Нож легко нарезал твердый сыр на небольшие кусочки, которые Гестия аккуратно раскладывала на небольшом блюдце. Это отвлекало, тем более её в принципе успокаивала подобная деятельность – можно было сосредоточиться на том, чтобы все было ровно, красиво, даже если увидят это только два человека. Матушка всегда учила, что хорошо надо делать не на показ, а для себя, не ждать с дорогими вещами «особого случая», есть из красивой посуды, радовать себя любыми мелочами, потому что печали в жизни и без этого хватит. По большому счету, так и было, поэтому такие истины Джонс соблюдала, наверное, поэтому и находя хоть какое-нибудь положительное воспоминание, из которого можно было бы взять сил, когда собственные кончались.
И было очень странно слышать такие признания о родителях от Квинтуса. Да, конечно, волшебница знала, что все семьи разные, что кто-то убивает или выгоняет на улицу детей за то, что те родились сквибами, стали оборотнями или просто «опозорили» род. Но ей казалось, что подобным грешат люди, у которых уже с головой не все в порядке… С другой стороны, у большей части населения сейчас что-то не так с ценностями, а нынешний конфликт лишь вытащил все скелеты из шкафов и подвалов.
На пару секунд, наливая мед из горшочка в небольшую пиалу, Гестия подумала, что нужно еще чаще видеться с родными… Остаться у матери на пару дней, пригласить в гости Роберта и Минерву, обнять Сандерса, погулять с сестрой, встретить Аниту в Хогсмиде, если их туда еще пускают…  Просто побыть всем вместе, ощутить то тепло и поддержку, которых так не хватало. Почувствовать себя в полной безопасности, когда можно снова быть маленькой девочкой и засыпать на диване с книжкой в обнимку, чтобы папа укрыл одеялом и с утра ворчал.
- Мне жаль, что так получилось, - ей ведь действительно было просто горько от мыслей о подобной пропасти между мировосприятием и о том, что родного ребенка можно променять на какие-то пустые, давно устаревшие и не имеющие ничего общего с реальностью фантазии и «чистоте» крови, - Но думаю, что тут от тебя уже не зависит репутация, если имя печатали в «Пророке», - его она давненько не читала, - То тут хоть какие деньги заплати, общественность уже не забудет. 
Да тут даже смерть не поможет… Если на всю страну объявили, что поймали опасного преступника, оборотня, повинного вот в таком списке грехов, и назвали его имя с фамилией, то те, кто знал семью, сами все поймут, на отношениях в высшем свете это точно скажется, а все остальные как до этого не знали, так и сейчас не станут задумываться. И это было еще одним доказательством, что подобные «ценности» давно устарели. Даже без чистоты крови хватает причин, почему зачастую дети и родители предпочитают делать вид, что никогда друг друга не знали.
Но рассуждать на эту тему было неприятно, так что Гестия просто поставила на стол перед мужчиной блюдце с нарезанным сыром и пиалу с медом, прежде чем отвернуться, спокойно убирая лишнюю посуду – горшочек, разделочную доску, нож и протирая тряпицей «рабочую» столешницу около раковины.  Так даже создавалось впечатление, что ничего необычного не происходит, к ней просто пришел друг или знакомый, с которым можно спокойно поболтать, попить чаю и договориться встретиться на следующей неделе. 
Только вся эта иллюзия моментально развеивалась, стоило вслушаться в слова Квинтуса, пусть даже просто споласкивая и вытирая руки, чтобы, помедлив, снова повернуться к собеседнику лицом, потому что иначе было бы просто невежливо разговаривать, не глядя на человека.
Хотя, если честно, она не знала, что ему сказать. Он выбирал нелегкие темы для рассуждений, чтобы просто отмахнуться или сказать какую-нибудь общую фразу.
- Нет, спасибо, - волшебница все же чуть качнула головой в ответ на предложение налить вина, - Я сейчас не пью алкоголь по рекомендации колдомедиков. У меня не такой крепкий организм, как у тебя, поэтому их рекомендации лучше соблюдать.
Причин для подобных слов от врачей было множество, так что в конкретику Джонс вдаваться не стала. Не объяснять же оборотню, что вообще-то она мечтает о втором ребенке, а для этого нужно приложить немало усилий даже до беременности. Вряд ли его подобные вопросы вообще волнуют и уж точно не обрадуют.
- Сейчас ты будешь контролировать себя в полнолуние, - зелье ведь для этого и изобретали, - А поводу думать…
Гестия все же тяжело вздохнула, прежде чем сесть на свободную табурет и взять кусочек сыра, задумчиво смотря на него, но пока не решаясь откусить.
- Знаешь, мы все не думаем, что нас, наших близких это не коснется, если мы будем сидеть за закрытыми дверьми, молчать или помогать таким людям, думая что это, вроде как, поможет «откупиться». Но при этом забываем, что они изначально нас всех считают расходниками, которые не страшно потерять в любом количестве. Если бы каждый думал не о других, а хотя бы о себе, понимая, что от него легко избавятся, под раздачу случайно попадут его дети, родители, любимые, то хоть кого-нибудь бы за шесть лет поймали, хоть кто-то бы уцелел… А потом, сколько себя ни вини, мертвых не воскресить, а те, кого они использовали, даже ничего не могут вспомнить, но пошли на это сотрудничество добровольно, - пауза как-то затягивалась, но Джонс лишь наконец откусила сыр, переводя взгляд на Квинтуса, словно тот мог ей объяснить, почему люди не понимают элементарных вещей и не слушают тех, кто пытается их рассказать, - Вот даже ты… Разве, если бы вы были так нужны «союзникам» твоего вожака, вас бы выследили? На вас бы напали, когда вы максимально слабы и вам нужна защита, которую они обещали, их артефакты, их чары? Это ведь несложно, даже от поиска по крови, - а по ней, скорее всего, и нашли, Гестия же лично передала тогда, в январе, её в Аврорат, - Можно спрятать парой хороших чар на местности. Но они даже не подумали. Потому что вы сделали свою работу – напали на охотников, запугали народ до ненависти, а больше вы им даром не нужны, теперь на вас можно спустить собак, чтобы авроры были заняты, пока они учинят очередную массовую резню и найдут еще тех, кто тоже поверит, что может быть с ними, а на самом деле они его даже разумным не считают и легко пустят в мясорубку всех, кто ему дорог и его самого. Поэтому я, правда, рада, что сейчас ты здесь и начинаешь об этом думать.

Отредактировано Hestia Jones (2020-12-08 10:18:11)

Пожалуй, нужно было пойти спать. Все казалось таким странным. С одной стороны, знакомым - окружали родные стены, чистая скатерть радовала свежестью и приятным пастельным оттенком, за окном был хорошо изученный пейзаж, ровно тикали часы на стене... С другой, Гестия уже подумала о теории параллельных вселенных. Может быть, она неправильно сделала зеркальный коридор? Не завершила ритуал? И все это лишь дурное наваждение, вызванное тем, что Джонс оказалась в той временной параллели, где все в какой-то момент пошло иначе... Знать бы только, в какой... И как вернуться обратно.
Но пока что волшебница могла лишь аккуратно обмакнуть кусочек сыра в мед, задумчиво наблюдая, как янтарная сладость тяжелой каплей возвращается в пиалу. Сочетание сладкого и немного соленого ей всегда нравилось. Помнится, в подростковом возрасте Гестия даже сама пробовала варить сыр. Он получался совсем другим, но тут, наверное, был вопрос в рецепте.
По крайней мере, Джонс попыталась сконцентрироваться на этом и на светлых обоях, пока разум силился осознать слова Квинтуса. Будь на его месте кто-нибудь другой, то точно бы захотелось поспорить, возразить, что нет, мир не такой, люди не настолько паршивые. Впрочем, сейчас она все-таки слишком устала, а от этого возникала лишь вполне закономерная мысль - каждый судит по себе. По рассуждениям человека на такие темы, в принципе, можно было понять, как он относится к другим. И не то чтобы Гестию открытие таких нюансов характера оборотня удивляло, скорее убеждало, что правильнее будет молчать. В конце концов, каждый останется при своем.
- Я так не думаю, - нейтрально заметила волшебница, больше не собираясь прикасаться к еде и просто машинально поправляя волосы, - В отличие от тебя и других оборотней, авроры мне ничего плохого не сделали, они меня защищали и в Рождество, и в других ситуациях, я знаю многих из них лично и доверяю. Конечно, это не исключает того, что среди них могут быть паршивые люди, но в большинстве своем они стараются работать для чужой безопасности, а не подставлять кого-то. То, что сделал Крауч - преступление против любых законов, в том числе международных, и те, кто это пропустил, такие же соучастники преступления. К сожалению, чем больше конфликт, тем больше невинных жертв, но это не значит, что весь аврорат поголовно мне враг. Как и все оборотни. Есть лишь те, кто должен ответить за свои преступления, и я склонна помогать людям, которые признают важность любой жизни, а не используют вслепую и потом бросают, когда им больше ничего не нужно. 
Она не знала, как еще объяснить, в чем колоссальная разница между неизвестными "союзниками" и настоящему командной работой, когда точно знаешь, что тебя не бросят. Кем бы они были, если бы не вытащили Марлин и еще многих людей, попавших в передрягу из Пожирателей? Никто ведь ничего взамен не просил, не приказывал, их объединяло нечто большее, чем желание устроиться поуютнее в этом мире. Фактически, Гестия понимала, что они рискуют собой ради других каждый раз. Разве кто-то из этих союзников подумал бы даже свою репутацию поставить ради оборотней, не то что жизнь под удар? Конечно, нет... А авроры так делали... Авроры кидались в самую гущу схватки, вытаскивали раненных из-под завалов и рычащих тварей в Рождество, заслоняли собой и никогда не оставляли без помощи... Вот в чем разница... В том, как та же Марли кидалась защищать незнакомого ребёнка... Как Роберт защищал в январе девчонок, случайно оказавшихся рядом с домом Чарльза... Как Фрэнк, Гидеон, Фабиан, Аластор каждую смену подставлялись под удар сами, чтобы кто-то жил, любил, радовался солнцу и магии... Не ради денег, мести или любой другой выгоды... Это в две фразы не уложишь.
Да и не поймет Квинтус... Не тот склад ума. Такое надо объяснять постепенно, долго и терпеливо. А у Гестии сейчас не было на это сил, поэтому приходилось молчать.
Как и спорить о колдомедиках совершенно не хотелось… В конце концов, это право каждого – гробить свое здоровье, тем более, что оборотням, наверное, действительно с алкоголем было не так сложно справиться – регенерация все-таки на порядок лучше, чем у обычного человека, значит, и печень легче переносит такие «ударные» дозы.  Наверное, в другое время она бы даже записала эту мысль, чтобы потом обсудить с кем-нибудь из специалистов в Мунго из знакомых ликантропов, но сейчас лишь устали  взглянула на часы. По внутренним ощущениям была уже чуть ли не ночь, а на самом деле день едва-едва сменялся днем. Все-таки страх и тревоги отнимали слишком много сил.
- Охранные чары – это не секретные знания, для них нужно лишь достаточно образования и практики, - вот уж как человек с довольно большим кругозором и разными практиками Джонс даже в свои тридцать с небольшим знала, что многие чары можно освоить и раньше рекомендуемого. В то, что среди «союзников» не нашлось достаточно опытного волшебника, она не верила. Им просто это было не нужно, - Есть заклинание, которое накладывается на здание, скрывая всех находящихся от поисковых ритуалов, чар и артефактов, думаю, не так сложно было бы найти заброшенный дом или что-то подобное. Если бы они хоть каплю думали о вас, то не оставили бы беззащитными после полнолуния, тем более, когда авроры и охотники землю носом рыли после январских нападений, но они ведь даже не предложили, не попытались.  Или я не права? Они дали вам хоть что-то, что могло бы защитить вас, а не просто помочь вам убить больше народу и навлечь на себя всех собак Министерства? Лекарства? Квалифицированную помощь или защиту после полнолуния, когда вы максимально ослаблены и уязвимы? Полагаю, нет. И в этом разница между теми, кого используют, и теми, с кем заключают равноправный союз.  Авроры и хит-визарды делают все, чтобы пострадало как можно меньше людей – предлагают вплоть до курсов самообороны, артефакты, устанавливают барьеры, разрабатывают новые меры защиты, задействуют все ресурсы, чтобы уберечь остальных, рискуют собой и ничего не требуют взамен, кроме сознательного отношения к своей жизни, чтобы не ходили по людным местам и не гуляли в полнолуние. Вот в этом разница. Сейчас уже бессмысленно об этом рассуждать, и я понимаю, что ты никогда не проникнешься любовью к службам правопорядка, но я просто не хочу, чтобы кто-то снова мог тебя использовать, а потом бросить на произвол судьбы. 
Она действительно не желала Квинтусу такой участи. Каким бы плохим он ни был, но не заслужил предательства, жестокости и смерти в полном одиночестве, на которую его обрекли вот такие «союзники». Ничего не стоило действительно хотя бы минимально позаботиться о безопасности тех, кто пошел за тобой… Но нет, их просто бросили, использовали, дали команду «фас», а дальше отдали на растерзание врагам, пока сами занимались новыми планами. И это было вдвойне отвратительно.
Но все же сейчас волшебница лишь с непониманием перевела взгляд на то, как чужая ладонь накрыла её собственную. Это был слишком аккуратным, слишком непривычный жест для оборотня…
- Ты сам себе противоречишь, - грустно заметила Гестия, не отдергивая руку и лишь поднимая взгляд на собеседника, - Ты говоришь, что каждый сам за себя и нужно заключать только выгодные сделки, но тут же уверяешь в готовности защищать меня или мою дочь. Или это тоже сделка? Тоже ради выгоды? Я тебе нужна лишь пока приношу… удовольствие?
Наверное, не стоило этого говорить… Не стоило поддаваться порыву услышать подтверждение собственных мыслей. Пусть Джонс ни в коем случае не обвиняла, не злилась, даже была удивительно спокойной, задавая эти вопросы, в глубине души все равно хотела какой-то определенности, чтобы чужие слова и действия хоть как-то соотносились друг с другом. Если это действительно всего лишь сделка, соглашения, что она слушается, а он не делает ей больно, то пусть будет так. Это хотя бы понятно. Тогда не надо вечных слов любви, о защите, привязанности.
Если же нет… То тогда все по-прежнему оставалось непонятным, странным и заставляющим чувствовать в висках тупую боль, потому что Джонс просто терялась, устала, хотела хоть какой-то конкретики и отдыха.

Дура. Глупая наивная дурочка, которой не просто стыдно, а опасно быть в почти тридцать один год...
Разве тебе было мало того, что этот человек сделал? Разве мало признаний об убийствах и того, что ты сама видела? Разве недостаточно окунулась с головой в чистейший ужас? Хочешь повторить?
Внутренний голос, проснувшийся внезапно, с силой отодвинув на задний план все остальное. Страх рано или поздно переходит в агрессию. Человек не может вечно находиться в состоянии неопределенности. Ему нужно поставить точку - любым способом - в ситуации, которая доставляет дискомфорт и заставляет чувствовать себя беспомощным. В конце концов, не зря же говорят, что загнанные в угол сражаются куда более отчаянно. Либо до победы. Либо до смерти. Потому что других вариантов нет.
И сейчас осознание этого было почти болезненным, но заставляющим только натянуться нервы до предела. Возможно, кто-то бы стал спорить, плакать, просить, утешать... Даже сама Джонс в любой другой ситуации предпочла бы взять за руку, попытаться успокоить, свести все в мирный диалог с формулировкой: "Давай поговорим о том, что тебя беспокоит".
Но сейчас чувствовала только жгучую, кипящую и выплескивающуюся за края выдержки обиду... Не злость, не ненависть. Усталость, непонимание, что опять сделала не так, почему к ней так несправедлива эта жизнь и этот конкретный человек.  Она никогда и ничего не требовала взамен, дарила свою доброту, помощь просто так... И знала, что её друзья, большинство из которых авроры, тоже спасали чужие жизни по зову души...
За себя Гестия могла стерпеть... Понять, когда мужчина так легко наплевал на свои же свои слова - в конце концов, ему и веры не было, что он действительно что-то понял и может обращать внимания не только на себя, - но за родных молчать не могла... А Орден ей был семьей не только по крови, но и по духу. Когда каждая вылазка может стоить тебе жизни, когда подрываешься среди ночи, чтобы вытащить раненных и едва живых волшебников, зачастую совершенно незнакомых, невольно проникаешься самыми светлыми чувствами к тем, с кем делишь эту неблагодарную участь - спасать и оберегать, вопреки всей грязи и жестокости, что стала "нормой" для таких, как Квинтус. Как Крауч. Как Пожиратели. Как большинство людей. И тем дороже, тем ярче был то желание не сломаться, не дать себе забыть о ценности любой жизни...
И тем сильнее сейчас обжигало обесценивание. Себя. Своих трудов. Своих друзей. Гестия ведь не ждала от оборотня никакой благодарности - он просто был на такой не способен. И потому не стала на него кричать, называть эгоистом и горячо спорить об убеждениях, да и плакать - слезами его не удивишь, не остановишь, только раззадоришь. Понимание этого, до этого упрятанное за слоем воспитания, вежливости, дипломатии, эмпатии сейчас осталось единственной мыслью в голове. Не до эмпатии, когда весь мир сужается до пары слов и стука собственного сердца в ушах, но уже не от ужаса...
Гестия спокойно встала, когда мужчина взял бутылку со стола. Кухня была небольшой и достаточно было сделать пару шагов к столешнице около раковины, где все еще мирно лежала волшебная палочка, чтобы пальцы сжали знакомую с детства рукоять из грушевого дерева, что так привычно отзывалось теплом, будто бы растекающимся по руке, охлаждая пыл и даря ощущение покоя. Не силы. Уверенности в том, что это правильно. Джонс ведь не врала - у нее не было необходимости самоутверждаться за счет чужой боли, слабости или крови. Ей нужно было только поговорить. На понятном языке. Раз уж обычные слова собеседник в упор не понимал.
- Incarcerous, - заклинание сорвалось легко, даже без злости или повышения голоса.
Даже совесть сейчас молчала об "ударе" в спину тому, у кого не было палочки. Это не удар. Это защита. Себя. Невинных людей. Самого Квинтуса от его же неконтролируемых эмоций. Как с маленьким, неразумным ребенком, который потянул руки к горячей плите или магловской розетке - это не насилие, а элементарная безопасность. Потому что иначе нельзя. Иначе не успеть ни остановить, ни осознать. 
- Molles pedes, - но перестраховку никто не отменял.
Волшебница могла бы гарантировано сбить с ног любым ударом от заклинания, даже просты физическим толчком, но это бы могло быть чревато травмами и ненужной болью, страданиями, которые Гестия не хотела причинять даже сейчас, когда просто не хотела попасть под горячую руку, если бы кинулась останавливать Квинтуса сама и тот бы всеми силами постарался уйти. Нет, ей хотелось гарантировано поговорить в безопасности.  Даже не заставлять его слушать - тут можно было бы кучу заклинаний придумать, но просто дать и ему, и себе успокоиться, переварить все случившееся и не делать глупостей. И наконец закончить эти "качели", когда его от абсолютного счастья и влюбленности кидало в беспросветную апатию и желание все, включая собственную и чужую жизнь, оборвать.
- А теперь послушай меня, -  Джонс вновь отложила палочку, демонстрируя, что, в отличие от самого же Квинтуса в аналогичной ситуации, не собирается ни угрожать, ни наслаждаться чужой беспомощностью, и лишь спокойно присела на колени рядом с мужчиной, - Я уже говорила, но повторю: меня пугают твои резкие перемены настроения. И если для того, чтобы просто все прояснить и больше не гадать, не таить обид и не додумывать себе кучу всего, придется идти на крайние меры, то мы с тобой будем разговаривать так. Пока ты не услышишь одну простую вещь - если бы у меня была цель тебя прогнать, я бы указала тебе на дверь еще после твоего первого предложения уйти. Хватит вести себя как подросток. Ты взрослый образованный волшебник, с боевым опытом, выпутавшийся из лап смерти явно не один раз, не угодивший в Азкабан, благодаря собственному уму и умению выживать, имеющий все шансы сейчас неплохо устроиться, да еще и отправить за решетку тех, кто тебя использовал или тебе навредил, - волшебница все же не удержалась и смахнула со лба мужчины темную прядь волос, едва ощутимо проведя пальцами по наложенной на шрам повязке,  так как со связанными руками тот это сделать не мог, а видеть его глаза было необходимо, - Хватит по малейшему слову стремиться расстаться с жизнью, которая досталась с таким трудом. Я услышала тебя, что нужна тебе, но я не кукла, не бесчувственная колдография или воспоминание, которое поставил на полочку и радуешься, я живой человек. И делюсь с тобой переживаниями, задаю важные для меня вопросы не для того, чтобы упрекнуть или оттолкнуть. Всего лишь понять, узнать и принять. Да, я помню про обет, но с тобой лично практически не знакома, я еще не всегда понимаю, что ты имел ввиду, поэтому и спрашиваю, не обижаюсь и не обвиняю, мы же договорились быть честными.  Будем продолжать наш вечер на полу или все-таки вернемся допить вино за стол?

Отредактировано Hestia Jones (2020-12-11 23:03:08)

Если честно, Гестия не знала, что делать дальше. С ней такое случалось всего пару раз в жизни - когда действовать приходилось, не успев все обдумать, а потом разгребать последствия поспешных решений. Пожалуй, единственным положительным из всех "итогов" стала Паулина, как бы смешно ни звучало. Но, честно, в двадцать один, влюбленная, окрыленная этим чувством, мечтательная и наивная мисс Росс в последнюю очередь думала о какой-либо разумности и здравомыслии, ей тогда казалось, что весь мир прекрасен и волшебен, а вся жизнь еще впереди.
Вот сейчас все было ровно наоборот. Она не представляла, что будет дальше, будет ли вообще хоть что-то... Потому что сейчас человек, который её пугал, поломал ей всю жизнь, был абсолютно беспомощен... Но это ведь не навечно. И уж Гестия точно знала, что злость является отличным катализатором для придумывания очень детальных и сложных планов мести, от которых не спасет даже составленная профессиональным ритуалистом формулировка, не то что та насквозь "дырявая" в Непреложном обете.
А рано или поздно Квинтуса все равно придется отпустить... Разум даже не рассматривал других вариантов - Джонс не собиралась причинять оборотню вред или вызывать авроров - фактически, с него, наверняка, сняли все предыдущие обвинения, раз отпустили, а на новые он действительно не заработал... В том числе, благодаря тому, что сейчас сидел связанный, а не пошел нарываться на неприятности или действительно убивать кого-то. Черт пойми, что в голове у человека, чье эмоциональное состояние преодолевает пропасть от романтичных обещаний до суицидальных наклонностей за пару секунд.
- Я тебе уже говорила, - тяжело вздохнула волшебница, - Что хочу тебе помочь, вылечить, дать возможность найти работу. И кто из нас после этого друг другу не доверяет? При том, что я тебе ничего плохого не сделала, не угрожала, не причиняла боли.
Взгляд растерянно скользнул по стянутым невидимыми верёвками рукам собеседника, замечая, что тот все еще сжимает бутылку вина. Наверное, было жутко неудобно, так что Гестия все же аккуратно забрала её и просто поставила рядом с собой на пол - вставать сейчас казалось странным и неуместным, словно тогда Квинтус перестанет разговаривать нормально и выкинет очередной эмоциональный финт ушами...
Впрочем, это и сейчас не особо напоминало диалог... Джонс была более чем уверена, что мужчина просто её не слышит. Словно они говорят на разных языках. Иначе, как объяснить, что все снова свелось к обсуждению постели? Или он просто сам себя не слышит? Или в его голове не могут уместиться мысли сложнее желаний тела? Или она просто уже тоже ничего не понимает?
Других объяснений происходящему не было. И от этого, если честно, уже болела голова.
Гестия на пару секунд закрыла глаза, пытаясь хоть немного помассировать правый висок, потому что уже действительно было просто тяжело от ощущения, что все её слова разбиваются о глухую стену, а сделать она ничего не может. Абсолютно ни-че-го.
- Я не хотела тебя  ни в чем обвинять и уже объясняла, что по щелчку пальцев все не изменится, и здесь же буквально сорок минут назад мы уже обсуждали и вопрос постели, и доверия, и в гостиной  я сказала тебе, почему все так сложилось, что мне порой сложно справиться с эмоциями, но я пытаюсь привыкнуть к мысли, что ты... действительно что-то чувствуешь, помимо желания воспользоваться моим телом, пусть и постоянно говоришь об этом. Я очень устала, накручиваю себя, мне нужно все осмыслить и казалось, что мы договорились... Что мы выяснили, что я не собираюсь тебя отталкивать и обижать, просто пару дней разобраться в себе и узнать тебя чуть лучше. Я пытаюсь тебе верить, правда, - осторожно, почти невесомо, волшебница все поцеловала оборотня, впрочем, почти тут же отстраняясь, - Но, как видишь, тоже не знаю, как это доказать, если в каждом моем слове ты видишь желание тебя обидеть или обмануть.
Гестия все же первой отвела взгляд, устало глядя в пол, прежде чем молча подняться с колен, беря со стола волшебную палочку. Вспышки эмоций были опасны тем, что забирали и без того скудные остатки сил, а после кратковременного толчка к действию оставляли еще большую пустоту и безразличие.
- Emancipare, - заклинание далось легко, вопреки слабому, затерявшемуся в накатывающей апатии голосу инстинкта самосохранения.
Джонс даже отложила палочку, просто растерянно обнимая себя за локти и отворачиваясь к окну. Да, разум пытался твердить, что опасно поворачиваться спиной к человеку, на которого вряд ли школьное заклинание оказало продолжительный эффект, тем более, помня о том, что оборотни в принципе от чар быстрее отходят, чем обычные волшебники. Но все доводы меркли перед полной эмоциональной истощенностью, головной болью и желанием просто поставить точку любым способом.
- Если тебе недостаточно доказательств доверия то, что я пустила тебя в свой дом,  призналась в собственных страхах и слабостях, зная, что ты можешь их использовать против меня, договоренности, что мы будем видеться, полной беззащитности перед тобой без палочки или любых других артефактов, даже без одежды, то я не знаю, что еще мне сделать…, - тоже дать Непреложный обет? – Правда, не знаю… Если боишься обета, хорошо, давай, я сейчас в трезвом уме, здравой памяти, по собственной воле и без какого-либо магического воздействия, силы и принуждения разрешаю тебе сделать со мной все, что захочешь. 
Она ведь тоже не железная… И, наверное, поэтому такие, по факту, опасные и раньше напугавшие бы до обморока слова, дались почти легко, без надрыва в голосе, даже слишком спокойно, почти отстранённо, а взгляд ни на миг не оторвался от заходящего солнца, не собираясь менять теперь уже действительно абсолютно беззащитного положения, потому что при подобных словах все, от чего её мог спасти обет – от авады в спину и пыток. Но уж в эти два пункта явно не входили в список приоритетов Квинтуса… А все остальное хотелось прояснить раз и навсегда, чтобы больше не царапали душу словами о любви, заботе, участии и мыслях о её чувствах, если хотят только красивую и на все согласную игрушку, делающую вид, что ей тоже нравится, а если нет так уже действительно увидеть хоть одно подтверждение, что мужчина действительно способен думать не только о себе и действительно в состоянии осознать,  что другой человек имеет право быть слабым, испуганным и просто уставшим, а не намеренно его в чем-то обвиняет, что нужны не только слова любви и обещания, а банальное человеческое тепло и понимание.

Пауза затягивалась, но волшебница даже не пыталась нарушить тишину, подобрать слова, объяснить то, что уже говорила... Это просто ничего бы не дало, если собеседник действительно не понимал, какой эффект на нее производят его действия и слова. Пожалуй, их можно было бы сравнить разве что с "Mento menores", которое, с одной стороны, на оставляет следов физических, не калечит непоправимо, но навсегда остается с человеком, потому что страх не проходит бесследно... Никогда. И даже целенаправленная борьба с ним отнимает очень много ресурсов у любого человека, и уж тем более должна быть систематической, а не одномоментной. Сломать всегда проще, чем починить.
Но оборотень этого не понимал. Гестия не знала, почему именно для него это лежало за гранью сознания, но могла предположить, что он просто никогда и ни о ком не заботился, ни к кому не привязывался искренне, чтобы столкнуться с травмой у близких и понимать её механизм. А сам, очевидно, привык не склеивать осколки порушенного, лишь беспощадно сжигать и уничтожать все, что приносит неудобства. Ненависть и злость тоже были вариантами. В конце концов, даже в бытовом плане многие предпочитали просто выбрасывать сломанные вещи, и к собственным чувствам относились так же. Общество приучило молчать, замыкаться в себе и пытаться выжечь всю боль, чтобы снова стать "правильным" с виду, даже если полностью искалеченным внутри. И никого не интересовало, что ты потерял, пытаясь уничтожить, а не справиться с травмирующими событиями.
И Гестия не стала снова объяснять, что причина всего случившегося в гостиной уже была озвучена - страх, что если начнет сопротивляться, то будет еще хуже.  Да и сейчас, по большому счету, все вновь сводилось просто к попытке свести хаос и разрушения к минимуму. Она не могла его отпустить, потому что он навредил бы себе, окружающим... Совершенно ни за что, просто из-за эмоционального порыва, который не привык и не умел сдерживать.
Волшебница лишь молча смотрела на тускнеющее февральское небо за окном, даже на не особо замечая, сколько времени прошло. Не было ни спокойствия, ни столь желанного облегчения, только усталость и понимание того, что ей так или иначе всегда приходится выбирать из двух зол, меньшим из которых всегда оказывается её комфорт, её жизнь и её желания, потому что Джонс все равно бы не смогла спокойно жить, зная, что из-за нее пострадали другие люди, а со своими травмами, душевными и физическими, как-нибудь справится... Наверное. Или просто промолчит. Попробует забыть, задвинуть в самые темные уголки сознания. И даже понимание того, что это неправильно, так нельзя - никто не может вечно держать боль в себе, не помогало.
- Моя реакция не поможет мне от страха перед другим волшебником, - совершенно честно отозвалась Гестия, не видя смысла скрывать то, что и так очевидно.
Она умела принимать решения быстро, оценивать ситуацию, организовывать паникующих людей, расставлять приоритеты в стрессовых обстоятельствах, но не могла побороть инстинктивный ужас в  каменеющих мышцах, стоило телу хоть на секунду допустить мысль, что они могут через мгновение оказаться беспомощны. Ей нельзя было думать о подобном... И волшебница знала за собой такую особенность. Её пытались, начиная от отца и заканчивая педагогами в Салеме, научить просто доверять собственным рефлексам, реакции, интуиции, но разум отчетливо сопротивлялся, помня, что эмоции до добра не доводят, а отделить их не получалось.
Вот и сейчас Джонс инстинктивно напряглась и закрыла глаза, чувствуя, как прикосновения Квинтуса к собственной талии и то, как еще сильнее, до боли, выпрямляется спина, бессмысленно пытаясь хоть как-то увеличить расстояние.  Пальцы почти до побеления сжали собственные локти, словно бы это могло помочь от ощущения, что ей выстрелили в грудь из магловского пистолета… От такого умирают быстро, но болезненно, от пробитой грудной клетки… Человек еще успевает осознать всю боль, хоть не может даже закричать…
Вот и Гестия понимала, что её хочется плакать даже не от обжигающего шею поцелуя, из-за которого голова все же инстинктивно чуть наклонилась к плечу, а от собственной наивности… Как ей вообще могло прийти в голову, что оборотень что-то понял, что способен на сострадание и понимание?  Что он может понять, что ей действительно больно и просто страшно? Что все слова, сказанные искренне, в попытках достучаться, были не проигнорированы в угоду собственным желаниям?
И в такой глупости… слишком большой вере в людей можно было винить только себя. Наверное, от этого и было в разы больнее, что даже не находилось сил оттолкнуть или снова испугаться. Сама виновата. Глупая. Внутренний голос беспощадно проходился по любым аргументам, останавливаясь лишь на том, что раз такая идиотка, то пусть хоть другие не пострадают.
Но разум, словно утопающий за соломинку, еще цеплялся за последний связанные мысли о том, что все могло быть намного хуже – вместо относительных нежных прикосновений грубость и очередная боль, вымещенная злость за ожидание или за внезапно примененные заклятия, а потому не стоит усугублять ситуацию. Да и человек просто не способен жить без надежды, даже если ему самому кажется, что он уже сдался.
Наверное, поэтому, Гестия все же повернулась,  осторожно положив ладони на плечи Квинтусу и глядя снизу вверх на него так, как может смотреть только умирающий от тяжелой болезни человек на вошедшего врача, понимая, что тот, скорее всего, озвучит, что жить ему осталось пару дней, но до последнего не желая это признать, веря в какое-то чудо, что изменятся анализы, что откроют лекарство, что случится что-нибудь еще…
- А мы можем… зайти недалеко, хотя бы сначала? Ты сможешь дать мне возможность привыкнуть к твоим прикосновениям, расслабиться, почувствовать себя в безопасности рядом с тобой не только благодаря словам и клятвам, а просто от ощущения, что мне хорошо и больно не будет? Пожалуйста, - Джонс все же сама вновь поцеловала оборотня, пусть и получилось как-то совсем отчаянно, словно желая заглушить боль от безысходности положения, когда не знаешь, чего боишься больше – возможности того, что все закончится быстро, пусть и болезненно, или того, что лишние пары минут будут губительными и потом она просто не сможет выкарабкаться из вечного круга воспоминаний, чувства вины и окончательно утратит связь с реальностью.

Отредактировано Hestia Jones (2020-12-13 20:30:49)

Сколько себя помнила, Гестия всегда считала, что слова даны людям, чтобы решать проблемы, что ими можно уладить почти любой вопрос. Но, кажется, сейчас ей впервые в жизни захотелось стать немой, чтобы никто не мучал её формулировками, не пытался вывернуть душу наизнанку, заставляя мучительно пытаться понять, что еще сделать, чтобы точно быть уверенной в результате или хотя бы в собственной безопасности.
Уже несколько раз за этот бесконечно долгий день волшебница видела, как одна фраза, пара слов, не несущих ни угрозы, ни какого-либо скрытого подтекста, почти в одно мгновение меняют настроение Квинтуса, который и сам не озвучивает, что его не устраивает, сколько бы Гестия ни просила, что бы ни делала...
Невольно даже закрадывалась мысль, что он все-таки хочет услышать правду... Просто не осознает, что та ему совсем не понравится. Разозлит. Или добьет. Или все сразу.
Так бывает, когда человек уверен, что от него что-то скрывают, что ему нужно это знать, но не понимает, насколько эта информация может по нему ударить. Некоторые тайны не стоит рассказывать. Не нужно выплескивать в окружающий мир столько боли... Хотя вряд ли подобное волновало того, кто считал резню в Рождество и убийство семей охотников чем-то нормальным и закономерным.
И вряд ли бы Квинтус когда-нибудь действительно смог осознать, что не все люди могут взять и поменять свое мировосприятие за пару часов... Сам же говорил, что не изменится, но требовал этого от неё, что, впрочем, неудивительно. В мире все должно вертеться вокруг него, иначе это не имеет смысла. По крайней мере, именно так казалось, пусть и легче от этого знания не становилось.
Гестия была бы даже рада подстроиться, вести себя "хорошо", лишь бы её больше не мучали бесконечными перепадами от "я тебя люблю" до "пойду умру", но просто не могла понять, что от нее хотят и как нужно реагировать. Все попытки анализировать происходящее казались бессмысленными, потому что постоянно натыкались на невозможность хоть сколько-то предугадать поведение другого человека и безграничную усталость самой волшебница, которой действительно больше всего на свете хотелось, чтобы её всего лишь оставили в покое хотя бы на несколько часов, дали возможность отдохнуть, выпить что-нибудь от головы и спокойно все обдумать, а не чувствовать себя на минном поле, где каждое неосторожное слово может привести к неизвестно каким последствиям.
Вот и сейчас Джонс лишь опустила голову, едва заметно кивая в ответ на утверждение, что она все еще опасается. Бессмысленно было отрицать очевидное... Как и объяснять причины этого. Она уже пробовала - Квинтус все равно ничего не понял, даже если искренне старался. Наверное, как нельзя объяснить человеку, никогда не евшему фруктов, вкус яблока или груши, так не получится рассказать тому, кто никогда не был в настолько уязвимом положении, чувства случайно выжившего. Даже то, что оборотень явно бывал на грани жизни и смерти не помогало - вряд ли он когда-нибудь пытался сблизиться с теми, кто вызывал у него страх или другие отрицательные чувства, не старался пересилить себя и поменять свое мнение о них.
- Ты просто никогда такого не чувствовал, - тихо заметила волшебница, машинально проводя левой ладонью по груди мужчины и задерживаясь там, где вполне отчетливо чувствовалось биение сердца, словно желая сконцентрироваться именно на нем, потому что все еще не поднимала взгляд, - Знаешь, самое близкое, что ты, наверное, испытывал… Это когда разумом понимаешь, что дал обещание, как ты говорил мне сам, но все равно не можешь идти против тела… вот я тоже, пока, не могу заставить его расслабиться, даже если действительно верю, что сейчас все по-другому, - Гестия все же нашла в себе силы снова посмотреть в глаза собеседнику, пытаясь отыскать там хоть толику понимания, - Я привыкла, что… в постели мне нужно терпеть и молчать, и сейчас мне сложно поверить, что кто-то может действительно думать о том, что я чувствую, что за это меня не ударят, что можно о чем-то попросить и меня услышат. Я не боюсь, что ты можешь мне навредить, покалечить, захотеть сделать больно специально или убить. Я просто… не хочу зря питать иллюзий, если вдруг ты… не сможешь сдержаться – я уже испытывала такое, поэтому и спрашивала, сможешь ли ты не торопиться… Если ты знаешь, что тебе тяжело и скорее всего не получится, я потерплю, не буду обижаться или выгонять тебя – я привыкла, что со мной так обходятся, просто не буду испытывать иллюзий, это будет… гуманнее. Потому что всегда намного больнее, когда веришь, что тебе может быть хорошо, а потом на слезы и просьбы быть хотя бы чуть-чуть аккуратнее не обращают внимания. А тебе я верю…  и хочу верить всегда.
Нет, Джонс ни на секунду не драматизировала… Просто разум решил, что все равно хуже уже не будет, а если выдать все свои страхи, то, может, хоть что-то прояснится. В конце концов, она слишком хорошо помнила, что летом Квинтус заставил её вести себя тихо, и не знала, насколько это вообще распространяется на его желания сейчас – мало ли, кого и как раздражали звуки, а встретиться с его злостью волшебница не хотела, потому что существовало множество заставить об этом пожалеть, не нарушая обета.
Да и в конце концов не было ничего удивительного, что для большинства чистокровных леди постель – это долг, обязанность и не более. Потому что зачастую браки по расчету, конечно, не насилие, но супружеские обязанности отнюдь не радуют обоих, поэтому и детей мало… Вот и сейчас Гестия была готова принять честность в ответ на честность, что оборотень просто не будет её пугать, бить или как-то еще причинять боль больше, чем может получиться ненамеренно, но и не станет пытаться играть в заботу и нежность. Действительно ведь было бы намного больнее, если бы у него внезапно не хватило выдержки или терпения, особенно, если он до этого вообще не привык думать о чувствах кого-то, кроме себя.
Но самое парадоксальное было в том, что сейчас, как и любой уставший, растерянный и напуганный человек, Джонс просто хотела на самом деле поверить в слова о том, что не надо беспокоиться, что он правда остановится… Она даже где-то на краю сознания понимала, что это лишь инстинктивная потребность в участии, в человеческом тепле и ощущении безопасности, даже если оно ложное, но все равно ничего с собой поделать не могла.
Наверное, поэтому и получалось просто аккуратно ответить на поцелуй оборотня, нежно обнимая его за шею и просто стараясь задвинуть тревожные мысли подальше.
Несколько коротких ударов сердца все же потребовалось, чтобы прийти в себя и вспомнить про защиту на спальне, чтобы не забыть взять Квинтуса за руку, прежде чем выйти из кухни и почти сразу же толкнуть толкнуть ближайшую дверь, на мгновение почувствовав, как воздух все же сгустился, мешая полноценно вдохнуть и словно решая, стоит ли пропускать хозяйку с таким неожиданным гостем. Безусловно, никакого магического воздействия, чтобы чары сработали, хотя, честно, Гестия бы не удивилась, если бы отец умел настроить их так, что они бы чутко реагировали и на ее эмоциональное состояние…
Но, к счастью, спальня встретила её лишь мягко вспыхнувшими светильниками на стенах, которые всегда зажигались сами, стоило кому-то войти, когда солнечного света в комнате уже практически не оставалось. Это было так знакомо и уютно, что волшебница даже на секунду в нерешительности замерла, только сейчас осознавая, что ноги без туфель все же замерзли и слишком приятно ступать ими на мягкий ковер. Если бы она была одна, то непременно бы просто по-детски упала на кровать и смотрела на расписанный и немного зачарованный под звездное небо потолок, думая обо всем случившемся, но сейчас лишь повернулась к спутнику, словно желая убедиться, что все это не странное наваждение и она действительно может его просто обнять, неторопливо целуя и даже почти игнорируя тревогу, которая все-таки упорно не хотела уходить.

Сказать всегда проще, чем выполнить, но Гестии ведь действительно хотелось верить, что оборотень не врет. Она просто нуждалась хотя в иллюзии безопасности, стабильности, когда знаешь, что в следующую секунду настроение собеседника не изменится, и все происходящее не превратится в один из мучительно долгих кошмаров, от которых невозможно быстро отойти даже после пробуждения. 
Уставший от долгого страха и напряжения разум искал любую возможность отдохнуть, расслабиться, а потому легко поддавался мысли о том, что раз они сейчас разговаривают, раз Квинтус её слушает, то он действительно не сделает ей ничего плохого. Конечно, в идеальном мире можно было бы попробовать попросить его просто побыть рядом, но Джонс все-таки, при всей своей вере в людей, понимала, что подобное точно не будет встречено радостью.  Да и непостоянство выматывало и её саму - хотелось хоть какой-то определенности, а вздрагивать каждый раз от неосторожного слова или движения, боясь, что мужчина передумает.
Может быть, это малодушно и слабо, но волшебница в последнюю очередь сейчас думала о таких категориях. Никто не железный, у нее уже не хватало внутреннего ресурса на сопротивление, которое все равно бы ни к чему не привело... Бороться можно тогда, когда видишь цель, даже самую простую и прозаичную - сбежать, помочь или что-нибудь еще. Когда вокруг сплошная неопределенность получается только жить настоящим, в котором хочется наконец все прояснить любой ценой, чтобы не мучиться дальше.
Наверное, поэтому мысль о том, что Квинтус действительно мог её просто подкараулить, лишь отозвалась неприятным холодом в кончиках пальцев, но так и не стала ничем большим. Этого не случилось. И это повод на подобное не провоцировать, потому что все равно упоминания ударов, ругательств и укусов настораживали... Не то чтобы Гестия никогда не встречалась с подобными проявлениями страсти, но вот в контексте с предыдущей фразой и вообще воспоминаниями о поведении оборотня летом и, например, с Марлин все же становилось как-то неуютно.
И, силясь отогнать неприятные мысли, волшебница все же едва заметно покачала головой, без слов отвечая, что нет, ей такого не хочется. По крайней мере, сейчас точно, а дальше загадывать не имело смысла, когда не знаешь, что произойдёт в следующую секунду.
Джонс даже не знала - хорошо это или плохо. Она действительно устала все анализировать, бояться, и тело все решило без участия разума - просто не думать, не накручивать себя, а реагировать только на события здесь и сейчас.
Стало действительно легче. Неуловимая атмосфера знакомой и всегда безопасной спальни успокаивала даже на подсознательном уровне, мягкий ковер, нежно щекочущий ступни сквозь тонкую ткань чулка ничем не напоминал жесткую землю или ткань покрывала летом, а на фоне всего этого и тепло чужой кожи под пальцами – Гестия все же не удержалась, почти невесомо проводя ими по шее Квинуса и инстинктивно задерживаясь на линии роста волос под затылком – не было враждебным, позволяло почувствовать, как медленно и неохотно, но все же ослабевает тугая пружина тревоги. А вместе с ней уходит и напряжение, потребность хотя бы пытаться контролировать ситуацию, и можно просто закрыть глаза, послушно чуть наклоняя голову к противоположному плечу и чувствуя, как все же слегка сбивается дыхание от прикосновения горячих губ к чувствительной коже.
Даже обнажившиеся плечо осталось почти незамеченным, разве что машинально Джонс все же придержала сползающее платье, когда попыталась решить, может ли она его сейчас снять или все-таки ей будет слишком некомфортно. 
Но ответить на вопрос хотя бы мысленно не получилось… Волшебница мигом распахнула глаза, чувствуя, как тело инстинктивно замерло, не от страха, просто от неожиданности, когда мужчина подхватил её на руки. Все было слишком внезапно и быстро, чтобы она успела даже попробовать испугаться от того, что у Квинтуса так внезапно закончилось терпение. Тревожная мысль проскользнула запоздало, так и не став ни страхом, ни чем-то еще, кроме легкого удивления, отразившегося в голубых глазах, когда оборотень просто осторожно опустил её на кровать и взял за руку. 
Было слишком непривычно видеть его таким… почти спокойным, стоящим на коленях и, кажется, действительно готовым подумать о том, что важно для другого человека... Даже против воли, это подкупало, потому что позволяло успокоиться, действительно постепенно начать чувствовать себя в безопасности. Ей ведь больше ничего и не требовалось…
- Нет, мне нужна палочка, - Гестия даже как-то растерянно улыбнулась, удивляясь самой мысли о том, что кому-то такое могло прийти в голову, прежде чем свободной рукой провести по щеке оборотня и все же осторожно, почти неощутимо, пропустить пряди у висков между пальцами. Это было странно… Но, пожалуй, еще с детства, ей просто нравилось прикасаться к волосам, это успокаивало, тем более, что, несмотря на тяжелую жизнь, у Квинтуса они были удивительно приятными наощупь, - Мне спокойно и хорошо, когда ты не торопишься.
Если бы оборотень сейчас вышел, то просто бы не смог войти обратно без нее, но мыслей об этом не было. Даже не столько потому, что это ничем хорошим бы не закончилось, сколько просто сейчас разум о подобном даже не думал. Вместо этого Гестия лишь осторожно взяла оборотня за руку и, немного отодвинувшись от края кровати, аккуратно попробовала потянуть его на себя.
- Иди ко мне, на полу неудобно, - и странно, - Если тебе мешает платье, ты можешь сам его снять,  я не буду против.
Может, просто подсознательно, но хотелось как можно меньше пересечений с прошлым опытом, когда было неуютно раздеваться под чужим взглядом и мыслью, что в любой момент могут снова ударить заклинанием.  Сейчас казалось необходимым чувствовать нежность и аккуратность чужих прикосновений, тепло кожи, словно это действительно могло успокоить лучше любого зелья.

И все же происходящее напоминало странный сон... Не пугающий, не пьяняще сладки, а очень глубокое наваждение, в которое погружаешься незаметно, как будто заходишь все дальше в лес, но забываешь даже оглянуться назад, не то что подумать о возвращении. Весь мир становится будто бы подернутым легкой дымкой, эфемерным, не кажущимся настоящим, но при этом не выглядящим нарочито надуманным или нарисованным. 
Было даже сложно сравнить это странной чувство с чем-либо,  как и, впрочем, думать о подобных вещах, когда из тела действительно почти ушла тревога, заменяясь легкой неуверенностью, но не более. Всего на всего не получалось строить длинные логические цепочки, предполагать что-либо, кроме необходимости понимать чужие слова, которые сейчас не казались пугающими или наигранными. Все воспринималось слишком остро и одновременно дарило какую-то уверенность.
Нет, определенно, дело было совсем не в том, что, наверное, каждому было бы приятно слышать, что ради него можно было бросить всю прошлую жизнь, Джонс всего лишь успокаивалась от осознания, что оборотень не стремится вернуться к насилию в целом, значит, это не основа для всего в его жизни. А это все-таки крайне важно, когда начинаешь доверять другому человеку, пытаясь не давать печальному опыту даже на пару мгновений закрадываться в мысли. Ей не хотелось снова пугаться, чувствовать отвратительную дрожь, когда сейчас получилось действительно спокойно смотреть на Квинтуса.
- Я надеюсь, что больше тебе не придётся переживать ничего подобного, - абсолютно искренне отозвалась Гестия, которая от всей души желала оборотню более счастливой, спокойной и безопасной жизни, а не необходимости вечного от кого-то убегать и скрываться. 
Но, наверное, об этом можно будет поговорить позже... Конечно, за месяц и за пару дней тем более не успеешь забыть все годы в отнюдь не цивильном обществе, но все же сейчас Джонс было важно не прошлое, а настоящее, в котором она еще немного отодвинулась от края, чтобы иметь возможность уже полностью сидеть на кровати. 
Правда, упоминание других женщин все же немного царапнуло. Нет, не ревностью, просто осознанием, что вряд ли, если Квинтус так тянулся к малейшей нежности, чувству нужности, то у него были хорошие отношения с ними... Не самая лучшая тема для размышлений, даже в контексте, что оборотень так доверительно утверждал, что ему нужна только она.
С другой стороны, прошлое ведь уже никогда не изменится, и сейчас Гестия зареклась о нем больше не думать, потому что ничего хорошего там все равно не было.  Нужно было просто, если не забыть, то хотя бы на время абстрагироваться, и взгляд сам собой упал на резные светильники.
- Нокс, - нет, колдовать без палочки она не умела, но в доме артефактолога редко какие вещи могли быть не зачарованы, если им нужно было придать большую функциональность, и комната легко погрузилась в мягкий полумрак зимних сумерек, в котором все еще легко было увидеть друг друга, но все же становилось уютнее и спокойнее, и свет все же не пробирался под сомкнутые веки.
Пожалуй, ей действительно было проще закрыть глаза, доверяя прикосновениям Квинтуса и с готовностью отвечая на его поцелуй и сама аккуратно высвобождая руки из рукавов. В отличие от почти аналогичной ситуации в гостиной сейчас не хотелось поежиться, не возникало фантомного ощущения холода, наоборот, все же, против воли, но с уходом тревожных мыслей тело неуверенно, но откликалось на прикосновение чужих губ, заставляя чувствовать, как чаще начинает биться сердце и более глубоким становится дыхание.  Пусть это и весьма смутно напоминало влечение, скорее волнение от неопределенности и в то же время невозможности отрицать, что ей нравятся чужие поцелуи, даже легкий укус заставил лишь рвано выдохнуть и инстинктивно приобнять свободной рукой Квинтуса за шею, все-таки запутывая пальцы в его волосы и едва ощутимо сжимая, но не в попытке остановить оборотня.
- Это несложно, - все-таки легкая, совсем не насмешливая, улыбка получилась сама собой, - Но я справлюсь.
На удивление, сейчас подобная перспектива не пугала. Наверное, поэтому Гестия сама прильнула к Квинтусу, уже куда более смело целуя его и легко, даже не глядя и просто наощупь, расстегивая две едва заметные застежки на каждом чулке, чтобы через пару секунд, отогнав непрошенное опасение, все же потянула мужчину на себя, чувствуя, как через несколько мгновений лопатки касаются мягкого покрывала. 
Может быть, это было инстинктивное желание самой направлять ситуацию, чтобы не чувствовать себя совсем беспомощной, но при подобном раскладе было на порядок легче. Нужно было лишь отстраниться на пару сантиметров, когда воздух в легких начал заканчиваться, и открыть глаза, вглядываясь в чужие черты лица, которые не казались угрожающими, не вызывали желания отползти или попросить оставить в покое, что, в первое очередь, удивляло саму Гестию, но мыслить связанно просто не получилось.
- Только не кусайся сильно, пожалуйста, - тихо, без намека на упрек или недоверие, попросила волшебница, ничего не имея против подобного проявления чувств, но все-таки в умеренном количестве, потому что на краю сознания где-то оставалась мысль о том, как в кухонной аптечке появился эликсир бадьяна и навыки обработки следов от зубов и когтей оборотней.

Просыпаться от резких звуков или неприятных ощущений всегда тяжело, и потом долго не можешь прийти в себя, мучительно пытаясь понять, что происходит и еще не слишком соотнося реальность с потерянным сновидением. Чаще всего в таких случаях хочется закрыть глаза, дать себе несколько секунд на осознание, что сейчас все происходит наяву и сладкие объятия грёз закончились, будучи лишь отголоском прошлых дневных переживаний или мечтаний.
Вот и сейчас у Гестии возникло ощущение, что её резко выдернули из только-только начавшего обретать очертания сна, где не нужно ни о чем беспокоиться, где мысли не кажутся неимоверно тяжелыми и можно отдохнуть от вечных тревог и страхов, которых в последние годы всегда хватало. Но вместо этого на неё будто бы вылили ушат ледяной воды, напоминая, что нельзя было доверять... нельзя было верить показной нежности и позволять собственному телу расслабиться, даже на доли секунды поверить, что подобное может быть хоть немного приятным.
Нет, какого-либо страха не было, прикосновения Квинтуса не вызывали паники,  он все еще был спокоен, но от был расслабленности не осталось и следа, больше не хотелось улыбаться или закрыть глаза, просто ни о чем не думая, потому что упоминание волшебной палочки все равно вызывало кучу неприятных воспоминаний и ассоциаций, а вместе с ними приходили и подозрения... Как можно кому-то доверять свое тело, верить в то, что всем будет хорошо, если постоянно держишь под рукой оружие? Да и что помешало бы оборотню в эмоциональном порыве снова отнять палочку, а потом заставить пожалеть о том, что даже на секунду подумала, что имеет право сопротивляться? Одно дело - не дать уйти, чтобы поговорить. Совсем другое - напасть в спальне, когда человек максимально беззащитен и при этом обнажен не только телом, но и эмоционально - тут у неё самой чувства брали вверх над разумом, а уж о том, как быстро меняется настроение у Квинтуса, забыть было просто невозможно.
- Мне больше придает уверенности доверие, когда я точно знаю, что не придется ни защищаться, ни нападать, тогда и палочка не нужна.
Хотелось просто отвернуться, обнять себя руками или закутаться в одеяло. От иллюзии нежности и тепла, в которую Гестия чуть было не поверила минуту назад, осталась лишь горечь очередного разочарования, когда внутренний голос ругался последними словами на глупость и наивность. Она ведь правда старалась отрешиться от прошлого, не думать ни о чем...  Но это резкое напоминание о том, что ей постоянно нужно думать о своей безопасности, иметь что-то под рукой, чтобы попробовать защититься, если оборотень передумает или у него закончится терпение, на корню затоптало хрупкую иллюзию взаимного тепла и веры в то, что сейчас все снова не закончится болью.
Волшебница чувствовала, как непроизвольно напряглись мышцы от ощущения, что её настойчиво заставляют изменить положение. Она бы, может, и хотела выкинуть все лишнее из головы, но это и в первый раз, на кухне, далось с таким трудом, что сейчас вновь не получалось, просто не хватало сил, после того, как её вновь буквально тыкнули носом в собственную слабость и уязвимость перед Квинтусом без палочки и напомнили, что подобная уверенность в собственной безопасности может быть чревата… Как еще можно было воспринимать подобные слова, когда тело только-только начало доверять чужим поцелуям и даже признавать все происходящее приятным и волнующим?
Но сил бороться уже тоже не осталось. Наверное, поэтому взгляд голубых глаз был скорее потерянным.  Ей не нравились слова о власти, не нравилась вся ситуация, о которой резко захотелось сбежать и наконец поплакать, чтобы слезы унесли все остатки иллюзий и поставили все на свои места – нет и не может быть никакого понимания.
- Не нравится, - все же тихо заметила Гестия, едва заметно качнув головой, сейчас ей подобный расклад точно не нравился, а такие вопросы скорее казались злой иронией вместе с прошлым упоминанием палочки, как будто оборотень специально издевается, давая ей ощущение, что все хорошо, что она может повлиять на ситуацию, чтобы потом просто, как и в прошлый раз, грубо закончить весь спектакль, получая удовольствие от отнятой надежды, чужой беспомощности и бесполезных просьб не причинять боль. Потому что чем еще может вдохновлять власть над человеком, который тебе искренне попытался довериться, Джонс не знала.
Но все же сейчас, стремясь хоть как-то угодить, не заставлять снова применять силу – потому что снова поверить в собственную безопасность уже не получалось – волшебница все же просто аккуратно легла рядом, обнимая Квинтуса и аккуратно, словно боясь разозлить, целуя.
- Я не хочу никакой власти, я просто хочу тебе доверять и немного нежности. Если хочешь, возьми меня сейчас, - только не бей, пожалуйста.
Не давая усомниться в собственных словах или просто ответить, Гестия почти в отчаянии припала к губам мужчины, пока руки, со всей возможной нежностью и пытаясь скрыть легкую дрожь в пальцах, прошлись по чужой груди и все-таки аккуратно потянули вниз резинку пижамных штанов. Все же на краю сознания еще оставалось понимание, что пока у оборотня действительно хорошее настроение и он, вроде как, не собирается делать больно специально, значит, не будет связывать или душить.  Но все эти разговоры о власти и палочке уничтожили всю былую расслабленность, напоминая, что все может обернуться ночным кошмаром, и заставляли просто понадеяться, что она правильно поняла намек, что не стоит больше заставлять Квинтуса ждать. В конце концов, если он хотя бы сдержит обещание и не будет слишком грубым и не покусает до крови, уже не так страшно, а на что-то большее Джонс не рассчитывала.

Отредактировано Hestia Jones (2020-12-21 11:54:10)

В первый момент хотелось зажмуриться, попытаться хоть так спрятаться от мыслей, что сейчас все повторится, что нужно будет хотя бы попытаться вести себя тихо, чтобы не раздражать еще больше. Это уже не было страхом, лишь отчаянием, вызванным уверенностью, что по-другому быть просто не может, но в этот раз нет даже призрачной возможности цепляться за реальность ради необходимости выжить и сбежать - все равно никуда не деться. Отсюда и возникало желание попробовать подальше забиться в собственные мысли, малодушно бросив тело на произвол судьбы.
И чужие слова до уже успевшего смириться со своей долей разума доходили крайне медленно. Еще медленнее приходило понимание... Недоверие, что она правильно поняла, что ей не послышалось, что это не злая ирония... Гестия не находила в себе сил хоть что-то ответить, глядя на Квинтуса, который действительно не выглядел так, словно собирался ей угрожать, не хотел так извращенно напомнить о том, что не стоит его злить...
Волшебница все еще не понимала, зачем тогда вообще эти разговоры, что он от нее хочет, но самым главным было то, что оборотень все еще с ней разговаривал, не прижимал с силой кровати, не упоминал, как в прошлый раз, что будет спокойным только пока она себя правильно ведет. Поверить в это было сложно, но все-таки очень хотелось...
Потому что больше всего на свете ей сейчас была нужна простая уверенность в собственной безопасности, в возможности влиять на ситуацию, а не ждать каждую секунду удара, грубости или просто того, что Квинтусу что-то не понравится. Как бы жалко это ни звучало, хотелось верить, что он правда воспринимает её человеком, у которого есть право на собственные эмоции и желания, а не красивой куклой, которой время от времени надо напоминать её место, чтобы молчала.
И все-таки, как бы Гестия себя за подобное ни корила, а убить окончательно надежду на то, что все-таки в словах мужчины есть хотя бы одна десятая доля правды, было сложно. Наверное, поэтому получилось аккуратно ответить на мимолетный поцелуй, чувствуя, как дышать все же становится легче, а прикосновения к груди не вызывает предчувствия боли, лишь глубокий медленный выдох и осознание, что из мышц постепенно, но все же вновь начинает уходить тревожное напряжение.
Но все же пришлось приложить усилие, чтобы не попытаться остановить руку оборотня, потянувшую вниз тонкую ткань белья. Нужно было напоминать себе, что он обещал не быть грубым и не игнорировать её просьбы.
Хотя, пожалуй, силы, чтобы честно ответить,  Джонс все равно не находила… Все равно, несмотря на то, что, вроде как, получилось убедить себя, что Квинтус её действительно плохого не хочет, она понимала, что оборотень её не отпустит. И никакого варианта без крови и боли, своей или чужой, в таком случае просто не было, а потому бессмысленно было об этом говорить. В конце концов, это было её решение еще на кухне.
И пусть на слова уверенности еще не хватало, но Гестия все же едва заметно кивнула, даже если в голове была полная горечи мысли, что она все равно будет жалеть потом… Но с собой всегда можно договориться – больно, мучительно, но сознание можно убедить, что другого выхода не могло быть, что это необходимость, пусть уже не ради собственного выживания, но ради чужих жизней, которые не менее важны. Жить с виной перед собой можно, а вот с осознанием, что ты мог что-то изменить, избежать трагедии, но не сделал этого, в разы сложнее.
Но сейчас эти рассуждения и мысли точно не помогали.
Нужно было просто закрыть глаза, пытаясь вернуться на несколько минут назад, позволяя себе не вздрагивать от горячего прикосновения чужих губ к чувствительно коже, а лишь шумно вдохнуть и позволить себе все же сжать плечи оборотня, вместо покрывала на кровати.  Если больше ни о чем не думать, забыть обо всем на свете, то тело не видело ничего плохого и страшного в происходящем, не начинало паниковать.
- Я хочу тебя, - тихо, почти на грани слышимости выдохнула волшебница, все-таки открывая глаза и чуть приподнимаясь, чтобы осторожно взять Квинтуса за руку, - Только поцелуй меня, пожалуйста.
Может, звучало глупо, но ей действительно хотелось хотя бы этой маленькой нежности, возможности отвлечься на что-то, что уже не вызывало страха, чтобы не дать своему телу инстинктивно испугаться, причиняя даже неосознанную боль. Гестия не стала просить ничего другого, понимая, что это все равно мало на что повлияет, но вот отказаться от необходимости просто чувствовать, что мужчина действительно с ней, слышит её, и все не так, как летом, не смогла, поэтому все же осторожно попробовала потянуть чужую руку на себя.

Слова, чаще всего, остаются только словами, потому что такие громкие обещания практически невозможно исполнить, а большинство просто не осознают, что на самом деле говорят, потому что подразумевают, что готовы на что-то, пока поведение и действия других людей устраивает их самих.   
Наверное, поэтому всегда была так сложно поверить в искренность подобных высказываний. Тем более, когда Гестия точно знала, что "всё" у оборотня заканчивается там, где она попробует попросить её не трогать - это снова выльется в попытки уйти, навредить кому-нибудь или что-нибудь похуже. С другой стороны, он хотя бы пытался её слушать, пусть все происходящее и больно царапало душу, но внутренний голос, воспитанный и приличный, никогда не уставал напоминать, что всегда может стать хуже. Сравнивать было с чем... А потому надо радоваться хотя бы такому.
И даже то, что в какой-то книге волшебница читала, что подобная позиция свойственна людям, до сих пор испытывающим какие-то проблемы в общении из-за травмы, не помогало. В конце концов, от себя не убежишь, а Гестия даже не отрицала, что семь месяцев назад что-то в ней сломалось. Да, она научилась это прятать, как прячут едва заметные нити шрамов за полупрозрачными, но длинными рукавами и юбками, так и здесь - с виду никто не заметит, но сам человек всегда знает, что его тяготит, и ему кажется, что в какой-то момент все узнают это, начнут осуждать, требовать быть сильным, бороться. Потому что за слабость убивали больше. Лучше было умереть. Даже ситуация с Марлин, которую разве что с собаками не травили за банальную человеческую потерянность, потому что "нельзя", потому что "должна". Всегда и всем. И какими бы разными они ни были по профессии, по возрасту, по убеждениям, все сводилось к одному - женщина, юная или не очень, всегда и всем должна, именно она будет во всём виновата.
И поэтому доверять таким громким фразам о том, что её слова действительно что-то изменят, было слишком сложно.
Но Гестия попыталась просто не думать, отвлечься, отвечая на поцелуй и чувствуя себя жаждущим, которому впервые за несколько суток дали воду - настолько ей не хотелось отрываться от губ Квинтуса, продлить эти мгновения, когда можно чувствовать только чужое тепло и нет никаких лишних мыслей, страхов, тревог, что потом они не смогут с этим жить. Потом. Но не сейчас.
Только, кажется, вдохнуть все же не получилось от ощущения, как непроизвольно, но тело все же напрягается, а глаза зажмуриваются. Несколько томительно долгих секунд ушло на то, чтобы осознать, что ей не мерещится и пальцы все-таки слишком сильно сжались на плечах Квинтуса, кажется, даже слегка оцарапав.  Но самым удивительным было то, что Гестия действительно не чувствовала боли...
Это было настолько непривычно, что волшебница недоверчиво открыла глаза, чувствуя, как тяжело, но все-таки дышит, постепенно расслабляя пальцы и переставая панически их сжимать.
Не было жуткого ощущения беспомощности и невозможности двинуться из-за веса чужого тела, не хотелось плакать от острой боли, только сердце колотилось слишком быстро и казалось, что медленно, неохотно, но по телу вместе с расслабленностью разливается и неуловимое тепло. Нет, не жгучее влечение и возбуждение, которое Джонс все равно знала и умела отличать, но, определенно, не тот холод и ужасающая пустота.
Наверное, все-таки от этого было сложно осознать вопрос и еще сложнее попытаться ответить. И вместо этого Гестия все же поддалась внезапному импульсу, чтобы вновь податься вперед и поцеловать Квинтуса, запутывая пальцы левой руки в его волосах и чуть сжимая их, словно пытаясь доказать то ли себе, то ли ему, то ли им обоим, что все действительно хорошо.
Это было больше похоже на странное сновидение, но анализировать что-то сейчас было выше сил волшебницы, потому что даже дышать действительно почему-то становилось тяжело, а тепло чужой кожи казалось такой же необходимостью, как кислород.
- Мне хорошо, - отстраниться даже на пару сантиметров стоило неимоверных усилий, как и найти хоть какие-то слова, чтобы описать это странное ощущение нереальности.
Может быть, это был тот самый опьяняющий эффект облегчения, когда понимаешь, что все страшное уже позади. Та самая эйфория, когда организм уже устал, измучился, еле держится на ногах, но тут приходит осознание, что все было не зря, и, несмотря на полную измождённость приходит это ощущение легкости и чуда. Совсем далёкое от привычной страсти, от того, что вообще когда-либо испытывала Гестия, но от этого ведь не менее приятное и хорошее.
- Ты только не останавливайся, пожалуйста, - мыслить связанно категорически не получалось, как и здраво оценивать происходящее, хотелось просто удержать любыми силами это странное чувство невесомости, как будто с плеч свалился огромный камень.

Порой грань между домыслами и реальностью истончается настолько, что её уже невозможно различить.  Не получается найти ничего, что подсказало бы, четко показало, что является сном, а что явью. Так случается, когда тяжело болеешь, лежишь с высокой температурой и просыпаешься урывками, коротким моментами между вечным помутнением, которое, по большому счету, является лишь бредом, но слишком похожи на действительность, потому что разум проецирует собственные переживания, а не грёзы. Это совершенно не напоминает сон, именно тяжелую галлюцинацию, из которой выбраться не получается, пока не подействует жаропонижающее или сам организм не начнет постепенно выздоравливать.
Вот и сейчас Гестии казалось, что легкость и эйфория плавно перетекают в лихорадочные видения. Может быть, она действительно простыла, схватила воспаление легких? Или надышалась алхимическими парами? Или выпила не то зелье, вместо привычного умиротворяющего бальзама...
Вариантов было предостаточно, чтобы разум окончательно запутался в том, что с ними происходит, потому что уже не мог разобраться, где тревога и страх перетекли в смирение, а то уже в облегчение и принятие. Этот странный комок эмоций было не распутать, наверное, даже самому умелому леггилименту... А Джонс была не в состоянии даже попытаться.
Сознание категорически отказывалось принимать связанные мысли, выхватывая лишь какие-то отдельные детали вроде горячих прикосновений губ к шее, слов, смысл которых все же почти ускользал, потому что разум не мог свести воедино такое знакомое и простое "люблю" с осознанием, что все это происходит в реальности. Слишком сложно для измученной страхами, эмоциональным напряжением и отсутствием привычных зелий нервной системы, которая предпочла предоставить телу возможность просто закрыть глаза и ни о чем не думать. Все будет позже.
А сейчас оставалось лишь сбившееся дыхание и удивительно прохладный воздух, который заставлял поежиться, стоило вдохнуть поглубже, и пробуждая инстинктивное желание просто забраться под одеяло или снова обнять Квинтуса, но получилось только аккуратно перевернуться на бок, слыша оглушительный ток собственной крови.
За всё ведь приходится платить. И приходить в себя порой еще тяжелее, чем забыться, поэтому несколько секунд ушло только на то, чтобы осознать, что она все-таки инстинктивно придвинулась ближе к мужчине, прижимаясь спиной к его тёплому боку. Волноваться или переживать сил уже точно не было, как и здраво что-то анализировать, наверное, только поэтому сразу не накрывало тяжелым обухом осознания произошедшего, а получалось открыть глаза, несколько раз моргнув, чтобы начать различать очертания прикроватной тумбы, небольшого шкафа и двери.
В теле ощущалась только усталость и все-таки остатки расслабленности, мягкости, категорического нежелания шевелиться, но никакой боли, а из эмоций не осталось даже удивления или отчаяния с апатией, пока, кажется, разум все же не мог осознать хоть что-нибудь. Даже вопрос показался внезапным и, в первый момент, совершенно непонятным, так что Гестия чуть нахмурилась, силясь разобрать, что с ней говорят на родном английском.
Правда, от этого легче не стало. Она все равно не знала, что на подобное можно ответить. 
Почувствовав аккуратное прикосновение к груди, Джонс все же осторожно перевернулась на другой бок и даже попыталась в сгустившихся сумерках рассмотреть лицо Квинтуса, понять, что все это значит. Сейчас не было ни ироничных, ни горьких мыслей, в голове в принципе была лишь звенящая пустота, оттого и слова так сложно было подобрать, хотя, казалось бы, хватило простого «да».  Ресурсы, которые обычно тратились на анализ чужого поведения и принятие каких-то решений уже точно закончились.
- Всё хорошо, - наконец тихо отозвалась волшебница, даже невесомо целуя Квинтуса и просто устраивая свою голову у него на плече, так было и теплее, и спокойнее, - Я только устала, очень много эмоций за один маленький день.
Пожалуй, это действительно был единственный ответ, описывающий текущее состояние волшебницы. Пока, всё было хорошо. Что будет через несколько минут – когда разум наконец очнется, разберет все произошедшее на винтики и выставит ей счет за потраченные нервы и вину – все будет совсем иначе. Но пока так.
Если честно, Гестия бы с радостью уснула прямо сейчас, потому что зима, пусть и заканчивалась, все равно вносила смуту и медленно окутывающая комнату темнота казалась уютной, баюкающей, уговаривающей, что уже ночь, а не начало вечера.
Огромных усилий стоило заставить себя сесть и растерянно провести рукой по собственным волосам.  В голове как-то не получалось всё уложить и сформулировать даже простейший план, потому что тянуло упасть обратно на мягкий матрас, закрыть глаза и провалиться в уже настоящие сны. Разве что было все-таки зябко…
Эта мысль напомнила о том, что, оказывается есть платье, пусть натянуть рукава которого и застегнуть пуговицы получилось не очень ловко, прежде чем задумчиво посмотреть в окно. Надо было собраться с мыслями, дойти куда-нибудь, но, пока что, не было сил даже придвинуться к краю кровати или стянуть и без того почти сползший с ноги чулок, на который упал слегка расфокусированный взгляд.
- Ты хочешь в душ? – вопрос получился каким-то внезапным и странным, но эта мысль была первой, что пришла в голову, потому что перед сном, как минимум, надо было зубы почистить.

Отредактировано Hestia Jones (2020-12-29 22:56:55)

На пару мгновения пальцы даже замерли, так и не застегнув очередную пуговицу. Голова была все-таки поразительно тяжелой и смысл слов доходил не сразу, особенно, когда сказанное казалось полнейшей глупостью. Нет, не обидной, просто удивительной настолько, что волшебница даже вновь повернула голову, глядя на приподнявшегося на локте Квинтуса.
Подобные утверждения она могла слышать от Паулины, да и то лет до пяти, потом и у нее появилось понимание того, что душ - это важно, это гигиена, это забота о собственном здоровье и комфорте. И принимать его можно и два, и три раза в день, ну, или хотя бы раз в сутки, чтобы банально смыть всю пыль, потом и усталость, а тело спокойно отдохнуло. Такие элементарные вещи объяснять взрослому мужчине казалось странным. Наверное, поэтому Гестия настолько удивилась.
Как и его предположению, что она хочет сходить туда вместе...
Это не вызывало страха или отвращения, скорее все то же глухое удивление, что в таком обыденном вопросе усмотрели какое-то двойное дно. Вот уж точно... В двух мирах пересечений слишком мало, чтобы даже слова воспринимать правильно.
- Я еще не была сегодня в душе, - спокойно и терпеливо, словно действительно с маленьким ребенком, пояснила Гестия, - И люблю принимать ванну перед сном, это приятно и полезно для здоровья в целом и кожи в частности. Но тебя не заставляю.
Она все же не смогла сдержать легкую улыбку, когда в голове невольно появилась ассоциация, что сейчас Квинтус, рассуждая так о водных процедурах больше похож на щенка, который, безусловно, потерпит, пока его засунут в ванну, но потом будет долго отфыркиваться и укоряюще смотреть, мол, я тебе доверял, а ты меня тащишь в сырость и шампунь еще невкусно пахнет. Вот точно так же делал Сахарок, которого тоже периодически приходилось купать, но потом он демонстративно лез на руки только к тем, кто не был причастен к подобной экзекуции. Еда его, конечно, примиряла с необходимостью ванны, но любить он её от этого точно не начинал.
Наверное, эти странные, забавные мысли немного помогли, по крайней мере, отвлекали и возвращали ощущение реальности, в которой чужая рука, обнимающая за талию и все-таки весьма ощутимо пытающаяся притянуть к себе, не вызывала каких-то отрицательных эмоций. В конце концов, сейчас Гестия действительно слишком устала, и даже собственный организм уговаривал полежать еще минут пятнадцать, прежде чем выбираться из постели, убираться в комнате, на кухне, закидывать стирку, настраивать камин и принимать душ. Все равно же еще только вечер и впереди несколько часов до того, как она обычно укладывалась спать.
Правда, слова о том, что она хочет ещё, заставили мысленно закатить глаза, уже без страха или отчаяния, скорее с беззлобной иронией, когда говорить могут только об одном, и там хоть кол на голове теши - ничего не поменяется.  Хотя, казалось бы, пора уже угомониться.
Но все же соблазн полежать еще немного был слишком велик, так что Джонс аккуратно легла обратно, повернувшись на бок, чтобы видеть лицо Квинтуса и для удобства подкладывая руку себе под голову.
- Если хочешь, сходи за вином, только мне все равно придется вставать, чтобы тебя обратно пустить, ну, или я захвачу одеяло одна и не буду делиться, - волшебница не смогла сдержать мимолётной улыбки, пока разум отказывался воспринимать происходящее на первый план выходили вот такие странные, немного детские мысли, когда хочется ни о чем не думать, а просто уютно устроиться под тем самым одеялом, закрыть глаза и уснуть до завтра, веря, что приснится обязательно что-нибудь хорошее.
Но все же Квинтус задавал слишком сложные вопросы, заставляя вновь в полной мере окунуться в осознание, которое, пока, еще не накрывало с головой, не заставляло забиться куда-нибудь в ванну и не выходить. Просто еще не хватало времени в полной мере прочувствовать и понять все, что случилось, а усталость серьезно приглушала любые эмоции, потому что на них просто не оставалось сил.
- Сейчас я не боюсь, - честно ответила Гестия, не видя смысла скрывать, что пока ей и впрямь было спокойно. Она не знала, что будет, если оборотень начнет вести себя по-другому, не старалась угадать, просто отталкиваясь от конкретного момента, - А о чем ты хотел поговорить по поводу завтра? – они уже столько раз договаривались, что лучше все-таки было уточнить.
Джонс, правда, не понимала, зачем нужна оборотню, если не считать той же постели, но сейчас сил все спрашивать и выяснять не было. Захочет – скажет. Но пока её устраивало то хрупкое равновесие, в котором не надо было вздрагивать от каждого слова, а можно было даже, как сейчас, доверчиво прикрыть глаза, просто обнимая свободной рукой Квинтуса и прислушиваясь к собственному выровнявшемуся дыханию и баюкающей тишине квартиры.

Тихий, на грани слышимости, равномерный стук настенных часов убаюкивал, как и ощущение живого тепла рядом. Уставший за этот безумно долгий день разум был не в состоянии ни анализировать, ни расстраиваться, ни даже радоваться, наслаждаясь исключительно тишиной и ощущением безопасности, когда не надо ни о чем беспокоиться, волноваться, бояться или испытывать какие-либо другие сильные эмоции. Сейчас ему явно было не до самокопания и чувства вины, волновала только мягкость подушки и все-таки навязчивое желание забраться под одеяло. И, наверное, все-таки сходить в душ, чтобы окончательно смыть с себя все впечатления и сложности, уходя в собственные грезы после расслабленности от горячей воды, когда точно не будет никаких лишних мыслей, а отключишься сразу, как щека коснется подушки.
Но веселый тон Квинтуса заставлял с интересом приоткрыть глаза, на мгновение даже не понимая, не уснули ли она уже случайно. Так неожиданно было то, что, оказывается, он тоже умеет шутить и отвечать на такой безобидный юмор. Гестия видела оборотня и расслабленным, и раздраженным, и отчаявшимся, и, кажется, даже счастливым, но вот таким - простым, без лишних подтекстов и недомолвок... Было странно. Что-то в голове не стыковалось, но думтаь об этом не получалось, и подобный диссонанс ощущался скорее подсознательно, впрочем, не вызывая отрицательных чувств, скорее, легкое и приятное удивление - на сильные эмоции уже не хватало.
- На диване есть плед, если что, - добродушно улыбнулась Джонс, - Но нет, я не настолько жестока, просто боюсь уснуть в тепле, потому что шевелиться совсем не хочется.
Сейчас просто не было сил на то, чтобы обдумывать каждое слово, а потому, может, получалось как-то слегка по-детски, зато искренне. ей ведь действительно хотелось просто мирно задремать с этой мимолетной иллюзией покоя, пока не накрыло осознанием, новыми страхами, желанием закопать себя в могилу лично... Гестия знала за собой такую особенность и сейчас подсознательно от этого отгораживалась, хотя всякие умные книжки говорили, что проблемы надо прорабатывать. Только когда проблем больше, чем душевных сил, хочется хотя бы ненадолго малодушно от них сбежать. Это просто необходимо, чтобы не сойти с ума.
И вот на философские разговоры как-то совсем не тянуло.
Тем не менее волшебница не стала протестовать, не попыталась отстраниться и даже неторопливо ответила на поцелуй Квинтуса, вновь прикрывая глаза, но не от желания спрятаться от реальности, а простому потому, что это казалось правильным и доверительным. Сейчас подобные прикосновения не вызывали страха или опасения, что мужчина снова от нее что-то потребует, а потому из тела даже не уходила приятная расслабленность и лёгкая лень.
- Я рада, что тебе для счастья так мало надо, - тут действительно можно было только в хорошем смысле позавидовать, если человек мог быть счастлив без всяких «но». В этом не было ни иронии, ни горечи, хотя, казалось бы, где-то на периферии сознания все же мелькнула мысль, что глепо радоваться тому, что кто-то счастлив за счет того, что тебе пришлось предать себя ради иллюзии безопасности собственной и окружающих, да и просто мимолетной веры в то, что тот, кто уже однажды превратил жизнь в кошмар, не захочет снова сделать больно.
Но, к счастью, во что-то большее, пока, это не оформилось, не осело тяжестью в груди. Возможно, благодаря тому, что Гестия удивленно проследила за действиями оборотня, пытаясь понять, чем его так заинтересовал почти сползший чулок.
- Что ты делаешь? – все-таки бесхитростный вопрос сам сорвался, уж больно странно и при этом неуловимо забавно выглядело.
Шевелиться действительно не хотелось, но волевым усилием Джонс все же села, слегка растерянно поправляя волосы и скорее машинально все-таки стягивая чулок. Немного подумав, избавилась и от второго. Было так странно смотреть на собственные босые ноги… Она их такими видела только в ванне и в пижаме. Сейчас в голове был очередной диссонанс от нарушенных ежедневных ритуалов.
Но это помогло вспомнить, что, по-хорошему, надо собрать всю одежду, а получилось только улыбнуться, глядя на оборотня, и чуть склонить голову, едва удержавшись от того, чтобы переспросить, серьезно ли он сейчас.  Вот кто о чем, а вшивый о бане… Хорошо хоть о зельеварах не забыл.
- Я не передумала, - думать, если честно, просто не успевала, -  Но давай все остальное мы решим завтра – мне сейчас слишком сложно думать о чем-то, что будет дальше, чем с утра.  И из планов, о которых я точно помню – это только забрать дочь от родителей, я пока не знаю, как будет лучше, чтобы ты приходил, в том смысле, когда и во сколько, чтобы всем было удобно и спокойно.
Гестия все-таки аккуратно спустила босы пятки на ковер, прежде чем встать и подойти к комоду, доставая оттуда ночную рубашку, чистое белье и полотенце. Мысли о душе как-то подбадривали, даже заставляли взять чулки, прикинуть, что из гостиной надо забрать оставшуюся там кружку от чая, покрывало с дивана, детскую одежду и вообще посмотреть, что там еще осталось.
- Пойдем, я схожу в ванну, а ты можешь взять все, что найдешь в охлаждающем шкафу, - на кухне бы тоже убраться…
Привычка все и всегда держать в чистоте не унималась даже сейчас, но волшебница все же уверенно толкнула дверь, едва не ойкнув и инстинктивно отступая назад, когда в ногу тыкнулся мягкий розовый комочек, напоминая, что одно из самых важных дел она все-таки забыла – пока Паулина гостила где-нибудь клубкопух обычно обитал в её спальне и у нее на руках, а тут, видимо, присутствие чужого… не совсем человека его напугало, но тут, голод не тётка, пришлось вылезти и напомнить о себе.
- Тихо-тихо, - волшебница все же осторожно подхватила пушистика свободной рукой, прижимая к груди и пресекая попытки вырваться, когда тот явно почувствовал, что пугающий его оборотень слишком близко. В принципе, в этом он точно был похож на саму Гестию – сначала бежать, потом думать, но тут вариантов ему не оставили, - Всё хорошо, тебя никто не обижает и покормят, - не то чтобы малыш понимал, но явно реагировал на интонации знакомого голоса, который знал чуть ли не с момента рождения, забрали ведь они его у Чарли совсем крохотным.
- Ты сможешь еще и его покормить? – просить об этом Квинтуса было немного неловко, но не брать же голодайку с собой в ванну – с него и шампунь станется попробовать, а потом искать магозоолога среди ночи не очень хотелось, - Он всеядный, но пугливый, как видишь.