Marauders: stay alive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » [26.08.1978] Взмах крыла
ВЗМАХ КРЫЛА
закрытый эпизод
◊ Участники: Элоиза Поттер, Эдгар Боунс | ◊ Дата и время: 26 августа 1978 | ◊ Место: где обитают крылатые лошадки |
◊ Сюжет: Когда нечаянная встреча жены Пожирателя смерти и пожирательского недоразумения раскрашивается неожиданными подробностями.
Потому что лошадки всё делают лучше!
Отредактировано Edgar Bones (2022-06-20 09:57:08)
После их с Чарльзом первой ссоры Элоиза «взялась за ум» - не выходила из дома без сопровождения Бамбера, занималась в основном домашними и шишужьими делами, из поместья выбиралась разве что за покупками для домашнего хозяйства да на встречи с братом. Примерно через три дня девушка заскучала и обратила своё внимание на вопрос, давно её занимавший, но всё откладывавшийся с возвращения из медового месяца: крылатые лошади, подаренные им на свадьбу Лестрейнджами. Этонские конь и кобыла каштановой масти, названные Лирой и Орионом, давно будоражили любопытство и воображение Элли. Но всё же их статус опасности был намного выше, чем у шишуг, а потому до сих пор о новых питомцах заботился Чарльз: он определил их в хорошую частную конюшню до тех пор, пока они не найдут для них место на своём участке. И вот теперь наконец он разрешил Элли отправиться на первую верховую тренировку, ведь с лошадьми надо наладить контакт и в целом уметь обращаться, их масса сильно превышала даже массу Чарльза, что уж говорить о хрупкой Элоизе.
- А если они будут достаточно спокойными – они смогут катать детей из благотворительного фонда Чарльза? – задаёт девушка тренеру вопрос, который давно крутился у неё в мыслях, поглаживая Лиру, которую ей сегодня вывели для тренировки, по умной, шелковистой морде. Тренер, парень лет 30, вздыхает:
- В теории – да, но я бы вам не советовал, миссис Поттер – и, заметив недоумённое выражение на восторженном лице «миссис Поттер», добавляет:
- Звери из классификации опасных, упаси Мерлин что-то случится, например, ребёнок случайно упадёт – вам и мистеру Поттеру родители житья не дадут. Вот запрячь осторожно покататься в экипаж – это можно – он знал, о чем говорит, на нём самом сегодня висела большая ответственность. Мистер Поттер весьма недвусмысленно дал понять, что тренировки его супруги должны быть в первую очередь безопасными, и ответственность за это лежит на тренере, потому что сама Элоиза (и сейчас это было очевидно) не была склонна оценивать опасность, исходящую от животных.
- На земле можете использовать обе посадки, но в воздухе годится только «мужская», и не бойтесь дёрнуть её за узду, они должны чувствовать, что не могут делать всё, что заблагорассудится. Держите корпус, касайтесь бока лошади ногой, когда обозначаете поворот… - сегодня они тренировались в просторном, но безопасном загоне, защищенным чарами и не позволяющем лошади набрать высоту выше заданной. Элли чувствовала себя ещё не очень уверено в воздухе и ей казалось невежливым (вдруг ей неприятно?) сильно дёргать Лиру за уздечку. Но в целом их с лошадью знакомство проходило неплохо – если так пойдёт, к Рождеству правда можно будет организовать для детей праздничный экипаж.
- Если будете тренироваться хотя бы дважды в неделю, скоро станете намного увереннее. Мне кажется, вы нравитесь Лире, она вела себя спокойнее, чем обычно – улыбается тренер в конце занятия и Элоиза, окрылённая похвалой, спрашивает:
- Можно я сама отведу её в конюшню? – ей хочется ещё немного побыть с лошадью один на один, пообщаться вне урока. Тренер, слегка поколебавшись, утвердительно кивает головой: до конюшни пара сотен метров, едва ли что-то случится.
Элли и Лира, которую она ведёт под уздцы, правда доходят до конюшни без происшествий. Остаётся лишь вернуть лошадь в денник и самой вернуться к Бамберу, который ждал хозяйку в стороне от конюшен, потому что явно боялся больших крылатых животных.
- Ты такая красивая, Лира. Очень хорошая девочка. Тренер сказал, я могу дать тебе сахар. Или ты больше любишь морковку? А Орион? – воркует Элоиза, поглаживая лошадь по шее, любуясь ею. Пока что ей разрешили потренироваться только на Лире, потому что кобыла спокойнее и меньше размером, но девушка надеется, что и знакомство с Орионом не за горами. Из кармана верхового, простого, оливкового цвета платья Элли достаёт морковку. Ослабляет повод всего на пару мгновений, пока возится с лакомством, и Лира тут же дёргает мордой в сторону мужчины, стоявшего в конюшне возле одного из денников, спиной к ним. Кажется, он тоже собирался угостить свою лошадь.
- Лира! У тебя есть своя еда, а это чужая. Вот, держи. Простите, она совсем молоденькая и… - мужчина оборачивается и продолжение фразы застревает у Элоизы в горле, а голубые глаза удивлённо встревоженно распахиваются. Она знает его! Эдгар Боунс. И Чарльз всё ей рассказал, про то, как он предал Пожирателей Смерти, про его связи с Орденом. Он здесь случайно? Или это то, чего боялся муж? Орден следит за ней? Может, уже даже готовится напасть? Не спуская с высокой мужской фигуры взгляда, Элли испугано пятится, удерживая под уздечку Лиру одной рукой, потому что вторая уже скользит к карману, где помимо морковки скрывалась ещё и волшебная палочка. Толку с неё не будет, Элоизе отроду не давались атакующие заклинания, но есть вероятность, что Боунс об этом не знает.
Та ночь, когда лесной домик Боунсов сгинул в огне адского пламени, а сам Эдгар получил незабываемую аудиенцию у Тёмного Лорда, разделила его жизнь на «до» и «после». Если до этого у него ещё могли оставаться какие-то иллюзии и надежды, то теперь их не было. Никто не помог и никто не смог бы помочь ему в те часы. Никто не смог бы защитить его детей, сестру и брата. Всё это оказалось химерой и утопией. Он попался в цепкие лапы Лорда, как карась на крючок, и мог только отчаянно раздувать жабры, задыхаясь на воздухе, однако садистской милостию своего господина был возвращён в воду. Пока.
Первый месяц после той ночи Эдгар провёл дома. Никто не называл это домашним арестом, но Эдгар чувствовал, что по факту всё именно так: посетивший его под маскировочными чарами доктор строго велел не возвращаться к работе, по меньшей мере, ближайшие три недели, а лучше месяц. И рядом постоянно был кто-нибудь из Ордена, чтобы Эдгару не взбрело в голову нарушить врачебные предписания. Они хотели убедиться, что ему лучше. Но ещё они хотели убедиться, что он не опасен для общества. Чушь, конечно. Разумеется, опасен. Он ведь связан с Ним. Накрепко, не разорвать. И теперь он для всех стал чужим.
Легче всего в этом смысле Эдгар чувствовал себя с начальницей. Она сразу сказала, что прохлаждаться без дела ему не позволит, — раз уж уважаемый доктор запретил главе обливиаторов выходить на работу, то работа сама придёт к нему — правда, в несколько неожиданной форме, потому что миссис Медоуз решила выставить свою кандидатуру на пост Министра Магии. В целом, тут всё было, можно сказать, как обычно: громовержица ставила задачи — Эдгар их выполнял. Это было лучше, чем мариноваться в четырёх стенах, не зная, чем себя занять.
Вообще, всё шло не так плохо. Например, к нему допускали родственников. Несколько раз даже приезжала Эльза с детьми. Эти дни были лучшими. Только Эмбер всё переживала, сможет ли папа отпраздновать её День рождения вместе с ними и точно ли ей придёт письмо из Хогвартса. Эдгар уверенно отвечал на оба вопроса утвердительно, хотя сомневался решительно во всём. Эльза смотрела на него странно, но ничего не говорила. Ей и не нужно было — у Эдгара сердце обрывалось от её взгляда.
А ещё был разговор с профессором Дамблдором. Эдгар практически сам предложил ему экскурсию по закоулкам своего сознания, предварительно перелопаченного Тёмным Лордом. Горько, немножко едко — но это было вскоре после, что немного его оправдывало. Во всяком случае, он не сопротивлялся. Хотя, наверное, не стоило говорить «чувствуйте себя как дома» или отвечать на вопрос о том, как он себя чувствует, «как будто меня пытали, ментально изнасиловали, содрали кусок кожи, пережевали и выплюнули».
Сеанс легиллименции от профессора Дамблдора был намного более мягким и деликатным, чем от Тёмного Лорда, но Эдгар почувствовал его сдержанную настойчивость, стремление докопаться до сути, убедиться в отсутствии заложенных в его сознание ментальных «бомб» замедленного действия. Он расслабился и позволял делать с собой всё, что необходимо. Однако не сказать того, что считал необходимым, Эдгар тоже не мог. А было это ровным счётом следующее:
«Я вынужден обратиться к вам с просьбой, профессор. Боюсь, вам от меня больше нет никакого толку, ничего о нём знать мне нельзя, потому что всё, что известно мне, в любой момент может стать известно Ему. Сообщить что-то ценное вам я теперь тоже не смогу — да я ничего и не узнаю, Он не позволит. А защитить мою семью от магии крови не под силу даже вам. Я не могу так рисковать. Простите. Дальше я пойду один. Пожалуйста, отпустите меня».
Что ты будешь делать, Эдгар? Хороший вопрос. Почему бы не перерезать себе вены? На левой руке это будет особенно просто, там и кожи-то практически нет. Да, за тот месяц он не раз думал и об этом. Не решился. Время шло, а Тёмный Лорд ничего от него не требовал — как будто нарочно давал возможность расслабиться, забыть о его существовании. Эдгар помнил. А потому не видел для себя особого выбора.
Рука постепенно заживала, он вернулся на службу, а Эль с детьми — домой. Лишь время от времени Эдгар ловил на себе те самые «странные» взгляды жены, от которых у него кровь стыла в жилах. Однако со временем они исчезли — или Эдгар перестал их замечать. Будни потекли своим чередом. Но он знал, что это только передышка. Помнил об этом каждую секунду.
Во всём этом присутствовал и ещё один не самый приятный момент: по ощущениям Эдгара, куча людей — весь Орден и все Пожиратели Смерти — знали его и знали, что он натворил. А он их не знал. Порой из-за этого ему казалось, что у него начинает развиваться паранойя: в каждом встречном и поперечном Эдгар подозревал агента той или другой стороны. Некоторые ими действительно были.
Заметив в конюшне — вот уж тесен магический мир! — рыжеволосую волшебницу, Эдгар нарочно отвернулся. Не очень вежливо, но он не хотел вступать в диалог и надеялся, что она сейчас просто уйдёт. Потому что он её знал. Молодая миссис Поттер была замужем за Чарльзом Поттером — тем самым, который оказался Пожирателем смерти: Эдгар услышал это из разговора карауливших его орденцев, пока он «спал». Мало того, Элоиза ещё и была из Трэверсов, родная сестра Элойшеса. Конечно же, она знала. Разделяла их ценности или нет — другой вопрос, но разве у неё был выбор?
Незаметно переждать в стороне не получилось: чужая крылатая лошадка, как нарочно, потянулась к нему, и милое щебетание волшебницы неминуемо, как пожар, перекинулось на соседнее стойло, так что игнорировать её присутствие стало невозможно. Эдгар мысленно вздохнул и обернулся.
— Не беспокойтесь, у меня найдётся пара запасных морковок, хватит на всех, — заверил он молодую женщину. — Поздравляю с недавней свадьбой, миссис Поттер.
Он сказал это без всякой задней мысли, подгоняя слова под привычные рамки светских любезностей и лишь отмечая, что узнал её. А вот на кукольном личике Элоизы, щедро покрытом веснушками, читалась куда более красноречивая реакция. Она даже испуганно попятилась от него — какая детская непосредственность.
— Я такой страшный? — прежний Эдгар спросил бы об этом с обезоруживающей беззаботной улыбкой. У нынешнего с улыбками дело ладилось не так хорошо. Вот сейчас, например, не получилось. — Простите, если напугал вас, Элоиза. Я заглянул сюда познакомиться с лошадьми. Моей дочери исполняется одиннадцать, я хочу подготовить для неё особенный сюрприз. Эмбер обожает крылатых лошадей. И гиппогрифов. Вообще-то, и драконов тоже, но это было бы чересчур небезопасно, — бледная улыбка всё-таки коснулась его губ.
Крылатый конь, возле которого стоял Эдгар, потянулся к нему, ворчливо раздувая ноздри, и почти положил голову ему на плечо, боднув главу обливиаторов лоснящейся вытянутой мордой в попытке напомнить о себе и стребовать обещанную морковку. Эдгар совершенно непроизвольно коснулся ладонью и погладил лошадиную морду.
— Да, Антарес, я о тебе не забыл. Держи, — Эдгар повернулся к коню, чтобы угостить его морковкой, и заодно оказался вполоборота, почти спиной к миссис Поттер. Если и это её не успокоит… Впрочем, с чего бы ему вообще об этом переживать?
Эдгар Боунс не выглядел страшным. Он выглядел… Уставшим. Блёклым, словно стёртым ластиком. Элоиза никогда не знала его близко, но в те моменты, когда взгляд по касательной пробегался по нему на каких-то мероприятиях, он запомнился ей более живым. Впрочем, неудивительно, он наверняка радуется уже тому, что жив, если умудрился так разозлить Тёмного Лорда. И Элли не очень понятно, почему он жив, но уточнять у Чарльза она тоже поостереглась – что-то её внутренне останавливало. Может быть, и не хотела знать ответ?
- Спасибо… - отвечает Элоиза осторожно, всё ещё оставаясь на отметке, на которую «отпятилась». Она не сводит с мистера Боунса настороженного, и в то же время по-детски пытливого взгляда. Непохоже, чтобы он собирался напасть… Иначе бы уже это сделал. Но случайно ли он здесь?
- Нет-нет, я просто… - пытается сгладить неловкость девушка, так толком и не придумав, что именно она «просто». На помощь ей приходит Лира: лошади тоже немного эмпаты. Почувствовав, что хозяйка разволновалась и утратила контроль, кобыла начинает ржать и мотать головой, заставляя Элли переключить внимание на себя и покрепче схватиться за повод:
- Шшш, тише, Лира, тише. Всё хорошо – прикосновение ладонью к морде совсем чуть-чуть сдобрено эмпатическим посылом, Элоиза ещё только учится применять эмоции «прицельно» и прямо сейчас ей самой тяжело «включить» ощущение спокойствия, но и Лира не человек, ей, кажется, хватает небольшого воздействия. Или просто голоса. Кобыла фыркает, выдыхая через ноздри, и послушно замирает на месте, пока девушка слушает объяснение Эдгара.
- О! Одиннадцать. Самый важный день рождения. Как она, должно быть, волнуется. Уверена, сюрприз ей очень понравится – хотя у Элли нет причин доверять Эдгару, все её эмоции всё равно неудержимо отражаются на лице. Сейчас оно светлеет при воспоминаниях о том, что значит для волшебников одиннадцатилетие: письмо из Хогвартса, новый мир, который станет для тебя домом и во многом определит судьбу… Шаг из детства в жизнь, где ты начинаешь брать на себя ответственность и принимать решения. Элоиза, помнится, жутко скучала по Келли и Бену и не могла дождаться момента, когда наконец сядет в поезд вместе с ними. А ещё боялась, что её не возьмут к брату на Рейвенкло, а одна она совсем потеряется.
На этой ноте стоило бы попрощаться, отвести Лиру в денник, предложить ей и Ориону по морковке и торопливо отправляться домой. Элли ведь обещала Чарльзу быть приличной женой, правда? Но побороть любопытство и желание вызнать что-то – неимоверно тяжело, ведь данные мужу обещания не означают, что Элоиза не волнуется и перестала ощущать нависшую угрозу. Эдгар даже отворачивается к своему коню, и кажется, продолжать разговор ему вовсе не обязательно. Или это какая-то хитрая уловка? Прямолинейная Элли разбирается во всём этом очень плохо… Но её эмпатская сущность лжи не улавливает. Усталость, обеспокоенность – да…
Что бы на её месте сделал Чарльз? Кроме очевидного «утащил бы домой» варианта? Спросить Эдгара о чем-то в лоб или сказать «муж мне о вас рассказал» девушка боится. Всё ещё не уверена, что это не какая-то провокация ордена… А сказав что-либо настолько прямолинейное, она лишь подтвердит, что в курсе статуса Чарльза, а значит, обладает какой-то информацией и может сделать себя целью. Она обещала мужу не вмешиваться. Пару мгновений она топчется нерешительно на месте, решая, уйти или остаться, но в конечном итоге любопытство перевешивает:
- Я понимаю Вас, мистер Боунс. Я тоже очень беспокоюсь за свою семью – миссис Поттер решается прощупать почву вроде бы нейтральной, но достаточно понятной им обоим фразой, к тому же должной затронуть настроение Эдгара, судя по тому, что ощущает от него Элли. У неё ведь может не быть другого шанса что-то узнать, сейчас всё сложилось на удивление удачно, и Бамбер не выдаст её Чарльзу, потому что так сильно боится лошадей, что ни за что не сунется внутрь конюшни, пока Элли сама за ним не придёт.
Она была даже милой — открытой и притом искренней, Эдгар чувствовал это без всякой эмпатии. Хотя он, конечно, мог ошибаться, потому что Элоиза всё-таки была сестрой и женой Пожирателей смерти, да ещё и состояла в каком-то отдалённом родстве с Эйвери, как он теперь припоминал. И со всеми она, разумеется, прекрасно ладила. Так что то ли Пожиратели стали чисты душой в своих симпатиях к наивным веснушчатым созданиям, то ли создание это не такое уж наивное, каким кажется на первый взгляд.
Однако было в ней всё-таки что-то детское. Вот и на упоминании о детях Элоиза заметно оживилась, забывая о своём первоначальном испуге. Любить детей — не своих, а в принципе и в целом, как класс — по наблюдениям Эдгара, могли только хорошие люди. Впрочем, возможно, он просто не был близко знаком с четой Яксли.
Поняв, что ей ничего не угрожает, миссис Поттер с лёгкостью переступила через свои страхи и опасения и подхватила тему с оживлённой беззаботностью. Эдгар снова обернулся к ней.
— Эмбер очень волнуется, это правда: День рождения у неё послезавтра, и она здорово переживает, точно ли ей придёт письмо из Хогвартса, и успеем ли мы тогда купить всё необходимое, — поделился он. — И, само собой, ей будет чем заняться, разглядывая новенькие школьные учебники и волшебную палочку, но мне хотелось бы устроить для неё запоминающийся праздник перед её отъездом в школу.
Элоиза его больше не боялась — некоторая настороженность во всей её фигуре ещё присутствовала, но место испугу уступило что-то новое, подозрительно напоминавшее… любопытство?
«Какая странная девушка», — подумал Эдгар. Противоречия, связанные с ней, казались ему слишком сильными и острыми, а потому он никак не мог их для себя растолковать. Однако он признавал возможность их существования: в конце концов, он и сам был ходячей аномалией в своём стремлении к свету и попадании во тьму. Так бывает. Это может случиться с кем угодно, и наивность тут — благодатная почва. Осознаёт ли она действительно, с кем связалась?
Элоиза Поттер не оборвала разговор при первой удобной возможности. Эдгар не знал, что ею двигало, однако, несмотря на свою первоначальную реакцию, она явно и недвусмысленно пошла на контакт и даже ловко нашла между ними кое-что общее: беспокойство за семью.
— Есть из-за чего, — пробормотал он себе под нос, перехватил взгляд волшебницы и тихо вздохнул. Антарес как раз успел дожевать морковку, так что теперь ничто не мешало Эдгару, похлопав коня по шее, обратить всё внимание на собеседницу.
— Я понимаю, почему вы испугались, когда увидели меня, — прямолинейно заявил он. — Вы ведь знаете, кто я такой. Должно быть, вы думаете — это же тот самый Эдгар Боунс, который был Пожирателем смерти, но переметнулся в дамблдоровский Орден, от него можно ожидать, чего угодно. Это так, однако вы, вероятно, не в курсе продолжения этой истории. Не волнуйтесь, Элоиза, я для вас не опасен. Опасны другие.
Почему он начал говорить с ней об этом? Эдгар пока не мог чётко сформулировать для себя ответ на этот вопрос, но он почуял в молодой миссис Поттер что-то такое, что нуждалось во внимании и заслуживало предупреждения. Разумеется, она была взрослой девочкой и, к тому же, совершенно посторонней для Эдгара, но, несмотря на то, что практически её не знал, он ощутил по отношению к волшебнице симпатию, вынуждавшую его говорить, — и, может быть, толику встречного любопытства — уж слишком загадочной казалась миссис Поттер в своей видимой простоте.
— Чего я не понимаю, так это почему вы до сих пор разговариваете со мной. Не подумайте, что я что-то имею против, — прибавил Эдгар, чуть улыбнувшись, чтобы не быть понятым превратно. — Просто это не самое очевидное решение, учитывая все исходные данные, которыми вы обладаете, и для меня оно непрозрачно.
В конце концов, он тоже всегда умел говорить открыто и прямо, даже когда вещи казались сложными. А Элоиза Поттер, как представлялось Эдгару, должна была правильно воспринять этот жест с его стороны.
Судя по рассказу Чарльза, едва ли опыт, который получил Эдгар Боунс после предательства, можно было назвать приятным. Поэтому Элли была готова к тому, что мистер Боунс станет увиливать от прямого разговора или просто сменит тему, а может даже не ответит и переключится на коня, ведь выбор компаньона на одиннадцатый день рождения дочки – это очень важно. Но мужчина на удивление отвечает открытостью на открытость, чем сразу завоёвывает ещё несколько пунктов симпатии Элоизы. Нападать он не собирается, а выведывать какую-то информацию у неё – глупо, она не может знать что-то такое, чего не знает Боунс, бывший Пожирателем Смерти. Но кто он в настоящем? Можно ли считать его теперь «орденцем»? Или теперь он не принадлежит ни к одной из сторон? По мнению Элли, разницы между ними не было никакой (исключая вектор личных интересов) и суть «перебегания» ей неясна, но это всё-таки дело Эдгара, и она не собирается копаться в его личных мотивах.
- Продолжения? Нет, пожалуй… - Чарльз упомянул, что Тёмный Лорд за подобные прегрешения карает по заслугам, но в подробности, конечно, не пускался. Элли лишь догадывалась, что раз мистер Боунс до сих пор жив, что-то, вероятно, всё ещё происходит за занавесом этой истории. Едва ли Тёмный Лорд мог проявить гуманность. Вот в том, что опасны для неё не Эдгар, а другие, девушка почти уверена. И он – её единственная ниточка к этим «другим». Вот только… станет ли выдавать хоть что-то ей?
- Я знаю об опасности, мистер Боунс – отзывается Элоиза, и взгляд голубых глаз становится более вдумчивым, всматривающимся в Эдгара, словно собеседница что-то для себя решает и взвешивает. Кажется, лёд между ними тронулся – мужчина, несколько мгновений назад казавшийся совершенно блёклым, сейчас даже слегка ей улыбается.
- Вы правы, я сначала подумала, что вы можете быть здесь… По их поручению – слегка подчеркивая местоимение голосом, Элли задумчиво кивает. Чарльзу бы эта ситуация точно не понравилась, если он и рассказал ей о Боунсе с каким-то умыслом… То точно с тем, чтобы подобного диалога никогда не произошло. И если муж узнает об этом, она, наверное, просидит под самым настоящим домашним арестом минимум до Рождества. Но желание защитить свою семью в Элоизе сильнее всего на свете, и оно подталкивает её к непослушанию и риску. Элли уже не та маленькая болезненная девочка, нуждавшаяся в поддержке и целительских навыках Чарльза. Теперь она тоже может о нём позаботиться.
- Я женщина, мистер Боунс, для меня есть только одна сторона – моя семья – Элоиза прижимается к изящной шее Лиры, поглаживает лошадь и достаёт из кармана платья всё-таки не палочку, а морковку, словно подтверждая таким образом свой выбор. Пока кобыла похрустывает лакомством, Элли продолжает:
- Чарльз меня опекает, иногда даже излишне, он хочет, чтобы я оставалась в стороне от всего, кроме дома, но… Я не хочу бояться неизвестности и могу выдержать больше, чем ему кажется – точно воробей, хорохорящийся перед более крупной птицей. Наверное, со стороны Эдгара это выглядит смешно, и это он ещё не знает, насколько Элоиза бесполезна в любой дуэльной магии. Но ведь не всё упирается в дуэли? Вот дядя Эйдан и Келли, хоть и хорошо колдуют, всегда в первую очередь используют мозг.
- Вы лучше знаете, кто для меня опасен, мистер Боунс. Как они действуют. Где бы вы были особенно осторожны на моём месте… Я не хочу никому вреда. Только лишь нормальной, спокойной семейной жизни. Детей, которым тоже смогу устраивать сюрпризы на день рождения. Но если кто-то нам угрожает… Я должна быть готовой – Элли хмурится, а Лира, фыркнув, вскапывает передним копытом покрытие пола, снова улавливая смену настроения хозяйки. Может, с дуэлями у Элоизы неважно, но за безопасность своей семьи она будет сражаться и обязательно найдёт способ, каким бы он ни был.
Слушая Элоизу, Эдгар терялся в реакциях где-то между искренним недоумением и нервным смехом. Её позиция становилась для него в общих чертах ясна: миссис Поттер чисто по-женски мечтала о простом и незамысловатом, но таком труднодостижимом семейном счастье. Эдгар поверил в это сразу же, как только она об этом сказала, — не было повода не поверить. В целом, он не мог её за это осуждать и даже поддерживал озвученный тип мировоззрения, в центре которого стояла забота о семье. Что касается всего остального, они расходились в восприятии реальности настолько сильно, что наивная доверчивость Элоизы начинала подтачивать эмоциональный фон Эдгара червячком тоскливой, безнадёжной жалости. Впрочем, в отличие от себя-прошлого он чувствовал, что вполне способен задушить этот порыв в зародыше, и зафиксировал эту мысль в своём сознании с отстранённым удивлением, будто бы едва пробивавшимся сквозь толстое стекло аквариума. Эдгар уже почти привык к ощущению, что живёт в этом самом аквариуме. Он мог бы даже просто развернуться и уйти, и вряд ли его совесть что-то тревожило бы после. Поэтому если он решил ненадолго задержаться, то скорее из любопытства, чем из сострадания.
— Ваш муж, должно быть, очень вас любит. Вам повезло. И не повезло одновременно.
Возможно, промолчать, вежливо попрощаться и уйти было бы наилучшим решением. Проблема в том, что Эдгар уже не мог мыслить прежними категориями и оценивать всё с тех же позиций, что и раньше. Он по-прежнему задавал себе вопросы — но даже они теперь были другими. Стоило ли ломать копья, всерьёз пытаясь открыть этой девочке глаза на реальное положение вещей? Нет, однозначно, нет. Попытка потерпела бы провал, а в случае сомнительного успеха, вероятно, разрушила бы для молодой миссис Поттер весь её привычный «светлый» мир, в котором она существовала в полной безопасности, оберегаемая любящими Пожирателями смерти. Эдгар не считал себя тем, кто обязан подтолкнуть Элоизу в этом направлении. Жизнь сама всё расставит по местам. Но предупредить — что ж, пожалуй, это он мог. К тому же, ему было интересно посмотреть, как она отреагирует.
В последнее время он в принципе стал спокойнее относиться ко множеству вещей: у него уже просто не осталось никаких душевных сил для моральных дилемм и идейных метаний, для сострадания или страха — в ночь после пожара Тёмный Лорд сломал его, уничтожил нечто неуловимое, но крайне важное. Эдгар Боунс, которым он был до той ночи, перестал существовать. Он бы этого просто не выдержал. А тот, кто остался… Эдгар и сам пока плохо его понимал. Он грустно усмехнулся и покачал головой.
— Да, я знаю, кто для вас наиболее опасен, миссис Поттер. Тёмный Лорд.
По глазам Элоизы становилось ясно: не это она ждала услышать. В ней явно жила детская вера в то, что каждый человек получает то, чего заслуживает, и что можно просто делать всё правильно, и тогда всё будет хорошо. Опасное заблуждение.
— Сейчас объясню, — добавил Эдгар, чувствуя, что без этого теперь никак не обойтись. — Видите ли, Элоиза, Милорд очень хорошо знает слабые места своих слуг. Он замечательно научился определять самое дорогое и важное в жизни каждого из своих последователей и при необходимости с лёгкостью использует это как рычаг давления. В моём случае, как и для вас, это семья. В случае вашего супруга, полагаю, это вы. Поэтому, если Тёмному Лорду вдруг не понравится что-то, что делает мистер Поттер, его негодование ощутите на себе в первую очередь лично вы — ведь именно так можно причинить самую большую боль вашему мужу, и это идеальный способ удержать его под контролем. Идеальный для Тёмного Лорда — и для противодействующей стороны.
Антарес фыркнул и боднул его в плечо, и Эдгар, задержав на несколько мгновений взгляд на миссис Поттер, полез в карман за следующей морковкой, так что последующий отрезок беседы сопровождался аппетитным хрустом.
— Я не в курсе планов ни одной из сторон, но, если рассуждать логически, есть вероятность, что Орден попытается надавить на Чарльза и убедить его сотрудничать. Или, может быть, они будут уговаривать сотрудничать вас, обещая спасти вашего мужа от Азкабана. Так вот: даже если сделка будет казаться вам единственным выходом — не соглашайтесь. Потому что то, что Милорд сделает, когда узнает, будет хуже ваших самых страшных опасений. Вам не понравится.
Когда мистер Боунс говорит о любви Чарльза к ней, Элли смущается и щеки её трогает румянец: в этом нет ничего странного или неправильного. Понятно, что в нормальных случаях между мужем и женой должны быть взаимные чувства. И всё же для Элоизы осознание этого факта каждый раз – удивительное, волшебное открытие. Она только не понимает, в чем с этим может «не повезти» и чуть хмурится, пытаясь поспеть за ходом мысли Эдгара Боунса.
- Тёмный Лорд? – повторяет девушка, окончательно растерявшись, и тут же спохватывается, понижая голос, озираясь по сторонам: вроде бы их могу слышать только Лира, Антарес и другие лошади. Но никогда не знаешь наверняка: вдруг притаился чей-нибудь домовик?
Тёмный Лорд, несомненно, был фигурой противоречивой, но Элоиза рассчитывала скорее на его полезность, нежели опасность. В том смысле, что ему ведь тоже должно быть невыгодно терять соратников, правда? Особенно, проверенных временем, таких, как Чарльз и дядя Эйдан. Ещё она рассчитывала на то, что пара имён, переданных через Чарльза и дядю Эйдана, сработают, и у Ордена тоже добавится забот в ближайшем будущем. В игру ведь играют обе стороны. Боунс тем временем пускается в весьма своевременные объяснения, которые Элли жадно слушает и даже мысленно проговаривает про себя, опасаясь упустить хоть каплю слов, которые планирует обдумывать и крутить по-всякому на досуге. Иногда что-то ценное удаётся извлечь из важной информации и время спустя. Что-то она замечает уже сейчас:
- Вы ещё называете его так, как… - «как называют другие Пожиратели» Элоиза не осмеливается это произнести, но знает, что Эдгар её понял, это повисает в воздухе. Интересно, почему? И на чьей стороне Боунс сейчас? С точки зрения Элли бегать туда-сюда было глупо и странно. Даже она понимала, что эта война – не про добро и зло, не про правых и виноватых, она про то, чьи ценности должны остаться «у руля» магического сообщества. А может, в её сознании просто отложились рассуждения брата. Точка зрения Келли была ей ближе горячности Бена, подвергавшего себя опасности, хотя его-то ценностями должны были быть традиционные чистокровные, как у них с братом… Но сейчас речь не об этом. Конечно, Элоиза не упоминает, что уже видела Тёмного Лорда. И он показался ей не только страшным, но и… Интригующим. Вызывающим желание попытаться взглянуть поближе. Она могла понять Чарльза… В брате и сестре Трэверс всегда таилась странная тяга к тьме.
- То, что вы говорите, ужасно, мистер Боунс. Но я слышала те же самые слова об Ордене. Что это они попытаются давить на самое дорогое, что есть в жизни противников. И я верю и в это – так говорил дядя Эйдан, его слова подтвердила и реакция Чарльза, и тот факт, что теперь Элли должна везде ходить с Бамбером. Не доверять мужу и дяде у неё нет причин. Причин не доверять Боунсу у неё тоже нет – даже без эмпатии по нему видно, что он прочувствовал нечто очень тяжелое на собственной шкуре. Что лишь укрепляет Элоизу в уже зревшем в её рыжей головке выводе:
- Тогда какая разница? Они ничем не лучше. Чарльз ни за что бы не согласился с ними сотрудничать! – восклицает девушка запальчиво и тут же поглаживает шелковистую морду Лиры, чтобы лошадь не заволновалась, и достаёт из кармана платья кубик сахара: Лира не без зависти следила за аппетитно похрустывающим Антаресом.
Элли ни секунды не сомневалась в том, что Чарльз ни за что не нарушит свои принципы. И даже если решит что-то изменить в их жизни, то точно не в пользу Ордена и грязнокровок. Он умён и нашел бы способ провести их. И Элоиза бы тоже не согласилась идти у них на поводу. Скорее бы… Да, она бы скорее искала помощи у Тёмного Лорда. Рассказала бы ему, кто и о чем с ней говорил, постаралась быть полезной. Что бы ни пообещал Орден, им невыгодны на свободе весомые чистокровные фигуры, такие, как Чарльз. Эта мысль вновь портит Элоизе настроение, заставляет помрачнеть:
- Нет, договариваться о чем-то с ними – полная глупость. Ох, простите... Я вовсе... – поняв, что только что ляпнула, девушка краснеет, как съеденная Антаресом морковка, неловко переминается с ноги на ногу, и уточняет:
- Так почему вы решились?
Все дела, имеющие какое-либо отношение к Тёмному Лорду, должны быть сохранены в тайне, — такого постулата, со всей очевидностью, придерживалась миссис Поттер. По крайней мере, её первая, живая и неподдельная реакция, говорила о том, что она понимает, как важно соблюдать секретность и случайно не сболтнуть лишнего. Забавно, что при этом они стояли сейчас вдвоём на конюшнях и открыто обсуждали ровно то, о чём говорить с малознакомым человеком не следовало ни при каких обстоятельствах. Однако для Эдгара подобного рода барьеры и запреты несколько поистёрлись в свете недавних событий, а Элоиза оказалась слишком любознательным зверьком, чтобы какие-то надуманные предосторожности могли остановить её продвижение к недоступному ранее знанию. Тем более, во благо семьи. И, хотя проявление скрытности с её стороны откровенно запоздало, волшебнице хватило цепкости для того, чтобы не упустить из виду некоторые сопутствующие детали. «Вы ещё называете его так…»
— Как все Пожиратели смерти, — спокойно закончил Эдгар фразу, на которой споткнулась его собеседница. — Всё верно. Милорд лишил меня сомнительной чести носить этот статус — довольно садистским способом, о котором вы вряд ли хотите знать, — но бывших Пожирателей не бывает. Во всяком случае, живых.
И тут бы самое время свернуть их душещипательную, полную неловких откровений спонтанную беседу, — но Элоиза, осознанно или нет, забросила новый крючок, не отреагировать на который Эдгар не сумел. Он не поморщился, но на короткий миг тень пробежала по его лицу, когда девушка заговорила об Ордене. «Они ничем не лучше». Ну, конечно: эти ужасные и пугающие «они». И кем же она считает его?
Будто уловив его ход мыслей, миссис Поттер снова запнулась и пустилась в путаные извинения. Ага, значит, она ни в чём не уверена и сама не понимает, на чьей он стороне. А болтает с ним, как будто они лучшие друзья. Понятно, почему её супруг — как это она сказала? — «излишне» её опекает.
— Вы слышали, что они попытаются. А я испытал на себе, как Тёмный Лорд делает это, — слова дались Эдгару непросто, но всё же намного легче, чем он сам от себя ожидал, — почти как если бы он говорил о ком-то другом. Но только «почти». Потому что с одной стороны, перенесённый им травматический опыт всё ещё отзывался тупой болью в груди и предплечье, а с другой Эдгар уже не был так уж уверен в том, что в словах Элоизы нет доли истины. Все эти замечательные, прекрасные люди, которые прощали и принимали его, в конечном итоге подтолкнули его ближе к краю пропасти, чем он когда-либо решился бы подойти сам. И на краю он не удержался. Сейчас Эдгар чувствовал себя разменной монетой в чужой большой игре, выполнившей свою функцию пешкой, которую небрежно смели с доски. Он душил в себе лишние эмоции, не позволял им развиться и выжечь его изнутри — но он много думал об этом и выводы для себя сделал. Тем не менее, привычно отбросив назад начавшую поднимать голову волну эмоционального цунами, Эдгар даже нашёл в себе силы улыбнуться: вопросы это фееподобное веснушчатое создание задавало отчаянно смелые.
— А вы любопытная, — заметил он, глядя на молодую женщину со всё той же улыбочкой, которую теперь сам не мог ни идентифицировать, ни отлепить от губ. — Забавно, вы так уверены насчёт Чарльза. Думаете, он не пошёл бы на сделку, если бы они похитили вас? Если бы начали вас пытать?
Эдгар помолчал мгновение, с интересом наблюдая за тем, как меняется выражение на веснушчатом личике.
— Сомневаюсь, что Орден стал бы это делать, они позиционируют себя как светлая сторона, — хотя авроры тоже выступают за закон и порядок, а уже дошли до разрешения на Непростительные. — А вот Пожиратели смерти на их месте стали бы. По этой логике, послать меня к вам должен был не Орден, а Тёмный Лорд: выясни он, что Чарльз стал их целью, он захотел бы подстраховаться и заведомо лишить их такого эффективного рычага давления. Может быть, он ещё просто не знает? Или на самом деле я здесь по его приказу, и вам давно пора бежать без оглядки?
Ощущение было странными и непривычным: Эдгар поймал себя на том, что пугает её вполне сознательно, и не потому, что это было нужно ему для достижения какой-либо цели, а просто так, без всякого хитрого умысла — потому что это его развлекало. «Какое пугающее открытие», — прокомментировал внутренний голос. С откровенным сарказмом. Эдгар хмыкнул, признавая его правоту.
— Не бегите, миссис Поттер: если бы я собирался убить вас, то уже сделал бы это. Или бегите, — Эдгар небрежно повёл плечами, — вы всё равно не потеряете ничего, кроме возможности послушать мою историю. Вы ведь до сих пор гадаете, кто я, верно?
Что перевесит, страх или любопытство? Он почти не сомневался, что знает ответ. Однако эта новая игра оказалась на удивление увлекательной.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/124/603196.jpg[/icon]
От слов о «садистском способе» веет чем-то таким, что Элоизе становится слегка не по себе: по спине шагают большие, ледяные мурашки, и что-то подсказывает девушке, что знать, что мистер Боунс имеет в виду, ей в самом деле не захочется. Чтобы иметь представление, достаточно быть хоть немного в курсе достижений Пожирателей, например, через «Пророк». А выше этого уровня Элли и не горела желанием подниматься. На некоторое время она теряется, не зная, как реагировать – и так уже сказала лишнего. Что говорят в таких случаях? «Мне жаль»? Это будет звучать фальшиво, учитывая, что девушка не знает толком ни что пришлось пережить Эдгару, ни почему он решился это пережить. Может, искать правых и виноватых бессмысленно. Может, он просто запутался. Это свойственно людям.
К тому же, нечто иное привлекает внимание Элоизы помимо слов. Она чувствует… Что-то происходит с Эдгаром Боунсом на уровне эмоций. Что-то такое, чего раньше она ни у кого не улавливала. Это сложно описать, словно кто-то бросил в воду камешек и круги, расходящиеся по воде, заставляют картинку смазываться, меняться, закручиваться в водоворот… Элли замирает, вглядываясь в Боунса, склонив голову набок, как делает Меропа, когда изучает нечто для себя новое. Пока что метаморфозы вызывают у девушки скорее любопытство. Она улыбается смущенно и робко, подтверждая, что да, действительно любопытна, но почти тут же хмурится и любопытство уступает место тревоге…
Если бы её похитили или пытали… Если бы Чарльз не знал, где она, но чувствовал, как нагревается кольцо на его пальце, понимал, что его жене грозит настоящая опасность. Хватило бы ему выдержки попытаться найти обходной путь, заручиться поддержкой Тёмного Лорда, расписать шахматную партию? Если бы его подталкивали и живописали ему пытки, которым подвергается Элли? Сейчас она уже не так уверена. Чарльз мог бы как сам устроить её похитителям пытки, так и поступиться чем-то, лишь бы избавить её от боли. Но не успевает эта мысль тенью коснуться веснушчатой мордашки, как Эдгар подменяет её новой, более тревожной.
Знает ли Тёмный Лорд о том, что Чарльз под прицелом Ордена? Ей казалось, что должен, раз об этом знает дядя Эйдан… Но мог ли Лорд поступить так с Чарльзом? Ведь про дядю Эйдана орден знает, а с миссис Эйвери всё в порядке. Нет, в этом нет никакого смысла. Есть ещё и Бен. А если ты сам «перережешь» все ниточки, за которые можно дёргать своих последователей – как потом их контролировать в случае необходимости? И потом… Разве Чарльз не был полезен недавно Лорду? Тогда, когда он приходил? Но представления Элоизы о Тёмном Лорде ещё недостаточно устойчивы для того, чтобы не сомневаться, и она невольно отшатывается, когда Эдгар говорит бежать без оглядки. Отшатывается, готовая сорваться с места, но всё же не срывается. Любопытство удерживает её на месте крепче любых пут. Только выражение лёгкой обиды сквозит на кукольном личике: зачем он с ней так? Она обидела его, сказав про глупость? Но Элли ведь не специально.
- Я знаю одно, мистер Боунс: все эти деления на свет и тьму очень относительны и спорны. Что бы там ни писали в «Пророке», мой муж – хороший человек. Он помогает другим, и я за всю жизнь не видела от него ничего, кроме любви и поддержки. Мой первый муж был безупречен в глазах общества, но он был чудовищем, до которого наверняка далеко некоторым Пожирателям. Поэтому я бы не была так уверена в светлых методах Ордена – девушка гордо и упрямо вздёргивает подбородок, словно готова вызвать на поединок каждого, кто осмелится попытаться сдвинуть её с этой идеи, допускающей «хороших» Пожирателей Смерти. В то же время Орден, «светлая сторона», где были они, когда Эдгар получал причитающееся ему «вознаграждение» от Тёмного Лорда? Разве они не должны были попытаться пойти на сделку, чтобы получить его обратно? Или не больно-то хотели? Им-то в случае раскрытия Азкабан не грозит, можно успокоить себя этим фактам и предоставить спасение утопающих самим утопающим. Очень удобно.
Элли отступает на шаг и прижимается щекой к шее Лиры, словно старается слегка спрятаться за кобылу на случай, если то, что она собирается сказать, снова прозвучит как-то обидно. Но она наконец находит определение этому странному завихрению эмоций, исходящему от Эдгара Боунса:
- Да, мне правда любопытно и я готова выслушать столько, сколько вы захотите рассказать. Но… Вы уверены, что сами знаете, мистер Боунс? – она говорит с ним из любопытства и это правда, Элоизе хочется знать больше, чем позволяют ей муж и дядя, ведь ставки так высоки. Но почему с ней всё ещё говорит Эдгар? Может, потому что сам пытается найти ответы, а как бывшая Рейвенкловка, Элли знает: у проговорённой вслух загадки куда больше шансов быть разгаданной.
Она осталась. Эдгар знал, что она останется, — и всё же в глубине души порадовался, когда убедился в этом. Не сказать, чтобы этот разговор был ему так уж нужен: он не готовился к нему и его не планировал, встреча произошла внезапно и вылилась в довольно откровенную беседу тоже весьма неожиданно. Однако это нечаянное столкновение с миссис Поттер вдруг распахнуло перед ним хорошую возможность открыто поговорить о том, что он вряд ли смог бы обсудить с кем-то другим.
В жизни всегда так много условностей и сдерживающих факторов. Семью Эдгар исключил из потенциальной «аудитории» для своих философских и прикладных измышлений сразу: одно дело, если бы его рассуждения носили чисто умозрительный характер, и совсем другое — когда последствия его заблуждений болезненно прочувствовали на себе все его близкие, хотя Эдгар, сколько мог, всеми силами старался оградить их от этого опыта. Раз за разом возвращаться к этой теме в разговорах означало бы подливать масла в огонь, а в семье и без того стало неспокойно. Брат и сестра продолжали стоять за него горой, но беседа с каждым из них оставила после себя тяжёлое послевкусие, как будто он перевесил свои проблемы на их плечи. А Эльза… Эдгар боялся, что она уйдёт. Заберёт детей и уедет, оставив на прощание записку, пока он будет на службе. Он даже не смог бы её за это упрекнуть. На протяжении двух месяцев Эдгару казалось, что это вот-вот случится. Может быть, он ошибался, а может быть, Эль решила не портить ещё сильнее последнее лето дочери перед Хогвартсом и сначала отправить Эмбер в школу. От этих мыслей Эдгару делалось тоскливо, но он не мог исправить того, что уже произошло.
С друзьями или коллегами в курилке о релятивизме добра и зла тоже было не поболтать. Как бы могла выглядеть такая беседа? «Допустим, я убил человека ради возможного спасения других людей. Это делает меня плохим человеком?» Временами Эдгар подумывал сдаться. Останавливало его только одно: на фоне предвыборной гонки Крауч вцепился бы в него мёртвой хваткой, чтобы обеспечить себе дополнительное достижение, а даже в менее обострённой обстановке пришедшему с повинной Пожирателю Смерти в аврорате наверняка выпотрошили бы весь мозг. Это, в свою очередь, означало поставить под удар Дамблдора, Дожа, Доркас, Минерву и всех остальных, кто искренне пытался ему помочь, — они-то ведь тоже действовали в обход закона. И они знали. Где-то глубоко внутри себя Эдгар не мог этого простить — но и подставить всех тоже не мог: Пожиратели Смерти называли его предателем, но он никогда в полной мере не ощущал себя одним из них; напротив, настоящим предателем он стал бы, если бы подверг риску волшебников, стоявших по другую сторону. Жизнь, однако, складывалась так, что и быть с ними он при этом не мог. Печальная непоследовательность.
— Знаете, миссис Поттер, я всю жизнь считал себя хорошим человеком, но шрам от метки на руке достаточно прозрачно намекает на то, что хороший человек может совершать плохие поступки. Поэтому в глубине души мне очень хочется с вами согласиться — признать, что добра и зла в чистом виде не существует, что всё в мире относительно и что спасение одного может быть погибелью для другого… или наоборот, не суть важно. Хороший человек — тот, кто добр по отношению к вам, а остальное не имеет значения, не так ли?
Эдгар положил руку на деревянную балку загонного заграждения и чуть подался всем корпусом вперёд, нависая над Элоизой и в то же время оставаясь на расстоянии от неё.
— Но правда в том, что Пожиратель смерти не может оставаться хорошим человеком, даже если очень этого хочет. Потому что то, что мы делаем, меняет нас изнутри. Какое-то время с этим можно бороться. Но в итоге ты либо принимаешь себя и примиряешься со злом, которое совершил, либо сходишь с ума. И в первом случае зло становится твоей неотъемлемой частью.
Он снова выпрямился во весь рост и не глядя положил ладонь на морду боднувшего его в шею Антареса.
— Я прекрасно знаю, кто я, Элоиза. Когда-то я был хорошим человеком; я пришёл в Пожиратели Смерти с ведома и одобрения людей, надеявшихся получить достаточно информации, чтобы развалить эту структуру и положить конец бесчинствам Тёмного Лорда. Я тоже этого хотел и хочу до сих пор. Но сейчас я такой же загнанный зверь, как и все вы, — только вы ещё не успели прочувствовать на своей шкуре, каким будет наказание за попытку проявить своеволие или, не приведи Мерлин, освободиться от Его власти, а для меня эта тёмная сторона открылась во всей красе ещё в процессе приручения. Теперь я вынужден служить Тёмному Лорду — не по доброй воле, а потому, что он не оставил мне выбора. У вас его тоже нет. Впрочем, если вам повезёт, может быть, вы этого никогда не заметите.
Эдгар тихо выдохнул. Всё-таки было в этой девушке нечто странное, какое-то уж слишком причудливое сочетание света и тьмы, по касательной задевавшее его любопытство. Так почему бы не воспользоваться случаем задать прямой вопрос?
— Теперь, когда вы получили честный ответ из первых рук и знаете, что я такое, не откажите мне в ответной любезности. Скажите, миссис Поттер, — кто такая вы? В чём ваш секрет? Он у вас есть, я вижу это.
Создание, сотканное из света, не может быть так восприимчиво ко злу без всякой причины — теперь Эдгар был в этом уверен.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/124/51827.jpg[/icon]
Элоизе искренне жаль Эдгара: она видит, что он хочет поступить так, как правильно. Но это «правильно» определил не он, а когда-то другие люди решили за него, что принимать в обществе за «правильно». Со своей стороны, так, чтобы это правильно служило их ценностям, их пользе. С чего он взял, что их правильно подходит ему? Что оно настоящее? Элли, выросшая в Лощине, привыкшая наблюдать за шепотом теней, знала наверняка – всё не так просто, мир не ограничивается одной стороной, независимо от того, что ты лично считаешь правильным. Ночь сменяет день, рождение – смерть, а низзлы, например, едят мышей, и для них это правильно, хотя для мышей – чистое зло. Мир так устроен, и по мнению Элли весь секрет в том, чтобы балансировать и брать то, что тебе нужно, с каждой из сторон. В меру удачливости. Вот она занимается благотворительностью, помогает детям и приютам для животных. Это светлое дело? Безусловно. Но она же помогла пропасть Дамиану – это тьма? Да. Стало ли кому-то от этого хуже? По мнению Элоизы, нет. Дамиан получил то, что ему причиталось за смерть Меропы, а было ли это «правильным»… Элли было плевать, потому что ощущалось это чертовски хорошо. Момент, когда она узнала о смерти Дамиана, был лучшим в их браке.
- Как Вы думаете, мистер Боунс… - начинает Элоиза по-рейвенкловски задумчивым тоном, каким им задавали загадки на входе в факультетскую башню:
- …если с Вами что-то случится, пока вы помогаете Ордену, будет ли Ваша дочь считать их светом? Скажет ли, что это «правильно»? Или ей важнее, чтобы папа был рядом, когда она первый раз сядет на лошадь? – Эдгар, высокий и широкоплечий, как Чарльз, нависает над ней, и хоть Элли жмётся покрепче к Лире, но страха старается не выказывать. Как знать, вдруг у неё получится ему помочь? Это ведь в сущности просто: не тратить свои силы в бесполезной, безрезультатной борьбе, существующей с основания времён. Чарльз и дядя Эйдан, например, эту тактику освоили. А Бен нет, поэтому тоже вечно чем-то терзается, и его Элоизе тоже жалко.
- Хороший человек может совершать плохие поступки, а плохой – хорошие, тогда какой именно поступок делает человека хорошим или плохим? Даже из Ваших слов следует, что это величина непостоянная. Следует ли за ней гнаться? Есть ли в мире кто-то, владеющий ею? Дамблдор использовал Вас, зная, что подвергает опасности Вас, Ваших детей, Вашу супругу. Это хорошо? – Элли не утверждала, что то, что делал Тёмный Лорд, не было плохим. Но и хорошей не была ни одна из сторон. В таком случае, Эдгар просто создал проблему сам, погнавшись за миражом, которого никогда не смог бы достигнуть. Если уж ввязался в это сражение за одну из сторон, нужно быть верным ей и себе. Чтобы как минимум не ухудшать ситуацию, особенно, если ты не один, и от тебя зависят другие люди. Такой совет Элоиза дала бы Чарльзу, но Чарльз, к счастью, был не из тех, кто склонен сомневаться в своих решениях.
- Мой секрет… - Элли чуть теряется, не зная, как толком облечь в слова то, что испытывала, что увидела и почувствовала уже давно. То, что заставляло её не бояться вида метки.
- …я выросла в Багровой Лощине, мистер Боунс. Это большое, мрачноватое поместье, слишком большое для четверых человек. В детстве мы с братом фантазировали, что оно населено монстрами, жутко их боялись, брат придумал каждому имя и повадки. Сначала нам казалось, что наша задача – выжить в их обществе во что бы то ни стало, а потом… - взгляд Элоизы замирает, словно обращается внутрь, и привычная на её лице улыбка становится уже не такой милой, отдаёт холодом:
- …мы поняли, что тени и эти монстры – то, что делает Лощину особенной, делает её нашим домом. Больше мы не боялись. Они стали нашими друзьями, мы даже подчинили их. Скажу больше, в Австрии я по ним скучала – Корча помогал им в саду, шипастые – «охранять» периметр и шпионить за гостями. Дольше всех не могла сдаться Леди, монстр из старого портрета на третьем этаже, но и она начала убирать свои когтистые лапы по окрику Келли.
- Я приняла себя и свои страхи, это единственный способ обратить их в оружие и жить в гармонии. И в этом нет ничего дурного. Если бы все мы были задуманы одинаковыми – много ли было в этом смысла? – конечно, Элоиза могла не принять метку на руке Чарльза, могла покинуть его дом в тот же день, согласиться отправиться в Ирландию. Сделало бы это её счастливой? Изменило бы что-то в мире? Сделало бы счастливым его? И когда однажды всё это закончится – что будет иметь большее значение: то, что ты якобы сделал «для мира» или что принёс тем людям, для которых был действительно важен? Элли для себя ответила на этот вопрос очень давно. Жаль лишь, что ценой озарения была жизнь Меропы.
- Пойми я это раньше, мистер Боунс, я бы не потратила годы в браке, который никому не принёс счастья. Но с этим страхом я тоже справилась – Элоиза, которой столь откровенный разговор, позволяющий облечь давние эмоции в слова, тоже пришелся по вкусу, пристально смотрит голубыми глазами в глаза Эдгара: смогла она его удивить? Он ведь наверняка понял, что она имела в виду. Может быть, она откровеннее, чем стоило бы, но Элли знает, чувствует, что дальше Боунса её секрет не уйдёт. Рыбке на крючке можно рассказать многое, она в ответ лишь похлопает жабрами. Открытие удивительное и даже… Волнующее. Но Элоизе мало рассказать, хочется и показать. В этом порыве есть и желание помочь Боунсу, и странное стремление похвастаться. Девушка концентрируется на гармоничном покое в её душе: тёмный, прохладный, он похож озеро под луной, с виду неподвижное, как черное стекло, но скрывающее в себе целый мир и захватывающие дух глубины. В этой воде хочется лечь на спину, раскинув руки, и покачиваться, глядя на луну, льющую на тебя бледный, ласкающий свет. Элли мягко, словно спрашивая разрешения, касается разума Эдгара, позволяя ему почувствовать эту освежающую невесомость. Когда ты можешь пребывать в таком месте – разве хочется выходить в ничего не значащую суету? И ведь он сам чинит себе препятствия, между ним и озером всего одно, простое, но важное действие.
Элоиза, совершенно очевидно, с ним не соглашалась и готова была ввязаться в отвлечённо-философский диспут с человеком, который только что открыто заявил, что не разделяет её ценностей и имеет для этого вполне конкретные и реальные основания. Должно быть, в ней говорила пылкая привязанность к людям, которые составляли её ближайшее окружение, — то есть, к пожирателям смерти. Переубеждать её было бы пустой тратой времени: против сильных чувств доводы разума бессильны. К тому же, и ситуация в самом деле была двоякой, потому что «светлая» сторона тоже проявила себя не в лучшем виде, а в доводах миссис Поттер присутствовала своя правда — та самая, которая подтверждала её позицию о том, насколько всё относительно в этом мире. Что такое «хорошо» и что такое «плохо»… Уголки губ Эдгара чуть приподнялись.
— Со мной уже «что-то случилось», миссис Поттер, и Ордену я больше не помощник.
Причин тому было ровно две. Одна из них лежала на поверхности: Тёмный Лорд нашёл весьма действенный способ взять его за горло — Эдгар не мог рисковать жизнью своих детей, сестры и брата. Соответственно, единственное, что ему оставалось, — это не иметь никакой новой информации об Ордене и его составе: это был единственный способ никого больше не подвести.
Однако была и вторая причина — та, которую Эдгар прятал и закапывал как можно глубже, в том числе от самого себя. Увы, слова Элоизы били точно в цель — они оказались созвучны тому, о чём Эдгар не хотел даже думать. Благими намерениями выстлана дорога в ад. Какая ирония: он сам прошёл по этой дороге и, кажется, уже достиг пункта назначения. Он ступил на этот путь, руководствуясь, по большей части, лучшими побуждениями, а в итоге его жизнь превратилась в кромешный ужас без всякой перспективы на освобождение. Ну, кроме смерти, конечно. Ему опять начинало казаться, что она могла стать не самым плохим выходом.
— Профессор Дамблдор руководствовался лучшими побуждениями, — произнёс Эдгар, стараясь не выдавать никаких эмоций, однако сейчас это удалось ему хуже, чем всегда: в его интонации просочилась прикрытая усмешкой едкая горечь. — Но, если посмотреть на ситуацию под таким углом, он действительно меня использовал — с моего добровольного согласия. Я ведь уже сказал вам, что хотел этого, — потому что надеялся заслужить искупление, не перед Дамлбдором и не перед Орденом, а перед самим собой. Это было наивно и недальновидно, теперь я понимаю. Вместо того чтобы выбраться из этого чернильного болота, я только сильнее увяз в нём и продолжаю медленно тонуть. Но таков, во всяком случае, результат моего выбора и моих ошибок. Тёмный Лорд мне никакого выбора не даёт.
Очень странно, но в каком-то смысле эта внешняя, навязанная несвобода делала Эдгара свободнее изнутри. Помимо семьи, ему больше нечего было терять: свои принципы, идеалы, себя самого он, видимо, уже утратил, так что теперь обо всём этом можно было не беспокоиться. К чему переживать о том, чего больше нет?
История Элоизы о монстрах из детства поначалу не слишком впечатлила Эдгара — она была далека от того, чего он ожидал. Однако постепенно из неё выкристаллизовывались крупицы смысла. Плодить чудовищ, чтобы бояться их, а потом превозмочь свои страхи, обратить их в своё оружие и пугать им уже других — в сущности, не такой ли была история всех пожирателей смерти, вместе взятых, умудрившихся создать такого монстра, как Тёмный Лорд, но не сумевших с ним справиться? Порождённое их коллективными страхами чудовище оказалось слишком хитрым и сильным даже для них самих, вышло из-под контроля.
— Кому-то нравится создавать монстров, а кто-то предпочитает с ними бороться. А когда борешься с монстрами, надо быть внимательным, чтобы не превратиться в одного из них. Мне это не удалось. Впрочем, и страхов тоже почти не осталось. Может быть, дело в том, что монстры просто не умеют бояться?
Эдгар не переходил на личности, и всё же его вопрос можно было счесть жёстким и дерзким: ведь, причислив к монстрам себя, он косвенно отнёс к ним и Элоизу. И тем неуместнее казалась внезапно подступившая волна умиротворения сейчас, когда он был больше склонен к ожесточению и холодному, рациональному цинизму. Она пришла, словно навязанная извне, словно… Проклятье, ему же уже не раз доводилось испытывать на себе нечто подобное! Эдгар впился в Элоизу прямым, проницательным взглядом.
— Так вот какая у вас тайна, — протянул он, не сводя с девушки глаз. Всё вставало на свои места: маленький эмпат, взращённый и воспитанный пожирателями смерти, — она впитывала, как губка, всё, что чувствовала и видела вокруг. Пожалуй, у неё с самого начала не было шансов, даже несмотря на бивший из неё внутренний свет.
— Это было крайне неосторожно, Элоиза, — покачав головой, пожурил волшебницу Эдгар. — Вы разве не знали, что моя начальница — миссис Медоуз, и что она — эмпат? Она не раз помогала мне справиться с эмоциями, так что я знаю, какие ощущения возникают при эмпатическом воздействии. Не говоря уже о том, что у опытного легиллимента есть шансы его распознать.
А если миссис Поттер — эмпат, пусть даже не такой сильный, — может ли она быть чистокровной? Да и её брат тоже, они слишком похожи, чтобы считать кого-то из них подкидышем. Трэверсы и их секреты…
— Не бойтесь, миссис Поттер, — добавил Эдгар с тонкой улыбочкой, которую сам наверняка счёл бы неприятной, — я сохраню вашу тайну. Наверное. Хотя, знаете, это не точно: я в последнее время сам не свой и не могу ничего обещать.
[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/124/635165.gif[/icon]
Элли чувствует, как их разговор начинает ходить по кругу. Существовал какой-то аспект, по всей видимости радикально важный, относительно которого они с мистером Боунсом не могли друг друга понять. Мужчина не отрицал, что его использовали, что по сути Орден поступил не лучше Пожирателей Смерти, но тем не менее по-прежнему нуждался в каком-то… Искуплении. Разум Элоизы решительно отказывался понимать – искуплении за что, и каким образом собственная разрушенная семья может быть искуплением. Хоть одному человеку в мире от этого мнимого «искупления» стало ли лучше?
Может быть, она, Элоиза, далеко не такая светлая, как о ней привыкли говорить и думать. Но Элли, совершившая ряд своих ошибок, не испытывала никакой потребности в искуплении. Всё ещё чувствовала вину за произошедшее по причине её слабости с Меропой, но смерть Дамиана полагала достаточным искуплением и ничуть не переживала о тёмной стороне выбранного метода. Она ошиблась, покорившись в силу юного возраста воле родителей, не зная толком, чего хотелось бы ей самой. Искупление Элли состояло в том, что когда она всё же узнала – она взяла это, как только представился шанс. Не было ничего, о чем Элоиза пожалела бы, не было ни одного метода, который она не согласилась бы использовать, чтобы получить или удержать желаемое. Так действовали Келли, Чарльз, дядя Эйдан, всё, что наблюдала Элли с самого детства, подтверждало правильность данной модели. Если ты слаб, решат за тебя. Этот вывод подтверждали её семейная жизнь с Дамианом и положение Эдгара Боунса.
- Монстры не умеют бояться… - повторяет девушка задумчиво, пробуя эту фразу на вкус. Кажется, она нашла этот аспект: Эдгар Боунс видит слишком цельную картинку. А она – фрагменты. Элоиза не сказала бы, что монстры не умеют бояться. Умеют, и любить, и испытывать страх, но они отрицают любые границы там, где что-то угрожает тому, что им дорого. Если из-за этого Эдгар считает её монстром – пусть, Элли это даже льстит. Может быть, в Лощине и не рождается ничего другого.
- Пусть так, мистер Боунс. Я предпочту быть счастливым монстром, не нуждающимся в искуплении – стоить отдать Эдгару должное, даже озеро безмятежности, предложенное ему Элоизой, не прерывает его странного сеанса самобичевания. Ей казалось, сопротивляться покою трудно, для столь уставшего человека – почти невозможно. Но Боунс не только не соблазняется, он ещё верно определяет степень воздействия Элли. Конечно, Доркас Медоуз… Уголок рта девушки едва заметно вздрагивает, словно собирается вот-вот раздражительно искривиться.
- О, я знаю вашу начальницу. Она действительно любит совать нос во всё подряд – всё же не удерживается Элли от ещё одной неосторожной ремарки, и в глубине холодного озера безмятежности что-то бликует, словно зажглась огненная вспышка. Элоизу, конечно, раздражал и нервировал тот факт, что Доркас, а значит и орден, знали о том, что она эмпат. Так что причинить большого вреда в контексте ордена Боунс не мог, но он прав – это было неосторожно. Чарльз рассердится, если узнает. Помимо ордена есть ещё общество. Которое скорее поверит кому-то из священных двадцати восьми, чем странно себя ведущему обливиатору, но лучше лишний раз не проверять.
- Я не враг Вам, напротив, с удовольствием бы помогла, хоть Вы и причинили неудобство моему дядюшке. Но если понадобится помощь кого-то, уважающего личные границы… Легиллимент и эмпат могут быть друг другу полезны, правда? – Элли пока точно не знает, чем, но не сомневается, что такой контакт может быть полезным. Если, конечно, с Эдгаром Боунсом сейчас можно о чем-то договариваться. Он ведь и правда сам не свой.
- Не только Орден дорожит эмпатом в своих рядах, поэтому не след бы нам ссориться – можно сказать, она блефует, не зная толком, представляет ли практическую ценность или оказалась полезна случайно и разово, но… Судя по всему, Боунс больше не рискует злить Тёмного Лорда и перспективы подобного действия могут добавить ему разумности.
Монстр, показавшийся на мгновение из-под прикрытие веснушчатого личика, так же неожиданно юркает обратно в тень, и Элоиза широко улыбается своей привычной улыбкой:
- Мне пора, мистер Боунс, а то муж скоро начнёт волноваться. Передайте Вашей дочке мои наилучшие пожелания к её Дню Рождения, я надеюсь, он пройдёт замечательно – тут Элли, кладущая ладонь на шею Лиру и мягко направляющая лошадь к деннику, совершенно не кривит душой. Она искренне волнуется за незнакомую ей малышку, вступающую в важную пору студенчества, и хотела бы, чтобы её отец сделал девочке самый лучший подарок: вернул в их семью мир, пока не стало слишком поздно. Это зависит от Эдгара Боунса больше, чем ему кажется.
Почему? Почему он с самого начала не мог быть таким, как эта девочка, — равнодушным ко злу, пока оно не касалось близких ему людей, лишённым чувства вины за сопричастность к разрушению чужих жизней, способным закрыть глаза на то, с чем не имел дела напрямую? Почему его так потрясло Кровавое Рождество, вид искорёженных вагонов и плач оставшегося без родителей ребёнка? Впрочем, он-то побывал там лично — в отличие от Элоизы. Теперь, наверное, поздно было задавать себе такие вопросы — ответы уже ничего не могли изменить.
А вот он сам изменился. Это приходило волнами. Сначала казалось, что всё нормально. А потом его внезапно накрывало. Приходилось признать: та ночь, когда Эдгар получил аудиенцию у Тёмного Лорда, бесследно для него не прошла. Он и сам это понимал и старался удержаться в привычных рамках. Но иногда ему надоедало стараться. Зачем? Для кого? Он стал для всех бесполезен или даже опасен — кроме Милорда, разумеется. У Эдгара кровь закипала от ненависти при одной мысли о нём — а думал он о Волдеморте часто. Эта ненависть, как ни странно, подпитывала его силы. Держаться на ней оказалось значительно проще, чем опираться на всё то, на что Эдгар привык полагаться до сих пор. Правда, имелся небольшой побочный эффект: она потихоньку вытягивала щупальца и распространялась не только на так называемого «лорда». И тогда он начинал задыхаться.
Миссис Поттер предпочитала быть «счастливым монстром» и в искуплении не нуждалась, — вероятно, и виноватой в чём бы то ни было себя не чувствовала. Как, должно быть, удобно.
— Отчасти я вам даже завидую, — сказал Эдгар — а сам подумал, что монстры бывают разных категорий. Такие, как Элоиза, могли жить счастливо какое-то время. Но им было, чего бояться. Самыми страшными монстрами становились те, кому ещё было, за что бороться, но уже нечего стало бояться. Когда не испытываешь страха, тебя ничто не сдерживает — разве не так?
Тон, которым Элоиза упомянула о своём знакомстве с Доркас, говорил о том, что знакомство это едва ли было приятным, а комментарий в целом вызвал у Эдгара усмешку.
— Да, этого у неё не отнять, — согласился он. — Не самое худшее качество для руководителя департамента катастроф — в идеале мы должны их предотвращать, а для этого никакое дело или знание не будет лишним.
Мысли Эдгара волей-неволей перекинулись на работу. Да, он долго отсутствовал, но, вроде бы, уже прошло немало времени после его возвращения. И всё же он до сих пор ловил на себе то косые, то сочувственные взгляды коллег и улавливал шепотки, резко смолкавшие при его приближении. Про начальство всегда сплетничают, это нормально — но после его месячного отсутствия сплетен стало в несколько раз больше. Одни считали, что и отпуск, и больничный были частью «реабилитации» после нападения на дом Боунсов и сопряжённой с оным психологической травмы, и удивлялись только тому, как столь длительное отсутствие главы обливиаторов могла допустить миссис Медоуз; другие утверждали, что ничего удивительного тут нет, потому что он стал свидетелем нападения, так что его должен был затаскать по допросам ДОМП, а Краучем особо не поспоришь. Третьи думали, что никакого нападения на самом деле не было вовсе, дом просто сгорел, а у Эдгара случился приступ паранойи, и он на месяц залёг на дно. Кто-то даже попал в яблочко с предположением, что его поймали и пытали Пожиратели смерти, но остальные в эту версию не поверили — кто бы его после этого отпустил? Логично, что сказать. Эдгар и сам до сих пор терялся в догадках, какую перспективу для его использования увидел Тёмный Лорд. Что-то подсказывало ему, что ответ не заставит себя долго ждать.
«Я не враг вам», — тем временем, говорит Элоиза Поттер, и это звучит умилительно.
«Напротив, с удовольствием бы помогла», — говорит Элоиза Поттер, и её слова режут слух, хотя она, возможно, произносит их искренне.
«Хоть вы и причинили неудобство моему дядюшке», — говорит Элоиза Поттер, и Эдгар, моргнув от неожиданности, начинает хохотать. Неудобство. Дядюшке. Он причинил. Какая, право, хохма.
Антарес недоуменно и, кажется, даже сердито ворчит, пятится в своём стойле. Эдгар больше не обращает на крылатого коня внимания.
— Извините, — наконец, говорит Эдгар. — Но это очень смешно. Я ещё не слышал, чтобы круциатусы беременным жёнам и систематическое унижение называли «неудобствами». И мне, конечно, жаль, что такое произошло с миссис Эйвери, но за свою гипотетическую «вину» я уже расплатился сполна собственной шкурой. Так что не переживайте, если вдруг решите мне помочь, — счёт перед вашим дядюшкой у меня погашен.
Мерлин, до чего же сложно становится сдерживать себя — как будто какая-то пружина внутри сжалась под давлением до предела и вот-вот рванёт. Свободу попугаям! Эдгар прикрывает глаза, делает тихий вдох и выдох. Он ведь умеет контролировать себя. Профессионально. Вот только хочет ли?
— Кто-то уважающий личные границы — это, надо полагать, вы, только что без спросу попытавшаяся воздействовать на меня эмпатией? — он уже снова спокоен и улыбается, когда произносит эти слова. — Надеюсь, вы простите меня за то, что ваше предложение не кажется мне достаточно убедительным и привлекательным. В любом случае, благодарю вас за интересную беседу, миссис Поттер. Не смею вас задерживать, — Эдгар отвешивает волшебнице дурашливый, шутовской поклон — достойное завершение для очередной маленькой фантасмагорической зарисовки, из которых теперь состоит вся его жизнь.
[icon]http://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/124/635165.gif[/icon]
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » [26.08.1978] Взмах крыла
