О, Эвелине несомненно не было безразлично их знакомство. Ее переполняли разные эмоции ровно с момента, как этот наглец позволил себе подвесить ее в воздухе за лодыжку, вот только вряд ли это были те эмоции, на которые он намекал. Он был неотесан в ее понимании, неухожен, похож на увальня даже будучи трезвым и не удосужился надеть рубашку даже по такому интригующему поводу, как допрос в Министерстве магии. Впрочем, его абсурдное бесстрашие не могло не интриговать. Она была уверена, что нашла бы способ упрятать его за решетку, если бы захотела.

Ведьма окинула кусок картона пренебрежительным взглядом, но отметила и золотой блеск и аккуратный рисунок. Не разглядела целиком, потому что мужчина опустил его ей в карман раньше, но усмехнулась на своеобразное приглашение. Промолчала, посчитав его в очередной раз безумцем. Ей это нравилось - бередило в душе воспоминания о почти забытых временах под чутким присмотром Торфинна, дававшего волю ее глупой уверенности в собственном всесилии.

Она рассмотрела визитку уже лишь в кофейне недалеко от Министерства. Выполнена та была со вкусом и не имела более никаких опознавательных знаков. Ни адреса, ни часов работы, ни предложения оставить отзыв. Что там еще обычно пишут на таких приглашениях в кафе или бар. Ее позабавило то, что заведение было не для всех. По ее мнению, втереться в доверие торговца было не так уж сложно, если визитка оказалась в ее руках. Ему стоило пересмотреть концепцию понятия "свои", если он не хотел однажды осознать, что его бар превратился в проходной двор.

Морана удержалась от желания заявиться в бар тем же вечером. Соблазн был велик, но она не собиралась даваться так просто, показывая заинтересованность. Она бы выждала дольше, будь у нее чуточку больше терпения, но любопытство взяло свое, когда следующим днем, закончив с работой через пару часов после официального конца рабочего дня, ведьма все же потратила некоторое время и оказалась перед дверью "Колючего змея". Название ей крайне импонировало.

Опознавательных знаков не было, только дверь, в которую через секунду раздумий Роули постучала, следуя правила вежливости. Картонка в руке блеснула золотом и погасла, а дверь отворилась, пропуская гостью внутрь.

Она не терялась, направляясь к бару, и не искала хозяина заведения целенаправленно. Он, несомненно, рано или поздно нашел бы ее в собственном баре, тем более, что людей было не так уже и много. На первый взгляд все выглядело прилично, не считая, конечно, того, что это было заведение человека сомнительной чистоты крови, сомнительного рода занятий, не менее сомнительного контингента на самой отвратительной улице магической Англии. В целом, пока все было... приемлемо.

Впрочем, впечатление от места было изрядно подпорчено на середине бокала виски. Один из гостей, не слишком пьяный, но, кажется, чересчур наглый, жаждал ее внимания, уповая на то, что "видел где-то ее мордашку". Эва чувствовала, как начинала постепенно вскипать. Доставать палочку не хотелось. Уходить не было в ее правилах, пусть это и было отчасти неразумным.

Она подвинула палочку все же ближе, поднимая мрачный взгляд на мужчину:

- Если ты сейчас же не заткнешься, видеть больше точно никогда не сможешь.

Роули зацепилась взглядом за полупустую бутылку виски, стоящую прямо на расстоянии вытянутой руки. Мысль о том, как та разбивается о голову мужчины, мелькнула в сознании приятной, будоражащей фантазией. Видел Один, она готова была сделать это, если он не послушается ее совета.

Эвелина не была из тех, кто озирается пугливо в поисках подмоги - та ей была ни к чему. Ее сложно было воспринимать как барышню в беде, не говоря уже о тривиальных ассоциациях с башнями и драконами, тогда как если кто и мог закошмарить деревню и спалить ее дотла, так это она сама. Этот случай не был исключением - мужчина был пьяный, наглый и не слишком сообразительный, раз продолжал лезть к ней с таким отчаянным упорством. Ее это утомляло. Не пугало, не заставляло нервничать, утомляло. Как бесконечные вопросы одного из ее стажеров, который по итогу был сослан в архив разбирать бумажки и подшивать журналы.

Она сжала в руках палочку, раздумывая лениво, что может охладить пыл мужчины, когда перед ней, загораживая, выросла широкоплечая и интригующая фигура владельца заведения. «Грег» был возмущен, и она совершенно точно впервые за вечер была с ним солидарна.

Эвелина наблюдала с интересом за тем, как Рембрандт пытался восстановить справедливость на своей территории и считала его благородство ужасающим. В принципе, все как и было описано в той не слишком объемной папочке, которую она заполучила в руки на допросе.

Она поймала его взгляд, растерявшийся на мгновение, когда мужчина осознал, кого пытался защитить, скептическим своим. Вздернула бровь, склонила голову с интересом. На секунду скользнула неприязненным взглядом по слегка раскрасневшемуся лицу пьяного покорителя девичьих сердец, или кем там себя мнил Грегори. Ее забавляло, что Редгрейв жаждал не просто его прогнать, но требовал извинений, в которых она не нуждалась.

- Всегда влезаешь так бесцеремонно в чужие разговоры? - ведьма поинтересовалась насмешливо, делая глоток. Мужчину он держал крепко, поэтому за собственное благополучие она не переживала, позволяя себе отпустить палочку и выглядеть расслабленно. - Я не просила о помощи.

Роули, в принципе, устраивал подобный формат общения, и она собиралась продолжить с нравоучениями, однако была перебита другим посетителем. То ли просто неравнодушным, то ли составлявшим компанию тому самому Грегу. Его пьяное и кретинское "Эй, какие-то проблемы?" заставило ее поморщиться отчасти брезгливо и напомнить, отчего она избегала мест, подобных этому. Впрочем, торговец кичился, что это место было только для своих, намекая на его эксклюзивность. Стоило все же помнить, что понятие "свои", вероятно, у них различалось.

Он подошел к ним не слишком трезвым, но очевидно целеустремленным шагом. Обостренное алкоголем желанием пустить в ход кулаки зудело и подгоняло, а потому мужчина не церемонился. Рембрандт получил внушительный удар в плечо в ту же секунду, заставив ее некрасиво выругаться и потянуться к палочке. Присмиревший Грег вырвался следом и завелся в пару мгновений вновь, распаляясь сильнее, и потянул ее за руку, стаскивая со стула.

- Какого черта ты влез, - она прошипела зло, обращаясь к Натаниелю, отбрасывая в следующую секунду в сторону заклинанием Грега. Ей приходилось держать себя в руках, чтобы не усердствовать слишком сильно, тогда как по ее мнению, каждый из этих пьяниц заслуживал нескольких переломанных конечностей.

Эва, как и он, не горела желанием ввязываться в потасовку, которой могло бы не быть, если бы не его обостренное чувство справедливости. Рыцарь на белом коне, от которого проблем по итогу было больше, чем пользы. Она была уверена, что справилась бы с неприятной ситуацией с меньшими потерями, чем ситуация грозила обернуться сейчас. Не говоря уже о том, что она молилась всем богам, чтобы никто в этом заведении не признал в ней пресс-секретаря Министра. Она порой об этом забывала, но знала слишком хорошо, как много значит репутация, когда занимаешь определенные должности. Знала, потому что не раз пользовалась чужими грехами и слабостями в свою пользу.

- В следующий раз будешь думать, прежде чем лезть не в свое дело, - ведьма огрызнулась, подмечая как к ним направляется третий из их не слишком приятной компании.

Вероятно, лучшее, что она могла сделать - слинять оттуда ровно в этот момент. Под шумок, оставляя Редгрейва разбираться со своими гостями самостоятельно, тем более, что это была его проблема, но никак не ее. Но она была слишком раззадорена, слишком зла как на них, так и на него с его средневековым благородством, вынудившим его встать на защиту какой-то девицы, что считала себя вправе остаться на вечеринку и воздать по заслугам. Тем более, что ему очевидно пришлось бы не сладко, вздумай она бросить его здесь одного. Впрочем, благополучие торговца ее волновать было не должно.

Роули позволила себе отвлечься, когда увидела в его руках трость, которой, справедливости ради, он управлялся достаточно ловко для человека, в магической традиции которого использование ее было не в чести. За эти годы она узнала достаточно о консервативной и чопорной Англии, чтобы осознать, что местные магии редко использовали такие непривычные артефакты. То, что это был несомненно артефакт, было очевидно. В основном, здесь предпочитали что-то вроде ее кольца. Оставляя посох пылиться в поместье, она не могла не признать, что это было удобнее. Однако глядя на то, как Рембрандт управлялся с тростью, она поневоле испытывала особую ностальгию.

Последнее, что увидела Морана, прежде чем помещение погрузилось во тьму - то, как Натаниэль ударил тростью по полу. Ей обязательно стоило с ним пообщаться на эту тему, но, по всей видимости, несколько позже.

Она поплатилась за свою невнимательность, когда кто-то толкнул ее в темноте, а после дернул на себя и попытался схватить за руки. Ведьма забилась, стараясь вырваться и досадно, нелепо выронила из рук палочку. Чертыхнулась громко, отпихивая от себя мужчину, и сделала несколько быстрых шагов в сторону наугад, ближе к барной стойке. Уперлась в нее лопатками, обещая себе следом, что убьет владельца этого заведения. Зрение вернулось в тот же момент, и она огляделась, оценивая быстро обстановку. Искать палочку по полу было безумием. Слева от нее блеснула призывно бутылка, которую шведка приметила еще в самом начале вечера.

Роули взяла ее в руки ровно то мгновение, когда один из шайки обезумел настолько, что кинул наугад режущим заклинанием. Один раз, второй. Одно из заклинаний пролетело мимо, опалив неприятно плечо.

- Сукин сын.

Она выругалась некрасиво, не задумываясь, и он обернулся следом в ее сторону, делая несколько шагов вперед. Ведьма раздумывала с мгновение, прежде чем дернуться вперед, пытаясь проскочить между ним и Грегом, чтобы не оказаться зажатой у барной стойки, но он вскинул руку на звук, ловя ее в темноте. Она действовала рефлекторно, не осознавая последствий, когда в ярости замахнулась бутылкой, в которую вцепилась мертвой хваткой. Эва попала точно по затылку и вздрогнула мелко, когда следом раздался оглушительный звук бьющегося стекла.

Мужчина выпустил ее руку за мгновение, прежде чем рухнуть на пол.

Эвелине пришлось быстро пару раз моргнуть, чтобы глаза быстрее привыкли к свету, который зажегся также внезапно, как и ранее погас. Толпа ломанулась в сторону выхода, поступая разумно, потому как веселье закончилось и более здесь ловить было нечего. Тем более, что все самое интересное в темноте они уже и так пропустили. Редгрейв выглядел взбудораженным, вероятно не менее, чем она, и ведьма не могла его осуждать - по всей видимости ему пришлось поднапрячься сильнее, чем ей. Она все еще держала в руках горлышко бутылки, на всякий случай, не желая оставаться без какой-никакой защиты, пока не найдет палочку.

- У меня большой жизненный опыт, - шведка огрызнулась в ответ на "комплимент" о ее способностях и перевела взгляд на мужчину, лежавшего перед ней. Липкая кровь, стекавшая на пол, заставляла напрячься, но она не торопилась проверять собственные догадки. В отличие от Рембрандта, которому тут же вздумалось проверить пульс. Пульса, ожидаемо, не было. Ожидаемо, потому что она отдавала себе отчет в том, с какой силы била. В отличие от изнеженных выпускников Хогвартса, ее образование, в том числе домашнее, включало в себя много аспектов подготовки.

Роули раздумывала лихорадочно, но знала правильный ответ, пожалуй, сразу. Ей не нравилось, что мужчина не стеснялся называть ее по фамилии и обязательно с упоминанием должности, и она полагала, что он сведет ее в могилу раньше, чем ее собственные неосторожные действия. Ей очевидно не хватало Торфинна, который всегда знал, как избавляться от досадных неприятностей, но ностальгировать времени не было.

- Я пришлю домовика убраться здесь, пока не нагрянули хит-визарды. На труп в баре твои дружки вряд ли смогут закрыть глаза.

Она обошла тело со стороны, перевела задумчивый взгляд на Натаниэля, осознавая, что других вариантов, куда деть его прямо сейчас у нее нет. Только домик Торфинна, в котором происходили вещи и похуже, чем убийство в пылу пьяной драки. Это место и создано было для вещей в разы ужаснее, и если никто ранее так и не смог обнаружить его, значит вряд ли сейчас где-то было место безопаснее. Тем более, что ни на ней, ни на нем это место не числилось ни в одном документе. Торфинн был чертовски предусмотрителен, питая собственных монстров.

- Поднимай его, - ведьма скомандовала твердо и уверенно, не вдаваясь сильно в подробности, - для начала его надо убрать отсюда.

- И сними барьер с паба, я не хочу тащиться с трупом на улицу, чтобы аппарировать.

Эвелина бросила на мужчину недоверчивый взгляд, когда он заявил, что у него есть домовик. Обычно эти существа были прерогативой чистокровных семей, откуда у торгаша с Лютного мог подобный взяться, оставалось загадкой. Впрочем, не той, которая заслуживала сейчас ее внимания, когда у них были проблемы посерьёзнее. Не впутывать в происходящее своего домовика ее абсолютно устраивало, учитывая, что она жаждала выйти из ситуации с наименьшими потерями для себя. 

Труп как таковой ее не пугал. Ее вообще мало что могло испугать после нескольких лет жизни с Торфинном и чужое бренное тело, как и щедро разлитая кровь, не были в этом списке. Единственное, что ее волновало всерьёз - чистота собственной репутации, которую ей удавалось сохранять с большим трудом, и она не собиралась портить ее так глупо. Проблема, впрочем, была ещё в том, что кажется ей предстояло посвятить чужака в те тайны, которые никому более знать не полагалось. Взвешивая все «за» и «против», это казалось единственным верным вариантом. Меньшим злом, если подобное определение было вообще уместно.

⁃ У Торфинна есть домик на такие случаи. О нем никто не знает, он не числится ни на ком из нашей семьи. Если бы его нашли, Торфинна приговорили бы к поцелую дементора, не меньше.

Роули не хотела вдаваться в подробности того, зачем именно ее родственнику был нужен этот дом, и что там происходило. Порой не без ее прямого участия. Эта информация, впрочем, была несомненно лишней, учитывая, что Рембрандт не питал особой любви к таким, как она. Последнее, что ей было нужно - чтобы у него сдали нервы, а он в свою очередь сдал ее хит-визардам.

Она считала, что выполнила его условия, пояснив, куда они направляются, а потому не сдерживалась, поторапливая его недовольно следом, пока поднимала с пола собственную палочку:

⁃ Поднимай его, черт возьми, хватит болтать.

Ведьма дождалась, когда он потянет на себя остывающее тело, и схватила его следом за руку, крепко держа за локоть. У неё не было проблем с трансгрессией, но перемещаться втроём с трупом, когда из них только она знала дорогу, мероприятием было своеобразным. Она представила место, куда они направлялись, пожалуй даже чересчур ярко, прежде чем взмахнуть палочкой.

Они приземлились не слишком мягко, но прямиком посреди подвала. Морана не была уверена, где именно оставлять тело и нужно ли делать с ним что-то дальше, чтобы избавиться от его существования вовсе, но полагала, что совершенно точно не стоит оставлять его на подушках в гостиной. Подвал так или иначе для хранения подходил лучше всего, не считая того, что был в целом помещением не для слабонервных.

Она позволила себе не обращать внимания на элементы пыточной, когда зажгла в помещении свет.

⁃ Мы здесь в безопасности, но стоит подумать, что с ним делать. Мне не нравится запах разлагающегося тела.

Эвелина считала, что он задавал вопросы, на которые не желал знать ответа. По крайней мере, она не так уж рвалась посвящать его в подробности их с Торфинном хобби. Пожалуй, потому что в отличие от родственника куда четче осознавала, что именно они творили, пусть ей и нравилось и пьянило то чувство свободы, которое он ей давал. За два года без него она смогла обуздать эту жажду крови и чужой боли настолько, чтобы вернуть себя прежнюю, ту, которой она была до знакомства с ним - презирающую нормы, но все же следующую им. Так было безопаснее. Жизнь несомненно теряла краски, но она не рвалась составить компанию Торфинну в соседней камере. Без него ее некому было сводить с ума настолько.

- О, брось, Редгрейв, я не собираюсь каяться в своих грехах.

Ведьма не издевалась и не насмехалась и была достаточно серьезна, чтобы дать ему понять, что он не получит от нее ответов на свои вопросы. Он не был похож на дурака, как бы ей ни хотелось считать иначе, а потому мог догадаться обо всем сам. Инструменты, разложенные на первый взгляд хаотично, но все же строго в соответствии с тем порядком, который предпочитал Роули, не оставляли простора для фантазии. Или же наоборот, оставляли слишком большой. В любом случае, он точно знал в каком направлении думать, тем более, что имел честь быть знакомым с Пожирателем лично.

- Ты можешь похоронить его кости с почестями, если очень хочешь этого.

Морана не была уверена в том, что собиралась сделать, но его вопрос о методах Торфинна подтолкнул ее к тому единственному способу, который она знала. Фантазия, впрочем, подкидывала и иные варианты, но ни один из них, пожалуй, не был столь рабочим. Не считая, конечно, пламени, но оно грозило привлечь к ним ненужное внимание, к тому же запах подпаленной плоти ей не нравился тоже. Она вообще была на удивление чувствительна к подобного рода неприятным запах, но при этом была совершенно не брезглива, когда речь заходила о крови и иных издержках их небольшого хобби.

- Есть заклинание, которое оставит от него только кости. Торфинн умел избавляться и от них, но мне вряд ли хватит на это сил.

Ведьма поделилась ровно, оценивая трезво собственные способности. Несмотря на то, что именно она однажды поделилась с родственником этими чарами, он достиг в их освоении куда больших высот, чем она. Вероятно, дело было в практике - у него ее было попросту больше. Признавать разность магического потенциала она не собиралась даже сейчас.

- Вообще-то это заклинание не входит в базовый курс некромантии, но мой преподаватель был тот еще выдумщик. Показал однажды, как разъедаются живые ткани.

Она задумалась, подбирая сравнение:

- Похоже на кислоту.

Эвелина взглянула на мужчину внимательным, цепким взглядом, оценивая, как тот ощущал себя после подобных откровений. Ей не нужны были чужие истерики, и она помнила прекрасно, что он пострадал от рук ее родственника. Впрочем, она была бы разочарована, сдай у него нервы сейчас. Ее отчего-то это будоражило - посвящать кого-то столь неподходящего в подобные подробности.

- Если у тебя есть другие предложения - не стесняйся.

- Но знай, что я не собираюсь копать ему могилу, рано или поздно это приведет сюда всех ищеек Министерства.

Эвелина не сомневалась, что все это было для него в новинку. Пусть у него был немалый опыт работы хит-визардом, но она полагала, что подобное увидеть ему было негде. Пожиратели Смерти, которых они ловили, не были садистами и психопатами через одного. Большинство из них воспринимало убийства и пытки как досадные издержки их большой цели. Платой за обретение могущества и власти. Говоря откровенно, она не знала больше никого, кто упивался бы чужими страданиями так, как Торфинн.

- Как ощущения, Редгрейв? Это тебе не чужие ногти коллекционировать, - она фыркнула с дружелюбной насмешкой внезапно, разглядывая мужчину с интересом. Он держался неплохо для человека, оказавшегося в пыточной. Ему, впрочем, везло - глядя на него сейчас она не могла отделаться от мысли, что он мог познакомиться с этим местом куда раньше, если бы это вздумалось ее родственнику. Он, несомненно, пытал его со вкусом, но ведьма знала, что он был способен на большее. И Нейту это "большее" вряд ли удалось бы пережить.

Ее это раззадоривало - его интерес, охотничий домик Торфинна, тонкий, чуть уловимый запах крови. Сейчас, когда в голове обрисовался хоть какой-то план, ситуация больше не ужасала своей плачевностью. Пожалуй, вызывала нездоровое, странное веселье. Кто бы мог подумать, что она будет делиться подобными откровениями с пьяницей, торгашом из Лютного, чья чистота крови уже была достойным поводом оказаться в этом подвале в качестве желанного гостя.

- Я феноменально вяжу морские узлы и накладываю сглазы.

- Может ты проклят с нашей первой встречи, поэтому теперь тебя преследуют неудачи.

Морана шутила, однако не признать его "везение" после знакомства с ней не могла. Вероятность, что она его прокляла в сердцах, стремилась к нулю, но насмешка судьбы была впечатляющей.

Она подошла ближе к телу, коснувшись носком туфли его плеча, чуть толкнув, оглядывая задумчиво. Остекленевший взгляд, упирающийся куда-то в потолок, не вызывал приятных ощущений.

- Переверни его на живот. Не хочу смотреть, как будет разъедать его лицо.

Ведьма отдавала себе отчет в том, что вряд ли заклинание, которое она собиралась использовать, было приятным в принципе, как и то, что было законным вовсе, но терять ей уже было нечего. Разве только попытаться сделать эти мгновения чуть более красочными. Тем более, что то были не мгновения - исполнение заклинания обещало занять внушительное количество времени.

- В дальнем шкафчике должна быть бутылка рома.

Роули считала, что он разберется сам, что с ней делать, когда после некоторых раздумий, презрела правила приличия и села на пол неподалеку от тела. Вздохнула глубже, проговаривая заклинание и проводила завороженным взглядом серебристое искрящееся облако, вырвавшееся из палочки и устремившееся к трупу, чтобы окутать его целиком. Она услышала шипение, увидела переливы ярких цветов и почувствовала, как задрожала в руках от напряжения палочка. Пока все шло по плану, и она надеялась, что так и продолжится.

По мнению Эвелины, спасала она их обоих. В ее картине мира тот факт, что она не бросила его разбираться с этим самостоятельно, не стерла ему память, не нашла еще миллион и один способ от него избавиться, был верхом благородства, на которое она не думала, что способна. Она решала, нравилось ему это или нет, их общую проблему, иначе следующий его визит в Министерство был бы связан уже с убийством, а не с незаконной торговлей чужими личностями, на которую легко можно было закрыть глаза за сотню галлеонов.

Ведьма проследила взглядом за поисками бутылки, не заботясь о том, может ли он найти что-то еще. Вероятно, ничего хуже того, что она уже ему продемонстрировала, Рембрандт найти попросту не мог.

Она поморщилась, почувствовав неприятный запах, грозивший заполонить собой все помещение. За эти годы Морана, пожалуй, забыла, насколько неприятными были подобные сопутствующие, неизбежные моменты. Торфинн не давал ей поблажек, заставляя убираться за собой, как бы сильно она ни ненавидела это. Он повторял, что только кропотливое, въедливое отношение к деталям может уберечь ее от Азкабана. Его самого это не уберегло.

- Боюсь в ближайший час, если не больше, нам придется терпеть компанию друг друга.

Роули усмехнулась, но держалась дружелюбно, насколько это было возможно. Основная сложность заключалась в необходимости сохранять концентрацию, на фоне чего бутылка рома не казалась хорошей идеей. Она, в свою очередь, все же была уверена в собственных силах.

Ведьма перехватила палочку в другую руку, забирая у мужчины бутылку. На бокалы рассчитывать не приходилось, да, в общем-то, к цивилизованному распитию алкоголя момент и не располагал. Она сделала глоток аккуратно, не усердствуя. Чуть поморщилась, чувствуя, как обжигает горло.

Морана взглянула на мужчину внимательнее, не считая время удачным для разговоров по душам, но следуя внезапному порыву. Ею двигал живой, отчасти нездоровый интерес всковырнуть зажившую рану, чтобы посмотреть насколько та была глубокой.

- Ты не ответил на мой вопрос, - она протянула ему бутылку обратно, поясняя, - как ощущения?

Ее, впрочем, волновало больше другое.

- Что он с тобой делал, Натаниэль?

Эвелина любила неудобные вопросы. В основном – наблюдать за тем, как люди отчаянно искали на них ответ, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями. Скалились, огрызались, злились, нервничали. За годы работы в Министерстве у нее накопилась целая коллекция чужих реакций на ее вопросы. В отличие от них всех, она умела держать лицо. Умела еще со школы, пусть ей приходилось прикладывать для этого ощутимые усилия. Потому что для нее это всегда было вопросом выживания.

Она любила неудобные вопросы, но не любила, когда их пытались задавать ей. Вопрос Натаниэля, впрочем, был не столько неудобным, сколько в определенной степени наивным. Потому что они жили с разными ценностями, и ему было невдомек, насколько возбуждающей могла быть чужая теплая кровь на коже. Об этом действительно было сложно забыть.

- Серьезное обвинение в адрес представителя Министерства, не находишь?

Ведьма интересовалась спокойно, отчасти забавляясь тем, как уверенно он обвинял ее в «зверствах». Особенно, сидя сейчас здесь, рядом с ней. Она проследила за тем, как он потушил окурок в луже крови, и улыбнулась мягко. Во всем этом несомненно было определенная доля искусства, доступного, однако, не каждому. Красиво, безумно, презрительно по отношению к чужой жизни. К жизни вообще. Ей это нравилось – пренебрежение, насмешка над моралью и нормой.

Редгрейв не терялся, и это импонировало. Роули держалась расслабленно, но наблюдала цепко, чтобы подметить, что ее вопросы не давались ему так уж легко. Однако он не был вспыльчивым, эмоциональным мальчишкой, чтобы выйти из себя так легко. Его выдержка интриговала. К сожалению для него – заставляла хотеть всковырнуть глубже.

- Тогда пей, - она усмехнулась, подначивая протянутой обратно бутылкой. Впрочем, не отдала сразу, делая сначала глоток. – Нам некуда торопиться, успеешь вспомнить и забыть снова.

Эвелина не была готова к встречным откровениям, особенно о том, что испытывала в этом доме она. Вероятно, потому что он бы все равно не понял ее.

- Рано или поздно всем начинает нравиться чувствовать власть над чужой жизнью, - она говорила всерьез, но будто отшучиваясь от него, - поверь, тебе бы тоже понравилось, Редгрейв.

Она полагала, что знала, о чем говорила.

- Тебе повезло не оказаться здесь. Не уверена, что отсюда кто-то, кроме меня, выходил живым.

Морана озвучивала очевидные вещи, но хотела, чтобы он знал. Чтобы кто-то из них сказал вслух то, о чем они оба, она была в этом уверена, думали с момента, как он впервые оказался здесь. Ей не приходилось задумываться об этом раньше – как могла бы сложиться жизнь кого-то из жертв Торфинна.

- Ему нравились такие как ты – до тошноты благородные, - ведьма фыркнула, переключаясь следом без паузы, - поделишься сигаретой?

Эвелина считала, что он, как типичный хит-визард, не понимал разницы между догадками и признанием. Он мог думать о ней, о том, что происходило здесь, и о ее личном участии в этом все, что ему могло прийти в голову, но обвинять ее напрямую у него не было возможности. Ей удалось это чудом после поимки Торфинна - сохранить репутацию и свободу, и она относилась к подобным вещам достаточно ревностно. Он, впрочем, считал, что выбирать слова было уже поздно. Не сейчас, когда заклинание, сотворенное ею, разъедало кожу и плоть несчастного, попавшего ей под руку. Отправляться под суд так нелепо - после потасовки в баре - она не собиралась.

- Если человек выглядит как преступник и думает, как преступник, значит, он и есть преступник, да, Нейт? - она усмехнулась, не глядя на мужчину, но разглядывая тело перед ними.

Ее забавляла его уверенность, что ему бы не понравилось ощущать власть над чужой жизнью. В ее картине мира он вряд ли понимал, о чем говорил. Вряд ли - потому что не испытывал никогда этого так, как испытывала она. Либо же действительно был тем редким, почти уникальным человеком, который, испытав это, смог бы отказаться после сам. Она была уверена, знала наверняка, что все это было схоже с действием тех зелий, веществ, вызывавших зависимость. С каждым разом ты жаждешь большего. Однажды ему стоило бы это попробовать.

Эвелина чуть нахмурилась, оставляя бутылку на полу между ними. Не настаивала, потому что ей, в общем, было все равно, собирается он пить или нет - убеждать его разделить с ней выпивку она не собиралась. Ее начинало это утомлять - его тошнотворная правильность. Здесь, в этом чертовом подвале, слышавшем самые пронзительные крики, которые только можно было вообразить, они оба играли в одну и ту же игру, принимая ее правила. В игру, в которой позволяли друг другу залезть туда, где им обоим было не место. Ей не нравилось, когда правилами игры пренебрегали.

- Тогда какого черта ты тут делаешь, Редгрейв? Такой правильный, независимый и гордый, что ты делаешь сейчас со мной в подвале Торфинна?

Ведьма растянула губы в холодной, насмешливой улыбке, наблюдая за мужчиной внимательно. Она не собиралась ссориться, более того не скрывала, что ее интересом в отношении его воспоминаний двигал лишь собственный эгоизм. Вот только насмехаться над тем, что он пережил, она не собиралась. Но ему, видимо, чересчур нравилось видеть в ней зло и ставить их по разные стороны. Пусть он и старался держаться спокойно.

- Для человека, которому все это не нужно и омерзительно, ты слишком жадно осматриваешься, Рембрандт.

И она не собиралась осуждать его за интерес. За тот ворох чувств, которые в нем вызывало все здесь. Она лишь презирала попытки убежать от самого себя, чем он, по ее мнению, и занимался с момента, как оказался здесь. Ведьма продолжила следом без перехода, вспоминая его вопрос.

- Я приехала в Англию, когда мне было 18. С тех пор вся моя жизнь была связана с Торфинном.

Отвечать на не заданные вопросы Морана не собиралась.

- Без него мне приходится... сложнее.

Эвелина не сдержалась от смешка, разглядывая мужчину внимательно. Он ей отчасти даже импонировал. Она не знала, в чем было дело - в обстоятельствах их вынужденного пребывания здесь или в том, как он рассуждал, отчасти забавно на ее вкус, но ей начинало доставлять это удовольствие.

- О, ты меня уже защищаешь, - она, впрочем, не издевалась, но не могла промолчать на его уверенное заявление о том, что она не была преступницей. По законам магической Англии и, вероятно, любого другого государства несомненно была. Несомненно, он хорошо осознавал это. Попытка найти в ее истории двойное дно, копнуть чуть глубже принятых клише, интриговала. Возможно, если бы он не ушел из департамента добровольно, его стоило выгнать за излишнюю рефлексию о том, о чем им думать не полагалось вообще.

Ей нравилось, что он выходил из себя. Скалил зубы раздраженно, отвечая на ее вопросы. Это значило, что они попадали в цель, а больше ей пока было и не нужно. Только раззадорить, выводя на эмоции и заставляя хоть немного открыться. Она ценила, когда люди умели защищаться, окружая себя броней, но сейчас считала ту неуместной и скучной.

Впрочем, тех откровений, которыми он решил поделиться, ведьма не ожидала тоже. Алкоголизм не был в числе тех пороков, которые она считала достойными существования. В нем было мало интересного, мало благородного, безумного тоже мало, если не считать безумием бесцельно потраченное в забытье время. Она сдержалась, чтобы не сморщить носик лишь потому, что это, кажется, тоже было последствием общения с ее родственником.

- Под "алкоголиком" ты подразумеваешь то, что тебе нравится жалеть себя и потакать своему желанию напиться в попытке найти утешение? - она отозвалась отчасти жестко, но не собиралась его жалеть. Настаивать на выпивке не собиралась тоже, подвинув бутылку к себе и делая глоток.

Вопрос Натаниэля был отчасти наивным, но он словно отказывал ей в тех человеческих качествах, которыми так гордился сам. Ее не смущало говорить об этом, однако Морана этого не любила - обсуждения собственных слабостей. Зависимостей, когда речь шла о людях, усилиях, которые ей приходилось прилагать, чтобы получить желаемое. Она считала, что говорила ему и так уже достаточно, чтобы не вдаваться в подробности их отношений с Торфинном. Той части, которую она собиралась оставить для себя, не посвящая никого в подробности. Отчего-то это ей хотелось скрыть больше, чем то, в чем справедливо обвинял ее мужчина. То, что ей скрывать стоило бы тщательнее, а не пренебрегать собственной безопасностью в желании добраться до чужой такой интересной натуры, исследуя границы дозволенного.

- Он как-то забыл спросить меня, хотела я этого или нет, - ведьма повела плечом легко, без лишней драмы. - Послушай, Рембрандт, в первую очередь он предложил мне свободу. От такого редко отказываются.

- Но ты бы, конечно, отказался, да? - она уточнила насмешливо, вставая с холодного пола. Сделала несколько шагов в сторону, сокращая расстояние. Оглядела инструменты, разбросанные на столе, почти нежно, ностальгически. Она, возможно, и не скучала по тому, что происходило здесь, но скучала несомненно по присутствию Торфинна, занимавшего собой все вокруг.

Роули бросила внимательный, чуть задумчивый взгляд на мужчину, прежде чем подошла ближе, наклоняясь. Коснулась ненавязчиво плеча, улыбаясь непривычно тепло. Ему вряд ли могло это понравиться, как и то, что она собиралась сказать.

- Знаешь, почему ты все еще здесь, Редгрейв? Потому что все это будоражит твое воображение не меньше, чем мое.

- Только ты жаждешь понять, каково это, а я единственная, кто может тебе помочь.

Эвелина считала, что свобода была чертовски переоцененным по сложности понятием. Не было ничего сложного, загадочного или двусмысленного в том, чтобы определить свободу как возможность любить своих демонов открыто. Потакать им, не стыдиться их, не пытаться от них избавиться. Ее видение отдавала чем-то почти религиозным - убежденностью, что в человеке не могло быть что-то не так, что-то сломано. Не считая статуса, чистоты крови и прочих атрибутов. Говоря лишь о нем самом. Она была благодарна Торфинну за многое, но в особенности за это простое осознание, что в ней все было правильно. Вспыльчивость и эмоциональность, за которые ее стыдили в школе. Жестокость, которая осуждалась в целом. Все было правильным и таким, каким быть должно было.

- Не думаю, что у свободы так много разных трактовок, - она отозвалась уверенно, немного бескомпромиссно, не умея иначе.

Морана посерьезнела вслед за ним, чуть отстраняясь. Его вопрос не звучал для нее праздным и шутливым, и он ошибался, если считал, что она искала себе напарника. Без родственника понятия о человечности становились более осязаемыми, и она уж точно не горела желанием делать из бывшей жертвы палача. Хотя в известной степени этот сценарий не мог не занимать ее голову. Вот только превращаться сейчас в Торфинна она не собиралась.

- У тебя не получится так, как у меня.

Ведьма все же усмехнулась, не желая, впрочем, его чем-то оскорблять. Хотя и оскорбление было сомнительным - вероятно, он мог посчитать за благо то, что ему вряд ли удалось бы стать такой, как Торфинн или, к примеру, она.

- Вставай, хватит сидеть.

Роули считала, что они уже насмотрелись на труп, и дальше тот как-нибудь справится без них. Процесс шел, силы постепенно уходили, все было в порядке. Для Редгрейва у нее было кое-что поинтереснее, если он так хотел понять происходящее. Она не пропустила то, как он славно перевел все на нее, обвиняя ее в желании продемонстрировать плоды их с Торфинном трудов. Она не осуждала - признаться даже себе в своих темных сторонах порой было чертовски сложно. Ему должно было понравиться то, что она собиралась ему показать.

Ведьма поманила его за собой, предлагая пройти вглубь подвала. Остановилась недалеко от клетки, пригодной для содержания крупных животных. Животных Торфинн, впрочем, никогда не держал. Она открыла один из шкафчиков рядом со столом, вытащила небольшую коробку. В такой лучше было бы хранить драгоценности, но ее тогда они интересовали в меньшей степени.

- Открой.

Эва протянула шкатулку мужчине, наблюдая за ним и поясняя следом:

- Эти колдографии делала я. Как напоминание себе о том, что здесь происходило.

Отчасти она ощущала себя исследователем. Горе-экспериментатором, который прощупывал другого в поисках той черты, за которой начиналось чужое безумие. Натаниэль демонстрировал завидное спокойствие и силу духа, стойко выдерживая все происходящее, но она знала наверняка, что что-то должно его сломать. Что-то здесь, что-то в их общих воспоминаниях, что-то в том безумии, которое творилось под чутким руководством Торфинна. Она не ставила себе подобной цели - ломать его сейчас, но хотела знать почти с ребяческим интересом, как надолго его хватит. Вот только все происходящее не походило совсем на детскую забаву.

Эвелина изменилась в лице на мгновение, позволив тревоге пробежать тенью, когда он выронил колдографии из рук. Отвернулся, задышав тяжелее. Уперся рукой в стену, словно боялся потерять равновесие. Она замерла, наблюдая за ним, немного растеряно, не ожидая подобной реакции. Он должен был кричать, обвинять ее, своего мучителя, проклинать это место и все вокруг. Все, что угодно, но не стоять, опустив голову и стараясь жадно поймать воздух. Она редко терялась, но сейчас отчего-то не понимала, что делать с этим вовсе.

Ведьма пришла в себя, когда он заговорил. Вместе с тем пришло и осознание происходящего. Она взглянула на мужчину мягче, делая шаг к нему. Чтобы с ним ни происходило, то очевидно было последствием впечатлений от общения с Торфинном. Видимо, повторявшимся с определенной периодичностью. Это было по-своему привлекательно.

Эвелина коснулась его плеча сначала осторожно, но после увереннее, заставляя выпрямиться и взглянуть на нее. Сократила расстояние еще больше, не считаясь с его личным пространством, чтобы обнять аккуратно. Не усердствуя, но позволяя опереться на нее. Она слабо представляла, что происходило сейчас с ним, но чувствовала этот парализующий страх.

- Дыши. Все хорошо.

Все действительно было хорошо для него - он был жив, а Торфинн доживал свой век в тюрьме. Она, впрочем, осознавала, что это вряд ли было достойным утешением после всего пережитого, чтобы успокоить его сейчас так просто. 

- Впечатляющее зрелище, да?

Она спрашивала без издевки, ловя следом его взгляд. Улыбнулась почти тепло, считая между делом, что слишком с ним нянчится, а он вряд ли даже может оценить широту ее жеста. Коснулась, поддаваясь порыву, его лица, проводя подушечкой большого пальца по лицу. Улыбнулась шире, забавляясь неуместно ситуацией. Воистину абсурдной, учитывая кем была она, и кем был он. Он ей несомненно нравился.

- Это ты хотел увидеть, Натаниэль?

Редгрейв приходил в себя быстрее, чем она ожидала. Все же с выдержкой, пусть он и называл себя так отчаянно алкоголиком, у него все было в порядке. Возможно, стоило немного потренироваться, но в целом он справлялся лучше многих. Лучше тех, кого она видела, бьющихся в истерике, слетавших с катушек от страха и боли. Ей не нравились те, кто сдавался быстро. Ее учили по-другому, всех вокруг нее учили по-другому, если ты был слаб, то тебе попросту не было места в Дурмстранге. Если ты сдавался, когда тебе холодно, страшно, больно, то ты был не больше, чем пустым местом.

Эвелина скользнула быстрым взглядом по его руке, когда он перехватил ее запястье. Ему и не должны были быть приятны ее прикосновения, но она подмечала это также, как и он - отстраняться он не торопился. Держался чересчур близко, поддерживал эту игру чересчур охотно, пусть это и давалось с определенным трудом и потерями. Она посчитала разумно, что просьбы прекратить так и не услышала, а все невысказанное она предпочитала игнорировать.

Натаниэль был прав, подмечая, что среди колдографий не было новых. Ничего, что намекало бы на то, что этот подвал продолжал использоваться, и здесь до сих пор звучали чьи-то крики. Дом был очевидно заброшен, а колдографии следовало уничтожить, но она хранила их то ли воспоминанием, то ли напоминанием. Заниматься же этим одной она никогда не стремилась.

- Для этой игры всегда нужны двое, - она пожала легко плечами. - Без Торфинна все это не имеет смысла.

Потому что без него всего происходящее было бы попросту актом садизма, который редко вдохновлял ее сам по себе. Чужие страдания не приносили удовольствия без контекста, пусть она и знала нескольких безумцев, которым кровь нужна была попросту ради крови. Это было скучно, безыдейно, немного низко.

-  В самом убийстве нет ничего интересного. У меня слишком много работы, Редгрейв, чтобы тратить время попусту, - она усмехнулась, отзываясь искренне. С момента, как Торфинна посадили, эффективность ее работы выросла в разы.

Роули не осуждала и не обвиняла, задавая следующий вопрос между делом, но наблюдала за мужчиной внимательно:

- Ходят слухи об увлекательных допросах в подвалах Министерства. Доблестные защитники правопорядка добывают признательные показания. Неужто уговорами?

Ведьму забавляло, что он не стремился отодвинуться от нее. Выпустить ее руку, сделать шаг в сторону, когда очевидно он уже не нуждался в ее поддержке. Ее это раззадоривало. Она подалась чуть ближе, пользуясь тем, что по-прежнему сохраняла легкое, ненавязчивое объятие. Провела почти невесомо кончиками пальцем по широкой спине, рисуя незамысловатый узор и чувствуя его напряжение под рукой.

- Ты можешь уйти. Если, конечно, хочешь этого.

Отчего-то Морана сомневалась, что уходить он в самом деле хотел.