Руквуд делает глоток сидра: мягкий грушевый вкус ему нравится. Поэтому порой по выходным, с утра он предпочитает вездесущему английскому чаю свежевыжатый грушевый или яблочный сок. Впрочем, их можно и смешать.
- Мне не известно о недавних – в течении последних пары веков случаях. Есть слухи, что кицуне может подарить свою душу тому, кого полюбит. Но… о таком я тоже не слышал, - он пожал плечами, - обычно истории о любви человека и кицуне довольно трагичны.
Он не стал уточнять, что из-за этого слуха или легенды и оммедзи иногда дарят друг другу заготовки шикигами: мол призови меня на помощь, если будешь в беде.
- Первый призыв шикигами момент сложный, интимный и личный, - Руквуд задумчиво посмотрел на Сандрин, - Я бы не сказал, что важно какую форму он примет – одушевлённую или нет, с глазами или нет. Я могу обратить шикигами для всех в камень, но видеть и слышать каждой его частью. Или фокусироваться на одной. Глаза, нос – это иллюзия, лишь облик, не стоит на них обращать внимание. Просто так комфортнее, - он удивленно приподнял брови, - Подчинение? Самостоятельность? Честно говоря, это очень странно для меня звучит – он – это я, я – это он. Мне не нужно подчинять его себе. Или управлять им. Если у меня важный разговор, и мне нужно послать шикигами по важному делу, то чтобы не мучать ту часть меня, которая остается в моем теле – раздвоением, я даю ему определённую свободу. Он действует так же, как действовал бы я. Но он не филактерия – которую надо отделить от себя. Он все еще остается мной. И как только мой важный разговор закончится, я осмыслю ту важную информацию, которую получил шикигами. Его самостоятельность – это моя самостоятельность, шикигами не отращивают дополнительную личность.
Сову он проигнорировал: частные переписки, есть частные переписки. А если бы та попробовала атаковать шикигами… Что ж… ее бы ждал неприятный сюрприз: без особого труда и магических затрат для себя Август мог сделать его размером со среднюю собаку, примерно по колено тому же высокому Пруэтту в холке.
Август безоблачно улыбнулся и даже легко рассмеялся в ответ Дункану:
- Отключил, почти сразу. Я… не большой поклонник прикосновений. Иероглиф… скажем так, база у надписи одна – особенности индивидуальны. На каждого нового шикигами одного оммедзи будет свой иероглиф, но вряд ли разницу между ними заметит не специалист. Для чего служит иероглиф? для того, для чего служит взмах палочкой и заклинание. Оммедзи издревле колдуют в основном о-фудо: иероглифами. Показать какую-нибудь простую чару? Теоретически, чару вызова шикигами можно переложить на словесную формулу и палочку. Но я придерживаюсь принципа: работает – не трогай. Нет, авада исторгает душу из тела, так как она не касается непосредственно моего тела, а лишь разрушает бумажный листок, душа возвращается ко мне. Мне говорили, это довольно больно, но я не планирую пробовать. Украсть шикигами? Нет, во-первых я не Абэ-но-сеймей, чтобы поддерживать его форму магической силой на далеком от себя расстоянии. и злодей решивший продать лисенка, например, накроет его мешком, унесет из бара на другой конец Лондона и обнаружит в мешке пепел… ну, очень мало пепла. Если я, конечно, не решу изменить форму шикигами и сбежать из мешка. Теоретически можно я думаю составить ритуал, который будет удерживать его внутри чего-то, но этот ритуал также должен качать из меня магическую энергию, чтобы шикигами не рассыпался… Или же ритуал который полностью уничтожит часть меня в шикигами. Но поверьте, меня похитить куда проше. Вы говорите о нем, как о чем-то отдельном, - Август протянул руку и погладил лисенка под подбородком, - Он лишь выглядит отдельным., но по сути мы одно и тоже. Бывают разные ситуации. Например, я ничего не помню о том, что делал в форме шикигами в доме, где мы с Кирой познакомились, но я тогда потратил очень много силы, и рисковал вообще не вернуться в свое тело, что равносильно смерти. И довольно неприятно, - Он кивнул Дункану, - так что я любой момент могу втянуть душу обратно, и даже бумаги не останется: только пепел.
Он подмигнул Кире:
- Были легенды о том, как это делалось в древней Японии, но это либо страшилки, либо ритуал давно утрачен по причине запрета. Есть, конечно, другой вариант условного «похищения». Если я напишу еще одну версию иероглифа вызова, и отдам бумажку кому-то, то пролив на нее кровь – он сможет вызвать моего шикигами, и общаться со мной на расстоянии, но в этом варианте мой шикигами будет существовать за счет магии вызвавшего, особенно если я буду слишком далеко. Более мощные омедзи для которых расстояние не имеет особого значения в пределах страны, иногда дарят такие заготовки своим детям или супругам, так как в целом зачаровать можно не на кровь, а например на определенное действие. Скажем: заготовка хранится в медальоне-артефакте, и если медальон сорвать, то высвободится определенный заряд магии и возникнет шикигами. Такие подарки дарятся для защиты. Я не умею делать подобные медальоны, хотя конечно, а Британии хватает умельцев. В детстве я носил подобный: но моя матушка куда более мощный омедзи, чем я. Впрочем, я отвлекся. Такую бумажку можно выкрасть, и шикигами может вызвать человек, которому ее не дарили. Но, например, в случае если он выкрадет что-то что делала моя матушка – я ему сочувствую. От всей души.
Август не помнил, когда он в последний раз говорил так много. Очень странно было чувствовать себя… в каком-то условном центре внимания.
Он почти не замечал людей за соседними столиками, лишь косвенно отмечая, что они существуют. Впрочем, с группой Пруэттов он все равно был знаком ближе чем с другими, хотя бы потому, что Гидеон никак не мог забыть «омлетную зверушку» и избавить Руквуда от своего назойливого дружелюбного внимания. Он был чем-то вроде огромной собаки, которая повалит тебя, обслюнявит и побежит дальше. И ты лежишь в пыли и слюне – но зато от большой любви. Даже не разозлится особо.
Дункан был другое дело: его любопытство было настырным, вездесущим. Побежит еще потом пытаться создать британскую вербальную формулу иероглифа и столкнется с сложно разрешимой проблемой. На самом деле Август думал о вербальной формуле. Сначала это казалось более простым вариантом: не нужно прятать заготовки, достаточно взмахнуть палочкой. Но после ряда инцидентов, он понял, что быстрее будет коснуться заготовки пальцами или потратить несколько капель крови, чтобы даже не касаться, а сложить пальцы и подумать о вызове.
Сандрин, сражавшаяся с письмом и совой - «Может… какой-то раненный свидетель пришел в себя или кто-то из коллег?» - тоже был скорей приятным аврором. Хоть она и перешла на имена почти сразу, видимо решив, что совместные изучения склепа располагают, но Август всегда был слишком тактичен, чтобы это прервать. Кроме того, она не была Гидеоном с его навязчивостью.
Кира… в природе своего отношения к Кире, Руквуд пока не разобрался. В его голове постоянно крутилась та угроза озвученная в ее адрес господином Лестрейнджем. И хотелось… будем честны: сделать то, о чем он только что говорил. Но как ему ей об этом сказать: он не может сказать правду, он, конечно, может сказать почти правду: Мол, мои чувства к вам столь велики, что примите этот подарок, у вас опасная работа, бла-бла-бла. Но… Что если она поймет его не правильно? впрочем, даже если она поймет его правильно – это не лучше. Может быть даже хуже.
- Кстати, у нас еще не звучало ни одного тоста, - заметил Август, оторвавшись от своих размышлений, - так может быть выпьем за ДОМП: отважный и любознательный? – он поднял свой стакан с сидром.