сольное выступление
Из книги “Магические традиции малых народов”. Автор - Миа Фенти.
Обскурус. 1990

[indent] Вероятно, один из самых впечатляющих ритуалов, встречающихся среди племен, живущих за Полярным кругом, принадлежит одному племени саамов (они же лопари), ныне заселяющем весьма скудный клочок земли на Кольском полуострове. В грубом приближении название данного действа можно перевести, как “раздробление тьмы светом”, но, пожалуй, чтобы дать читателю более полное понимание его сути, а также возможность оценить его важность в тех краях, откуда он родом, я вынуждена буду рассказать свою историю знакомства с ним, не ограничиваясь только сухими энциклопедическими фактами.
[indent] Экспедиция, к которой я удачно прибилась с целью посмотреть так покоривший меня впоследствии архаичный быт северных народов, на самом деле была экспедицией исследовательского судна института Дурмстранг, снаряженного для изучения магофауны Северного Ледовитого океана. Мы стартовали от стен учебного заведения в середине декабря 1985-го года. Зима в тех краях, несмотря на то, что еще не считалась набравшей и половину своей силы, уже успела проморозить насквозь большую часть местных водоемов и покрыть пространства вокруг замка сплошной снежной простыней. Мне, только-только прибывшей с куда более теплых широт, тот мороз уже казался нестерпимым, поэтому, записывая спустя несколько лет эти строки, я не могу не выразить еще и еще раз благодарности в подготовке к путешествию всему причастному к тем событиям составу института, включая, конечно же, его директора, господина Каркарова и капитана Шихмана. Последнему также хочу принести свои глубочайшие извинения, - бывалым покорителям морей, чьей конечной целью было, насколько я тогда могла судить, все же отыскать легендарного Ику-Турсо, явно портило настроение наличие рядом такого “туриста”, который понятия не имел, зачем едет, зато имел все риски к концу плавания дополнить гальюнную фигуру своим замерзшим в лед тельцем.
[indent] До самой высадки на берег я тщательно старалась поменьше попадаться на глаза капитану, несмотря на перевешивающее всякий холод любопытство, и так и тянущие задержаться на палубе подольше впечатляющие морские пейзажи. Сделать это было не так трудно - чем дальше мы продвигались на север, тем больше у команды корабля было дел, и тем быстрее они привыкали к постороннему среди них. К тому же световой день, и без того не радующий зимой своей продолжительностью, стремился сократиться все сильнее и сильнее. На третий день пути я поняла, что больше не вижу солнечного диска над горизонтом. Полярная ночь позволяла созерцать глубокие, холодные особой темной синевой воды максимум пару часов, когда небо затягивалось в монотонные, ровные сумерки. Все остальное время мы находились в черноте, которую иногда, когда расступались низкие тучи, разрезал свет бликующих на воде звезд.
[indent] В нее окунались раз за разом тяжелые снасти, из нее они выныривали, моментально покрываясь на воздухе соленой ледяной коркой. Зачарованный компас вел капитана Шихмана к востоку, в Баренцево море, поэтому остановка в саамском поселении была, хоть и вынужденной, но, отчасти, ожидаемой. Помимо исключительно бюрократической необходимости пообщаться в водах магического СССР с местными пограничными службами, было также важно заверить местное население, что почитаемый ими как хозяин морей Аккрува не является целью дурмстранговцев. На тот момент важность визита в поселение с численностью менее двух тысяч человек за их одобрением еще не была мне до конца понятной, но, безусловно, шла на руку, как исследователю. К тому же, в противовес изрядной доле скепсиса, свойственного человеку современному, вместе с его привычкой обесценивать силу архаичных традиций и первобытную ритуалистику, в моем сознании возникали древние европейские легенды о ведьмах-лопари, которые портили мореходам странствия, продавая узлы с завязанными в них злыми северными ветрами.
[indent] На берег кроме меня и капитана Шихмана сошли старпом Йоргенсен, а также одна принимавшая участие в экспедиции аспирантка с Фрейра, которая не совсем легко переносила морскую качку. Высадку осуществляли, спустив на воду шлюпку - представлялось слишком невежливым аппарировать прямо на порог к хозяевам этих мест, а пристать на корабле ближе не давали либо обледенелые скалы, либо небольшая глубина песчаного берега. Специальных пирсов у местных лопари не было - в море они ходили на легких быстрых лодках, не иначе как с ветрами, завязанным на узелках вдоль шкота.
[indent] Времени у нас, чтобы добраться до деревни были все те же пара световых часов, и, несмотря на то, что дым от топящихся в избах печей был виден с берега, дорога в очередной раз показалась не самой простой. Несмотря на то, что замерзший песок был тверд, как и соленый снег, в который он плавно переходил, дальше нас ждала небольшая гряда округлых, обледенелых валунов, по которым проскальзывали ноги, а ветер, который стремительно нагонял с моря в затылок, понижал и без того неприветливую для меня, как южанки, температуру. Шли мы явно дольше, чем мне хотелось бы, а спасительной каюты, в которую можно было в любой момент прыгнуть, чтобы погреться, здесь не было. Колдовать себе согревающие заклинания также удавалось с трудом - рука, державшая палочку, на таком ветру моментально становилась будто каменная и, как позже я узнала, именно поэтому традиционным инструментом волшбы у многих северных народов стал бубен, в который удобно было бить даже толстой меховой рукавицей.
[indent] Едва мы зашли в дом к, видимо, хорошо знакомому нашему капитану местному шаману (здесь их называют нойды), как я, вероятно не слишком вежливо, но постаралась придвинуться ближе к согревавшему пространству очагу. Изморозь на моих торчавших из-под капюшона волосах моментально превратилась в воду, от одежды повалил натуральный пар. Фыркая и растирая лицо едва ли что-то чувствующими руками, я не сразу разобралась в обстановке, а, когда это случилось, поняла, что в диалоге, проходившем через кристалл-переводчик, отчетливо слышиться легкое раздражение капитана тем, что хозяина нет дома. Встретивший же нас подросток-саам, видимо приходившийся этому хозяину сыном, достаточно бесстрастно отвечал, что нам надо ждать еще пять дней.
[indent] Конечно, в относительно малой эмоциональности ответов юноши мог быть повинен и кристалл. Тогда, да и сейчас, пожалуй, эти артефакты все еще плохо справляются с передачей тонких аспектов перевода языков малых народов, что ни в коем случае не является обвинением в адрес артефактологов, но позднее еще сыграет определенную роль в моей истории. Так или иначе, но вскоре в дом к шаману вернулась еще и его жена с матерью. Нас с комфортом расположили среди оленьих шкур и толстых одеял, протянули миски с густым и горячим рыбным супом и чашки с каким-то отваром из душистых ягод, и более подробно объяснили, что отец семейства вместе с остальными нойдами и гейду (так саамы называют ведьм), отправились к пращурам. Мой первоначальный испуг, вызванный привычкой трактовать подобные выражения метафорически, путем расспросов получилось быстро унять. Речь, очевидно, шла о каком-то местном ритуале.
[indent] Я пропущу и не буду расписывать в красках ту борьбу, которая развязалась у меня сначала с собственным здравомыслием, потом со здравомыслием моих попутчиков и, наконец, с нашими хозяевами. Отмечу только, что напроситься на то, чтобы взглянуть на общение саамов с пращурами у меня все-таки получилось. К моему удивлению, казалось бы, священное действо для этого народа не было у них укрыто завесой тайны, напротив, местные говорили, что люди с “силой”, видимо, подразумевая под ней магию, там нужны, но деликатно не хотели нас отправлять туда, опасаясь за нашу жизнь. Не могу не сказать, что таких опасений не было у меня, но, очевидно, годы общения с моим на тот момент еще будущим мужем, давали о себе знать.
[indent] На следующий день, уже ближе к полудню, когда на улице стало условно “светло”, старпом Йоргенсен, который весьма по-джентельменски вызвался сопровождать меня в путешествии, и я готовы были сесть в сани, уже зачарованные нойдом, чтобы, в случае чего, его семья могла его найти. Откуда-то с континента тогда пришел циклон, стало будто бы резко теплее, над головой очень низко нависли тяжелые, массивные тучи. Жена шамана сказала, что будет метель, недовольно цокнув языком, обрядила нас в тяжелые оленьи шубы, рукавицы и дала в руки каждому бубен, чтобы бить в него всякий раз, когда станет совсем “нестерпимо”. Тогда я еще не понимала, о чем идет речь, списала негативный оттенок слова на пресловутый кристал, и пространство белой тундры за домом, в которой белизна размывала грань между землей и небом, скорее манило меня, чем пугало.
[indent] На дорогу нам дали выпить по чашке какого-то пахнущего мхом и немного землей зелья для поддержания сил, потому как дорога обещала быть не близкой, а спать и останавливаться в ней было категорически нельзя. Зелье было горьковатым, вязало рот и с трудом проскальзывало дальше, но гостеприимство наших хозяев не оставляло мне права на сомнения в том, что выпить его необходимо.
[indent] Сани поехали сами собой, едва мы со старпомом уселись, а, вернее, упали в них, похожие на два бесформенных меховых кулька. В первое время во всем этом облачении было даже жарковато, но вскоре, когда наше транспортное средство набрало ход, ветер снова начал обжигать щеки и до того звонко свистеть в ушах, что разговаривать стало категорически невозможно. Белизна в размытом горизонте оказалась предрекаемой нам метелью, острые иглы снега забили по лицу, заставив нырнуть глубже в пахучий олений мех, хотелось прикрыть глаза, но тут я почувствовала действие зелья, которое не давало мне сделать этого.
[indent] Мои веки горели, как и моя кожа. Дышать было не то, чтобы трудно, но отчего-то очень хотелось делать это сильнее, интенсивнее, глубже. Очень хотелось двигаться. Ускоряющегося хода саней, казалось недостаточно, я схватилась за бубен, но мою руку придержал старпом. Я посмотрела на него. Ветер сорвал с его головы капюшон, его светлые волосы и кожа, казалось, растворялись в белизне поглотившей нас метели, но глаза буквально светились, несмотря на то, что мы все стремительнее попадали обратно в ночь. Для бубна было рано - вот что пытался сказать мне мой попутчик, и через несколько глубоких вдохов я сама осознала это. Мой разум еще был со мной, я еще могла разделять окружающее меня по отдельности - снег, тундру, ускользающий световой день, быстрый бег саней, подпрыгивающих на камнях и сугробах, но все это постепенно смешивалось воедино, растворялось вместе с мной, и в какой-то момент на смену эйфории пришла паника.
[indent] Паника подкралась ко мне вместе с темнотой, когда не стало видно даже собственных рук, а снег на щеках превратился просто в ощущение. Сквозь поглотившие нас чернила, в свисте ветра стали проступать пугающие фантомы. Я слышала вой, слышала рев, чувствовала как кто-то пытается уцепиться за полозья и утащить нас с пути, пожрать нас, меня, как нечто заползает под наброшенные на меня оленьи шкуры и вот-вот оближет холодом кожу.
[indent] Тогда я ударила в бубен.
[indent] Неожиданно громкий гул заглушил и ветер, и бурю. Удар срезонировал с ударом сердца, ощущение размазывания, растворения себя в темноте отступило, дорога под санями будто бы стала ровнее, зеленоватый свет мелькнул впереди, осветив пространство робкого соснового леса. Сознание ненадолго вернулось, чтобы выхватить факт перемены облика природы вокруг, но потом уплыло снова.
[indent] Мы со старпомом Йоргенсеном попеременно били в свои бубны, вероятно, еще где-то часов двенадцать. Помимо образов огромных волков, чья шерсть сливалась с сосновой хвоей, валунов-медведей и оленей с их ветками-рогами, которые преследовали нас всю дорогу, моя память сохранила в себе еще один короткий световой промежуток до того момента, когда наши сани заскользили по льду замерзшего озера, остановившись у подножья каменистого холма, с которого на меня взирали огромные, морщинистые головы Старика и Старухи. Я отчетливо видела их в сполохах заполонившего все небо зеленого свечения, по самой кромке своей рассыпающегося в небывалой красоты спектр, которому могла бы позавидовать любая радуга. Громко, в такт мерцанию этого великолепия звучали гулкие удары - это били в бубны, прыгая по льду вокруг полыхающего костра,  люди в оленьих шкурах. Из кострища топорщились ветви-рога, смотревшего на меня сквозь пламя ярко-рыжего оленя.
[indent] Очень скоро я обнаружила себя и старпома в кругу этих людей, бьющими в бубны. У саней на кромке ночи оставаться было именно нестерпимо, тогда как глухие удары не просто магнитом тянули к себе - они были необходимостью, единственным возможным действом в этом холоде и мраке. Они не просто заполняли меня. Они меня заменяли.
[indent] После этого в моем сознании существует большой провал, протяженностью, видимо, в несколько суток. Пришла в себя я только под Новый Год. Старпом, как оказалось, очнулся всего днем ранее. Мы оба проснулись в доме у нойда, где нас оставили в знак признательности за помощь в “раздроблении тьмы”. Капитан Шихман сказал мне тогда, что впервые за всю свою жизнь видел настолько яркое северное сияние, а приютивший нас хозяин дома сказал, что мы со старпомом зря отдали столько сил, но он понимает, что это “по неумению”. Еще несколько часов после пробуждения я чувствовала слабость и с трудом воспринимала, что мне говорят, но потом, мне, конечно, стало понятно все произошедшее.
[indent] В этом глухом, неприветливом, казалось бы, для человека краю, где местное население не верит в солнце, а темнота преследует весомую часть года, под конец декабря она становится самой глубокой и продолжительной. Там, где весь цивилизованный мир, переняв от своих предков костры Йоля и ряженье Коляды, зажигает под занавес года огни гирлянд и украшает рождественские деревья, здесь местные призывают предков, чтобы помогли им продержаться самую долгую ночь.
[indent] Северное сияние в дни совершения данного ритуала, конечно, можно считать за совпадение и суеверие, которым саамы оправдывают свои успехи или неудачи в будущем году, однако, какая-то часть меня немного надеется, что я смогла поспособствовать тому, как ярко светилось небо под конец декабря в восемьдесят пятом.
[indent] Стоит ли говорить, что после пережитого я временно попрощалась с экспедицией за Ику-Турсо, отпросившись у капитана Шихмана пожить среди саамов до конца зимы. В очередной раз, пользуясь своей привилегией автора, передаю ему огромную благодарность за то, что отправил от меня пропущенные рождественские и новогодние поздравления всем моим близким, перед которыми мне, конечно же, впоследствии пришлось извиняться за свою пропажу в Заполярье почти на год. Мне на тот период времени очень хотелось научиться управляться с бубном и завязывать ветры в узелки. 

Отредактировано Mia Fenty (2022-01-08 10:21:32)

Гектор молча приподнимает бровь, показывая, что он весьма серьёзен. И разве Лив когда-либо видела обратное? «У вас» означает «у вас», и глупо пытаться делать вид, что этой социальной пропасти не существует. В квартирке, где выращивала Стаута мать-одиночка, подземелий не водилось. Впрочем, мисс Честертон поди и бывать в таких местах не довелось. Так, проявляла порой снисходительный интерес к менее чистокровным однокурсникам, чтобы слыть прогрессивной и открытой… Но сама-то она до сих пор в этом мире. Однако сей спор они могли вести бесконечно. Сейчас куда более интересным предметом разговора обещала стать таинственная комнатка. Не тратя времени на разглагольствования, невыразимец втискивается туда вслед за аврором.

Сначала ему кажется, что он очутился в тесной кладовке. И лишь несколькими мгновениями позже приходит понимание: комната нормальных размеров, в сравнении опять же с квартиркой, где прошло его детство, даже просторная. Просто неимоверно заставлена разным скарбом: шкафы, коробки, ящики, флаконы… Кажется, тут нашлось бы вместилище любого вида. Но увидеть что-то конкретное в этом хаотичном нагромождении было так же сложно, как в Выручай-комнате. Внимание бесспорно привлекала лишь одна вещь: скукоженный, высохший труп на полу. Гектор хмыкает, и в этом хмыканье странным образом скорее слышится радость, чем досада.
- Думаю, ему уже всё равно. Это вам важно не уничтожить улики, мне – понять суть – с этими словами мужчина опускается рядом с трупом и Лив, но, в отличие от аврора, в прикосновениях себя не ограничивает. В конце концов, он в перчатках и носит их не только для красоты или из брезгливости.

- Магический след довольно сильный… Он лежит здесь недавно. И выглядит нарядно одетым. Возможно, погиб за несколько часов до приёма. Значит, артефакт высасывает жизненную силу быстро, запоем. Возникает вопрос… Зачем – невыразимца всё ещё ни капли не интересует, кто убил их молчаливого визави. Ему интересно лишь, где артефакт и что с ним можно сделать. Аврора бы из него не вышло не только из-за недостатка эмпатии, но ещё и потому, что заподозрить в пренебрежении человеческой жизнью Стаут в этой тусовке мог бы заподозрить всех и каждого. Одинаково мерзкие, пресыщенные жизнью паразиты.
- Используется ли эта сила для иных ветвей магии, или по прямому своему назначению – Гектор мог бы придумать столь ценному ингредиенту несколько отраслей применения прямо сходу: алхимия, некромантия… Способна ли чужая жизненная сила поддерживать жизнь в неизлечимо больном теле? Вернуть кого-то из мира мёртвых? Универсальна ли она, или её нужно подбирать, как донорский материал? Привкус интересного дела разжигает в тёмных глазах Стаута огонь, какой у прочих людей будят вдохновение, страсть и другие прозаические эмоции. Хотел бы он проверить свои гипотезы!

- Что говорит сарафанное радио? Не слышала новостей о чьей-нибудь болезни? Никто не пропадал из виду надолго, чтобы потом неожиданно появиться? – не то чтобы Гектор хотел помогать Лив со скучным поиском убийцы. Он задаёт вопросы по банальной причине: если жизненную силу используют, как донорскую, убийца должен держать артефакт при себе. Или по крайней мере там, где сможет быстро его достать. И было бы безответственно бросать артефакт неподалёку от тела. Кстати, почему не избавились от последнего? Не хватило времени? Они ищут небольшой предмет, который можно легко перемещать по дому. Вероятно, кольцо или иное украшение… Драгоценные камни – хорошие «усилители» и контейнеры для эфемерных субстанций. Но искать цацку на рождественском приёме – всё равно что рыбу в море преследовать.
- Думаю, нам стоит… - начинает было Стаут и осекается, резко повернувшись к двери всем телом. Поздно. Раздаётся щелчок, а потом чавкающий звук… И дверь, когда он, прыжком оказавшись рядом, толкает её, оказывается заперта наглухо.
- Проклятье! – он ударяет затянутой в перчатку рукой по дверному косяку. Безрезультатно, конечно. Оглядывается через плечо на Лив:
- Это ведь не ты подстроила? А то я был бы настолько польщен, что согласился бы уделить тебе внимание как-нибудь в другое время в другом месте – про них всё равно всё дофантазируют, когда отопрут комнату и увидят тут их вместе. Гектор пока не уверен – охранные ли это чары или дело рук кого-то, наблюдавшего за ними. И единственный ли это сюрприз. Так что достаёт из сюртука тёмную, гладкую палисандровую палочку, подходя чуть ближе к Лив, чтобы успеть прикрыть её в случае необходимости. Нет, он не переживает, просто не хочет потом писать лишний отчет о происшествии, которого можно было бы избежать. 

Для Мэри
Дальше роли распределяются просто: Лас ест, Мэри говорит. Он, может, и заподозрил бы её в попытке его отравить, но — не верится. Хорошая женщина. Хороший дом. Хорошая еда. У последней есть только один недостаток — тарелка заканчивается слишком быстро, раньше, чем Мэри успевает рассказать обрывочную историю Итана до конца. Да и зачем эта история волку? А ни за чем. Этот рассказ, очевидно, больше нужен Мэри, чем ему. Впрочем, Ласа её слова ничем не обременяют — пускай говорит.

Значит, не она хозяйка. Значит, сестра всё-таки есть, только на дежурстве.

— Колдомедик? — вскидывает голову Лас — вроде бы, между делом, но внутренне напрягшись, словно сделав стойку. Дежурства бывают не только у врачей. Известно, у кого они бывают. И ничем хорошим это ему не светит. Не хватает только влезть в официальные разбирательства. Нет уж, на такое он точно не подписывался. Но вдруг правда колдомедик?

Тётя, которая старше племянника всего на год, — что ж, и не такое в жизни бывает. А муж её, стало быть, умер. Если б ушёл, вряд ли Мэри осталась бы жить с племянницей. Хотя как знать, семья у них явно… необычная. Живут вдвоём без мужчин тётя и сестра покойника, о своём племяннике-брате ничего не знают. Одна из них не знает, во всяком случае. А может, и знать-то не хотели никогда, тут не угадаешь. Лас с расспросами не лезет — не его дело. Ему бы ещё этого волшебного рагу.

— Добавки можно? — не стесняясь, спрашивает он, протягивает Мэри пустую тарелку.
— Я не знаю, чем твой племянник занимался и кем был по жизни, — зачем-то говорит Лас, пока хозяйка хлопочет по кухне. Уютно, ему нравится. И Мэри эта нравится тоже — наверное, потому и говорит. — Но место было не такое, где обретаются честные люди. И выглядел он так, что сошёл за разбойника. А сердце у него было доброе, чужого мальчишку в обиду не дал.

Но Мэри задаёт ещё один вопрос, и этот вопрос Ласа удивляет, заставляет выразительно вскинуть брови и пронзительно посмотреть на волшебницу.

— И не боишься? — вместо ответа, спрашивает он. — Ты меня в первый раз видишь, и какой я есть, знать не знаешь. Не страшно оставаться одной в доме с едва знакомым оборотнем? Пусть даже твоя племянница — аврор. Она ведь придёт только утром, это ты мне сама сказала.

Мало ли, что может сотворить подозрительный волк, когда Хогсмид утонет в ночной тишине. Неосторожно со стороны Мэри, очень неосторожно.

Стауту
Гектор всем своим видом излучает сарказм, иронию и скептицизм. Видимо, она попала в точку: вопрос чистокровия грызёт его изнутри. Неужели ещё со школьных лет? Сложно представить, чтобы это было правдой. Но он учился на Слизерине, а это средоточие отпрысков чистокровных фамилий. Так и до детской психотравмы недалеко.

Задать вопрос Лив, впрочем, не успевает: мёртвое тело требует к себе внимания от них обоих. Гектор отвечает ей, не преминув провести между ними очередную черту, на этот раз используя в качестве маркера принадлежность к разным департаментам министерства, и Лив пренебрежительно морщит носик.

— Я, конечно, понимаю, что ты не в восторге от необходимости межведомственного сотрудничества, но мой вопрос был о том, насколько безопасно прикасаться к этому бедолаге без перчаток, — поясняет она с выражением ангельского терпения на лице. — И может быть хватит корчить эту мину превосходства над простыми смертными, не работающими в Отделе Тайн? Мешает сосредоточиться. — Слишком хочется заехать по твоей самоуверенной роже.

Как ни прискорбно, продолжая осматривать тело, Лив убеждается, что Гектор прав: всё выглядит так, как будто этот волшебник умер очень быстро, но притом его труп иссушен и превратился в подобие мумии — даже лица толком не разобрать. Впрочем, знакомые могут и узнать, придётся попытать счастья с хозяевами дома…

— Высасывает жизненную силу? — повторяет Лив. — Прекрасно. Значит, мы оба согласны в том, что имеем дело с тёмной магией, и этот случай находится в юрисдикции аврората.

Главное утверждать, ни в коем случае не спрашивать. С вопросами пока замечательно справляется Стаут. «Сарафанное радио», ну надо же.

— У миссис Фланнаган, говорят, драконья оспа. Погоди-ка, ты хочешь сказать, что этот артефакт — кстати, нам надо поскорее его найти — высасывает жизненные силы из одного человека и передаёт их другому? И против болезней это тоже работает?

Средство неэтичное и незаконное, зато как удобно. Правда, сложно представить милую старушку миссис Фланнаган коварно подкарауливающей кого-то в подсобке, чтобы высосать из него жизнь. С другой стороны, когда человек думает, что умирает, от него можно ожидать любых глупостей. И Лив непременно развила бы эту мысль, но тут случается непредвиденное: громкий щелчок срабатывает, как спусковой механизм, и дверь помещения захлопывается за обоими сотрудниками министерства. Гектор ломится в неё, пытаясь открыть, — безрезультатно. Лив, разумеется, не может остаться в стороне. Она достаёт палочку, пробует отпереть замок заклинанием. Ничего.

— Очень странно, — хмурится Лив и оборачивается к Гектору. — Не льсти себе, я не настолько жажду оказаться в твоём обществе в замкнутом пространстве, да ещё без возможности самостоятельно выбраться наружу. Есть идеи, как нам отсюда выбраться?

Отредактировано Charlus Potter (2022-01-12 12:04:49)

Они могли бы долго обмениваться колкостями, и Гектор бы с огромной радостью сообщил Лив, что это не он заговорил о превосходстве, следовательно, данная проблема – в её голове (и он даже знает, откуда она исходит). Да много чего бы ещё сообщил, недостатком аргументации Стаут не страдал никогда… Если бы не эта чертова захлопнувшаяся дверь. Заклинание Лив пользы приносит не больше, чем его раздраженный удар по дверному косяку.
- Может, здесь есть вентиляция или что-то ещё, похожее на выход? Из-за чертовых коробок ничего не видно – раздраженно роняет мужчина, разворачиваясь через плечо и отходя от двери. Комната захламлена просто до крайности, так что он выбирает один из коробочных завалов, стоящий возле старого деревянного шкафа, наугад.
- В юрисдикции аврората… - неторопливо переходит он к озвученному ранее вопросу, с раздраженной миной взмахивая палочкой и сдвигая с места несколько коробок:
- …находится человек, использующий этот артефакт, и его мотивы. А сам артефакт – собственность невыразимцев, потому что наши исследования принесут пользу куда большую – тон голоса Гектора всё столь же спокойный и холодный, однако, продолжая передвигать коробки, он посматривает через плечо на Лив, чтобы убедиться, что там всё в порядке и комната не преподносит новых сюрпризов.

- Когда я получу артефакт, то смогу точнее сказать, как это работает. Пока что я не очень уверен – не факт, что то, что мы называем жизненной силой – универсальный ресурс, подходящий любому. Может быть, его нужно так же тщательно подбирать, как, например, кровь. Может быть, его используют иначе… В каком-то процессе типа алхимических – обычно Гектор далеко не так словоохотлив, но то ли необычность ситуации накладывает отпечаток, то ли Рождество даже трогает его сердце, которое некоторые почитают отсутствующим. Что, однако, не означает, что он будет готов поделиться артефактом так же легко, как своими размышлениями.
- …не думаю, что из-за драконьей оспы кто-то стал бы так заморачиваться – вздохнул Стаут и с ноткой раздражения потёр пальцами переносицу. Его жутко раздражало, когда он что-то упускал. А он упускал. Иначе бы не оказался запертым в захламлённой кладовке с трупом и авроркой, без единой рабочей версии. И присутствие Лив служило скорее отвлекающим фактором, нимало не помогая сосредоточиться. За это отвлечение Гектор тоже на себя злился. Не думал, что это всё ещё способно повлиять…

- Оп – одна из коробок, отлетая в сторону под заклинанием невыразимца, стукнула боком шкаф, и одна из его дверец со скрипом распахнулась. На удивительно чистой для такой старой мебели полки стояла чуть початая бутылка огневиски. Кстати, весьма приличного урожая. Как же иначе, они же в чистокровном доме, что попало тут пьют только домовики.
- Кажется, мы нашли чью-то заначку – сообщает Гектор и протягивает руку, без капли смущения хватая бутылку. На мысль о заначке его навело отсутствие пыли – кто-то лазал в этот шкаф регулярно. Странное место для хранения алкоголя, наверняка здесь есть специальный бар или целое помещение… Но если регулярно приходишь в эту кладовку убивать, то можно и обустроить себе посильный комфорт.
- Рискнешь? – хмыкает Стаут, протягивая находку Лив. Он бы не отказался от глотка, пока его удерживает только мысль о том, что питьё может оказаться вовсе и не огневиски, или будет отравлено… В их работе осторожность не бывает лишней.
- Должны же мы тоже как-то отметить – осторожность осторожностью, но эта мысль звучит в исполнении Гектора странно по-человечески. Может быть, у них и не худший сценарий праздника. Как минимум, мумифицированному парню повезло куда меньше. На троих сообразить не получится.

Место: Дом напротив лавки Зонко
Партнер: Ласло Варга

-Аврор, - ответила просто. Что тут мудрить? Не выдумывать же ерунду только потому, что правда может не понравиться гостю.
Поднялась положить еще еды Ласу. Забавное чувство - снова накладывать еду мужчине, снова ставить на стол. И снова не садиться обратно, а остаться на ногах, чтоб заварить чай. Как тогда, когда она была замужем - будто играла во взрослую жизнь, примеряя роль хорошей жены. Не худшее было время. Просто - странное.
-Чай будешь? А пирожное? - Она достала из холодильного шкафа картонную коробочку с эклерами, заглянула убедиться, что их там по-прежнему два, и пока поставила обратно. Дойдет очередь до чая - достанет.
Села обратно. Теперь, когда отвлеклась на простые дела, переключилась, теперь она тоже стала есть. И поняла - ох и правильное же это дело. После больше чем дня на ногах, кофе и адреналине. Картошечка с мяском организму тоже нужны, а то иначе сама попадет в родное Мунго, пациентом. Еще и нагоняй получит от коллег, смешно!
Подняла взгляд, вгляделась в мужчину напротив. Не слишком пристально, не слишком долго. Достаточно, чтоб попытаться составить о нем представление, что же он за человек. Не был знаком с Итаном. Но согласился на опасное поручение - пойди туда, не знаешь, куда, найди того, не знаю кого… Мог же попросту забыть. Даже деньги, о которых он говорил - ну сколько там тех денег, чтоб так рисковать…
И - надо же, он задал почти такой же вопрос ей. Мэри снова подняла удивленно-улыбающийся взгляд, улыбнулась ему спокойно, без показной храбрости.
-Но ведь и ты меня впервые видишь. Или ты думаешь, что только авроры могут за себя постоять? - Качнула головой, добавила так же спокойно, без малейшей тревоги. - Да, я тебя не знаю. Но  ты не первый оборотень, что мне встречается в жизни. И я точно знаю, что злыми они бывают не от того, что заражены. Это не связано. Здесь нечего украсть, денег я и так дам сколько нужно, я же пообещала, а убивать меня просто так… если бы хотел уже бы попытался. Не выдумывай, ешь! - поморщилась с легкой досадой. - Только не спеши так, заворот кишок я, если что, конечно, вылечу. Но зачем продукт зря переводить. Скажи лучше… Тот ребенок, о котором ты говорил - он в порядке? Может, вам лекарств нужно? Деньги сами по себе ценности не имеют, они нужны для чего-то. Ты рискнул прийти сюда, хотя тебе есть чего опасаться. Почему?

Подпись автора

Милосердие выше справедливости!

Вы только посмотрите на него! Меряет эту каморку шагами с надменным видом, изображает из себя эксперта по всему на свете. Может, сейчас ещё начнёт учить её делать свою работу?

И точно. Ждать долго Лив не приходится. Вуаля! И Гектор уже рассказывает ей, почему артефакт должен забрать он, и что там находится в зоне ответственности аврората, а что — нет. А они даже до сих пор не нашли эту неведомую фиговину и толком не знают, что она из себя представляет. Браво, Стаут! Потрясающий талант действовать другим на нервы, продолжай в том же духе.

— Конечно, — любезно соглашается Лив. — Если моё начальство согласится передать этот артефакт Отделу Тайн. После письменного запроса со стороны вашего руководства, потому что пока что артефакт остаётся предполагаемым орудием убийства, и на данный момент является основной уликой. Но не переживай: в крайнем случае, вы получите его после завершения следствия. Надо просто запастись терпением. Ну, или ты можешь помочь мне поскорее раскрыть это дело — в конце концов, это в твоих же интересах. А я напишу в отчёте, что это очень ценный темномагический артефакт, который необходимо отдать на изучение невыразимцам в знак укрепления межведомственного сотрудничества — идёт?

Всё-таки, для того чтобы совместная работа сложилась, нужно, чтобы каждая сторона видела свою выгоду, так что лучше было, по возможности, договориться на берегу. Правда, они-то уже как раз успели влипнуть неизвестно во что. К слову, побыстрее выбраться отсюда тоже было бы неплохо, но по здравом размышлении Лив пришла к выводу, что это не задача первой необходимости. Тело-то здесь. И, если кто-то унёс отсюда артефакт, он мог оставить тут следы своего пребывания. Надо бы всё хорошенько осмотреть… если Гектор ещё не всё затоптал. Поскольку дверь всё равно не поддаётся, Лив возвращается к их покойничку и проводит осмотр ещё раз.

— А это что? — спрашивает она, добравшись до запястья жертвы. — Похоже на ожог. — Довольно странный, идеальной круглой формы, на тыльной стороне руки. — Как будто след от браслета или часов. Но если они тут были, то их точно кто-то снял. И наверняка отсюда унёс, — с некоторым сожалением заключает она. С одной стороны, есть повод для расстройства — теперь ищи-свищи этого неизвестного вместе с пропажей. С другой, в этой ситуации есть и свои плюсы. Например, они со Стаутом не смогут совершенно случайно напороться на артефакт, которого здесь нет, и подпасть под его воздействие.

Когда Лив поднимается с корточек, Гектор уже держит в руках бутылку огневиски. Настоящий волшебник. Но что это — он всерьёз предлагает ей выпить? Здесь, рядом с иссушенным трупом, пока они заперты в чужой кладовке? Ситуация настолько абсурдная, что Лив вдруг ловит себя на том, что не может даже толком возмутиться.

— Гектор Стаут, ты серьёзно предлагаешь мне распить с тобой бутылку спиртного из чужих запасов, сидя в чулане рядом с покойником, и всё это — при исполнении? — обращаясь к нему с этим вопросом, Лив недоверчиво и саркастично приподнимает бровь, но это только игра, потому что ответ у неё уже готов — совершенно безумный, неправильный и, в то же время, фантастически уместный. — Это настолько невероятно нелепое предложение, что я готова его принять.

Она забирает у Гектора бутылку, вытаскивает пробку и бросает взгляд на колечко на пальце. Да, фамильный артефакт. Стала бы она просто так носить на работу дорогие украшения. Камень остаётся верен своей прозрачной красной глубине, и это значит, что отравы поблизости нет. Уже хорошо. В таких вещах безопасность не повредит. И можно бы трансфигурировать что угодно в бокалы, чтобы сделать всё культурно и цивильно, но… Но.

— Из горла, как школьники, сбежавшие с уроков? — предлагает Лив, и что-то дразнящее, озорное на миг сверкает в её взгляде, когда она салютует Гектору бутылкой. — За незабываемое Рождество! — не без иронии провозглашает она и делает глоток. Огневиски обжигает язык и пищевод, прокатывается вниз, распространяя по телу приятное тепло. Хороший напиток.

— Держи, не отравлено, — Лив отдаёт бутылку Стауту и сверкает улыбкой. — И как тебе только совести хватило проверить это на мне, а, Гек?

Были бы они школьниками, она бы ещё ткнула его локтем под рёбра за такую наглость — заслужил. Но всё это было так давно. Они теперь другие. Наверное. Или нет?

Племяннику, чтоб его.

- Юноша, по вам очевидно, что аллергия у вас разве что на дачу искренних признательных показаний. Как аврор с опытом говорю, - хмыкаю я.

Ну, то есть. Не так чтобы с первых секунд очевидно. Я вполне допускаю, что этот юный Пожиратель со взглядом невинного агнца от музыки вполне способен измотать нервную систему любому дознавателю прежде, чем тот сообразит, что его морочат. Но только, осознав, что перед ним не просто музыкант, а актер-самородок, гуманнее этот дознаватель точно не станет. Но не посвящать же Ника в эти тонкости? Возгордится еще так, что нос к потолку приклеится.

Что не так с Темным Лордом? Да как бы так это... в двух словах и чтобы не закончить жизнь под Авадой?

- Потому что живой племянник всяко лучше мертвого. Вот почему, - морщусь я. Ну что за дите малое, простых истин не понимающее? - Тем более, если мертвым он станет во имя весьма сомнительных истин.

Темному Лорду там не икается еще, интересно? Или можно уже просить домовиков поставить дополнительный прибор на праздничный стол для семейного ужина, который уже вот-вот начнется, а мы все никак с Ником не договоримся - кто из нас все-таки идиот и что с этим делать дальше?

А Ник тем временем удивительно отзывчиво, даже не отбрыкиваясь, отвечает на мой вопрос. Ой, лучше бы молчал. Или лучше бы я не спрашивал? Ох уж эта жизнь, полная сложных вопрос без однозначных ответов!

Но, честное слово, секунд тридцать я надеялся на то, что Ник придуривается. Но нет, выражение лица серьезное и даже какое-то удивленное, мол, что я опять не так сказал?

- Ник, чьих сказок про Темного Лорда ты наслушался? - вкрадчиво интересуюсь я в ответ. - Имя, фамилию, адрес, список родственников и смертельно опасных аллергий. Чтобы я мог сходить и прибить этого... диверсанта.

Если сейчас выяснится, что это ему бабушка песенки на ночь в детстве пела, то выйдет, конечно, неловко. Но с дражайшей родительницей я все-таки поговорю. Потому что мечтать о внуке-Пожирателе - это еще ладно. А вот выращивать в его голове фантазии, несовместимые с реальностью - вот это уже глупость несусветная. Особенно, когда речь о вот этом вот конкретном внуке. Который и без чужих сказок всякого нафантазирует.

Подпись автора

В каждой женщине живет: стерва, дура, ведьма, ангел и принцесса.
Кого разбудите, того и получите. (с)

- Только тем, что понимание этого о вашей сущности приведет к тому, что отбиться от веритасерума у вас не получится. Ну и умение сопротивляться его воздействию тоже имеет свои границы, - сухо отвечаю я.

Вот же... Неслух! Видимо, пока шею себе не свернет, ничему не научится. Надо было, что ли, правда позволить ему попасться аврорам? Был бы урок на всю жизнь. Прямо таки пожизненный. С одноименным сроком в Азкабане.

- Ничего, юноша. Если вы теперь на службе у Темного Лорда, бояться бабушку вам не пристало, - хмыкаю я. - Более того, вам пристало ставить Лорда превыше всего на свете. Готовы к этому?

В принципе, конечно, мое возмущение на Ника обусловлено тем, что я был немногим старше него, когда меня занесло на службу к нашему Бессмертному Лидеру, чтоб его, да что ж даст.

- Папа... Значит.

Как удобно, однако, валить на мертвого.

Нет. Ну не то чтобы я совершенно уверен в том, что Ник сейчас врет. Вовсе необязательно. Только брат мой умер достаточно рано. Когда ж он только успел напихать сыну в голову всякой ерунды, которую мне теперь расхлебывать? Вот же напасть очередная.

- И сколько тебе было, когда он эти сказки рассказывал? Может, они вообще не про Лорда были? - интересуюсь я, а дальше продолжаю уже жестче, практически без внутреннего сочувствия. Чай, не красна девица и не собственная матушка, а Пожиратель Смерти в полный рост. Тьфу! Короче, должен выдерживать и терпеть. - И, кстати, стоит ли мне напоминать, что твой отец кончил плохо и рано. Уж не из-за тех ли идеалов, а?

Которые, право, такого не стоили, если уж так-то. Есть иные способы бороться за место чистокровных во главе пищевой цепочки магического мира. Не такие кровопролитные. И не настолько бесперспективные в долгосрочной перспективе для всех, кроме самого Лорда, будь он неладен, хотя с этим у него и так плохо.

- Право, Ник. Будет крайне печально после жены и брата потерять еще и тебя, - ровно добавляю я. Слишком ровно. Пристально глядя ему в глаза. - И они, знаешь ли, тоже умирать не планировали. Но результат нам всем известен.

Подпись автора

В каждой женщине живет: стерва, дура, ведьма, ангел и принцесса.
Кого разбудите, того и получите. (с)

Когда Гектор подтверждает её теорию, Лив только кивает — вроде бы, между делом, но, разумеется, с полной уверенностью в том, что этот раунд остался за ней. Стаут может считать иначе, если это потешит его самолюбие — не её проблемы.

— Полагаю, что бы это ни было, часы или браслет, ремешок — это только обрамление к самому артефакту. Выходит, редкий камень? Или часовой механизм, зачарованный на то, чтобы за считанные минуты вытягивать из человека всё оставшееся время жизни? — Лив бросает взгляд на «мумифицированное» тело чуть поодаль и на миг сдвигает брови. — Того, кто это придумал, надо найти и скормить дементорам. А сам артефакт — уничтожить к дракклам. Ну, или отправить к вам в отдел, — смилостивилась она. — Насколько я понимаю, для мира он после этого в любом случае будет потерян.

Пока Стаут ведёт себя, как последний нахал, и старательно делает всё возможное, чтобы не показаться джентльменом, всё очень просто: Лив не чувствует себя обязанной ему ни в профессиональном, ни в личном плане, и это здорово облегчает дело. Пока всё идёт так, как идёт, они могут спокойно подначивать друг друга, и это не имеет ровным счётом никакого значения. Работе это не мешает, а о чём-то большем речи не идёт — и прекрасно. Можно с чистой душой расплыться в улыбке на очередную колкость Гектора и не вспоминать о том, что было раньше. Именно так Лив и поступает. Во всяком случае, старается.

— И кто я в твоей личной иерархии ядовитых существ? Королевская кобра? Кубомедуза? Или, может быть, скорпион? — Лив улыбается, забирая бутылку у Гектора. Забавно, но по нему даже сейчас видно, что крепких напитков он привык избегать — слишком правильный, слишком целеустремлённый, слишком дорожит своей репутацией. Кто может пошатнуть её здесь, в каморке, где они заперты с бездыханным телом какого-то бедняги? Пожав плечами, Лив усаживается прямо на пол рядом со Стаутом и собирается сделать глоток, когда он говорит нечто такое, что заставляет её повременить. «Так расслабляться»?! Секунду Лив смотрит на него, пытаясь понять, не притаилась ли где-то тут ирония, но Гектор выглядит непогрешимо серьёзным, и потому она не выдерживает и заливисто смеётся.

— И ты утверждаешь, что уже успел расслабиться? Гектор, ты чудовищный зануда! — отсмеявшись, торжественно сообщает Лив и салютует бывшему сокурснику бутылкой огневиски. — За отдых!

Второй глоток даётся легче, уже не обжигает пищевод, хотя по-прежнему согревает внутренности. Напиток хороший, с этим им повезло. Конечно, распивать чужой огневиски рядом с трупом — сущее безумие. Но Лив не верит, что сегодняшний вечер что-то решит. Во-первых, они заперты здесь вдвоём — ну, или втроём, это как посмотреть. Во-вторых, убийца вряд ли сюда вернётся. Он уже получил, что хотел, и артефакт явно забрал с собой. Их и позвали-то сюда слишком поздно…

А Гека уже потянуло на философствования с уклоном в ностальгию, и это, вероятно, о чём-то должно говорить. Только Лив не уверена, о чём именно. Маленькая откровенность Стаута впечатляет своей внезапностью, но не настолько, чтобы выбивать из колеи. Да, в школе он тоже всегда был точно таким же: правильным до мозга костей и перфекционистом во всём, за что брался. И таким же занудой, как теперь. Хотя… судя по его готовности распить с ней эту бутылку, годы всё-таки изменили его к лучшему.

— Знаю, — отвечает Лив, давя тихий смешок и возвращая огневиски Гектору. — Ты всегда был таким деловым и жутко амбициозным, как будто тебе нет дела ни до чего другого. Это стремление быть во всём лучшим всегда казалось мне несколько болезненным, — призналась она. — Хотя это, в каком-то смысле, мотивировало. Ну, знаешь, чтобы всякие слизеринцы не думали, что они на голову лучше гриффиндорцев.

Лив снова улыбнулась. Школьные годы были полны своих условностей и отличались особенным мировосприятием, повторить которое во взрослой жизни невозможно. Но это были хорошие годы.

— И как твой фундамент? — поинтересовалась она. — Достаточно крепкий? Тебя всё устраивает?
Эти вопросы можно было толковать узко, а можно и глобально. Лив не настаивала — но ей было любопытно.

— Зачем мне что — аврорат? — уточнила она, оценивая вопрос Гектора. — Это просто: я ненавижу светские приёмы, — поделилась Лив доверительным шёпотом. — Если хочешь серьёзно, а ты по-другому не умеешь… — она на мгновение задумалась, — быть степенной матроной какого-то там чистокровного рода, сидеть дома с детьми и мило улыбаться гостям — это не моё. А на что ещё может рассчитывать девочка из благополучной чистокровной семьи? Да ни на что, — фыркнула она. — Одни нелепые обязательства и навязанные традиции, никакой свободы выбора. Меня это никогда не устраивало.

Она смотрит на Гектора. Достаточно исчерпывающий ответ? Может, хочешь спросить что-нибудь ещё?

Эта Мэри, несмотря на всю свою инаковость, нравилась Ласу. Она явно не относилась к нему с предубеждением (а могла бы!), рассуждала здраво и держалась тоже хорошо: не тушевалась, не выдумывала лишнего, не подозревала его во всех смертных грехах. Рассудительная, зрелая волшебница с миловидным личиком и гривой цыганки, она явно знала, как общаться с мужчинами, даже если они волки. Когда Мэри чётко и понятно изложила ему свои соображения на счёт объединявшей их ситуации, Лас только хмыкнул — одобрительно, впрочем — потому что не сразу нашёлся, что ей ответить.

К пирожному он не притронулся, но от чая не отказался. Вдохнув ароматный парок пока ещё слишком горячего напитка, Лас отодвигает тарелку в сторону, смотрит на волшебницу. Думы её тяжёлые, он это чувствует. Ничего удивительного после тех известий, которые он принёс. Но ему самому любопытно другое — и почему бы не спросить? Нет таких причин.

— Что стало с твоим мужем?

Однако намного больше Ласа интересует зелье — то самое, аконитовое. Он видит, что Мэри говорит о нём как-то неодобрительно, но не понимает, почему. Мало испытано? Есть побочные эффекты? Что-то другое? Может быть, ей просто не понравился его вопрос? Лас думает, прежде чем ответить. До сих пор Мэри не давала повода заподозрить её в каком-то подвохе, а ему очень нужно узнать побольше, поэтому он решается.

— Хотел бы, — Лас подкрепляет свои слова кивком. — Не для себя. В нашей стае есть дети… подростки. Они непривычны, им больно. Значит, регистрация — единственный путь? И что потом — ходить каждый месяц в Министерство или в Мунго за заветной дозой?

Так себе перспективка, если честно. Как будто сажают на поводок… Лас морщится, ему это не нравится. Лучше уж потерпеть. Все как-то привыкают. Он так увлечён этим вопросом, что едва не пропускает то, что Мэри говорит о себе самой. Врач родильного отделения — ну надо же.

— Тебе подходит, — констатирует Лас и зачем-то прибавляет. — Ты добрая.

Они, конечно, не друзья — так, случайные знакомые, которых свёл вместе под Рождество злой рок и чужая смерть. Но он был бы не прочь иметь такого друга. А может, и не только друга… Мечтать не вредно, дорогой волк. Но о таких женщинах лучше даже не мечтать — как минимум, чтобы не портить им жизнь. У них она своя, другая.

— Из тебя бы получилась хорошая цыганка, — поддавшись порыву, всё-таки говорит Лас, и утыкается в чашку с чаем. — Вкусный. Спасибо.

Я же ставлю. Угу. Разумеется. Если бы.

Вообще-то, все несколько сложнее. Но объяснять это придется слишком долго. И тогда мы не просто опоздаем на ужин - мы его пропустим.

И, в любом случае, я старше и опытнее Ника. Этого должно быть достаточно, чтобы на пытаться нас сравнивать. Но кто же в двадцать с небольшим осознает такие простые и элементарные вещи? Понимание значимости возраста приходит значительно позже, когда тебе уже достаточно лет, чтобы осознавать, насколько моложе тебе те, кому меньше лет, чем тебе, и начинать догадываться - логическим путем, что возраст тех, кто существенно старше тебя, тоже значит немало. Ник еще слишком молод, увы. И рискует так и не повзрослеть.

- Не то чтобы ставлю... Разделяя его взгляды, я уже давно не разделяю его методы, хотя и не ставлю его об этом в известность - негромко хмыкаю я. - Но моя жизнь не слишком-то дорога мне. В отличие от твоей. Едва ли твоя матушка переживет твою преждевременную кончину. Вот только ты, Ник, хм...

А, собственно, что это я, на самом деле? Я же знал, с самого начала знал, что время назад не отмотать. Так далеко "маховик", даже если удастся раздобыть его в Отделе Тайн, крутить нельзя - слишком опасно и слишком многие события рискует затронуть. К тому же, может не помочь - и Ник все равно примет то же самое решение, не посоветовавшись со мной. Так толку?

- Ты теперь в том положении, когда неважно, что ты будешь делать - ставить Лорда превыше всего или не ставить. В первом случае, твои шансы погибнуть на одном из его заданий или сесть в Азкабан, крайне велики. Молодняк для него - это просто разменная монета. Даже приближенный молодняк, осчастливленный меткой, все равно - разменная монета. Как и все мы, впрочем, но старых друзей он ценит чуть выше, чем всех остальных. Пока те не начинают ошибаться, разумеется.  Во втором же случае рано или поздно он убьет тебя сам. Ты, конечно, можешь сейчас возразить, что он и так может тебя убить, если ты не будешь на его стороне. И окажешься прав. Но предателей он убивает куда более долго и жестоко, чем изначальных врагов. Короче говоря, незавидную судьбу ты себе избрал с крайне печальными перспективами, - вздохнув, продолжаю я. - И если бы тебе хватило ума сначала поговорить со мной, то я бы тебе это все объяснил. Но теперь, все верно, уже поздно. А что делать? Хм.

Я морщусь, беру артефакт, вручаю его обратно Нику. Конечно же, никак нельзя позволить ему провалить первое серьезное задание. Тем более, что он и правда с ним почти справился. Пускай принесет добытое Лорду. Тот останется доволен. И хотя бы сам этого дурня не убьет. В ближайшее время. А дальше будет видно. Если бесконечно искать и находить пути, чтобы оттянуть чью-то смерть, есть шанс, что однажды делать это больше не потребуется, потому что угроза жизни исчезнет. Сама - или с чьей-то помощью.

- Знаешь, нам с тобой не остается ничего другого, кроме как действительно пойти на ужин к бабушке и надеяться на то, что ты окажешься более везучим, чем моя супруга и твой отец, - резюмирую я. - Можешь отдать это Лорду прямо сейчас, а я, так и быть, объяснюсь с бабушкой.

Я выразительно выгибаю бровь.

- Но это не значит, что ты можешь вовсе пропустить семейный ужин. Иначе тебя уже убьет наша уважаемая миссис Гринграсс, невзирая на все мои старания по ее нейтрализации, так что никакой Темный Лорд не успеет раньше.

Подпись автора

В каждой женщине живет: стерва, дура, ведьма, ангел и принцесса.
Кого разбудите, того и получите. (с)

Дядюшке Тому
Мяч на дядюшкиной половине поля, и вот сейчас мне действительно остаётся только замереть и ждать приговора. В том, что вердикт высокого суда будет обвинительным, я уже не сомневаюсь: я всё сделал неправильно, я ни с кем не посоветовался, я всюду виноват. По версии дяди Тома, разумеется. Но есть вещи, с которыми спорить трудно. Например, смерть. Тётя Айрис и папа, всё-таки, к нам уже действительно не вернутся. Я, правда, пока вполне себе живой и даже невредимый — хотя в данном случае это для меня, скорее, минус. Умер бы — избежал бы сеанса нотаций. И рождественского ужина заодно. Трудно быть живым.

Но услышать кое-что о принципиальной позиции любимого дядюшки по отношению к нашему дорогому Повелителю в самом деле весьма любопытно. Значит, разделяет взгляды, но не методы. Но Милорду об этом неизвестно. Или известно, но он делает вид, что нет, потому что ему пока так удобнее. Не значит ли это, что Томас уже сам причислил себя к той, второй, группе, которая не ставит Тёмного Лорда превыше всего и которой светит долгая мучительная смерть от его руки? А ведь именно это он мне только что и сказал!

В первые секунды я даже не могу найти слов, чтобы ему ответить. Я поражён до глубины души — тем, насколько мы похожи. Плевать я хотел на «печальные перспективы» и жёсткую, болезненную смерть. И дядя Том, очевидно, тоже. Сам же говорит, что собственная жизнь ему не слишком дорога, — в точности, как и мне моя. А что? Ничего феноменально ценного в ней нет. Ну, так — живу, копошусь, как все. То есть, я, конечно, лучше, чем все. Но в метафизическом смысле моя жизнь от других ничем не отличается. Я бы даже сказал, как-то она пустовата. До недавних пор — точно была.

— Тебя послушать, так Повелитель в любом случае поубивает всех — и врагов, и друзей. А тех, кто не помрёт от его руки, или завалят авроры, или отдадут дементорам. — И ведь самое смешное, что дядя, наверное, знает, о чём говорит, — вот только большой разницы я для себя не вижу. — Нам всем когда-нибудь придётся умереть. Суть в том, как прожить время, которое нам отпущено. Я лично собираюсь сделать это максимально интенсивно. Поэтому извини, что не посоветовался с тобой раньше. Но вряд ли это что-нибудь изменило бы.

Не знаю, может, дядя Том по-прежнему хочет меня прибить в воспитательных целях, но добытый в том чёртовом доме артефакт он всё-таки возвращает мне, и в этот миг меня обуревают весьма смешанные чувства. Вообще-то, этот вечер должен был стать моим триумфом. А вместо этого я получил взбучку от дядюшки и ещё неизвестно что — от бабушки. И, вроде бы, хорошо, что мы с Томом, наконец, об этом поговорили, но сильно легче от этого никому, держу пари, не стало. Зато хотя бы эта гнетущая недосказанность ушла. Это же хорошо? Должно быть так. А в остальном: поживём — увидим.

Когда дядя Том великодушно разрешает мне прямо сейчас посетить Милорда и доложить ему о том, как прошла операция, изъявляя готовность самому броситься на амбразуру бабушкиного негодования, у меня глаза на лоб лезут от удивления. Такого поворота я точно не ожидал, хотя, если задуматься, всё логично. Он ведь мне сказал, что ценит мою жизнь. Я, правда, не понял, почему, но сейчас это неважно.

Артефакт ложится мне в ладонь тяжёлым грузом, и вместо облегчения я чувствую что-то напряжённое, клейкое и изломанное. Не могу сказать, что мне это нравится, — от этого ком в горле и кошки скребут на душе. И в то же время, всё правильно.

— Спасибо, — говорю я, не переставая хмуриться. — Я ценю. И постараюсь управиться поскорее, чтобы переключить внимание бабушки на себя. Вернусь живым, обещаю.

Куда мне теперь деваться.

«У меня никогда не было другого выбора», — говорит Стаут, и Лив стоит большого труда удержаться от того, чтобы его не поддеть. Всегда есть выбор. Просто мы не всегда готовы себе признаться в том, что сделали неправильный. Ну, или варианты нас не устраивают.

— Не приходилось, — легко соглашается она. — Но я никогда не хотела учиться на Слизерине. А старая Шляпа, между прочим, подумывала меня туда запихнуть. Пришлось пригрозить ей, что, если она это сделает, я проберусь к ней ночью и сожгу.

Лив смотрит на невозмутимое лицо Гектора и тихо смеётся.

— Ну ладно, шучу. Но Слизерин она мне и правда предлагала. У меня там отец учился — может, поэтому? Наследственность, все дела.

Она всё-таки его поддела — но надеялась, что это прозвучало достаточно по-доброму, потому что на этот раз Лив сделала это не нарочно, поддавшись силе инерции. Чтобы компенсировать непреднамеренную колкость, она сменила тон и попыталась пояснить, что имела в виду.

— Наше происхождение — не то, что мы можем изменить. Но ведь это ещё не всё — далеко не всё, что нас определяет. И, независимо от того, какая в ком течёт кровь или кто на каком факультете учился, мы с тобой, в сущности, очень похожи, Гектор. Мы оба оказались достаточно амбициозны и честолюбивы, чтобы не пойти по стопам родителей, и достаточно упрямы и трудолюбивы, чтобы отстоять свою позицию. Разве не так?

И тут случается маленькое чудо. Даже два сразу. Во-первых, Стаут делает уже второй глоток огневиски (да, Лив считает). Во-вторых, он произносит нечто совершенно невероятное. Лив даже приподнимается, чтобы повнимательнее на него посмотреть.

— Не может быть, Стаут, ты научился шутить?! Куда катится мир! — но это тоже уже не сарказм и даже не ирония — так, обычное дружеское поддразнивание. Удивительно, что Гектор, кажется, чувствует это. По крайней мере, он ничем не выдаёт, что обижен, так что остаётся шанс, что её слова восприняты правильно.

Более того, он сам продолжает разговор, который получается у них неожиданно содержательным и осмысленным. Сказал бы кто Лив ещё два часа назад, что она будет вот так сидеть бок о бок с Гектором Стаутом в подсобке, хлестать огневиски из горла и болтать за жизнь, она бы первая подняла такого предсказателя на смех. В её привычную картину мира нынешняя форма досуга никак не вписывалась — уж точно не в компании Стаута. Обмен дежурными колкостями — это ещё куда ни шло. Но по-настоящему поговорить, как это иногда делают нормальные взрослые люди? Нет, мир, определённо, сошёл с ума. Можно было бы списать этот прогрессирующий сюрреализм на алкоголь, да только выпили они пока всего по паре глотков.

— Не знаю, — она пожимает плечами — не легкомысленно, а спокойно, как человек, много раздумывавший над этим вопросом, но так и не нашедший ответа. — Я перестала планировать свою жизнь примерно с тех пор, как поступила на эту службу. Предположим, с нынешним графиком остаётся не так много времени на личную жизнь — но у меня её всё равно нет, поэтому я не страдаю. Если я что и планирую, так это поймать и посадить побольше бандитов. А всё остальное — уж это как получится, — Лив делает короткую паузу, смотрит на Гектора. — А ты? Доволен своей жизнью, или тебе по-прежнему чего-то не хватает?

Лив тянет руку за огневиски, но Стаут преподносит ей очередной сюрприз — до бутылки она так и не дотягивается.

— Гектор, я тебя не узнаю, — со всей серьёзностью заявляет Лив, в то же время лихорадочно обдумывая его вопрос. Отвечать или не стоит? Может, это такая своеобразная шутка с его стороны? А может, отшутиться лучше уже ей?

— Хорошо. Но имей в виду, ты сам напросился, — предостерегает Лив. — Я жалею о том, что тогда, на выпускном, не припёрла тебя к стенке и не заставила объясниться, какого лешего ты вдруг пригласил эту зануду Тэрренс. Как ты вообще мог… — она морщится и качает головой: не тот вопрос. — Зачем ты это сделал, Гек?

Потому что она всё может понять, всю эту личную драму вокруг недостижимой чистокровности и высокого уровня притязаний — но почему нужно было из-за этого так картинно бросать её прямо перед выпускным балом?! Ну, не совсем бросать, между ними ничего особенного не было. Но ощущения те же.