Нет, не дурак. Глупость Игорь бы понял. А ещё он бы понял обыкновенную, древнюю крестьянскую хитрость, которая издревле подсказывала людям, как выжить в лесной хижине, в деревне на окраине мира и в печи между двух не ладящих господарей. Но Петру был ни тем, ни другим. Петру был как стервятник, который кормился с чужого горя, обещая отвести беду своей изнеженной, не знавшей работы травника и ведуна, рукой. Он сочинял для таких, как София и Алина, жизнь, в которую люди от отчаяния хотели верить, и продавал им эту жизнь – за немалые деньги, за портключи под лесные арки и за собственную наивную и упрямую веру.
Нет, Петру был не дурак. Петру был грязь, приставшая к подошвам ботинок любого настоящего, хорошего малефика, и Игорь, хоть и не был в полном смысле малефиком, чувствовал себя в этом доме оскорблённым дважды: как отец не сумевших найти дорогу в мир детей, и как профессионал, не позволявший себе лжи о своих возможностях.
Игорь с осторожностью снял с шеи ведуна куколку – не хотел случайно повредить работу или ремешок, потому что артефакты не любили такого грубого вторжения. А этот артефакт был их единственным билетом на выход из Хойя-Бачу. Вот только понять бы, как он оказался в кабаке в Куджире, кто его сделал и почему решил, что играть на эту вещицу в карты – хорошая затея. Артефакты, имевшие образ того, кого они усмиряли, были категорией особой, не терпящей поспешных выводов. В работе с такими нужно было начинать с самого начала – с того, кто собрал эти тоненькие прутики вместе, держа в уме древний, пугающий образ, в который и верил-то в цивилизованном магическом мире не всякий. Опыт подсказывал Игорю, что каждый прутик в этой кукле, каждый кусок ткани, каждый ремешок и стежок, были особенными, уж слишком нарочито собранным выглядел этот оберег. Может быть, кто-то хотел найти дорогу через лес? Им с Долоховым десять лет назад пригодилась бы такая куколка. Особенно если каким-то чудом её магия распространялась не только на лесного зверя, но и на утопцев, стрыг и, скажем, валашского господаря-некроманта.
На плечо Игорю, отрывая раздумий, скользнувших из личной плоскости в профессиональную, легла рука жены. Игорь развернулся к ней и крепко сжал ладонь Софии в своей.
- Идём, - согласился он. Больше делать здесь и правда было нечего. Ну разве что… Игорь без удовольствия высвободил руку и одел оберег на Софию. Неизвестно, как велика его сила, но, по крайней мере, она из Хойя-Бачу точно выйдет, а Игорю было здесь не так уж страшно оставаться – здесь, по крайней мере, он точно знал, чьё посмертие его примет.
- Вы чего? – занервничал Петру, когда стало ясно, что оберег Игорь ему не вернёт. – Вы чего? А я? Я без оберега как же?
- Справишься, - на румынском отозвался Игорь, когда София перевела ему причитания ведуна. На эту не особенно обнадёживающую реплику познаний Игоря в родном языке жены вполне хватило.
Он дал знак инфери, и тот послушно первым вышел из избы, придержав своей лязгающей и бряцающей доспехом фигурой дверь. Лес снаружи был похож на тот, в который они вступили, кто знает, как давно, ведомые надеждой и перевитыми арками – спокойный и недвижимый, с лоскутами голубого неба над высокими деревьями.
Почему-то Игорь не сомневался, что Петру не сдохнет и без оберега. Хватило же ему трёх лет в школе, чтобы научиться так дурить людей. Хватит и для того, чтобы выжить. У него есть волшебная палочка. Наверняка – какой-нибудь портключ или хорошо изученный безопасный путь и пара простеньких заклинаний, которых хватит волкам и медведям с лихвой.
Они с Софией двинулись по кромке нейтральной линии между лесом, принадлежавшим живому, и лесом, принадлежавшим мёртвому. Ласло двигался рядом, шаг в шаг с Игорем, с той стороны, что была ближе к его господарю.
Молчали. Только слушали шаг инфери, отмерявшего путь. Игорь сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, когда лязганье затихло. Он обернулся и увидел, что серебристые нити вложенной им в инфери магии вновь проступают на его доспехе, сначала яркие, будто новые, а потом – уродливо темнеющие, словно тронутые тленом. Господарь могильника, ненадолго, как и десять лет назад, одолжил своё, а теперь забирал назад. Игорь на всякий случай закрыл собой жену, хотя знал, что ничего дурного, вероятнее всего, не произойдёт.
Серебристые нити окончательно исчезли, но инфери не рассыпался грудой костей у их ног, как должен был бы, а просто шагнул назад, не повернувшись к ним с Софией спиной. Он так и двигался вглубь леса, в сторону могильника, не глядя на них погасшими, снова затянутыми белесой пеленой глазами.
- Пошли, - Игорь потянул Софию за руку. Хватит. В очередной раз повторив про себя, что они непременно должны дать Алине с мужем денег на нормального малефика или колдомедика (как будто это заклинание берегло их не хуже оберега), Игорь снова двинулся вперёд, стараясь не ускорять шаг слишком сильно. Идти нужно было быстро, но не так, словно они бегут. Побег привлекал внимание в мире, который если не полностью замер, то совершенно точно жил своей жизнью и в собственном, на многие столетия рассчитанном ритме.
Постепенно лес начал расступаться, шелестеть вокруг них листвой, и даже дорога, появившаяся под ногами, больше не напоминала ту, что прятала под тонким слоем земли цепи и кости. Это вселило в Игоря осторожную надежду, что из Хойя-Бачу они всё-таки выйдут. Как и первый раз с Долоховым, не так, как планировали, но, по крайней мере, живыми.
Волки появились не сразу. Обыкновенные, вновь, как и первый раз, не глядевшие на них волки, тенями скользнувшие меж деревьев. Игорь невольно сжал руку Софии сильнее и ещё раз убедился, что оберег на ней.
Дорога вывела их на небольшую полянку, за которой дразняще виднелась спасительная прогалина свободы – место, где Хойя-Бачу наконец заканчивался.
Женщина в свободных белых одеждах выступила из леса так быстро и незаметно, что казалось, что она всегда была здесь, на этой поляне. Стояла и ждала их, глядя не зло, но строго и в основном на Софию. Инстинкт подсказывал Игорю, что нужно взять волшебную палочку, но здравомыслие почему-то от такого шага Игоря удерживало.
- Как думаешь, что ей нужно? – почему-то шёпотом спросил Игорь.