Подъем был ранним и страшным. То, что разбудило её, было настолько травмирующим, корежащим, таким жутким, что Милисент уже через четверть часа не помнила, кто принес весть. Журналист? И она что? Что-то сказала ему?
Стоя сейчас посреди кабинета, Милисент Бэгнольд попыталась восстановить в памяти минута за минутой, что же с ней сегодня произошло от пробуждения до этого момента. Это оказалось нетрудно, если бы дело было только в последовательном мысленном перечислении событий. Но невероятно трудно, больно, обжигающе - эмоционально.
Да, точно, это был журналист. Они даже были знакомы ранее и неплохо сотрудничали. И, черт, ей повезло, что именно этот парень прибыл к ней первым, вероятно, опередив остальных совсем не намного. Она была так ошарашена вопросом, что пригласила его войти. Не потому, что растерялась. Потому что он знал то, чего не знала она. Прогонять неразумно.
Через минуту она узнала, то, что знал он, а он узнал, что ей сейчас совершенно нечего сказать и нужно идти. После чего они одновременно вышли в двери. Для большей синхронности Милисент цепко держала парня за рукав. А поскольку вышла и аппарировала в Фонд она в домашней брючной паре, в которой вчера и уснула, то собственно, в этом она сейчас и была. Так, это сошлось….
Было очень-очень раннее утро, и было по-летнему светло. И, даже, кажется, тепло. Милисент казалось, что её сковало холодом. Но то был страх. Он сказал - там сотня трупов, и все оборотни. Сотня… и все… Да у неё под опекой не наберется сотни оборотней! Она поднялась по ступенькам, вошла в здание, в коридор, в кабинет. Она сняла печати с сейфа и открыла картотеку. Десятки карточек. Имена, адреса, коротко - суть затруднений. Почти у всех одно и то же: нужна работа! Нужно место в этой жизни, под этим солнцем. И еще немного человеческого отношения. Разве это много? С этим она могла им помочь. Милисент смотрела на карточки и пыталась осознать - они что, все мертвы?
Этот день начался для Милисент рано. К тому времени, когда они обычно открывали Фонд, она уже успела переговорить со многими людьми, написать десятки записок, получить ответы на них и на устные вопросы, переданные через помощников: жив, жив, не знаем, где, не можем найти со вчера… Не ответил Йен и еще несколько человек.
А он-то куда запропастился в такое время? Может, он поспешил туда? Мысль о том, что он мог оказаться среди погибших, Милисент отказывалась рассматривать вообще. Он не мог.
Когда в кабинет вошла Эмма, такая бледная, несчастная и решительная, Милисент как раз отослала своих помощников по очередным поручениям. На короткое время тут станет тихо. И если бы дело было в чае, Милисент, конечно, отказалась бы. Да какой чай, столько работы! Но дело было не в нем, а в том, что эта беда… все это… так жестоко ворвалось в их жизнь, так все перевернуло, так обесценило, что им просто обязательно нужно сейчас зацепиться за что-то привычное, чтоб окончательно не сойти с ума и не потеряться. И чай - это был сейчас их щит и их крепость.
Милисент поглядела на девушку спокойно и чуть продолжительнее, чем обычно. И ответила уверенным, хоть и негромким голосом.
-Да, Эмма, давай начнем с чая. Я буду заваривать, а ты - рассказывать. Или ты - заваривать и рассказывать. Кто?

Подпись автора

Фонд "Бонифациус"
Почта благотворительного фонда "Бонифациус"

Милисент поднялась с места и стоя, прислонившись бедром к столу, наблюдала за уверенными движениями Эммы. Не контролировала, смотрела так же, как люди смотрят на воду или огонь. Только на живые, перетекающие одно в другое, движения. Не огонь, хватит им этого…
О пропаже девочки она знала, еще вчера Эмма прислала ей записку, и Милисент как только смогла, направила к ним на помощь своего сотрудника. Не то чтоб здесь было мало работы. Просто пропажа ребенка - это то, от чего невозможно отмахнуться, невозможно просто кивнуть и - “ну ищите, ищите”. Помочь хоть чем-то, хотя бы так. И потому она знала - поиски вчера успехом не увенчались, продолжились, дело не осталось на общественных началах, там работали хиты. При всем желании она не могла бы сделать больше. Если бы не все случившееся, первым вопросом сегодня утром у неё было бы, нашли ли девочку. Но - Мерлин… она забыла! Из-за всего, с чего началось, чем продолжилось, от того, что продолжало происходить сейчас, вчерашний день напрочь стерся из её памяти.
Она медленно кивнула: да, она знает. Девочка. Значит, её не нашли… Хотя Эмма, занятая приготовлением чая, конечно, вряд ли могла видеть её.
А потом она кивнула снова и медленнее: значит, нашли…

Помолчала еще. Когда она была совсем юной, как сейчас Эмма… как Пайпер, и даже как малышка Бобби, её знали как девочку с богатым воображением и взрывным характером. За те десятилетия, что миновали после школы, характер пришлось здорово укротить. А воображение - оно уже почти без надобности. Милисент и так знает, что происходит с живыми людьми, если из них сложить костер. Знает, как это больно, и не имеет никаких иллюзий на этот счет. И - да, после  всех этих лет работы с чужими несчастьями, даже просто после своих собственных сорока лет жизни, похоронив дедушек, бабушек и обоих родителей, похоронив мужа, наконец, она отлично знает смерть в лицо. Её дыхание слишком явственно ощущает она на своей коже. Им всем было больно перед смертью. Боль - это последнее, что было в их жизни. Боль и ужас.
И эти боль и ужас они были сейчас внутри Милисент. И это было нельзя! Потому что  она не умеет жить с сильными чувствами, не умеет с ними справляться, они всегда её побеждают. Все глупости в своей жизни она сделала из-за чувств. А сейчас совсем нельзя чтоб глупости, сейчас - это сегодня, завтра, все ближайшее время. И еще сейчас - это для Эммы. Ей надо быть сильной для Эммы.
Ей снова надо быть сильной… Будто когда-то кто-то сможет однажды разрешить ей обратное!
-Догадки, версии и поиск истины - это работа следствия, - проговорила совсем не так уверенно и твердо, как собиралась, как надо было. Слезы с из глаз просто сморгнула, стирать их рукой - признавать, что они есть. -  А мы можем лишь оплакать тех, кого любили. И помочь найти тех, кто это сотворил.
Кажется, она справилась. Не с ситуацией, с чувствами. На самом деле, толку в слезах нет, это она знает точно. Но люди плачут от боли, выплакивают свой ужас перед будущим, боль, вину, кричат от горя, это нормально. Для неё это крик в пустоту. Для неё жизнь продолжается с плана: помочь найти. И дальше - сделать так, чтоб не повторилось.
Подошла ближе. Неловко, потому что совсем не научилась этого делать за все свои сорок с лишним лет, кончиками пальцев тронула Эмму за плечико.
-Чем я могу помочь тебе сейчас? Я очень хочу.

Отредактировано Millisent Bagnold (2022-01-06 21:04:11)

Подпись автора

Фонд "Бонифациус"
Почта благотворительного фонда "Бонифациус"

Девочка говорила верные слова, но верила ли в них на самом деле? Она вот, Милисент Бэгнольд, не очень сейчас в это верила. Следствие может найти и наказать виновных. Даже если не сразу. Однажды - найдет, а суд накажет. Но помочь… Этого следствие не может. Время притупит боль - да. Но сейчас казалось - все время мира бессильно. Сейчас оно было не союзником.
Ей когда-то, после смерти Генри, очень помогло просто выплакаться. Один раз, горько, громко, пряча лицо и бессвязные  бессмысленные слова на груди его друга, впрочем, она не знает точно, как анатомически называется то, куда она плакала. То был крик в пустоту, не ожидая ответа от высших сил, Небес и мира. Ей было потом очень стыдно за эти минуты слабости. Но её тайна была сохранена, и типа как бы ничего не было, значит, все в порядке. И она сама не спрашивала, каких моральных сил стоило это другу, который, между прочим, тоже потерял Генри.
Так что оказаться сейчас на его месте Милисент сейчас не смогла бы сама, да и Эмма - точно не готова сейчас бесконтрольно лить слезы. Не в тех они отношениях, не та ситуация. А вообще, похоже да, людям это помогает…
Она взглянула на часы - сколько у них может быть времени? Добровольцы обошли ближайшие дома и принесли вести от лондонских подопечных, теперь какое-то время им понадобится, чтоб добраться до дальних адресов и все выяснить там. Туда они посылались уже по двое, Милисент совершенно не готова была рисковать помощниками, тем более, добровольными. Но часы - какой ответ могли они дать? К ним в любой момент мог прийти кто угодно. Еще добровольцы, родные жертв, журналисты, сотрудники ДОМП. Вряд ли они успеют выпить то, что заваривает сейчас Эмма.
- Пресса сейчас волнует меня куда меньше, чем текущие дела. Наша первая задача - выяснить, сколько и кто из связанных с нами волшебников пострадал. Даже приблизительный список очень поможет в опознании. Следующая задача будет – понять, связаны ли с нами преступники. Если наш список и список жертв будет пересекаться…
Эти слова и эти мысли давались тяжело, но Милисент не могла не думать об этом. Она все-таки села на стул, где обычно садились посетители, и почувствовала, что уже несколько часов на ногах. А впереди еще часы и часы работы. Или дни…
-Мы были осторожны с информацией. И подозревать кого-то, не исключая себя, мне не хочется. Но если преступники как-то взяли списки у нас, обманом или иным способом… - Рука у лба. Голова кругом от этих навязчивых мыслей. -...это выяснится. И тоже должно помочь следствию. И, как ты думаешь, что я могу сейчас сказать журналистам? Чтоб оставили нас в покое и дали спокойно заниматься своими делами? Это ведь надо будет сказать вежливо, понимаешь, да?

Подпись автора

Фонд "Бонифациус"
Почта благотворительного фонда "Бонифациус"

Как она и думала, чай отлично возвращает в реальность, как бы неприглядна и полна забот она ни была. Несколько глотков чая, и Милисент сообразила, что домашний костюм - это совсем не то, в чем она готова встретить журналистов. Надо будет попросить в Пастушьей Сумке, в комнатах наверху мантию. Или даже запасной рабочий костюм. Там было несколько комплектов на разный случай.
Несколько глотков пустого чая - и она поняла, что не завтракала. Когда бы? И Эмма, наверняка, тоже. И не хочет. И наверняка откажется, если ей предложить…
Впрочем, Милисент сама о завтраке думала словом “надо”, а не словом “хочется”.
И тут же снова забыла.
-Да, ты права… - Милисент нахмурилась и отодвинула чашку. Не потому что достаточно чая. Потому что слишком много мыслей. - Мы должны защитить своих.
Но - как? Если сразу отрезать любую возможность разговора резким и уверенным “комментарии преждевременны”, хищники и правда кинуться на добычу послабее. Но, даже если найти верные слова, они и так туда кинутся, газет и газетчиков в этом мире слишком много. Ох, где же носит этого Йена, когда он так нужен? Ему так хорошо удается придумывать такие штуки! Впрочем, он наверняка там, где сейчас нужнее, так что давай сама, сама…
Конечно, не совсем сама. Как ни расстроена Эмма, как ни выбита из колеи, а дело ей сейчас по-видимому, все-так нужнее покоя. Мечется, ищет, нащупывает стержень. Боевую задачу, как шутил Генри. Хотя, так подумать - не очень-то он и шутил.
-Мы, конечно, можем заявить о защите интересов пострадавших семей… Но как бы мы не подали этим им идею первыми.
Милисент задумчиво намотала на палец тонкий светлый локон с виска. Намотала и подергала, будто это в самом деле помогло бы.
-Можем подключить добровольцев из числа тех, у кого достаточно сил и влияния.
Поначалу она хотела вовсе отмести идеи Эммы, а её внимание перенаправить, но подумав, поняла, что в её словах было не зерно, а прямо-таки целый орех здравого смысла. Вот только разгрызть его сейчас им по силам ли? Милисент помолчала еще немного, все накручивая на палец прядь.
- Эмма, милая, ты все-таки хочешь сама ввязаться в следствие. Не нужно создавать второй поток. Мы свяжемся с миссис Чан и узнаем, как у них обстановка. Но трогать далекую родню детей не станем, не наша компетенция. И дергать следствие по поводу приюта тоже не будем. Понимаешь, Эмма, безопасность приюта проверяли совсем недавно. И проверят снова. Он на контроле.
Хорошенько рассудив, Милисент не стала сообщать Эмме, что  приют проверяли как раз в связи с тем, что ожидали какую-то пакость в ближайшее время. Как же горько, наверное, было бы девочке услышать, что из-за досадной ошибки внимание было направлено не туда.
-Но пригласить прессу… ты же имела в виду “разумных ответственных журналистов”, правда? Даже я знаю нескольких таких. Надо обдумать эту мысль. Мисс О’Доннел, мисс Ллэйрд… нам надо набросать список. И сообразить, что же все-таки им сказать.  Где носит этого Йена, когда он так нужен тут? Ты не видела его в Хогсмиде? Ну вдруг, мельком.

Подпись автора

Фонд "Бонифациус"
Почта благотворительного фонда "Бонифациус"

Нет, не то? Она что-то поняла не так? Милисент нахмурилась и чуть наклонила голову,  чтоб на этот раз все понять правильно и разрешить свое недоумение. Но - нет, не могла сосредоточиться. Отдельно слова Эммы вполне достигали цели. И про журналистов. И про приют. И даже про чай - конечно же, она не имела в виду, что зря они затеяли чаепитие именно сейчас. Эта фраза означала одномоментность, а не укор. Это все было понятно. Но что-то важное все ускользало и ускользало от её внимания.
Милисент задумчиво помолчала, а потом поежилась. Леденящая тревога, разумеется, беспочвенная, путала её мысли.
-Хорошо. Хорошо. Эмма, если ты видишь, как это сделать, то сделай пожалуйста. Я поддержу тебя во всем.
Возможно, это было жестоко, говорить так девочке, только что потерявшей близких ей людей. Но, наверное, хуже было бы не дать ей ничего делать только лишь потому, что она, миссис Бэгнольд, не может ухватить своим убогим мозгом всю картину.
-Возьми в помощь, кого посчитаешь нужным.
Она тихо выдохнула. Ей всегда помогал Йен. Странно, конечно, что он еще не здесь. И в парном блокнотике после её взывающей к нему записи не стоит даже крохотного значка о прочтении, ни плюсика, ни росчерка, ни даже скупой пометки ногтем, будто она взывала в темноту.
Милисент поднялась, подошла к окну, выглянула на улицу, ожидая, что увидит, как Йен спешит к ним. Сейчас она увидит его кудрявую голову, потом услышит его шаги, потом откроется дверь, и войдет он весь, и она прибьет его, заразу, за то, что он заставил её тревожиться все утро. Нет, конечно, не прибьет, простит сразу и за все. И одного этого хватит, чтоб у неё расправились плечи и прояснилось в голове. И тогда Эмме не придется все делать самой.
Но его не было ни на улице, ни на крыльце, ни рядом.
-Нет, не посылала, конечно, - Милисент усмехнулась. - Куда и когда я могла бы послать его, он всегда сам решает, где ему быть и что делать. Невозможный человек!
А глаза выдали панику. То, что так упорно Милисент скрывала даже от себя: его нет здесь, нет в Хогсмиде… Он может быть в Мунго или… может быть, его за что-то задержали…
-Эмма, извини… Ты могла бы побыть тут одна с четверть часа? Я хотела бы наведаться в Мунго, навести справки.

Подпись автора

Фонд "Бонифациус"
Почта благотворительного фонда "Бонифациус"