Marauders: stay alive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » Те, кто никогда не выберет войну
ТЕ, КТО НИКОГДА НЕ ВЫБЕРЕТ ВОЙНУ
Закрытый
◊ Участники: Милисент Бэгнольд, Альбус Дамблдор | ◊ Дата и время: ночь с 27 на 28 декабря 1974 | ◊ Место: Косая Аллея, кафе "Пастушья сумка" |
◊ Сюжет: Когда писем не хватает, чтоб вместить все слова
Отредактировано Millisent Bagnold (2020-06-20 10:54:00)
Оглядываясь на подошедший к концу год, Милисент Бэгнольд могла с чистой совестью сказать: это был на самом деле очень трудный год. Но раньше, загадывая в конце декабря желания и выстраивая по ранжиру планы на следующий, она думала: “пусть следующий год будет полегче”. Пусть поменьше проблем. Побольше понимания. Поддержки от любимых людей. Побольше сил и терпения. И чтоб поумнеть, что ли, наконец… И перестать ввязываться в новые проблемы. На этот раз из всего списка обычных планов и пожеланий себе-любимой осталось - побольше сил. Потому что следующий год будет трудным, очень трудным. И она, черт возьми, переживет его. Возможно, в такой же вечер, ровно через триста шестьдесят пять дней, она снова будет сидеть тут одна - и снова что-то загадает.
Она допила бокал коктейля, заказанный в заведении неподалеку, сунула в рот сладкую вишенку, с сожалением посмотрела на дно и тихо вздохнула. В “Пастушьей сумке” коктейлей не делали, и даже подходящих ингредиентов не держали. Выпивка её ресторана была простой и незамысловатой. Ром, джин, виски - слишком тяжело, учитывая предстоящий ей еще сегодня разговор. Милисент поднялась, движением волшебной палочки развеяла бокал, созданный специально “на вынос”, и наполнила водой пузатый медный чайник. Оживила огонь под ним. Ей нравился звук закипающих чайников. Он умиротворял. Просторное помещение пустого ресторана стало сразу по-домашнему уютным. Единственный, кроме огня на плите источник света, ясные теплые огоньки гирлянд на окнах напоминали о миновавшем недавно Рождестве и предвещали Новый год. Расставленные по столам веточки сосны источали лесной аромат. Милисент оперлась локтями на стойку, направила прямой твердый взгляд в окно и задумалась.
В следующем году она примет участие в выборах. Невероятно, она все-таки замахнулась на это. Коллеги и знакомые как будто не удивились, когда она сделала заявление и разместила в Пророке первую статью. Все нормально, миссис Бэгнольд, отличный план, почему нет. Но сама-то она знала, почему нет.
Потому что она - просто женщина. Просто Милисент. И Бэгнольд - это красивая, сверкающая, яростная, как лик греческой богини, маска. Бэгнольд - это счет в банке и красивые платья, и чуть более яркая, чем уместно, помада. Бэгнольд - это апломб и напор. Но то, что там, в серединке - это Милисент Адамсон, юная растерянная девочка, которой очень хочется жить в добром и безопасном мире, и чтоб кто-то её любил… У неё доброе сердце и глазки готовы расплакаться над чужой бедой. И она ничего, совсем ничего, не может сделать. И скорее бы настал тот день, когда она сможет сказать этой девочке - выходи, уже можно, уже все хорошо.
Она побудет слабой еще немного, пока закипает чайник. Прикроет глаза, переведет дух. Но это не надолго. Скоро придет гость. Она сама его позвала. Сама хотела этой встречи. Да потому что совы уже устали за эту неделю летать отсюда до Хогвартса и обратно. Потому что у неё на самом деле, без шуток, закончилась почтовая бумага и надо завтра идти пополнять. Потому что она уже давно не видела его, этого славного старика, которого не обманешь ни счетом в банке, ни платьями, ни апломбом.
Вот, кстати и он.
-Заходите, профессор Дамблдор! Вы вовремя, чайник уже закипает. Вам покрепче?
Альбус аппарировал. В этот час ночи затихал даже Косой переулок. Магазины, даже те, кто не уходил в долгие после рождественские каникулы, были уже закрыты, кафе тоже, оставались еще пабы, но и те, уверовав, что самые заядлые из их выпивох уже попадали под кресла и были перенаправлены в более безопасное место, понемногу закрывали ставни и начили отходить ко сну. Хогварст и окружающие его горы был укутаны в густой слой снега, а тут лишь редкая, одинокая снежинка, что разбивших о каминную мостовую, тут же таяла, напоминала, что сейчас зима.
Одинокие шаги волшебника отскакивали эхом от окружающих его зданий и создавали впечатление, что он на улице не один. Альбус качнул головой, еще не хватало стать таким же параноиком как Аластор. Он прошел мимо банка, где его смерил подозрительным взглядом, одинокий сторож, видимо вышедший на минуту подышать свежим воздухом. Или может это было предписано ему уставом. Вполне возможно, он был даже не один, а где-то в тени скрывались другие. Но он уже был на месте и, под все еще бдительный взгляд стража, повернул к «Пастушьей сумке».
Альбус раскрыл дверь и тут же был встречен приветствием хозяйки.
- Здравствуй, миссис Бэгнолд.
Волшебник наспех осушил свою мантию от пропитавшей ту сырости и прошел глубже.
- С лимоном, - мягко уточнил он, опускаясь на свободное кресло и оглядываясь по сторонам.
Ничего особенного, самое обычное английское кафе. Уютное, бесспорно, и намного чище чем дыра которой владел Аберфорт, но в остальном просто еще одно место, где передохнуть между работой и работой, где поставить набитые покупками сумки и убедится, что требующие еще то и это дети точно не остались не евшими, где можно обсудить рабочие сплетни или на пять минут увидеться с любовником.
Альбус улыбнулся Миллисент. И чем это делало их, встречающимися вот так, в самый темный час ночи? Заговорщиками? Мужчина охватил кружку пальцами и преподнес к губам, делая маленький глоток.
Он не спешил начинать разговор, вместо этого наслаждаясь чаем и наблюдая за хозяйкой. Размышляя о письме, которое позвало его в эту ночь сюда. О руке, которая его написала. О Миллисент Бэгнолд, урожденной Адамсон. Взрывная смесь из упрямства, принципов и горячего нрава, последний Миллисент порой все же удачно скрывала. Как сейчас скрывала свою усталость и страх, свою неуверенность.
- Как отпраздновала Рождество? - наконец, так словно они собрались тут во имя светской беседы, поинтересовался Альбус. Рождество само по себе его интересует мало, но Рождество это маленький ключик ко всему тому, что творится сейчас в мире Миллисент Бэгнолд. Будь-то отношения с дочерью или выявление желание баллотироваться на пост Министра.
Милисент долила в пузатый глиняный чайник с заваркой последнюю порцию воды и понесла к столику поднос с чашками, сахаром и вазочкой с печеньем. С улыбкой поставила это перед гостем и стала разливать чай. Лимон она позабыла на стойке, но это была не проблема, Милисент взмахнула волшебной палочкой и блюдечко с лимоном сорвалось с места и поспешило догонять поднос. По этой мелочи было видно, что Милисент сейчас пребывает в ровном расположении духа, потому что стоило ей прийти в волнение, и даже самое простое волшебство давалось ей хуже. Невозможно же левитировать хрупкие предметы, когда ты испытываешь желание засветить кому-нибудь в нос или соображаешь, кто из предков собеседника мог опуститься до компрометирующей связи с козлом, чтоб родить вот такое. Тут уж что-то одно, или состояние берсерка, или - заботливой любящей женщины, и не важно, кого любить.
Разлила чай, пододвинула Дамблдору чашку и печенье, села напротив, стала помешивать сахар в своей чашке. Вопрос её немного удивил - как встретила? Немного не так, как привыкла, пока дети были маленькие. В то время она - хочет или нет - была привязана к дому. Готовила, а чаще заказывала у своих же поваров, праздничный ужин. И редко какое Рождество не заканчивалось ссорой. То она забыла, чего Кэтрин любит, а чего не любит. То подарила ей то же, что и в прошлом году. Ну какая разница, что дарить, может, у Санты, как и у неё, закончились идеи? Роджер же по большей части обычно был молчалив и покладист, ел все, что давали, принимал со словами благодарности все, что находил под елкой, но Милисент его молчаливое сопротивление напрягало даже больше, чем открытый бунт Кэтрин.
И вот они выросли. И больше не оставались дома на Рождество. И Милисент впервые провела праздник там, где хотела, с тем, с кем хотела. Ей дарили подарки, обнимали, говорили добрые слова… и это было так тепло-тепло, так светло и радостно, будто Рождество это не просто дата в календаре. И она просто расплакалась, как ребенок.
-Рождество? - улыбнулась, припомнив эту ночь. - Не одна. Дети выросли, у них своя жизнь. У меня - своя.
Интересно, вдруг подумалось ей, а как встречает Рождество директор Хогвартса? С учениками, оставшимися в школе? С коллегами? Или у него тоже есть кто-то, кто утыкается ему в плечо перед горящим камином? Ох, пожалуй, она не готова была сейчас услышать ответ на такой вопрос. И потому лишь не стала его задавать. Задала другой.
-Может, покормить вас, как следует? Обычно мы раздаем излишки бедным, но кусок хорошей свинины и каравай хлеба тут найдется. Нас ждет долгий разговор, мне бы не хотелось беспокоиться о том, что вы голодны. Кстати, я рада, что вы откликнулись и пришли. Это означает, что при всех наших разногласиях, вы все-таки воспринимаете мой план всерьез?
- Не одна.
Альбус улыбнулся и кивнул, с пониманием и каким то, глубоко залегшим в глазах, озорством. Несколько слов, буквально лишь пара, которые имели значние по настоящему. Все прочее осталось там, в рождественской ночи, не разделенное более ни с кем. И Альбус был рад, настолько, насколько вообще мог быть рад за маленькое, личное счастье этой упрямой и темпераментной женщины. Его собственное Рождество прошло в школе, в обществе других преподавателей. Днем зашел к Аберфорту, а вот, как обычно, к Элфиасу на обед вырваться не получилось, лишь отправить подарки совой. Но ничего, они договорились с Артуром, потому что в подобных вопросах самый младший в доме Дожа был за главного, что он непременно посетит их в новогодний день. Правдаправдаправда.
Альбус пригубил чай и снова опустив чашку, потянулся за печеньем. Мокнул его край в напиток, позволяя покрывающему его шоколаду чуть расплавится и положил печенье себе в рот. Тут и сейчас была так просто забыть, почему именно он здесь. В этом опустевшем, поблескивающим рождественскими украшениями кафе, в обществе Миллисент Бэгнолд, Но Альбус Дамблдор редко, очень редко забывался по настоящему. Он был тут совсем не для того, чтобы насладится тишиной, покоем и все еще вычитающими в воздухе рождественскими ароматами. Он был тут, потому, что этой стране, этому миру были нужны люди желающие помогать и целить, а не ломать окончательно.
- Если только я этим не отберу ужин у какого-то бездомного, - отметил Альбус. Мысль о свежем каравае и куске свинины заставляя слюнки стечься во рту. Ничего, чего он не мог бы получить и в Хогвартсе, где угодно, если так подумать, но в эту ночь, тут, оно от чего-то наполняло его предвкушением простого, незамысловатого удовольствия.
- Конечно, я воспринимаю твой план всерьез, - делая еще один, небольшой глоток чая, подтвердил Альбус, - Я хочу, чтобы ты победила на этих выборах, Миллисент. Очень хочу, но для этого твоя программа должна быть как минимум приемлемой для большинства. Нельзя менять устой, не имея для этого достаточного влияния. Поддержки. Ты можешь помочь столь многим, так почему не пойти немного на встречу тем, кто пока еще сомневается?
-Ох, беспокоиться о местных бездомных - моя забота, а не ваша, мой дорогой профессор, - Милисент легко поднялась.
Ей не очень хотелось пить чай, скорее, ей нравился сам процесс его приготовления. Поставить чайник, слушать, как он закипает, потом заваривать, разливать… Так что она без сожаления поднялась и отправилась к холодильному шкафу за мясом.
По правде говоря, отрезать что-то вкусное от чего-то большого, положить мясо или сыр на хлеб, вовремя вспомнить, что где-то были еще и овощи, и тоже порезать их, и не забыть внезапно про соль - это было верхом её кулинарного искусства. Немного не то, чего ждут от матери семейства, верно. Но тратить драгоценное время, а это иногда часы, на готовку того, что съедается за десять-пятнадцать минут, казалось ей обидной глупостью. Есть же люди, готовые делать это за деньги! Её всегда хватало только на бутерброды. Но зато бутерброды у неё получались просто замечательные, щедрые и удобные.
-Что же, уже спасибо, - усмехнулась она от стойки, орудуя ножом, - Многие не воспринимают меня всерьез просто от того, что я женщина. Я успела выслушать просто замечательные вещи, профессор! Например: хороший план, милочка, у тебя будет больше шансов найти богатого мужа. Или - не так обидно: ты оттянешь голоса у Минчума, и наш кандидат вернее победит. Самое приятное, что я услышала сегодня: конечно, тебе же всегда больше всех надо, когда ты угомонишься уже?
Она красиво разложила на тарелке куски хлеба, мяса и сыра, ссыпала туда же кружочки огурца и не забыла прихватить солонку. Все это богатство она поставила перед Дамблдором и пальчиками пододвинула ближе.
-Угощайтесь. Я, может быть, присоединюсь к вам, когда выговорюсь.
Она снова села на стул и взяла свою чашку.
-Кто-то не станет за меня голосовать, потому что я молода. Кто-то - потому что я женщина. Кто-то - потому что отлично знают лично меня еще со школы как беспринципную и бессердечную тварь. За меня не будут голосовать даже мои дети. Но дети хотя бы знают в общих чертах мою программу. В очень общих. Большинство с ней даже не потрудятся ознакомиться. Вероятно, все, что я смогу донести до общественности, мне придется доносить через радио и на личных встречах. И знаете что? Даже это меня не останавливает. Потому что даже маленький шанс - это шанс.
Она все-таки отпила немного чая.
-И вот теперь, зная все это, скажите мне, чем я должна поступиться? Что я должна отложить на потом? Социальные гарантии? Проблемы сирот? Проблемы волшебников больных ликантропией? Или продлить еще на годы мучения заключенных в Азкабане? Кого мне нужно предать, чтоб понравиться необходимому большинству избирателей?
Отредактировано Millisent Bagnold (2020-07-12 02:27:20)
- И что? - с легким вызовом парировал Альбус. Он надкусил бутерброд, тщательно прожевал и сглотнул, после чего продолжил, - Ты разве собираешься сдаваться и отзывать свою кандидатуру?
Если он хоть немного разбирался в людях вообще и Милисент Бэгнолд в частности, то любые тычки и подначки, заставят ее вцепится в свою идею еще сильнее. Бэгнолд быть может была не самым могучим волшебником, не самой образцово-показательной матерью, но сердце у нее было на правильном месте. Мир меняли не те, кому было отведено больше всех, нет, те, куда чаще цеплялись за уже существующее. А вместо них мир меняли люди с убеждениями. Опасность состояла в том, что убеждения порой мешали увидеть головы по которым ты шел, а так же то, что пробивать головой каменную стену совершенно не обязательно и если пройтись немного вправо или влево, может найтись дверь или плохо прикрытое окно. Но это, опять же было не совсем про Милисент Бэгнолд. Совсем не про нее, если быть уж совершенно точным. И этому не могли помочь бесконечно посылаемые туда-сюда письма. Возможно мог помочь разговор с глазу на глаз. По крайней мере Альбус на это очень надеялся. Или немного. Это как посмотреть.
- Поступится, дорогая? - в довольно искреннем недоумении взглянул поверх поднятой к губам чашки Дамблдор, - Не надо ни с чем поступаться, - закончил он миролюбивым мурлыканьем и сделал глоток чая, быть может, но только лишь, слишком крепким для его вкуса и данного часа. Он, в конце концов, собирался в какой-то момент отойти и ко сну, а не бодрствовать неприкаянным ночь на пролет.
- Скажи мне, что ты хочешь, на самом деле хочешь, больше всего? Возможность критиковать, выявлять изъяны, проблемы, недочеты или делать? Менять систему, давно прогнившую, поросшую мхом и присыпанную песком, богато сыплющимся из наследников всех достопочтенных родов? Если первое, то почему бы не сохранить уже наличествующую риторику. Можно даже еще бросить сверху щепотку другую острых приправ, так, чтобы никто, никто в этой стране не сомневался, что Милисент Бэгнолд уж точно не одобряет ВСЕ ЭТО, - Альбус энергично взмахнул рукой, словно отпихивая прочь осточертевшую ему систему и усмехнулся, - главное ведь сделано. Все сказано. Все в курсе, что ТЫ не одобряешь, а там уж пусть кто-то другой делает, тот, кто собственно хочет реальных изменений.
Дразнить Бэгнолд — путь рискованный, он не собирался себя в этом обманывать, но красивыми, правильными словами он пытался ее убедить уже не первый месяц. Оно не работало, Милисент не слышала или что вернее не желала слышать. Ну, что же, сегодня попробуем немного иначе.
Милисент с усмешкой аккуратно размешивала чай в своей чашке - даже не размешивала, а задумчиво водила ложечкой по дну, поднимая чаинки. На первый вопрос можно было даже не отвечать. Если бы она усомнилась в необходимости идти на выборы, она бы и не пошла. Но случиться такое могло только в одном случае - если бы у неё был единомышленник. Пусть бы даже он независимо выдвинулся, пусть бы против неё, но с такими же тезисами. Она бы сказала - отлично, вперед, я поддержу. Потому что поддерживать все-таки легче, чем быть тем, кому поддержка нужна.
Лишь один раз она вскинула взгляд на Дамблдора - светлые глаза блеснули сначала недоумением, а потом лукавством. Ах, старый интриган, как занятно повернул! И снова опустила ресницы, улыбаясь. Лукавство осталось в этой улыбке.
-Ни за что не поверю, что вы правда так думаете, профессор. Что я выйду на трибуну просто пошуметь. Но я поняла вашу мысль. Вы предлагаете мне взять мою программу и обойтись с ней как с лежалым товаром. Выпятить на свет то, что еще выглядит привлекательно, спрятать то, что вызывает острую критику и неприязнь. А когда на эту красивую картинку купятся, кто же потом спросит с меня, что я обещала, да не выполнила, а что делаю сверх обещаний. Цель совершенно оправдывает средства.
Она снова взглянула в лицо собеседника, и улыбка её стала немного приглушеннее и грустнее.
-Я не ребенок, профессор, все так делают, я знаю.
Она собрала с ближнего к ней края тарелки хлебные крошки на кончик пальца и слизнула их, и в этом движении и правда на мгновение стала похожа на ребенка. На ту белокурую синеглазую девочку из небогатой семьи, что когда-то в Хогвартсе упрямо хмурилась, забившись в уголок дивана в гостиной Слизерина. И как тогда опытных педагогов не могла обмануть её ангельская внешность, так теперь не могла обмануть и одного директора её сдержанная улыбка. Глаза выдавали напряженную мысль.
-В чем-то вы правы, конечно. Всегда над чем-то поступиться, чтоб выиграть больше. Немного обмануть, чтоб достичь цели. Но не сейчас. Мне не так важно самой стать Министром, сколько важно, чтоб были приняты выдвинутые мной мысли. Иначе в министерском месте нет смысла. Не Министр меняет жизнь, а люди сами её меняют. И потому…
Теперь она смотрела глаза в глаза, прямо и открыто, будто развернула себя как книгу - читайте!
-...я готова лишь к тому, чтоб изменить формулировки. Сделать их мягче, доступнее, понятнее - это я плохо умею. Дипломатия - это не мое. Я отвечу на вопрос, чего я хочу. А вы помогите мне с тем, как это должно прозвучать, чтоб не вызвать отторжения.
Я очень хочу на самом деле, чтоб общество на самом деле стало добрее. Не просто считало доброту благодетелью, подняв её на знамена, а стало по-настоящему таким. Чтоб перестало делиться на лучших и худших. Чтоб дало шанс всем. Шанс быть услышанными, востребованными, прощенными… Сквибам, полукровкам, оборотням, преступникам, магглам. Ведь те, кто обращается в мой фонд за помощью - им часто нужна помощь не потому, что они не умеют или не хотят работать, а потому, что их не хотят видеть рядом с собой. Оказаться на обочине жизни так просто. И так трудно вернуться. Иногда так трудно, что нет смысла возвращаться.
Я могу даже не продолжать, вы и так меня уже поняли. Но все, что я сейчас сказала - это хорошо для частной беседы. Или для церковной проповеди. Потому я облекаю все это в простые формулировки, которые вы уже знаете наизусть. У вас есть для этого другие слова, профессор?
Дамблдор слушал Милисент и размышлял о том, как случилось, что эту упрямую, вспыльчивую волшебницу шляпа отправила на Слизерин. Если судить поверхностно, место ей было совсем не там, а среди львов, но мыслить подобным образом мог позволить себе лишь первокурсник. Привычный, закостенелый образ студента-представителя каждого из факультетов скорее мешал, а не помогал раскрыть потенциал. Неверный выбор, сделанный самим первокурсником, а вовсе не Шляпой, определял его путь в дальнейшем. Оказавшись на скамье факультета, исправить этот было уже куда труднее. И в особенности оно касалось змей и львов, может, иногда барсуков и очень редко – воронов. Или, может, он был не прав и в этом, и этот выложенный из камня, окрашенный в цвета того или иного факультета путь был одинаково полон ловушек и западней. Быть может, им стоило подумать о реформе, о возможности менять факультет уже после зачисления? Быть может, кому-то из барсуков было бы полезно перейти к воронам, осознать, насколько больше и значительнее был носимый ими с собой багаж знаний и умений? Быть может, кому-то из змей пригодилось бы оказаться среди барсуков, научиться смотреть не только на цель, но и по сторонам? Быть может, среди воронов есть немало тех, кому стоило бы научиться у змей, что знания надо не просто иметь, но и уметь применять в мире? А львы, его дорогие и безрассудные львы, страдали всевозможными пороками чуть ли не больше других, просто верили, что их порок, это достоинство. Нет, где-то, в какой-то более глубинной сути они совершенно не отличались от змей. Зелено-серебристые были отдельной темой, головной болью, бессонными ночами и попыткой найти правильный ответ на вопрос, как снять со слизеринского братства клеймо выжженное обществом. Чистокровные и темные. Да хоть кто-то из вас видел списки учеников факультета? Хоть кто-то из вас общался с кем-то вроде Милисент Бэгнолд? Вот только ответ все не находился. Рушить до основания и строить полностью новое? У нас нет на это ни времени, ни сил.
- Цель не оправдывает средства, но терять ее только потому, что ты как маленький ребенок все не можешь выбрать, с какой игрушкой играть первой, тоже не очень разумно, - старый волшебник глянул прямо на женщину. - Я предлагаю тебе не лгать, а вспомнить, что ты собираешься встать во главе нации, состоящей не только из маглорожденных, кентавров и оборотней. Если ты желаешь выиграть и желаешь преуспеть, ты не можешь не считаться со всеми остальными. И я знаю, что ты сейчас скажешь, - Альбус отмахнулся от воображаемых и, быть может, вообще не существовавших аргументов, - я на твоей стороне, я согласен почти со всей твоей программой, но избирать тебя будет большинство тех, кто имеет право голоса сейчас, а не в волшебном мире будущего. Я не прошу тебя жертвовать тем, во что ты веришь, я прошу лишь считаться с реальностью. Ты нужна этому миру, сейчас как никогда более, - Дамблдор закончил свою речь и потянулся за чаем, смочить горло.
- И ты не права. Вернее, права лишь частично. Тебе не важно занять место Министра, но кто им станет важно для всех. Всех до единого, Милисент, - Альбус взмахнул рукой и та лишь на какой-то миллиметр или два разошлась со стоящей на соседнем столике вазочке. Дамблдор бросил на нее мимолетный взгляд и вернулся к беседе.
- Люди могут менять мир и меняют, но будучи Министром это сделать куда проще. Представь, что ты могла бы дать всем тем людям, которые приходят к тебе сидя не в кресле главы благотворительной организации, если была бы Министром? Сейчас это лишь шанс, тогда это было бы будущее, - Дамблдор закончил, вернее, почти закончил, - будущее, которое ты построишь вместе с ними.
Волшебник сделал еще один основательный глоток чая, потом добавил куда более миролюбиво, - С формулировками я тебе помогу. У меня есть один знакомый, который мог бы помочь с этим и кое какими дипломатическими нюансами.
Совершенно позабыв о чае, Милисент, не отрываясь, смотрела в лицо старому волшебнику неподвижным напряженным взглядом. Так кобры смотрят перед броском. Кажется - вот сейчас вцепится или плеснет чаем из чашки. Но - нет, её молчание длилось, а ничего враждебного не следовало. Только долгий-долгий взгляд.
Милисент коротко облизнула пересохшие губы, выдохнула, опустила глаза - длинные ресницы коснулись щеки. Теперь она молчала, глядя в чашку и бесшумно помешивая ложечкой остывающий чай.
Так странно… она же думала все так же. Если смотреть на суть, а не на слова. Именно этого она хотела - но другими словами. Именно так она думала. Но отчего же они спорят? Отчего ей так трудно согласиться именно со словами Дамблдора, при том, что мысли - Милисент это чувствовала - у них не расходятся.
Ресницы дрогнули, синий взгляд выстрелил, но голос прозвучал мягко, слишком мягко для такого острого взгляда.
-Вы правы…
Помолчала еще немного, собирая мысли. В самом деле, она никогда не думала о себе как о главе нации. Как о министре - да. Пост министра - это просто работа. Серьезная, ответственная, требующая всех её сил - на это она готова. Но быть средоточием чаяний всего волшебного мира - ох, не слишком ли?
Для неё самой министр магии это кто? Возлагает ли она на него хоть какие-то надежды? Нет, разочаровалась, давно разочаровалась. Ничего не ждет ни от этого, ни от следующего. Читая заявленные программы - не ждет чудес. Для неё министр магии - колосс, который надо свалить, победить, и построить на обломках новый прекрасный мир.
И то же с магическим сообществом. Дамблдор прав. В своем желании помочь слабым, она готова сражаться с сильными. Мир хижинам, война дворцам! Забыв, что сильные - тоже часть магического сообщества. Не слишком ли много врагов она себе выбрала?
Прикусила губу, размышляя.
-Я хотела бы встретиться с этим вашим знакомым, профессор, - вот и все, что сказала вслух, будто не пронеслось у неё за это время тысячи мыслей одна за другой. - Дипломатия - моё слабое место.
Все, об остальном ей еще надо хорошенько подумать. О том, как впрячь в одну телегу коня и трепетную лань. Как ей начать учиться у тех, чьи взгляды и методы она не только не разделяет, но и подчас презирает. Как перекроить себя так, чтоб из мулеты стать знаменем волшебной нации. Пока что кажется, что никак, невозможно в принципе! Но у неё впереди целая ночь…
- Знаете, профессор, я очень ценю то, что вы на моей стороне. Если бы даже у меня ничего больше не осталось, совсем ничего, только это, я и тогда бы не сдалась.
Миллисент всматривалась в его лицо, напряженно, так словно застала его за чем-то более чем порицательным. Словно, он сказал ей не истину, которая самой Миллисент была более чем известна, а вылил на нее ушат грязи. Предложил нечто аморальное или, что еще хуже, противозаконное. Насколько Дамблдор ее помнил, Бэгнолд всегда была такой, категоричной, с обостренным чувством справедливости, с четкой границей между добром и злом. В случае большинства людей, время и личный опыт эти черты сглаживал, а границы размывал, учил тому, что между черным и белым есть десятки и десятки оттенков, что чисто черного и белого не существует в принципе, но Миллисент оказалась сделанной из слишком крепкой породы, время и опыт хорошо если немного подгрызли углы, а саму суть толком не поменяло.
Дамблдор было уже открыл рот, чтобы попытаться донести свою мысль еще раз, но Бэгнолд успела первой.
«Вы правы» - задребезжало в пространстве между ними, словно просекающий воздух клинок меча, уже занесенного, но так и не ударившего. Губ Дамблдора коснулась легкая, почти невесомая улыбка. Миллисент не менялась, но все же училась. Это было хорошо, это было очень хорошо, это означало, что быть может эту возможность хоть как-то повлиять на прилив тьмы они не упустят. Может быть, если только не было уже слишком поздно, если только они не цеплялись за свои страхи и гордость слишком сильно и уже не упустили ключевой момент битвы.
- Хорошо, - кивнул старый волшебник и тут же перешел на более деловой тон, - Думаю, откладывать эту встречу не стоит. Времени осталось совсем мало, а сам он тебе давно знаком. Дож. Элфиас. Мой добрый друг и хороший советчик, особенно там, где дело касается дипломатии.
Если вдруг они не опоздали, если магический мир был готов прислушаться к этой безумной, но одновременно с этим говорящей истину женщине, их работа сегодня только начиналась. Ибо сесть в кресло Министра было даже не половина пути, это был лишь самый первый шаг, а дальше ждали сплошные оскомины и ямы. Дорога лидера казалась гладкой, выложенной из добротного камня, лишь глядя на нее издали, а идя по ней была куда проще сломать ноги или даже шею, чем достигнуть хоть какой мало мальски значительной цели. Но идти Бэгнолд будет не одна, он поможет, как и где только сможет. Но все это потом, сейчас надо было победить в выборах.
- Я знаю, Миллисент, - ободряюще улыбнулся женщина Дамблдор и протянув к ней ладонь чуть сжал ее запястье, - Я знаю, что ты никогда не сдашься. А я никогда не перестану верить, - пообещал ей в свою очередь волшебник.
Он немного ей завидовал, этой ясности, этой уверенности в свои действия, в цели, которые она преследовала. Это были хорошие, светлые цели. Когда-то в такие верил и он сам, но его вера скрючилась и пожухла. В обычный день, он сказал бы, что научила смотреть на мир в его полноте красок и оттенков, но иногда, совсем редко, ему нравилось снова почувствовать этот огонь уверенности, пусть даже горящий в ком-то другом.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » Те, кто никогда не выберет войну
