20-24 февраля
...А назавтра было на работу…
Джудит Чан проснулась позднее обычного в своей огромной комнате в особняке и некоторое время вспоминала, почему она тут и что из того, что она помнит - правда. Только что она искала маму по всему дому и каждый раз заставала лишь свидетельства того, что она только что была тут. Дымящаяся чашка чая на столике в библиотеке, коробочка с вышивкой: игла воткнута в край канвы и едва обернута ниткой, запах её духов в коридоре. Джудит сначала окликала её, но не получала ответа, лишь натыкалась на её следы, а потом перестала окликать и просто искала, искала, открывая все двери, и те, что были в доме, и те, что появлялись вдруг… Это точно был сон. Ей всегда снится, что она ищет маму, если устает или очень огорчается.
То, как говорили с Шеном полночи - это было правдой. Они говорили. И пили вино, хотя не собирались. И не то чтоб становилось легче от этого - тяжесть просто отодвигалась на потом. Как обезболивающее заклятие - сама боль никуда не уходит, просто тело её не чувствует. Сейчас все выпитое накануне вино отдавало легкой болью в висках - но не настолько болезненно, чтоб оставаться в постели.
То, что вчера поругались с Роджером - это не должно было быть правдой, но это правда. Джудит торопливо натянула одеяло на голову и зажмурилась в надежде, что она так полежит - и это окажется сном. Не оказывалось. И чем больше Джудит об этом думала, тем больше это походило на окончательный безнадежный разрыв. Совершенно внезапно, быстро, как удар саблей. Она полежала бы еще. Пролежала бы весь день - так не хотелось возвращаться в эту новую неудобную болезненную реальность. Но - рабочий день. В её крохотном секретарском уголке на просторном рабочем столе достаточно бумаг, чтоб закопаться в них и сделать вид, что ничего не произошло. Она так и сделает…
Первый день так и прошел - весь в работе, допоздна, сверхурочно. Без перерыва на обед. Потому что кафетерий напоминал, кофе напоминало, даже коридоры Министерства, по которым она шла к кафетерию - все-все напоминало, что где-то тут должен был быть Роджер. За столиком напротив. Или - ладно, не каждый раз ему удавалось выбраться, - хотя бы в виде мысли о нем, теплой, с улыбкой, с яркой доверчивой бабочкой в груди. Теперь на месте бабочки был комочек горечи.
Вечер с братом, потом ночь почти без сна, и наутро из зеркала на неё смотрело выцветшее умертвие, с красными глазами. И сколько косметики ни наноси - все равно умертвие. День второй после ссоры прошел под знаком вины.
Все сыпалось из рук: на документах появлялись кляксы, терялись слова и целые строчки, чашки выпрыгивали из рук. Все верно… так и должно быть. Она все делает неправильно. Глупая, некрасивая, неловкая! Главное - глупая. Она чем-то обидела Роджера. Не может быть, чтоб причиной была болезнь брата, вот просто не может быть. Не брат, а она разочаровала Роджера! Вот тогда появились первые слезы. Сначала они копились в горле, потом, переполнив её, стали выливаться там, где она оказывалась: на страницы писем, на пустой стол, в ладони. Ей что-то говорили, а она плохо понимала. Что? Н-нет, все хорошо, я хорошо себя чувствую… Домой её отправили пораньше.
Вечер с Дэри… Вечер разговоров, слез, обнимашек и купленного в лавке за углом шоколадно-кремового торта. Сяо-Сяо на коленках, перемазанное кремом довольное лицо Кики… Да, она дура, глупая, некрасивая, неловкая. Она все только портит. Но есть люди, эльфы и звери, которые её за что-то еще любят и пока еще с ней. А значит, все будет хорошо! Обязательно! Ночь на диване в гостиной, уснув на полуфразе, головой на коленях у лучшей подруги - самой лучшей в мире!
День третий: со мной все хорошо, спасибо, что вчера отправили домой. Ровная улыбка, ровный цвет лица, никакой горечи в груди. Только пустота. Как в бутылке из-под вина. Ничего, пустота заполнится, пустота не бывает вечной. Пройдет дней десять… нет, десять - мало… ну сто, сто дней точно будет достаточно, чтоб там перестало болеть, саднить и отдаваться эхом. Просто нужно время, улыбайся!
Вечер в большом доме. Брат спустился в подвал, она едва успела его застать и обнять. Перекинуться парой слов. Да, с ней все в порядке, правда, не волнуйся. Доброй ночи. Ночь, полная слез. Внезапно вспомнилось все-все хорошее, что с ней было за эти недели. Минуты нежности и доверия, разговоры и смех, и какие у него глаза… и плечи вспомнили, как он её обнимал, и губы - черт, что их теперь оторвать и выбросить? И сердце вырвать и выбросить, ей больше не нужно, оно только грустит. Она бы все сейчас отдала, от всего бы отказалась, только бы на минуточку снова с ним увидеться. Можно ничего не говорить, даже не приближаться, только узнать, как он там? С ним все хорошо? Ведь он же не грустит, так, как грустит она, правда? Если бы грустил, он бы пришел к ней.
День четвертый - пустота, ставшая привычной, работа, совершенно не заполняющая пустоту. Вечер в пустом девичьем доме. Дэри ушла к друзьям, а раз не звала её, значит, пожалуй, к одному другу. Да если бы и звала, Джу не пошла бы. Надо было побыть наедине со своими мыслями, выплакать все слезы, вспомнить все хорошее, проститься, отпустить…
Все переменилось так быстро, что Джу ощутила это как еще один удар. Вот только что она в слезах и соплях пыталась склеить себя обратно и вдруг: стук в дверь, незнакомцы, взрыв, Доркас, которую не узнать - и вот она уже опять в большом пустом доме! А еще через несколько минут - мертвый Кики у неё на руках.
И теперь уже все, что она все в эти дни складывала и склеивала по кусочкам, все снова разрушилось: глупая беполезная дура! Что же она наделала! Бедный Кики… Бедный Роджер, он правда любил этого старого лопоухого домовика...
- Подпись автора
Легкомыслие - милый грех...