По приезду в Англию вместе с Лордом перед Антонином встал непростой выбор профессии: было необходимо не столько прикрытие, сколько стабильный доход для поддержки его непростой истинной деятельности. Выбор был непростым, потому что Долохов сразу после школы посвятил себя преподаванию, некромантии и глубокому изучению Темной магии, а это были не самые желательные строчки в резюме нормального человека. Открыть свое дело, как Каркаров, не представлялось ему возможным, хотя бы потому что он просто не знал, какое дело собственно открывать. Туры по следам известных некромантов?

Рейнард Лестрейндж подсказал, что можно удобно устроиться целителем в Мунго. К его чести, он сразу добавил, что лишние глаза там не помешают, потому что там работал его сын — подающий надежды Пожиратель, которому было необходимо дополнительное внимание. Рейнард почти добавил «отеческое», но Долохов довольно быстро и не менее доходчиво пояснил, что это точно не к нему.

В целом, прикрытие в Мунго было удачным: на удивление опыт в некромантии дал доступ к моргу, а опыт в Темной магии («Только в рамках школьной программы Дурмстранга, что вы что вы!») добавил негласную должность консультанта по темным материям. Так что, в целом, для некогда профессора мало что изменилось, и у него даже имелось подобие студента в виде Рудольфуса.

По записи принимать было тупо приятнее: меньше неожиданностей. Например, можно за минуту до прихода пациентки устало и удивленно покоситься на имя: Беллатрикс Лестрейндж. Зачем жена Рудольфуса пришла в Мунго по записи к колдомедику того же ранга, да еще и в тот день, когда ее муж, собственно, не работает?

Ну начинается. Какая-нибудь семейная тайна, о которой зачем-то буду знать я. Компромат это, конечно, хорошо, но не на своих же.

Хотя конечно же компромат на своих всегда лучше.

В дверь кабинета аккуратно постучали, а женский голос испросил разрешения войти.

— Проходите, миссис Лестрейндж, — дверь открылась, и он показал на стул перед своим столом. — Я вас внимательно слушаю, — он не расшаркивался каким-нибудь «Здравствуй, Бэлла», не проявлял дополнительной учтивости, не выказывал дополнительных знаков внимания. И не потому что он колдомедик лишь условный и не потому что не стоит доказывать, что они хоть как-то знакомы.

Просто надобности не было вообще что-то показывать. Она пришла — он выслушает. Все-таки по записи.

Отредактировано Antonin Dolohov (2020-12-14 16:31:36)

Беллатрикс спокойно поздоровалась и не менее спокойно заняла свое место пациента. Антонин не любил, когда они себя так вели: спокойствие больного говорит о том, что внутри на самом деле спокойствия нет, что на самом деле его одолевают страхи самого различного калибра и характера, но почему-то такой пациент каждый раз думает, что это напускное спокойствие позволит его врачу так же спокойно провести осмотр и поставить правильный диагноз.

Шиш там.

Врач должен сразу читать пациента: все его хлопоты, заботы, тревоги. Конечно, когда больной бьется в конвульсиях и кричит о своем состоянии, это несколько бесит, но хотя бы демонстрирует градус плачевности его состояния.

Бэлла была именно из таких пациентов. Долохов мысленно еще раз закатил глаза, убеждаясь, что его сейчас точно посвятят в семейную тайну. Он не любил семейные тайны. Они обязывают. А обязательства — худшее, что можно навязать волшебнику.

Она продолжила и затронула тему, до этого момента Антонина вообще не волновавшую: возможность зачать. Надо оставить пометку в регистратуре, что Лестрейнджи ходят только к Рудольфусу.

Что ей точно не стоило делать, так это говорить витиеватыми фразами. Будь они на уроке в упомянутом Дурмстранге, Долохов бы уже пригрозил ей дополнительным домашним заданием или заткнул бы ее Silencio просто за то, что так долго идет к сути. Что ей вообще не стоило делать, так это проводить между ними параллели. Антонин никак не стал реагировать, хотя где-то внутри слегка поднывало сказать, что его дочь вообще ее не касается, как и всех остальных, включая его самого, но он внутри себя принял решение вести себя, как колдомедик, а не как ее хороший знакомый. Которым он и не то чтобы являлся, кстати.

— Миссис Лестрейндж, я думаю, что понял вашу проблему, но далее и впредь прошу выражаться понятно и конкретно, чтобы я не домысливал, а понимал все четко и ясно, без этого мне не собрать подробный анамнез, — сказал он, не глядя на нее, погрузившись в ее карту. Нельзя сказать, что он часто сталкивался с женской гинекологией, но даже студент колдомедик бы понял, что у нее не было предпосылок к бесплодию, а репродуктивная система до некоторого времени функционировала нормально. Видимо, до того, как стала отдавать витальные силы некромантии.

Потом она протянула ему зелье, явно ожидая какого-то истинно волшебного эффекта или реакции. А я сейчас должен посмотреть на него и сказать, что это туфта или спасение? Милочка, что в твоей маленькой голове происходит?

Тем не менее Долохов открыл склянку и тут же закупорил ее. Мандрагора, очень много мандрагоры.

— Мне нужен состав, длительность применения. Я так понимаю, автор зелья — мой коллега? — сначала он решил понять, что это за зелье, а потом уже при надобности делать диагностику. Вдруг там зелье паршивое, всяко бывает.

Ему когда-то говорили, что ментальное и эмоциональное развитие женщин идет в соответствии с их возрастом, а у мужчин — с запозданием от трех до шести лет. Но вот Долохов смотрел на свою пациентку и — вне стен больницы — свою подопечную и иногда даже ученицу, и вновь и вновь убеждался, что эта формула подходит не всем. Но ты же должен быть беспристрастным, ты же колдомедик. Не лучший в своем роде, но колдомедик.

Видимо, в силу преподавательского опыта он как-то привык не обращать внимание на подобные выходки, хотя частенько не мог соотнести возраст Беллатрикс с ее поведением. Продолжал списывать на то, что юношеский максимализм проходит не всегда сразу.

Поэтому сначала на ее «Куда уж прямолинейней?» он хотел ответить так же жестко, как если бы они были на полигоне в Эссексе, но они были в больнице Святого Мунго. Да и Риддл видел в ней потенциал, поэтому в очередной раз Долохов себя одернул. Прямолинейности тебе не занимать, а вот структуры…

— Оставите зелье мне, я отдам в лабораторию на анализ, — Антонин отставил склянку и пергамент, переданный Беллой, на самом деле понимая, что дело не очень-то и в зелье.

А она могла быть права, и дело могло и правда быть в некромантии.

Многим может казаться, что некромантия — наука странная, тонкая, требующая не только отдачи физических сил, но и сил эмоциональных. Для многих студентов младших курсов, которые впервые попадают на занятия, некромантия — это что-то тайное, запретное, практически недостижимое. Правда, потом все эти мечты разбиваются о целый год изучения человеческой анатомии, потому что для работы с нежитью необходимо четко осознавать, как работает и за счет чего функционирует человеческое тело.

Каким бы странным ни казалась некромантия для тех, кто с ней не знаком, и для тех, кто только начинает ее изучение, это тоже ремесло. Не для всех волшебников, но ремесло. Действительно тонкое и требующее отдачи, но и эту отдачу можно регулировать. По крайней мере, именно так их учили в Дурмстранге и именно так преподавал в свое время сам Долохов.

Существовало немало исследований на тему того, как правильно проводить ритуалы воскрешения: вплоть до того, требуются ли ритуалы в принципе, или будет достаточно правильного заклинания. В Дурмстранге схема преподавалась на вид простая: вкупе с заклинаниями воскрешения маг должен визуализировать само воскрешение. Как он это делает, зависит уже от него самого, сколько сил и каких он вкладывает — тоже. Кто-то представлял себе запуск органов, как это делал Антонин, или, например, центральной нервной системы, кто-то связывал себя и будущего воскрешенного нитью, как это делал Каркаров. Один из его учеников вообще представлял разряд молнии из палочки, который запускал сердце. Визуализация была делом фантазии и зачастую отражала суть некроманта. Тяжелее всего приходилось тем, кто даже после курса анатомии витал в облаках касательно этого предмета и кто представлял себе воскрешение как нечто одухотворенное. Тогда студент вкладывал не физику, а свою эмоциональную составляющую, что было недопустимо, поэтому Долохов прививал ученикам в первую очередь стремление к разумному и холодному рацио.

Но Беллу некромантии учил не он.

На факультете Локи обучались в большинстве своем мальчики, девочки попадались редко, на курсе по некромантии — тем более. А даже если и попадались, то уходили после освоения обязательной базы. У Долохова не было прецедентов, чтобы кто-то тратил столько своих жизненных сил, чтобы пошатнулось здоровье, тем более было не так много опыта с женским полом. Кровь из носа, недомогание — да, отключение репродуктивной системы — нет. Это ж как надо было постараться. Хотя сложно судить по мальчишкам.

— Гипотетически проблема и правда может быть в практике некромантии, — он чуть понизил голос, потому что медсестры слишком уж любят подслушивать за приемами, особенно когда приходят такие пациентки, как Белла. Конечно, все и без того знали, кем был Долохов до переезда в Англию, но в этой стране, в отличие от Восточной Европы, все равно относились к подобным темным искусствам с содроганием и инстинктивным желанием обратиться в Министерство. — Мне надо знать, сколько вы с Ним ее уже практикуете, и какие у вас успехи. Возможно дело в реализации. Если это так, то сейчас никакое зелье не поможет, нужно прежде всего корректировать визуализацию.

Благоговение перед Риддлом всегда можно было понять. Когда он тоже на него смотрел так же, как Белла. Возможно, он и продолжал на него так смотреть, но уже с добавлением осознанности и снижением градуса общего восхищения. Но у юной Лестрейндж этот градус, казалось, не сбавится никогда. Поэтому она сначала то тушевалась, не решаясь рассказать, как проходят ее занятия «с самим Лордом», то наоборот хотела похвастаться тем, что она получает знания непосредственно от него и делает как раз-таки успехи.

И рассказывала она вроде бы довольно складно про то, как она проводит ритуал. Но эти ее слова про идеальное исполнение… Идеалист-некромант — не лучшая комбинация в этом ремесле. Когда-то совсем в юности, наверное, все-таки еще в школе, он мог бы быть таким же, но любая попытка добавления эмоций и излишнего перфекционизма отрубалась на корню. «Вы постигаете тонкую и почти духовную материю, но и ее можно разложить на практические составляющие», — учил их Бьёрниссон, и, наверное, именно поэтому Долохов в свое время выбрал некромантию своей будущей профессией. Некромантия легко граничила с чем-то невесомым и действительно духовным, в то же время будучи в некотором роде математической наукой с примесью биохимии. То самое рациональное и логическое, которое он ценил в себе и которое можно было применять к науке о жизни и смерти.

Но, как и в любом ремесле, идеалистов в нем хватало, и заканчивали они довольно быстро. Идеалисты стремились к совершенству в духовной части некромантии, как раз там, где это совершенно не требовалось.

— Миссис Лестрейндж, не воспринимайте мои слова настолько буквально, — уже чуть мягче ответил ей Долохов, понимая, что ее ершистость обусловлена в том числе его собственной реакцией. — В кабинетах омута нет, и я бы предпочел ваши воспоминания здесь не светить, но думаю, что общую суть я уловил, — он снова привычно огляделся, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Не любил он вести подобные разговоры в ненадлежащих для этого местах. — Если в зелье будет что-то, что смутит меня или лабораторию, я пришлю сову, но скорей всего это не понадобится. Я поговорю с Ним, объясню ситуацию. И продолжать заниматься вы тогда уже будете со мной.

Долохов сказал это, про себя понимая, что уже жалеет об этом. Мало того, что ему предстояло говорить с Томом об одной из наук, которая его особенно интересовала и в которой он достиг немалых высот, что значило, что он мог не принимать чужое мнение, так ему еще и предстояло объявить Риддлу, что его любимая ученица увлеклась так, что пока что гробит свой организм, а после может угробить и себя. Интересно, только я притягиваю такую хуйню?

— Если коротко, — решил он все же попытаться ей объяснить, чтобы не оставлять ее совсем в непонимании, — во время ритуала некромант вкладывает рациональное понимание процесса — это то, как вы представляете запуска сердца — и эмоциональное — это ваше стремление к идеальному исполнению. Хорошее стремление, но часто приводит к пагубным последствиям, как в вашем случае. И тут вы либо совсем прекращаете практику, либо пытаетесь исправить технику. Подозреваю, что первый вариант вас не устроит.