"Герой-любовник". Никто никогда не называл так Эдварда, да и сам он не мыслил о подобном прозвище, не хотел его, отвергал, но с первого сентября 1967 года делал все, что опровергало предыдущие показания. И он нисколько не считал себя виновным в своем подобном преображении - с чего бы это брать на себя ответственность, если сквозь дверцу купе ты замечаешь как солнце первого дня осени опадает на темные волосы, теряясь в них, а в мимолетно брошенном взгляде серых глаз получается уловить.. Улыбку сквозь запыленное окошко он оставляет ей на память, хотя понимает, что вряд ли она оценит - не заметит уж скорее, но не беда.

"Девушка-загадка". Так не говорят про четырнадцатилеток, даже если по ним вздыхают загонщики с шестого курса недружественного факультета, но в той Блэк хотелось разобраться, понять, разгадать и.. завоевать, о да, мой друг, в этом вся задача и вся цель. Начинает Тонкс с долгих взглядов в сторону слизеринского стола в Большом зале, даже если приходится шею выкручивать на 180 градусов, копируя повадки большинства сов (вроде бы большинства), а потом получая толчок в бок и "и чего ты удумал" добавкой к тыквенному соку. А ничего такого, просто смотрю, просто думаю, не обращай внимания.

Прогнать Андромеду было из своих мыслей невозможно, впрочем, парень и не пытался. А зачем? Она красивая, а у него должно быть хорошее чувство юмора над своей судьбой, раз задумал такую кампанию. Барсучья голова смотрела на него с герба обнадеживающе - попытайся - как скажешь, милое животное, я и сам хотел, а вот злые языки добрых однокурсников шуршали, что кто он и кто она, ему бы ей подстилкой под грязные сапоги быть, она же Блэк! И что? Она Блэк, а я Тонкс, тоже звучит неплохо, а подле ее имени и вовсе замечательно. Только вслушайся, друг, Андромеда Тонкс, а еще у нас будет пара сыновей и пара дочерей, а весь магический мир пусть.. Мне не до него, все будет определенно хорошо.

От наблюдений за столом к попыткам выцепить ее в садах замка, в коридорах между занятиями, где-нибудь еще - хотелось подарить ей полевых ромашек или бабочку в банке, сотворить фейерверки над головой, погрузить в магию в самом магическом месте Британии, удивить, добиться улыбки, быть ей вознагражденным и помилованным до скончания веков. Отмечает в своем невидимом блокноте ее повадки, как она смиряет суровым взглядом любую шалость рядом с собой, как радуется сестре, от которой у Теда идут мурашки, будто бы она несет за собой вьюгу, а не обычный и не столь и пленительный вид. На ее фоне Меда (о, всевышний, пусть она не будет против этого прозвища и того, что я ношу растянутые свитера) цветет еще ярче.

Друг мой, ты бы видел, как сегодня была хороша леди Блэк. Она была в своей обычной школьной форме, а волосы были как обычно распущены, верно я полагаю? Как же ты прав, и это все только красило ее. В письме маме он, конечно же, ничего не скажет о той пропасти, что есть между ним и его таинственной одержимостью, ведь он построит мост через все препятствия, как учил когда-то отец, как продолжила и она сама. Твой брат смеется над твоей восторженностью, а я кидаю в него яблоком, чтобы неповадно было - дотянись до своей звезды, а мне потом фотокарточку ее пришли, только обычную, а не ваши эти магические, а то родственникам не показать. Хорошо. Все будет хорошо.

Прошел всего лишь месяц, а в голове Эдварда не осталось и сантиметра без мыслей о слизеринке и попыток выдумать план о том как.. Словами через рот, как любил говорить брат, не думая слишком много, благо ты и не умеешь, мелкий, но зная тебя, ты найдешь решение. И да, Анна передает привет, спрашивает на сколько персон накрывать рождественский ужин. Но пока ты думаешь ответ, лучше займись учебой, да тренировками, ты же хотел не только стать счастливым мужем, но и звездой твоего этого спорта на метлах и со ступами. Куиддинш, да?

Квиддич, а первый матч уже через пару часов - в Большом зале как обычно хаос, раскрашенном всего двумя цветами, а та часть, что в зеленом кричит куда громче, ведь всем уже заранее известен победитель. Тонкс тоже его знает, поэтому и не слышит ни одной из словесных оплеух, пожимает плечи друзей из команды, даже капитану достается - кажется он меньше всех верит, что сегодня они победят, вот ведь упертый, сколько раз повторять.

Толпа сквозь двери утекает в сторону поля, Тед привычно хочет уйти последним, чтобы уж точно словить взгляд "своей" Блэк на себе, а потом выиграть с ее именем на губах и во имя нее, а уж потом дождаться объятий и поздравлений, пусть побеждает не команда, но он сам. Вместо взгляда получает в подарок болезненное столкновение его плеча с ее плечом - на скорости, как будто за ней гнались все оборотни из преисподней. Сбегает она также быстро, как и появилась, а он все всматривается ей вслед, да к месту удара притрагивается - надеюсь она не пострадала, надеюсь без синяков, а даже если и будут, то пусть все ему и достанутся.

- Друг, да она врезалась в тебя как бладжер! - восклицает один из барсучьих друзей, обернутый шарфом, как и все они в такой прекрасный и погожий осенний день.

- О, друг мой, ты подал мне прекрасную идею.. - загонщик улыбается. Пусть началом будет, казалось бы, ошибка, о которой он расскажет чуть позже, но о которой не будет сожалеть. Никогда.

[indent] Магия - это путешествие. Иногда тихие маленькие шажки, иногда полёт на огромные расстояния со скоростью мыли. Магии нужно учиться в детстве. Её источник заключен в воображении. И счастлив тот, кто хранит живое воображение до глубокой старости.
[indent] Чтобы увидеть, нужно поверить. Любое воплощение начинается с осознание его возможности. Раньше, чем родиться, слово, жест, искра, закрой глаза, чтобы представить. Особенно важно хорошо представлять себе предмет, что стал твоей целью при экспериментах с трансфигурирующими заклятиями.
[indent] Форма определяет содержание в той же степени, что содержание определяет форму. Пандора поставила чайную чашечку тонкого костяного фарфора на конторку. Ей всегда нравилось ставить эксперименты на чайных чашках. Любая работа становится лучше, если начать её с чашки ароматного чая. И превратила её в пион для разминки, чашка была голубой, а цветок оказался ярко розовым.
[indent] За окном царит предзимье. Тот самый сиротский сезон в конце октября, когда опавшие листья уже не плавают в лужах кораблями, а лежат сброшенными парусами, в ожидании первого снега. На улице становится неуютно и хочется поскорее оказаться в тепле, лучше бы дома. Но и в Министерстве тоже неплохо. Рабочие помещения отдела тайн тоже довольно уютные.
[indent] Октябрьский уют пахнет тыквенным пирогом с корицей и мускатным орехом, сливочным пивом и яблоками в карамели. Все эти радости не дело держать на работе. Но чайник и добрая сотня сортов вкусного чая не возбраняется.
[indent] Заклинания как простые числа, их можно складывать и вычитать, перемножать, переставлять и комбинировать. Их можно выращивать как пионы в саду, и выдергивать из глубины сознания как корешки мандрагоры.
[indent] “Reparo!” - выведено лавандовыми чернилами на куске пергамента. Круглыми буквами с большим хвостом у заглавной R. Латинский корень. Отлично срабатывает с тем, что было разбито только что и плохо с тем, что разбито давно. Нужно уточняющее слово. Но в латинском языке нет слов для всего.
[indent] Пандора берёт с полки большой словарь и усаживается на высокий табурет. Ей нужно что-то для чего нет латинского слова. В уголках её кабинета лежат вещи. Много много всяких случайных сломанных вещей. Она подбирала их по улица Лондона, не стесняясь заглядывала в лавки маггловских старьевщиков, одалживала у друзей и знакомых.
[indent] Но если покопаться в словаре у римлян для всего находилось слово и для телескопа (telescopium) и для вилки (furca), и для треснутой колбы (lenticulam). Казалось, что волшебники за пятнадцать веков не изобрели ничего нового. И не придумали странных слов для их обозначения.
[indent] Остаётся позаимствовать что-то из арсенала хитрых магглов. Те порадили, кажется, сто одно причудливое изобретение. В углу тоскливо стоял велосипед с погнутым передним колесом.  [indent] Пандора полистала словарь, ведь вряд ли древние римляне ездили на велосипеде, а было бы забавно, она представила римских легионеров в их золоченых латах и шлемах с гребнями, похожими на щётки для очистки котлов, рассекающими по колизею на трехколесных велосипедах. Но слово нашлось “cursoriam”.
[indent] Поднявшись с табурета Пандора решила как следует покопаться среди своих сокровищ. Вот оно! Осколки джазовой пластинки. Она забрала из лавки старьевщика. Одна была гнутой, а вторая щербатой.
[indent] Джазовые пластинки, гладкие блинчики из винила, самое странное из маггловских изобретений. Когда по ним скользит иголка, они звучат. Абсолютно не волшебные круги.
[indent] В словаре было слово “laminam” - пластина, но это совершенно другое. Речь шла о каменных пластинках для письма.
[indent] Девушка убрала цветок на полку, надо бы не забыть превратить его обратно в чашку, а то гостям скоро не в чем будет предложить чаю. На конторке поставила щербатую пластинку.
[indent] — Laminam reparo! - Пандора взмахнула палочкой, раскручивая спираль небесно-голубых искр, искры стукнулись об обломки, и исчезли без следа. Пластинка так и осталась стоять с щербатым боком. Вот он предмет, для которого нет подходящего слова!
Всегда можно попробовать по другому.
[indent] —  Что такое пластинка? - задала вслух вопрос Пандора сама себе. Ей нравилось говорить вслух, когда она в комнате одна, так можно даже с самой собой договориться до чего-нибудь интересного.
[indent] — Круг или тарелка, - банальный ответ на банальный вопрос. Нет, всё не то, ведь форма не так уж важна. А если бы пластинка была квадратом, она перестала бы играть?
[indent] —  Это музыка! - вот что самое важное, вот что делает пластинку живой, настоящей, даёт ей голос и смысл.
[indent] —  Починить музыку, - не так уж и плохо для начала. Есть  над чем поразмыслитьь.
[indent] — Music reparo! - сноп искорок снова устремился к виниловому кругляшу. Искорки потухни, а трещина на пластинке исчезла.
[indent] — Выглядит довольно неплохо, - заключила девушка: - Теперь нужно узнать будет ли она работать. Заглянуть в отдел борьбы с неправомерным использованием изобретений маглов. У них наверняка найдётся нужный аппарат. А пока нужно убрать её подальше.
[indent] Пандора сунула руку в карман большой вязанной кофты, урашенной бахрамой из лент по нижнему краю. Ключей от верхнего ящика стола, где она прятала свои заметки и самые странные находки на месте не оказалось. Зато обнаружилась дырка, в которую легко просовывался казательный палец.
[indent] — Как жаль, что репаро не чинит одежду, - вздохнула Пандора. Зато теперь ей будет чем заняться на будущей неделе. Ну не зашивать же карман в ручную.

Сослать сослали, но недалеко.
Пока малышня, а именно так ласково величал их Маркус, развлекалась в отсутствии прямого начальства, у него были свои планы. Тут, как говорится: поплакали, покакали и дальше за работу. Грюм со своими обвинениями разберется, а значит нужно направить энергию в положительное русло. Обмусоливать нескончаемые вопросы «что делать дальше и почему» не хотелось. На радаре Джонса уже появился прекрасная нимфа.  Новенькая стажерка в архиве, чем не преступление против израненного сердца мужчины? Опять соседка Бени грозилась отрезать все и даже чуточку больше.
- А я то, что ей сделал?
Вот бывает как, видишь женщину, нравится она тебе. Дальше обмениваетесь знаками внимания: подмигиваешь, она легко касается волос и хихикает, а дальше после пары бокалов зажимаетесь в укромном уголке. Чистый флирт и не более! Так нет, надо раздуть трагедию.
- Я видела тебя с другой! – И понеслась… Резко шутки стали тупыми, а двухнедельная щетина из милого пушка оказалась наждачкой. И вот из хищника превращаешься в семьянина с загородным домом, солидным счетом в банке и не менее солидным пузом. Охапка детей, вечные истерики дамы сердца и заболевания его же в сорок. Именно эта картина заставила замахать белым флагом и раскланяться, а дальше бежать подальше. От такой сумасшедшей хрен уйдешь раньше времени.  Она то, может и не сумасшедшая, а очень милая девушка, но для Маркуса временно выбыла из строя. Пускай остынет и вот потом…
После такого нужно не только душу лечить, но и тело. Важно грамотно восстановить силы после угрозы прямой расправы. От угрозы, до попытки одна неловкая шутка, кои изо рта Маркуса вываливаются как из рога изобилия.
Это все об отвлеченном, не о главном. В попытке забыться и отвлечься от мрачных дум. Больше злодеев в масках, наводнивших улицы, Джонс ненавидел крыс. Рискуешь, каждый день ради мирного неба без черепов, а одна крысячная натура уже бежит писать донос. И дураку ясно – бредни и наговор, но вот уже назначается дисциплинарное заседание, и голова летит с плеч. Подобное сейчас хотели провернуть с Грюмом. Каждому кто хоть немного его знает, очевидна бредовость вменяемых деяний. Массовый прокол следаков, грамотная атака для… для чего? Вот и главная проблема. Отпустят начальника, потрепанного, в очередной раз проклинающего прогнившую систему, но живого и относительно здорового. Не верилось, что найдут хоть что-то еще подтверждающее причастность Аластора к непростительным. Не только его, а всей обвиненной группы.  Всех их Маркус знал много лет и отказывался верить хоть в шанс правдивости обвинений.
Самолетик, запущенный Мери летел, словно дракон – сшибал все препятствия, подрезал на углах и развивал волосы идущих по коридору дам. Джонс с утра уже помятый, не в самой свежей рубашке, после ночи у одной из подружек, вовсю распускал павлиньи перья перед новой жертвой обаяния.
- Агата, как же вас занесло в нашу обитель нанесения добра и причинения счастья? – Боком прислонялся к стене, сложив руки на груди, рассматривал молодую девицу, насколько позволяли приличия и чуть больше. Работает недавно, а значит слухи о нем (лживые!) еще не успели посадить в её душе зерна сомнения и порицания. А значит есть…
Додумать мысль он не успел, на него спикировал самолётик боевой подруги. Резко перехватив не пернатую живность, прочел сосредоточенно послание и побежал…
- Встретимся позже! – С профессиональной улыбкой обольстителя кинул напоследок, а отвернувшись, задумчиво щелкнул языком по небу. - Надо было так смотаться неудачно. Еще и забыл файлы, которые искал.
Начальник поймет и простит – хотелось верить в чудо, но скорее все Пожиратели Смерти отравятся протухшими солеными огурцами разом и окочурятся, чем Аластор подобреет. Тюрьма же должна менять людей, да?
Когда, наконец, завершил свой марафон и увидел свою кружку, нехорошо прищурился, смотря на дверь начальства. Огребать, так с песней.
- Прошу простить мое постыдное опоздание, - максимально лицо побитой собаки, у которой отобрали последнюю косточку, - но как некстати мне пришлось зарыться в архиве с головой. – Драматично смахнул несуществующую пыль с волос, а потом уже серьезнее. – Рад вас видеть, шеф.  Правда, отпуск не пошел вам на пользу, - поджал губы и отрицательно покачал головой. Сам встал рядом с товарищами с готовностью получать за свои шуточки и опоздание.

В тёплой гостиной Элли понемногу оттаивает, и постепенно ей становится лучше — может быть, недостаточно быстро, но чересчур резкие перемены никому не идут на пользу. Её дыхание уже более размеренно, и дрожит она с каждой секундой всё меньше — Чарльз чувствует это, потому что прикасается к ней едва ли не беспрерывно, то поправляя одеяло в ногах, то передавая чашку с раствором зелий, то просто и открыто беря Элли за руку. Меропа тоже успокаивается, сворачивается калачиком у ног хозяйки, согреваясь в идущем от камина тепле.

Целебный раствор Элоиза выпивает без вопросов, как и всегда, — Чарльз лечит её уже не первый раз, и, несмотря на не самый приятный вкус, она знает, что ничего плохого он ей не предложит. Элли улыбается ему, хотя её глаза всё ещё хранят следы слёз, и Чарльза одновременно накрывают нежность и беспокойство за неё, глухое негодование на не сумевшего сдержать эмоции и тем самым доведшего дочь до вынужденного бегства Мэлекая и укол вины, потому что, не подпусти он сам Элоизу так близко, и ей не пришлось бы сейчас переживать столько неприятных минут. Он осознавал, разумеется, что так или иначе скандала не миновать, однако ещё только собирался поговорить об этом с Элли, спросить, готова ли она действительно довериться ему и пойти наперекор семье. И он, конечно же, должен был сам обсудить всё с Мэлекаем и Фионой, чтобы, насколько это возможно, смягчить удар — главным образом, для Элли. Кто бы мог подумать, что всё случится так скоро? Выходит, Элоизу он всё-таки подвёл.

Чарльз всегда плохо умел извиняться. Он предпочитает действовать: слова в подобных случаях кажутся ему бессмысленными, они ничего не могут починить или исправить.

— Не волнуйся, ты не сделала ничего плохого, — он мягким скользящим движением касается щеки Элли у кромки медных волос. — Домой тебя никто не отправит, сейчас вам с Меропой надо хорошенько согреться и отдохнуть. С твоим отцом я поговорю сам.
Только бы Мэлекаю хватило ума не заявиться сюда прямо сейчас.

Волноваться Элли, конечно, не перестаёт. Её речь всё ещё окрашена обертонами избыточного эмоционального возбуждения, а тонкие пальчики впиваются в его руку с такой силой, что у хрупкой волшебницы есть все шансы оставить ему на память об этом вечере вполне реальные, хотя и недолговечные, следы. Чарльз не обращает на это внимания.

— Они просто считают, что знают, что для тебя лучше. Ничего, Элли. Поначалу будет нелегко, но со временем они привыкнут, — обещает он. Хотел бы он сказать, что родители Элоизы всё поймут, но такой уверенности у Чарльза нет. Легко ли принять, что твоя родная дочь выбрала себе в объекты любви твоего же лучшего друга, которому ты всю жизнь так доверял, а тот и рад стараться? Не говоря уже о том, что Элоизе он годится в отцы…

— Мы со всем справимся, — снова обещает Чарльз. Элли надо услышать эти слова, нащупать хоть какой-то надёжный островок посреди внезапно вскипевшего океана страстей. Во всяком случае, ему так кажется, ведь она прибежала к нему по снегу и стуже в поисках защиты и поддержки, и было бы преступлением с его стороны не дать ей того, в чём она так нуждается и чего заслуживает.

Меропа снова начинает ворочаться, вскидывает голову. Очень скоро причина беспокойства шишуги становится ясна и Чарльзу: сверху к ним спускаются напряжённые, встревоженные шаги матери. Как некстати. Он на мгновение стискивает зубы, предчувствуя очередную нудную сцену, — и хорошо, если не на глазах у Элоизы. Впрочем, может быть, мать торопится не к ним?

Увы, не проходит и минуты, как её строгий силуэт появляется на пороге гостиной. Матильда за считанные мгновения оценивает обстановку, её взгляд становится холоднее арктических льдов, губы поджаты, вытянуты в тонкую ниточку. Чарльз давно уже не в том возрасте, чтобы нарочно действовать матери на нервы, и всё же смутная догадка, всколыхнувшись внутри, заставляет его особенно неспешно улыбнуться Элоизе и коснуться губами её волос повыше виска в простом успокаивающем обещании — всё будет хорошо.

— Мисс Трэверс, какой неожиданный визит, — суховато приветствует Элли мать, и дракклы её разберут, какие глубины сарказма скрыты под толщей северных вод её самообладания. Чарльз поднимается ей навстречу.
— Мама. Элоиза сегодня переночует у нас. Она сильно замёрзла, и ей нужен покой, — конец фразы он произносит с нажимом, глядя матери в глаза. Любителей громких скандалов здесь нет, но обстоятельно поговорить им придётся — у Чарльза теперь тоже назрели к ней вопросы. Хорошо бы прояснить всё не здесь и не сейчас, но один разговор он уже попытался отложить — и вот что из этого вышло. Чарльз тратит секунду на то, чтобы обернуться на Элли и взглядом попросить у неё прощения за сцену, которая может — должна последовать. Потом он снова поворачивается к матери.
— Это ты? — прямолинейно спрашивает он. — Ты рассказала им?
Ответ читается в её глазах. Матильда не говорит «да», но она далека от того, чтобы что-то скрывать исключительно ради сохранения иллюзии «нормальных» отношений. К тому же, она в ярости.
— Ты сам не понимаешь, что творишь.
— Напротив, я всё прекрасно понимаю. Например, что ты никак не можешь смириться с моим решением, потому что оно идёт вразрез с твоей волей.
— Дело вовсе не в этом. Ты ещё одумаешься, но будет уже поздно.
— Позволь мне разобраться с этим самому.
Это примерно то же самое, что «не лезь в мою жизнь» или «это не твоё дело», только в более вежливой, дипломатичной форме. Матильда понимает — главным образом, что продолжать этот разговор сейчас бессмысленно. В эти мгновения она шведка до мозга костей — сдержанная, несгибаемая, рациональная. Она бросает взгляд сыну через плечо.
— Ты навлекаешь позор на две семьи разом, Чарльз.
Элоизу она, значит, не винит. Хорошо.
— До этого не дойдёт. Я всё улажу.
— Каким образом, позволь поинтересоваться?
Чарльз медлит с ответом совсем недолго, слова с самого начала крутятся на языке, и смущает его только одно — Элли здесь, у него за спиной.
— Мы с Элоизой поженимся, — всё же заявляет он за двоих.
Мать в ответ долго давит на него тяжёлым, практически неподъёмным взглядом, затем молча разворачивается и, ни слова не говоря, выходит из комнаты. Чарльзу известно: это худшее, что она могла сделать. Пусть. Он возвращается к Элоизе, заключает её маленькие ладошки в свои и опускается на колени у её кресла.
— Прости, ты заслужила, чтобы всё было иначе.

Клео стояла у комода, глядя на свои руки, что судорожно сжимали очередную статуэтку, которую хотелось запустить в стену. Фигурка изображала счастливых пастуха и пастушку, которые, обнявшись, весело то ли танцевали, то ли просто кружились в какой-то бурной радости. Клео ещё сильнее сжала фигурку, чувствуя глупую и странную зависть к этим двоим, что были так беззаботно влюблены. А ей, ей  такого счастья никогда не видать!
Клео замахнулась и статуэтка, ударившись о стену, разлетелась на сотни мелких осколков. Пол ее комнаты уже был усеян разноцветными кусочками стекла и фарфора. Не одна фигурка и ваза уже оказались разбиты и расколочены благодаря ярости Клео. Но она ничего не могла с собой поделать - хотелось ломать, бить, слышать звон осыпающихся осколков, чтобы он заглушил звон ее разбивающегося сердца. Все ее существо требовало разрушения и под руку очень кстати попадались все эти безделушки, которыми был напичкан их дом.
Клео чувствовала себя глубоко несчастной и даже ее ярость не помогала справиться с этим ощущением пустоты, которое сейчас поселилось внутри. Будто душу вырвали и забыли вернуть на место. А ещё отныне у неё не будет сердца. Зачем, если оно все равно никому не нужно? Какая же идиотка она была! И наивная! Теперь все иллюзии рассеялись как дым, все надежды были растоптаны.
Клео привыкла с детства получать то, что она хочет. Она не знала отказа ни в чем, все ее желания всегда исполнялись. Родители всегда шли навстречу практически любым прихотям, никогда не давили на неё по поводу учебы или общения с теми или иными друзьями. Хотя чаще всего Клео проводила время с братом и с его друзьями. Ей всегда было интересно с теми, кто старше. И до определённого момента все было хорошо. Все было хорошо ровно до момента, когда Клео поняла, что хороший друг Кинга Шен нравится ей гораздо больше, чем друг. Вот тогда все и началось… И все было прекрасно даже тогда, потому что впервые Клео увидела насколько мир яркий, сколько в нем хороших людей, как прекрасен каждый день в жизни… Впервые она влюбилась. И это чувство настолько захватило ее, что она и не сомневалась, что все будет ровно как в тех самых сказках, которые ей читали в детстве перед сном.
Вот только никто не сказал Клео, что в сказках часто не такой конец как в жизни.
К концу школы Клео уже точно знала, что ее ждёт замужество, вот только ей хотелось самой выбирать своего суженого. Родители никогда не указывали ей в этом плане и потому девушка была точно уверена в том, что все сложится прекрасно.
После недолгих колебаний Клео набралась смелости и объявила родителям, что все ее желание - это быть частью семейства Чан. Родители пообещали поговорить и обсудить все со своими старыми друзьями и весь день Клео почти что летала по дому, окрылённая своими фантазиями. Вечером за ужином, Клео поняла, что что-то пошло не так… И впервые за все время мать отказала ей в ее желании. Поначалу Клео опешила, не понимая, что только что ей сказали, но потом до ее сознания дошёл ужасный смысл и это подняло в ней бурю негодования. А потом оказалось, что и сам Шен уехал. Вот так просто… Бросил ее, наивно надеявшуюся на то, что счастье возможно.. Клео никогда ещё не чувствовала себя настолько разбитой и обманутой.
Сначала она закрылась в своей комнате и никого не хотела видеть, потом она плакала, так долго, что перестала понимать, где день, а где ночь. Она ни с кем не разговаривала и отказывалась есть, потому что на это не было сил. Зато сейчас Клео ощущала в себе жгучую потребность выплеснуть всю свою злость куда-либо и в ход пошли все ненужные безделушки, которые раньше радовали ее глаз, а теперь только раздражали.
Прошла неделя или около того, Клео не знала, но никаких записок и писем от Чана не было. Не поверив матери, девушка сама отослала Шену письмо, но он не ответил на него и на второе тоже. Клео больше писать не стала, похоже ее мать и правда была права. Ее просто забыли вычеркнули из своей жизни настолько легко, что от этого было ещё больнее.
Ещё одна вазочка полетела в стену. За звоном разбитого стекла Клео не услышала, как в ее комнату кто-то постучался и вошел. Ей по прежнему никого не хотелось видеть, но после истерики матери, которая боялась за Клео и не могла вынести закрытых дверей в ее комнату, Клео перестала ставить запирающее заклятие. Мать не приходила, но ей было спокойнее, что дверь у девушки в комнату не запечатана. А сама Клео была рада тому, что ее чуть оставили в покое. Возможно, единственным, кого бы она все-таки приняла - был брат, но он тоже жил не близко, да и его работа не позволяла ему приходить и уходить, когда вздумается, так что если б он и смог прийти, то только через несколько дней. Оставалось крушить все вокруг себя, мучаясь от разбитого сердца и ощущения боли и одиночества…