радио (оно само так включилось):Placebo - Pure Morning

- Разойдитесь, чертова хвосторога вас раздери, и дайте мне пройти в палату.

Пререкаться с аврорами в эту ночь нет ни настроения, ни желания. Ночные вызовы никогда не были у него в числе “любимых”, но избегать работу было не в его характере, к тому же, когда характер повреждений у пациента самым явным образом входил в его специализацию. Поднятый среди ночи, старший Лестрейндж оделся и прибыл в Мунго без лишних задержек. Единственные, кто тратил бесценные крупицы времени сейчас, были эти ребята, стоявшие у дверей и не дававшие ему пройти без досмотра.
Раз к его внеурочному пациенту приставили авроров, дело было явно плохо. Но не было такой ментальной проблемы, которой он не нашел бы решения.
Сначала были осмотрены его карманы, потом - склянки с зельем. Рудо смотрел на них с стремительно кончающимся терпением, а его взгляд выражал явное ядовитое непонимание.

- От того, что вы крутите склянку с отваром в руках, аврор не-знаю-как-вас-там, его назначение не станет вам более понятным. Дайте сюда, пока не разбили. Я целитель, а не пособник террористов, а в палате меня ждет прежде всего пациент, который в любую минуту может подохнуть. А я патологически не выношу, когда умирают мои пациенты. Это ясно?..

Толкнув рукой дверь, Рудольфус с ошеломительно трепетной выдержкой поймал металлическую ручку в паре сантиметров от косяка, не дав двери захлопнуться, и осторожным нажатием прикрыл ее за собой. Замок издал тихое шипение и исчез, как с этой стороны, так и с обратной. Чего он никак не хотел, так это чтобы какие-то не смыслящие в целительстве оболдуи мешали ему, пока он работает с чужой головой, где малейшая ошибка могла свести пациента с ума или вовсе убить.

Легкое глушащее все звуки заклинание создало невидимый обычному глазу барьер, и, покончив с такими превентивными мерами, Рудо наконец обратился взглядом к пациенту. Магический светильник, кружащийся под потолком, чуть вспыхнув, засиял ярче, подлетая ближе к нему. Лучи холодного света высветили пятна запекшейся крови на рубашке, неестественно вывернутую правую руку… Кровь, кровь была везде и всюду, благо мужчина находился в отключке. Срезав мешающую и явно грязную ткань, целитель бросил ее в стоявшую неподалеку урну, и коснулся пальцами краев рваной раны, бросая короткий взгляд на знакомое до боли лицо. С залегшими под глазами тенями, бледный, как полотно, Август выглядел практически как во время их последней перепалки. Только вот красного тогда было определено меньше.

Кость, ведомая уверенными и отрывистыми движениями его пальцев, встала на место как миленькая. Рудольфус вправлял ее руками, не решаясь прибегнуть к темным лекарским чарам, когда авроры с кристаллами-диагностами караулят за дверьми, и уже несколько лет, как неспособный сотворить светлые. Экстракт бадьяна с тихим шипением занялся порванной кровоточащей плотью снаружи раны, а сам мужчина торопливо изучал остальное тело, залечивая мелкие физические повреждения, которые могли на нем быть. Легким взмахом палочки заставить откупорится бутыльки и подлететь поближе. Сначала обжигающе-горячий костерост, затем - кровевосстанавливающее зелье. Он предпочитал делать это, пока пациент находился в отключке, прекрасно зная, насколько неприятным может быть такое лечение. Ладонью придерживая чужую голову за затылок, мужчина глоток за глотком вливал целительную жидкость ему в рот, внимательно наблюдая за тем, как чуть искажается чужое лицо и как белки глаз пляшут под закрытыми веками. Реакция - это уже хорошо. Похороны Августа Руквуда случатся явно не на этой неделе.

Вернув его голову на подушку, мужчина коснулся прохладными пальцами его лба и полуприкрыл глаза, сосредотачиваясь на ментальной магии. Пальцы скользнули к вискам, затем вернулись. Общее состояние было скорее похоже на кому, только вот вызванную странным… вызывающим покалывания в кончиках пальцах ритуалом. Насколько он повредил чужой разум и можно ли с ним работать?..

Что ж, попробуем разбудить…

Взмах волшебной палочки заставил чистейшую белую простынь накрыть израненное тело. В палате не то, чтобы было прохладно, но вряд ли уютно. Нажав пальцами на подбородок, Рудольфус тщательно отсчитал нужное количество капель рябиновой настойки исходя из физических параметров лежащего перед ним пациента. Если это не подействует, придется прибегнуть к явно тяжелой артиллерии…

- Август. Просыпайся.

Шагнув чуть в бок, мужчина привалился бедром к больничной койке и, перехватив влажное полотенце, принялся оттирать свои перепачканные кровью пальцы.

радио: Ocean Jet - Nightmare

Его пациент, словно бы по мановению руки невидимого дирижера, медленно, но верно приходит в себя. Сам капельмейстер не торопится. Взгляд его прохладных глаз, ставших мутно-зелеными в холодном свете магического светильника, неспешно скользят по чужому лицу. Некогда белое, а теперь - в бурых пятнах, полотенце проходится по перепачканным чистой кровью ладоням, а затем, вытерев полоску алого со своего подбородка, Рудольфус отправляет ставший бесполезным кусок ткани в урну и словно коршун склоняется над мужчиной. 

На кончике палочки, зажатой между большим и указательным, загорается яркий белый огонек, и целитель, коснувшись сухими и прохладными пальцами чужого лица, приподнимает верхнее веко, одно за другим, проверяя реакцию зрачков на свет. Палочка, совершив тихий свистящий взмах, исчезает в поясном креплении, когда Рудольфус проверяет чужой пульс, убеждаясь, что он в порядке. 

- Воды? - Ровные брови на его безупречном, но тронутом усталостью лице, изгибаются в жесткие дуги, когда целитель, дернув уголком губ, вновь берет в руки древко и заставляет графин, стоящий на тумбочке возле окна, наполнить граненый стакан, который следом устремляется ему в руку. - Мне никогда не было жалко для тебя воды, Август.

Он произносит слова ничего незначащим тоном, но вместе с тем, не нужно строить догадок на тему того, что Лестрейндж имеет в виду. Рудольфус не ищет цели его задеть. Такое чувство, что он находит их общее прошлое скорее чем-то объединяющим, чем разводящим по разные стороны баррикад. Пальцы непроизвольно касаются горла, которое целитель трет скорее неосознанно, чем намеренно. Вложив стакан в чужую ладонь, Рудольфус ждет, пока он пьет, взглядом оценивая его состояние. Так скорее ученый смотрит на подопытного, чем человек на человека, и все же…

- Не стоит благодарности, Август, это всего лишь работа. Если бы твоя жизнь на самом деле зависела от меня, обстоятельства скорее всего сложились бы иначе. - И ты знаешь об этом. - Так что можешь отбросить эту бессмысленную вежливость, она здесь ни к чему. Нам нужно подтереть тебе память, дабы дознаватель, терпеливо ожидающий твоего волшебного исцеления, не выяснил, кто на самом деле убил Эмроса.

Волшебное древко в его пальцах совершает очередной оборот. Рудольфус постукивает им по пальцам в лишенном какого-либо слаженного ритма нарастающем крещендо, то и дело задевая металлическое обручальное кольцо.

- Мне будет гораздо проще это сделать, если ты расслабишься. Я не намерен есть тебя сегодня, Руквуд. И я не причиню тебе боли, если, конечно, как следует не попросить.

Его вкрадчивому голосу и обаятельной такой теплой улыбке поверит любой ребенок. Только вот вкупе с леденящим взглядом глаз лицо превращается скорее в гримасу. Маску, нарисованную талантливым художником, очевидно повесившимся в расцвете лет.

радио: Jonathan Davis - Medicate

Мордредова непорочность, один только тон его голоса уже импонирует, заставляя губы целителя подрагивать в весьма удовлетворенной хищной улыбке. Его пациент со всей его вынужденной слабостью словно бы подкидывает сочные куски мяса в бассейн, полный акул, подстегивая тягу к низменным из удовольствий просыпаться. Только вот Август ему вовсе не случайная жертва, которую можно пустить в разнос. При всем желании, он не может провернуть с его разумом все то, что в чем находит особого рода удовольствие - запутать в ментальных сетях, завести перегруженный болью темных проклятий разум в дебри между осознанной явью и бессознательными кошмарами, и чутко продлять эту агонию по чуть-чуть, шаг за шагом подталкивая к острому царапающему босые ноги краю безумия. К сожалению, такие развлечения редко заканчивались для пациента чем-то большим, чем короткой и совершенно незанимательной поездкой в крыло для умалишенных.

Рудольфус скользит прохладным малахитовым взглядом по чужому обескровленному лицу, подмечая, как скулы медленно, но верно трогает болезненный румянец, вызванный действием тонизирующих зелий. Даже с ограниченным целительским потенциалом его лечение имеет видимый и быстрый эффект. Что ж, тогда медлить не стоило, ведь окрепшее тело сопровождает окрепший дух, а справляться с последним ему хотелось в последнюю очередь.

Попытка Августа возвести между ними тонкую стену из этических норм и условностей разбивается об ироничное понимание причин и полное игнорирование последствий, которое Рудольфус сопровождает легким изгибом левой брови. Разрешение? В самом деле?..

- Мы уже пили на брудершафт, Август. Мне только не понятно, с каких пор ты столь упрямо игнорируешь древние ритуалы? Даже обидно… слышать это из твоих уст, - Рудо цокает языком, изображая лукавое разочарование.

Разбежался. Вполне естественное желание дистанцироваться, хотя бы на словах, приятно чешет его внутреннее эго.  Губы вновь трогает улыбка, и в этот раз мужчина не стремится её скрывать.

- Мм, историю, уже? Славно. Тогда не будем тратить время за зря. Лишние задержки только вызовут ненужные подозрения, - кисть его правой руки совершает изящный виток, обращая древко к рукам пациента и на легком взмахе соскальзывая ниже. Мягкие белые бинты, словно змеи-альбиносы, виток за витком оплетают тело, крепко фиксируя руки и ноги прижатыми к больничной койке. - Спасибо, что напомнил об этом, Август. Я предпочту подержать твоих монстров связанными, пока мы не закончим.

Пальцы непроизвольно касаются горла, проходясь кончиками ногтей чуть выше линии рубашки, по следам давно заживших, но все еще не дающих покоя шрамов.

- Ad acta. Legilimens!

Отредактировано Rodolphus Lestrange (2020-11-06 00:55:38)

я не могу от этого удержаться: Diary of Dreams - The Curse
Он проникает в чужое сознание с мягкой неспешностью опасной чешуйчатой твари, заползающей в новые, но несомненно - свои владения. Пробует его на вкус. Вдыхает. Воспоминания, которыми приветствует его Август - нечто новое для него самого, словно инвертированная сторона давно знакомой картины, зеркальное полотно, тронутое искажением. Его зазеркалье - вода, страх и кровь. Она так сладка на вкус, чувствовать ее во рту, меж острых клыков - столь непривычно…
Острая ностальгия утекает меж пальцев, стремительно сменяясь другим. Рудольфус не настаивает, не удерживает, не тянет…
- Ммм, нет… Не стоит, - словно бы перехватывая ведущую его руку за кисть, он снижает яркость деталей в чужой фантазии, придавая им естественную второстепенность. Рудольфус весьма деликатен. Всего лишь пара легких штрихов в довершающей реальность картинке, когда излишняя резкость привлечет никому не нужное внимание… Чашка? Пусть будет чашка. На контрасте с грубым блюром, ты просто не можешь её не запомнить. Какая она по цвету? Белая? Черная? Синяя? Тонкий фарфор с характерной окантовкой, только вот цвета, опять же, приглушенные. Воспоминания, пусть и такие недавние, должны быть замутнены, словно рябь, пущенная по воде, смазываясь с каждым днем, каждым часом твоей жизни.
Легилимент обращает внимание к их гостю, ловя заданное Августом направление света и добавляя фигуре теней, делая ее чуть более очерченной и такой реальной, вплетая едва уловимый горький запах. Гвоздика, полынь. Мокрый гравий.
Приносимый обет, казалось бы, обжигает руку. Но ты должен чувствовать, как сковывает твою душу где-то внутри, отчетливо, надрывно, до смерти, Август.
- Почему ты побежал? Ах, страх за свою жизнь… Так и где он в этот конкретный момент, я его даже не чувствую. Почему он следует после? Постарайся. Я не могу все вплести за тебя, наши эмоции будут отличаться.
Его боль хороша. Такая острая на вкус, что Лестрейндж замирает на лишние несколько секунд, оценивая миллион оттенков чужой крови, словно бы пробуя ее с неприкрытой жадностью. Даже жаль… Что нанесенные его “другу” раны так далеки от агонии.
- Такая… невинная, - тонкая фигурка светловолосой юной девицы привлекает его взгляд. Лестрейндж медленно произносит ее имя в чужой голове, запоминая и его, и тонкий образ, и на секунду его чересчур громкие мысли вспыхивают в чужой голове коротким ярким всплеском чистого скованного в тонких цепях обнаженного садизма. Не то, чтобы Рудольфус испытывал чрезмерную слабость в отношении юных девиц, но попадись в его руки подобная нимфа из ДОМП… быстро бы они не закончили.  - Ммм, вижу, тебе она понравилась. Я понимаю. Интересно, какая она внутри, да, Август?
Сладкая. Как амарена с темной вишней.
Он не спешит приступать ко второму. Чистое восхищение, которое техника проводимого ритуала вызывает в нем, можно столь четко прочувствовать в чужой голове. Он его даже не скрывает, внимая с вдохновенной неспешностью.
- Если ты хочешь… Я мог бы сохранить это для тебя. И вернуть потом, - сказать ему, что лишать его разум такой точной и мастерской работы - просто больно, не то, чтобы кажется не уместным. Август его не поймет.  - Скажем, когда мы восстановим наш… брудершафт.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (2020-11-22 00:09:13)