина: все кружится в кипящей энтропии, как где-то на востоке, откуда долетает эхо магловской войны. Да и дежурная бригада, как санитары на поле боя, уже летят наперерез. Я не отдаю тебя. Никогда не отпускал и не выпущу впредь.
- Прочь.
Если ты слышишь меня, то вряд ли узнаёшь привычный голос - от него не осталось ровным счетом ничего. Ты ведь совсем не знаешь этой моей стороны, да, Белла? Ты привыкла видеть меня в Лестрейндж Холле, одетого с иголочки или, напротив, в небрежно накинутом домашнем халате - этакого лоснящегося и элегантно стареющего сэра голубых английских кровей, который даже сигарный пепел стряхивает в специально наполированное блюдо с фамильным гербом, а в руках ничего тяжелее волшебной палочки удержать не способен. Извини, дорогая, тебе вряд ли понравится здесь, за кулисами той жизни, в которой ты привыкла быть монаршей особой нашей самопровозглашенной империи. Добро пожаловать в республику, Беллатрикс. Я тут фигура видная, хоть и не имеющая прямой власти. А ты, королева консорт, лишена права голоса. Мерлин, это единственная благая весть за сегодня! Направляюсь в отделение отравлений растениями и зельями, не выпуская тебя из рук до тех пор, пока навстречу не выскакивает, словно ипопаточником ужаленный, старший целитель: глаза на выкате, на лбу испарина - знает, что я превращу его жизнь в Ад, если хоть малейшее последствие отразится на твоём состоянии.
- Три унции безоарового зелья после острой интоксикации просроченной мандрагорой, - здесь я не твой супруг, а специалист, от которого ждут не личных драм, но выполнения работы, - образцы отдам в лабораторию для исследований лично, - наверное, зав.отделением не зря занимает свой пост - я по глазам вижу его немое согласие и чистый расчёт: не проходит четверти минуты, как он отдаёт необходимые распоряжения, и лишь тогда я, устроив тебя на отведённом для «острых» пациентов месте, впервые делаю шаг в сторону. - У вас в руках моя жизнь, доктор.
На сухой кивок, получаю такую же жесткую отмашку от ассистентов - мне тут делать нечего. Они правы: за пределами своей вотчины любой из нас не стоит и кната. В медицине всегда все предельно просто: если не можешь помочь - не мешай, поэтому, стиснув зубы и глянув на тебя ещё раз, направляюсь к выходу, не переставая ни на мгновение видеть покрывшую твоё лицо сосудистую сетку. Знаешь, в этом есть какая-то пугающая красота: в смерти своя эстетика, и даже теперь, будто наяву видя твою алебастровую кожу, я признаю за тобой первенство во всем, что касается женщин. Стабилизация состояния займёт не меньше часа, то есть вполне достаточно для того, чтобы я смог просчитать перспективы нашей семьи в прямом смысле: подобного рода вливания не проходят бесследно и уж кто-кто, а ты, ведьма, знала это наверняка, глотая фиалы один за другим. Хотела наказать меня? Что ж, получилось лучше, чем планировала. Но поверь, Белла, если ты добилась своего, то каждую минуту твоей оставшейся жизни ты проведёшь, жалея об этом поступке. Перед глазами становится темно - верный признак того, что я под землей: Осберт должна быть на месте, а уж эта русская повитуха своё дело знает. А вот и она, мечется как суетливая пчела над своим столом с одному Мерлину известно чем заполненными склянками. Дико раздражает, если честно.
- Марго-Марго, иногда я искренне недоумеваю, как такой цветок могли запереть в подвале, - останавливаюсь на пороге владений Нечаевой - никогда не признавал ее брака: за это ничтожество, Марвина Осберта, она вышла по расчету, не иначе, - есть дело. - Кажется, она замечает меня только сейчас, когда я отлипаю от дверного косяка и делаю уверенный шаг внутрь.
***
Я оказался прав в расчетах - служебное сообщение опустилось ко мне на ладонь спустя три четверти часа, когда мы с Маргаритой обозначили предварительный план по реабилитации. Дело оставалось за малым - разговор предстоял не из лёгких, но я не испытывал и тени сомнения, пока поднимался на четвёртый этаж, где с совершенно ненужным отчетом о твоём состоянии меня ждал дежурный. Можно подумать, я не умею читать.
- Мне все сообщили, оставьте нас, - провожаю взглядом тощего паренька в смятой форме: интерны - бестолковые пикси, вечно снуют туда-сюда. Интересно, я был таким же? Усмехнувшись, толкаю дверь перед собой и захожу в палату, - добрый вечер, дорогая. Ты была в отключке час, - подхожу ближе, отмечая все необходимые мне детали: бледностью кожных покровов, привычная для таких пограничных состояний потливость, осунувшиеся черты и твои большие, влажные глаза. Смерть больше не властна над тобой, если вообще когда-то была. - Помимо того, что на твои прелести любовались все диагносты отделения отравлений, ничего существенного не случилось.
|
