Выбирай жизнь. Выбирай работу. Выбирай карьеру. Выбирай семью. Выбирай девушку, в которую умудришься влюбиться за несколько часов до того, как попадешь в первый класс. Выбирай с ней стулья для кухни, полотенца в ванную, детские кроватки, продукты на ярмарке. Выбирай быть мужем, быть счастливым, быть в окружении самых дорогих тебе людей. Выбери хорошие отношения с соседями и заведи себе потрясающих друзей. Выбери дело, которое тебе по душе. Выбери к нему инструменты. Выбирай новые пластинки, выбирай уплотнительные кольца в мотор своего автомобиля. Выбери по выходным пачкаться в машинном масле и пикники на холме за домом. Выбери сливочное пиво за два сикля, пироги жены и собранные ей сэндвичи на ланч. Выбери тихую жизнь вдали от передряг. Выбери будущее вдали от шума… И все равно ошибись с выбором. 
Причины?
Какие этому могли быть причины, Артур старался не думать много ночей подряд, лежа в своей палате в Мунго и иногда даже днем, между процедурами. Делал вид, что не думал он об этом и после выписки, и даже тогда, когда перебравшись в Нору засыпал, положив руку на весьма округлый живот Молли.
Артур слишком старательно не-думал о том, что зря он вляпался в неприятности с оперой (ну и что, что он их предвидеть не мог). Не-думал о том, что свою жену он в них тоже вляпал зря. Его, если сосредоточиться на каком-нибудь полете птиц за окном, не-глодало поселившееся в нем с того момента, как он открыл глаза в больничной палате ощущение бессилия, которое только усугубилось, когда журналистка, работавшая на Ксено, сказала, что они могут объявить сбор средств им в помощь, и то, что сам Ксено пропал и не мог ответить со стороны на вопрос: “Так ли плохо смотрятся Уизли?”
Костью в горле, которую он почти-почти проглотил, для Артура застряли оплаченные не им счета за его палату, от которых ему тактично никто Не Напоминал, но хуже всего этого и даже вместе взятого было для него полное отсутствие уверенности в будущем, и в том, что ничего из этого не повторится.
Складывалось ощущение, что как бы старательно он не выбирал свое будущее, будущее все равно выбрало не его.
В понедельник на работе он не досчитался Стюарта, Селены и мистера Филипса. Их исчезновение вряд ли смогло почувствовать Министерство целиком, но в маленьком секторе борьбы с незаконным использованием изобретений магглов, который даже попыток сократить длиннющее название до аббревиатуры не всегда удостаивался, чаще обозначаемый как “а, эти…”, нехватка персонала ощущалась как-то по особенному. Как-то будто бы кто-то из твоих одноклассников заболел и не пришел в класс, но пока тебе не рассказали о причинах отсутствия, существуют все поводы поволноваться на их счет.
- А Стюарт и Селена в отпуске? - Артур постарался осторожно уточнить у своего шефа в обед, когда сумел выбраться из-за стопки несданной им вовремя по причине отсутствия отчетности. Ответом ему послужило глухое буркание, в котором он различил что-то вроде “за свой счет”, а потом, на выходе из кабинета ему в спину раздалось чуть более разборчивое: “Не всем же повезло попасть в газеты”, - и внутри почувствовался болезненный укол вины за то, что Артур не умер.
Свое сочиняемое вместо отчетов с самого утра заявление о просьбе поднять зарплату он выкинул в корзину для бумаг, которая моментально его прожевала, отрыгнув клочки, поскольку была к тому часу уже сыта. 
Очевидно, что подобную просьбу с учетом сложившейся ситуации сочли бы несвоевременной, и выбор в его пользу был неправильным.
После обеда у них в группе случился целый один выезд, оказавшийся утомительно ложным - мадам Маринер, которой вроде бы перевалило в прошлом году за сто тридцать, опять забыла, что у магов тоже вошли в обиход зубные щетки и начала подозревать заходившего к ней коммивояжера в нехорошем.
После выезда перед Артуром снова встал мучительный выбор - заняться отчетами или продолжать думать, где достать деньги. Он выбрал второе и к тому моменту, когда оставшиеся коллеги, по очереди прощаясь, стали покидать кабинеты их сектора, сказал, что задержится, чтобы дописать все же проклятые бумажки. Ему напомнили о комендантском часе. Свою подпись на последней бумаге он поставил за пятнадцать минут до его начала. За десять - сообщил Молли, что задерживается на работе, но потом воспользуется камином и будет дома до того, как дети лягут спать, точно. За пять - он зашел в комнату “обезопашенных маггловских изобретений”, подошел к стеллажу, к которому была приделана табличка с аккуратным почерком Селены: “Медикаменты и прочие зелья магглов”, стянул с него пузырек с таблетками и вышел, быстро покидая здание Министерства.
В восемь часов и десять минут Артур Уизли, выбравший для себя попытку заняться чем-то вроде теневого бизнеса, стоял напротив одной из аптек в Лютном переулке изрядно обескураженный тем, что она была закрыта. Отчего-то до сего момента ему казалось, что в этом месте люди должны были с презрением взирать на комендантский час и работать в основном ночами.
Он никогда еще не бывал так близок к провалу.

Отредактировано Arthur Weasley (2021-01-09 20:20:20)

В жизни любого мужчины происходит несколько переломных моментов, которые он должен суметь встретить и пережить в трезвом уме и светлой памяти. Такими моментами безусловно являются, к примеру, потеря невинности или лишение оной любимой девушки (для Артура неудивительным образом совпавшие), собственная свадьба, трудоустройство на серьезную работу, приобретение недвижимости (даже если она размером с сарай), рождение первого (второго, третьего) ребенка, отправки этих детей в школу (пока не случилось) и так далее, и тому подобное.
Первое преступление, как Артуру казалось, тоже надо было совершать абсолютно обдуманно и не подкрепляя свой разум никакими веществами, которые могли бы придать смелости. Эта веха в его жизни казалась ему особенно серьезной, потому как совершалась ради семьи и требовала полной сосредоточенности, как и полного принятия собственной вины. А потому, успев ни раз и ни два возжелать, чтобы перед ним материализовался стаканчик огневиски или один из косячков Ксенофилиуса для храбрости, он мужественно боролся с соблазном, как мантру про себя повторяя: Я - Гриффиндорец. Я - Гриффиндорец. Я - Гриффиндорец. Я - Грифф...
Звук чужих шагов за спиной оборвал мантру Артура на полуслове. При том, что его примерный план состоял в том, чтобы прийти в известное на весь магический Лондон злачное место, найти подозрительных типов и предложить им, так сказать, товар, на поверку он оказался не очень готов с подозрительными типами случаться и отговорившись про себя чем-то вроде: Ну, не с первыми же встречными, - нырнул в темную и мрачную подворотню близ аптеки.
Подворотня, по темноте и мрачности, строго говоря, не сильно отличавшаяся от остального Лютного, встретила его шуганувшийся из-под ног крысой. Артур вздрогнул, ударился спиной о стену, но поскольку крыса, в отличие от него, гриффиндорцем не была, напугался все же не так сильно, как несчастное животное.
Шаги приближались.
На всякий случай, вытащив из рукава палочку, Артур направил её кончик на себя и тихо прошептал:
- Fraudis visus, - изо всех сил сосредотачиваясь на том, чтобы стать максимально незаметным. Сосредоточнение прошло успешно - Артур настолько не хотел тут находиться, что магия отзывчиво среагировала на его желание исчезнуть. По коже пробежал легкий холодок, почти незаметный на фоне основного озноба, который колотил Артура с момента попадания в чертоги Лютного.
Его Молли умела держать на себе хамелеоновы чары больше получаса. У него самого редко когда получалось оставаться в невидимом состоянии дольше пары минут, на что, в свою очередь, Молли неоднократно говорила ему, что это ничего, зато во время исполнения супружеского долга он-де настоящий марафонец.
Прямо сейчас аргумент звучал неубедительно, но и пары минут Артуру хватило, чтобы проводить глазами отряд хит-визардов и облегченно выдохнуть, когда они прошли мимо. Когда он снова “проявился”, крыса, не иначе как преисполнившись его гриффиндорским духом, вернулась обратно и теперь смотрела на него из темноты крохотными блестящими глазками и, казалось, с осуждением. Артур, глядя на нее в ответ, пожал плечами.
Мол, они и не были искомыми подозрительными личностями, чтобы вступать с ними в контакт, а настоящих подозрительных личностей он прямо сейчас пойдет и поищет, и вообще нечего всяким грызунам его осужать!
И Артур пошел.
Уйти далеко у него, правда, все равно не получилось. В тот самый момент, когда он у двери следующей лавки подумал, что, может быть, ему следует постучать и обозначить цель визита некой хлесткой, достойной нормального преступного элемента фразочкой, его окликнул голос со стороны. Голос был громок, строг, и по уровню уверенности в сравнении с Артуром был примерно на тех же уровнях, что и Артур в сравнении с крысой. Разве что крыса удрала, а он остался.
Но, его же, в отличие от нее, вроде бы попросили без резких движений…
Смысл происходящего резко поплыл у него в сознании, хотя руки он послушно растопырил, чуть задрав вверх и понадеявшись, что мистеру Голосу, может быть, так будет их все-таки видно. Раз уж он просит.
При этом причины-следствия-расстановки фраз - все попуталось настолько, что Артур не очень понимал на что он должен отвечать, не говоря уже о том, как.
- Я не аврор Муди! - Что-то напутав, брякнул он невпопад, и только потом задумался, что стал бы здесь, в Лютном, кто-то звать аврора Муди… И что вряд ли кто-то мог перепутать высокого и подкаченного служителя правопорядка с кем-то вроде, кхм, Артура, который даже если мог (вытянувшись и приподнявшись на цыпочки), сравняться с мракоборцем ростом, то вряд ли бы подошел по остальным параметрам.
Если, конечно, аврор Муди не решит надеть патлатый рыжий парик.
Или воспользоваться обороткой, что, конечно, было бы странным выбором для аврора Муди, только если он не решил бы подшутить на Молли. Но зачем аврору Муди подшучивать над Молли, да еще и в Лютном?
Через сколько долгих, протяженных ударов сердца он все-таки понял, что кажется мистер Голос не утверждал, а представлялся, а тогда выходило, что…
- Фух… Аластор, - вздох облегчения, опущенные руки, которые от напряжения уже почти успели онеметь, стертый пот со лба, который тоже успел когда-то выступить несмотря на февраль на дворе.
- Это я. Артур. Артур Уизли… Я, кхм-кхм, - неожиданно Артур все же понял, что даже знакомый аврор все равно остается аврором и брякнуть ему в ответ “пытаюсь тут толкнуть маггловские дурманящие зелья” будет не лучшей идеей, а поэтому продолжил нейтральным, - тут гулял.
Язык ему захотелось прикусить моментально, но те 0,0001% вероятности, опираясь на которые Распределяющая Шляпа могла бы запихнуть его на Слизерин, как умопомрачительно чистокровного, рекомендовали не делать этого, а соврать что-то немедленно и более уверенно.
- Не могу войти в колею на работе после больницы, все перепутал. Ха-ха…
Смешок выдался нервным, и Артур понял, что, определяя факультет, Шляпа была все-таки права.
Хитрожопый ж ты кусок ткани...

Проблема Артура заключалась, пожалуй, даже не в том, что он стоял в темном переулке с поднятыми (повторно) руками.
И даже не в том, что у него отобрали палочку, хотя без неё ему было очень и очень некомфортно.
Проблема его в основном заключалась в том, что он попал в ту жизненную ситуацию, в которой не бывал никогда ранее, и как всегда во всех таких ситуациях, он понятия не имел, что с ней нужно делать. За неожиданные ситуации с нестандартными путями выхода, если не считать того случая в опере, у них в семье, как правило, отвечала Молли. Она точно знала, что делать, если кто-то из мальчишек заболевал, а куры внезапно переставали есть, или садовые гномы плодились на участке без нужды. Она умела трансфигурировать его скромную министерскую зарплату в пропитание для семьи из пяти плюс человек и стройматериалы для все расширяющегося дома. Она была кем-то вроде суперэксперта по поиску оптимальных решений из неразрешимых ситуаций. Артур же со своими попытками адаптировать маггловскую технику под магические нужды каждый раз, когда просят, и еще чаще - когда нет, умел скорее их создавать, а случай с оперой демонстрировал скорее, что решал подобные задачи он очень и очень так себе, пользуясь самыми прямыми, но не всегда самыми эффективными маршрутами.
Правда, сравнивая с событиями в День Святого Валентина, конечно, можно было сказать, что он и сейчас как-то справлялся, но не сказать, чтобы достигнутый успех его хоть как-то окрылял.
Ну да, ему пока еще не заломали руки, не опрокинули на землю и даже не приволокли с позором в Министерство, откуда с не меньшим позором в Визенгамот, откуда, аналогично, в Азкабан, где ему пришлось бы встретиться с самым своим страшным кошмаром - с издевательским смехом старшего брата. Пока ничего из этого не случилось, но все же подобная вероятность все еще нависала близко и плотно, прямо как стены окрестных домов с их непроницаемыми, но очень внимательными глазницами окон, и стало казаться, что заговорить и напрямую представиться пусть и знакомому аврору - было идеей не лучшей. Авроры, видимо, имели свойство быть сначала аврорами, а потом знакомыми.
Мысль потекла куда-то в сторону братьев Молли и того, кем они для него являются в большей степени, но быстро соскочила, когда перед лицом зажегся бледный огонек, поневоле заставивший зажмуриться. Никаких магических формул перед этим событием произнесено не было, и поневоле, чисто потому что нервничать иногда лучше получалось вслух, Артур брякнул:
- Ух ты! Невербальное! Нет, я конечно не сомневался, но как-то редко встречаю, так что не обессудьте, Аластор…
Чужая палочка заскользила вниз, в сторону поставленной Молли заплатки на кармане, за которую стало почему-то немного стыдно, но потом вернулась обратно к лицу. Глаза успели к тому моменту привыкнуть к свету и теперь не только собеседник видел Артура, но и наоборот. Поверх огонька Lumos на него смотрели недобрые глаза Аластора Муди под тяжелыми бровями, разграниченные четко проступившими морщинами отработанной суровости на переносице. В общем - взгляд питбуля, челюсть бульдога, хватка бультерьера, - и все в таком духе. Тяжелый, как дубина тролля, незаметный, как фестрал для счастливого ребенка, дерзкий, точно докси в шторах, - Аврор Муди. Без сомнений.
И хотя ситуация все еще была далека до своего разрешения, знакомость лица Артура слегка успокаивала. Конечно, ни одна деталь во внешности аврора не говорила о том, что с ним можно будет договориться просто так отпустить не особо удачливого нарушителя, но, может, он хотя бы согласится ничего не рассказывать его жене?
Колеблясь между тем, чтобы попросить об этом напрямую, и тем, чтобы подать к тому какой-нибудь простой и понятный намек, Артур едва не пропустил вопрос о громкоговорителе, который, признаться, выбил из него последнее понимание происходящего.
Не каждый день в его жизни представители правопорядка спрашивали у него с панталыку о технике. Впервые в жизни - это происходило в подобных декорациях. Понимать что-то в происходящем сознание Артура отказалось в этот момент напрочь, но рассказать о такой ерунде, как та, которую он однажды приволок директору, было вообще не сложно. Главное было собрать как-то мысль воедино.
- Профессора Дамблдора? Громкоговоритель? В смысле, из чего сделан? Это ж просто микрофон. Марка Shure, американский. Купил на барахолке. Маггловской. А Вам зачем, аврор Муди? Вообще вещь достаточно раритетная, не уверен, что будет просто достать второй такой же, если вдруг хочется, но в принципе...

Вообще, если пользоваться концепцией о том, что в жизни всегда надо уметь видеть светлую сторону, которую Артур однажды подслушал у хиппи-магглов на музыкальном фестивале, то некоторые плюсы в его положении все-таки были. Правда, в какой бы из них он не ткнулся, он сразу как-то непроизвольно находил и минус, но сам факт наличия плюса минус не отменял, а скорее доказывал, так что тут все было четко, как в транзисторе.
Например, грустная мысль о том, что он может не увидеть в ближайшее время Молли, проистекала из мысли, что надо бы спросить у неё, изучали ли они в школе невербальные, и получалось ли у него хоть что-то; а то, что он может сесть в Азкабан еще и за взятку, как-то нивелировалось тем, что срок будет меньше пожизненного. О том, что к тому моменту спросить про невербалку у Молли он скорее всего забудет, Артур, конечно, тоже успел подумать, как и о том, что зато успеет увидеть сыновей.
Правда, пропустит рождение Фреда и Джорджа.
Зато, может быть, хотя бы их успеет еще застать в школе.
Эмоциональные качели сообщали Артуру, что он, наверно, уже поставил свой личный рекорд по времени удерживания рук в поднятом состоянии, и тут же сносили его на болевое ощущение в области плеч, чтобы потом отнести в сторону идеи о том, что с настоящим аврором в Лютном находиться даже не так страшно, хотя сам этот аврор, признаться, достаточно пугающ.
Иными словами, к тому чтобы не знать, что делать, у Артура добавилось еще какое-то тотальное неумение правильно чувствовать, но, что он четко успел для себя уяснить, что в завязавшейся беседе не надо болтать лишнего, раз уж от простого микрофона с барахолки можно было схлопотать срок. Четкой уверенности, что такое ужесточение связано с декретом Крауча, конечно, не было, но на всякий случай, по общей привычке всех и каждого ругать введеные драконовы меры, нечто подобное в сознании шевельнулось. Потом побыло недолго и стихло, потому что в плечи уже ощутимо стрельнуло не то от последствий “осколочно-железобетонной” болезни, которая случилась с Уизли в опере, не то из-за общего ощущения несправедливости.
Нет, ну столько на планете было преступников, которые промышляли своими преступлениями регулярно, а попался почему-то именно он и еще до того, как вообще начал промышлять.
- Буду теперь знать, - все же немного обидевшись за микрофон, пробормотал Артур на обвинение во взятке, но быстро приуныл, потому что лучше уж было рассуждать о том мечтают ли авроры об электроприборах, чем о том, что он здесь забыл.
Впрочем, отвечать бы все равно пришлось, поэтому, на сей раз тщательно подбирая слова, Артур начал:
- Относительно причины, по которой я в данный момент я нахожусь именно тут, то, выражаясь прямо, положа руку на сердце, со всей чистотой совести… Если выражаться точнее, разумеется, то… При должном приближении… Наверно… Даже не знаю, как сказать яснее…
В переулке за спиной что-то лязгнуло, прервав данный подбор слов, но быстро стихло, из чего Артур, успевший дернуться едва не всем телом, успел подумать, что, должно быть, это всего лишь крыса. Старая добрая знакомая ему крыса. С мысли он, правда, все равно успел сбиться, на почве чего тяжело вздохнул и вынужденно капитулировал:
- Аврор Муди, а можем мы поговорить в другом месте? Я все расскажу, но здесь как-то правда не очень уютно. А еще Вы не против, если я все-таки опущу руки? Затекли уже.

Двигаться, Артур, как ему и было сказано - не думал. Строго говоря, с думанием у него вообще прямо сейчас получалось не очень, и пока аврор Муди проверял переулочные звуки на предмет их принадлежности к живым и мыслящим существам, в голову лезла исключительно какая-то чушь, не то про то, что надо было в детстве заниматься анимагией, а не строением ДВС, не то о том, что палочку у него все равно отобрали, а без палочки все равно обратиться не получится.
Как-никак анимагия, как и любая магия, не особо хорошо работала без своего пульта управления. Как, правда, в широком смысле, и ДВС, что лишний раз указывало на то, как близки между собой магический и не-магический мир. Примерно так же близки, как один волшебник и пузырек с таблетками в его кармане.
Следом за ДВС и своими попыткам интегрировать в Лютный маггловские зелья, Артуру почему-то вспоминались последние отсмотренные фильмы о погонях и очень хотелось удрать от поймавшего его аврора не то на красном плимуте, не то на звездно-полосатом Харлее, но потом Артур вспоминал, что в “Беспечном ездоке” все вообще-то умерли, да и “Дуэль” закончилась как-то неоднозначно.
Потом из маггловских фильмов вспомнился образ голубоглазого блондина-актера с хитрым прищуром, который сжимал пистолет примерно так же, как аврор Муди сжимал палочку, и Артур даже готовился ему сказать, что-то вроде: “А вы никогда не думали, что похожи на Грязного Гарри?” - Но данный комментарий был перебит проблемой выбора, которая, конечно, проблемой не была.
- Кабинет, - не задумываясь, ответил Артур, указывая на место, в котором предпочел бы поговорить, но закрутившая его неожиданно и резко аппарация, стукнула его головой о что-то твердое и взорвалась вокруг громким кудахтаньем, поднятой вверх пылью, перьями, пухом, от чего защекотало в носу и, главное, привело к неутешительной мысли, что к мнению преступников, даже начинающих, стражи закона предпочитают не прислушиваться вообще никак.
Почему-то это казалось Артуру до обидного несправедливым, если не юридически неверным и, не исключено, что вызванным тем самым декретом Крауча опять. Не зря же шли толки об аврорском произволе. Вот, пожалуйста, налицо - просишь не сдавать тебя жене, а тебя сдают жене. Бесчеловечно, как “непростительная тройка”, если не хуже.
- На ваше служебное помещение тоже не очень-то похоже, Аластор, - изрядно обидевшись и от обиды осмелев, Артур парировал замечание о собственном доме, выразительно чихнул, потер затекшие плечи, после - ушибленную голову и прислушался, притаившись и сконцентрировавшись еще настороженнее, чем в Лютном. На шум из курятника, безусловно, могла прийти Молли, а Молли - это вам не дежурный отряд хит-визардов, от нее не особо и скроешься.
Благо, было тихо, да и ошалевшие курицы, закудахтав было снова на зажегшийся свет, все же угомонились, сменяя свою перепуганную суету на подобие недовольного ворчания. Мысленно Артур перед ними извинился. Покосившись на то, как они устраиваются на насестах, недовольно поглядывая на него заспанными глазами, и грозно нахохлившись, втягивают головы в плечи, он вздохнул.
- Ладно, раз уж мы здесь, давайте присядем, может? Можете вон, Птеродактеля подвинуть, - тыкнув пальцем на насест за спиной у аврора Артур показал на одну из куриц, - Вон та, да, черная такая. Слева от Яичницы. Яичница - это белая с мохнатыми лапами. Ага, вот эта. Дети имена давали.
Сам, в свою очередь, сняв с противоположного насеста мисс Магнитофонную Ленту - крупную пеструю курицу с крупным красным гребнем - хозяин вроде как этого курятника, устроился, переместив птицу к себе на колени, и постаравшись успокоить её, забившую было крыльями, ласковым почесыванием за гребешком.
- Палочку не вернете? - Чуть успокоившись от того, как по-домашнему уютно курица на коленях начала щуриться, Артур слегка осмелел, но встретив взгляд Аластора быстро понял, что сделал это не очень своевременно, - Ну ладно, не возвращайте, но здесь бы Silentium наложить, а то если мы детей разбудим, то лучше сразу в Азкабан, поверьте.
Он нервно хохотнул и не менее нервно продолжил:
- Ладно, шучу. Не в Азкабан, конечно, но правда, можно как-то чтобы правда детей не разбудить. Молли и так устает с ними за день, да и ей лишний раз нервничать не стоит. Роды, считайте, через месяц уже... А потом я все расскажу.
Ибо, как говорил Артуров отец: "Ни один мужской разговор не должен начинаться без оглядки на женщин".

А все же - дома стены помогали. Не прям помогали-помогали, снимая все вопросы и разрешая ситуацию окончательно, но говорить здесь было проще. И аврор, примостившийся на курином насесте, уже не выглядел таким грозным. И неодобрение, с которым на него поглядывали потревоженные и подвинутые в сторону курицы, как-то очень гармонично сочеталось со внутренним неодобрением Артура, который из статуса почти-преступника при смене декораций быстро перекочевал в статус нашкодившего старшеклассника. Все же для криминальных элементов курятник казался каким-то недостаточно солидным местом, тогда как для прячущихся от наказания тинейджеров, вполне годился. Для полноты картины не хватало, чтобы откуда-нибудь из-за угла выглянул директор и в свойственной себе умиротворяющей манере, объяснил что, допустим, с мистера Уизли, пойманного после отбоя, будет достаточно только отработки, а баллы снимать не обязательно, из-за чего, по традиции, мистеру Уизли становилось совсем-совсем стыдно.
Ну, примерно, как-то так…
К большому (насколько оно вообще могло таким стать в сложившихся условиях) удивлению Артура, директор действительно на заставил себя долго ждать, появившись, правда, пока только в виде собственной, упомянутой в разговоре тени. Хотя, растревоженному и изрядно перенервничавшему за последние пару часов сознанию Уизли, и этого было достаточно, чтобы и без того неспокойная совесть по внутренней шкале беспокойства подобралась куда-то очень близко к истерике.
Уподобившись курицам на насесте, он нахохлился, и даже перестал гладить Магнитофонную Ленту, из-за чего она, прищурившаяся и задремавшая было обратно, открыла желтый глаз и вперила на хозяина сердитый взгляд. После упоминания директора, Артуру казалось, что осуждает его буквально весь мир, просто теперь еще и за то, что он не оправдал чьих-то надежд.
- Вы путаете, наверно. У меня еще два брата есть, вот с кем-то из них, - он буркнул, посмотрев на подавшегося в морализаторство господина старшего аврора исподлобья, максимально сосредоточившись на том, чтобы во взгляд была вложена вся мощь невербального посыла: “Врать нехорошо”. Такой взгляд очень хорошо получался у Молли, когда она воспитывала мальчишек, и Артур копировал его уже совершенно неосознанно. Впрочем, почти все, что касалось Молли, у него получалось делать как-то само собой. Кроме, разве что, вот этой попытки заработать еще немного денег, к которой он подходил со всей осмысленностью и готовностью принять риски. Даже такие странные, как посиделки с одним из самых грозных своих коллег на насестах. Разве что немного не рассчитал внезапность и скорость, с которой подобное случится, но морально-то был готов, так что с обвинением в свой адрес был и согласен, и как-то не совсем, а потому, когда оно все-таки пробилось через погруженное в ощущение глубочайшего стыда сознание, Артур принялся поначалу оправдываться, а после - объяснять.
- И вообще-то я о жене и детях и думал. У вас вот есть кто-нибудь, Аластор? Я имею в виду не так просто, иногда, а когда все настолько серьезно, что все? Это, знаете ли, разница большая!
Поначалу речь у него шла сбивчиво - мешало ощущение того, что как-то невежливо пенять на чужую личную жизнь и, тем более, приводить в пример свою, если у собеседника все, может быть не очень гладко, - но когда предложения начали строиться вокруг именно Артуровой ситуации, они сами собой стали стройнее и четче. В конце концов, во всем, что касалось его семьи, он был даже большим специалистом, чем в маггловских изобретениях.
- Я десять лет женат на Молли, аврор Муди, а влюблен в нее и того дольше. Она и наши дети - это самое лучшее, что могло со мной случиться. Большую часть времени я чувствую себя самым счастливым человеком на свете, и долгое время, думаю, было сложно найти кого-то, кто был бы так же доволен жизнью, как я, но после оперы я понял, что моя семья может остаться ни с чем в любой момент. Без средств к существованию и защиты, даже такой условной, как моя. И я должен был хотя бы попробовать что-то с этим сделать. И если за попытку продать эти дурацкие маггловские зелья, мне нужно будет пойти в Азкабан, то пусть так и будет.
Артур вздохнул, убрал с колен квокнувшую от неожиданности курицу, встал и распрямил плечи.
- Я может быть, окажусь при этом не очень хорошим человеком и еще худшим преступником, но не надо укорять меня тем, что я плохой муж и отец.

Артур тоже не имел понятия, что в нем видел Дамблдор. Он вообще слабо понимал, когда кто-то, кроме Молли, ну и, может, еще родителей умудрялся в нем что-то “видеть”. Изначально младший в своей семье, он привык считать, что братья во всем превосходят его на голову, причем где-то лет до тринадцати это сравнение было даже не фигуральным. В школе он учился средне, работу свою, хоть и любил, но вряд ли на ней блистал, и, если бы не цвет волос, вообще вряд ли мог похвастаться тем, что как-то выделялся посреди серой массы министерских работников.
Не сказать, что его при этом мучило какое-либо ощущение неполноценности. Скорее, он привык воспринимать такое положение дел, как данность, и, вероятно, именно поэтому до сего момента не решался просить себе ни прибавку к зарплате, ни должность повыше. Вообще не решался предпринимать никакие действия, довольствуясь не малым, а, скорее, полученным и полученным справедливо.
Справедливости же в том, что к нему, оказывается, было особое отношение у директора, которое распространялось далеко за пределы давно оконченной школы, что влияло даже на грозу-всех-засранцев-страны-Аластора-Муди, было, если честно, маловато.
И это, признаться, весьма раздражало внутреннего гриффиндорца в Артуре, который чисто из самоуправства готов был топнуть ногой и заявить, что если мистеру старшему аврору так хочется, то он может хоть сейчас перемещать их из курятника в эту самую камеру предварительного задержания.
К счастью для самого Артура, кроме внутреннего гриффиндорца в нем еще жил вечно влюбленный в Молли мальчишка, который не хотел её расстраивать, а поэтому и не рыпался с громкими заявлениями, и только скисал, выслушивая обвинения, и если возвращаться к вопросам справедливости, куда более уместные, чем выдаваемые, очевидно, в кредит послабления.
Под их (обвинений, разумеется) давлением, Артур даже сунул руку в карман, где сквозь подкладку мантии его обжигал пластиковый пузырек с таблетками.
- Я понимаю, что Вы правы, Аластор… - Он замялся, отчасти испытывая неловкость за то, что стоячая поза, призванная продемонстрировать уверенность и гордость, теперь выглядела скорее как поза покаянного. Будто он опять попал в школу, и профессор МакГонагалл отчитывала его за очередное желание улизнуть из факультетской башни после отбоя. Хотя, тогда, наверно, было даже страшнее, чем сейчас. Тогда Артуру совсем было нечего сказать, а сейчас хоть что-то как-то мало-помалу, но находилось.
- Но, серьезно, что бы вот Вы сделали на моем месте?
У пузырька в кармане по краю крышки была едва заметная резьба, об которую было даже как-то умиротворительно шкрябать ногтем, пока по всему пространству черепной коробки приходилось собирать ошметки мыслей и образов, порождаемых пристыженным, придавленным, шуганутым невовремя и, главное, опять лишенным всяких надежд сознанием.
- Только не надо говорить, что нашли бы способ постоять за своих. Я же говорю - на моем месте. Так-то я способ тоже нашел, но Молли он очень расстроил.
Ноготь снова поцарапал по резьбе пузырька, и Артур подумал, что чертовски сложно быть не только отцом и мужем, но и в принципе человеком, который никого не разочаровывает. Слишком много всего приходится учитывать и о слишком многом думать наперед. Но это не значило, что пытаться не стоит. Покосившись на протянутую ладонь Аврора, Артур выдохнул:
- Но зелья я Вам не отдам. Вы же не знаете, где они стояли. Я хотя бы на место их верну, чтобы Селене вдруг не досталось за пропажу. И нет, не надо меня спрашивать, чем я думал, когда забирал их. Я уже сказал, чем думал.

Когда Артуру сказали сесть, Артур сел, и вопиющий конформизм, в котором его можно было бы при этом обвинить, не имел к данному действию никакого отношения.
Во-первых, стоять ему, и не в последнюю очередь по причине неловкости ощущений при этом стоянии, уже не хотелось, а повода опуститься обратно на насест он не находил.
Во-вторых, разговаривать с кем-то, находясь примерно на его уровне, тоже было удобнее.
В-третьих, как они с Молли уже успели объяснить своим старшим мальчишкам, - показная гордость еще никого не доводила до добра и вести себя вообще следовало честнее и проще.
Итого, если все просуммировать, сидеть получалось всяко выгоднее и разумнее, чем дальше стоять, да и старшему аврору, наверно, было бы приятно знать, что младшие сотрудники министерского аппарата его все-таки слушаются, пусть не во всем и не сразу.
Уже сидя и глядя Аластору Муди в глаза практически (если не считать долей дюйма, списываемых на погрешность) на одном уровне, Артур согласно и даже немного панибратски, почуяв, что разговор становится менее формальным и переполненным морализаторствами, хмыкнул.
- Да, уж, на Министра вы… В смысле, Ты. Никак не похожи… В смысле, ж… В хорошем смысле!
Он немного замялся, с непривычки точно разминая и распробывая на языке новую манеру общения, и со свойственным прямодушием, решив, что от такого суровый аврор точно не смутится, заявил:
- Изви…Ни! Просто не привык как-то общаться на “ты” с теми, кто в два раза меня старше, но это ничего, Молли говорит, что я быстро приспосабливаюсь.
Убирая пузырек с маггловским зельем в карман, Артур, будто доказывая, как быстро он способен приспособиться, даже отправил аврору немного укоризненный взгляд, просуществовавший, правда, всего пару секунд, потому что самому хозяину курятника и всей мини-фазенды под названием Нора, было неловко так долго в чем-то укорять кого-либо.
- Да, знаете-знаете-шь… Только если что, в следующий раз, когда будете-шь меня искать - к нам лучше в главную дверь и в выходной. Можно попасть на сладкие пироги. Они у Моллс потрясающие.
При этом Артур впервые за вечер улыбнулся и почесал затылок расслабленным жестом скорее нашкодившего школяра, чем заядлого криминального элемента, которым ему, совершенно в согласии с доводами старшего аврора, стать, по всей видимости, было не суждено.
- А с друзьями, понимаете-шь, Аластор, получается очень странная штука. Их хватает. По соседству, например, живут Лавгуды. Знакомы с Ксенофилиусом? Отличный парень! Потом у меня есть братья. У Молли есть братья. Среди вашего отдела тоже полно знакомых… Честно, пока я лежал в больнице, кто-то постоянно приходил навестить и предлагал помощь, но…
Тут Артур замялся снова.
Подразумеваемое им “но” казалось каким-то очень эмоциональным и слишком многогранным, чтобы суметь вместить его в хоть какие-то слова, не говоря уже о стройных и членораздельных предложениях. В “но” крылось и нежелание того, чтобы Артура считали неудачником и, тем паче, недостойным собственной жены. И какой-то стыд перед тем, что кто-то будет обременен лишними для себя заботами. И определенная вежливость, которая предполагала, что надо держать лицо и продолжать делать вид, что у тебя все в порядке. “Но” - было очень разноплановым, но сейчас, оборачиваясь на него взглядом из курятника ночью двадцать седьмого февраля, Артур понимал, что оно было еще и слабым, и, если честно, не особо выдерживало разумную критику.
Если хочешь сидеть сам и тебе предлагают сесть - нет никаких причин этого не сделать.
Если тебе предлагают помощь, и она тебе, действительно, нужна, то…
- Знаешь, Аластор, наверно, я просто струсил, - неожиданно сам для себя посерьезнев, признался Артур. - Вся эта ерунда вокруг того, что люди могут на самом деле не захотеть мне помочь и предлагают только из вежливости. Все эти попытки кому-то что-то доказать.
Наверно, тебе стоит повзрослеть, Артур Уизли…
Наверно, что-то подобное сказала бы ему Молли, додумайся он посоветоваться с ней.
- Вот вы, в смысле, ты… Взялись-лся бы подтянуть меня в боевой магии?
Вести себя ведь вообще следовало честнее и проще.

[indent] Чем дольше Артур принимал участие в этом странном диалоге в курятнике, тем более настойчиво у него складывалось ощущение, что он разговаривает с кем-то из своих братьев. Или с отцом. Или с матерью, хотя это сравнение Аластору Муди скорее всего бы совсем не понравилось, поэтому его Артур быстро предпочел не думать.
[indent] Короче, чем дольше он общался с господином старшим аврором, тем назойливее становилась мысль, что его не столько наказывают, журят за проступок или отчитывают по статье о несовершенном преступлении, сколько воспитывают, и как у любого подвергающегося воспитательному процессу молодого человека у него начала формироваться своеобразная защитная реакция. Которая, примерно как и лет в пятнадцать, заключалась в том, что надо больше молчать, больше поддакивать, и тогда от тебя вероятнее отстанут.
[indent] Не сказать при этом, чтобы все сказанное Аластором совсем пролетало мимо ушей, не задерживаясь в рыжей голове - та, в последнее время, вообще была очень склонна впитывать в себя и стараться осмыслить слишком многое и разом. Скорее Артур думал, что без части нравоучений аврор точно мог обойтись. Ну, вот без фразы о том, что вдвое старших будет становиться меньше, а вдвое младших - наоборот - на его взгляд точно можно было обойтись, поскольку она была как вполне очевидной, так и не совсем математически возможной, но по принципу: “Молчи, за умного сойдешь”, - Артур молчал.
[indent] Молчал он и когда его собеседник, в который уже раз за вечер, намекнул, что больше не имеет желать никаких дел с неслучившейся личностью Уизли-преступника, только ответил на Взгляд своим Взглядом, который, как хотелось надеяться, хотя бы отдаленно передавал смысл выражения: “Да понял я, понял. Больше никаких поводов, чтобы меня искать”. Правда, тут молчать получилось чуть меньше, потому что оскорблять в этом доме вниманием его хозяина было одно, а вот пироги его хозяйки - совсем другое!
[indent] - Ну вы-ты просто так тогда заходи, - чуть-чуть не сдержавшись буркнул Артур, следуя логике не то гостеприимства, не то нежелания, чтобы последнее слово в вопросе возможности угощения Моллиными пирогами оставалось за гостем, и снова почувствовал себя так, как будто присутствовал в эпицентре идущей на спад ссоры с братьями/отцом/мамой…
[indent] Хотя нет, с мамой лучше не надо.
[indent] И, как водится, при любом постепенно устанавливающемся постепенно затишье, голоса стали звучать спокойнее, в тон просочилось миролюбие и недавно почти враждующие стороны вроде бы поняли, что находятся по одну сторону баррикад. Поскольку Аластора Муди к своим родственникам или даже друзьям причислить Артур не мог, он про себя решил, что наверно дело в том, что они коллеги. Ну и еще оба славные парни. Пусть и по-разному. Наверно, понял это и старший аврор, потому что последняя фраза прозвучала как-то совсем даже миролюбиво. Даже откровенно, чего от человека, у которого суровая складка между бровей, кажется, не разглаживалась вообще никогда (не исключено, что с ней аврор Муди и спал), с трудом можно было ожидать. А тут вот тебе - даже немного откровенности о причинах профессиональных заболеваний в ДОМП.
[indent] Разбуженные резким жестом аврора курицы встрепенулись, уставились на источник своего раздражения, уставился на него и сам Артур.
[indent] - Я сейчас не очень понял вас, в смысле, тебя, Аластор, - удивленно пробормотал он, очевидно льстя себе этим “сейчас”, но предпочитая не акцентировать на этом внимания.
[indent] - Это такое согласие было или просто долгий заход к тому, чтобы послать меня под хвост к кентаврам?
[indent] И все обитатели курятника, казалось, в тот же миг уставились на будто бы сболтнувшего лишнее аврора.

[indent] Вообще, чем дольше Артур беседовал со старшим аврором Муди, тем крепче в нем росло и вызревало ощущение, будто он его чем-то расстроил. В смысле, Артур Аластора, а не наоборот, - злиться или расстраиваться на человека, который просто хорошо выполняет свою работу хозяин Норы считал чем-то невежливым, к тому же сам прекрасно понимал, что поводов для огорчения окружающих добавил в свой личный послужной список за сегодня превеликое множество. И не только господину старшему аврору.
[indent] Список тех людей, которые, несмотря на все попытки оправдаться, не одобрили бы поведение Артура был, к его прискорбию, велик. Помимо Молли, своих братьев, её братьев, своих родителей, её родителей, а также продолжительного списка друзей и коллег, в него могли войти даже те, кто, благодаря Придире, теперь вряд ли оправданно считал Уизли чуть ли не героем, но что среди этой ватаги людей делал Муди, понятно не было.
[indent] Возможно, дело было в окружавших Аластора слухах, которые создали ему флер принципиального и сурового, как морда дромарога, служителя закона. Не исключено, что также мешало представить, что у него есть хоть какая-то доля эмпатии, общее и, конечно, совсем неверное представление о том, что людям в ДОМП доставляет удовольствие ловить своих соотечественников и учинять над ними всяческие дисциплинарные наказания. Короче, что-то мешало Артуру понимать, почему при взгляде на него, в выражении лица аврора читается не только осуждение, обвинение и даже немного оскорбление, но и еще немного какая-то затаенная тоска. Будто смотрел Аластор на него, а видел кого-то другого.
[indent] От такого взгляда, признаться, становилось как-то даже неуютно, но поскольку понимание уюта для посиделок в курятнике подле его законных пернатых обитательниц, было вообще чем-то весьма абстрактным, Артур крепился. Просто вечер выдался сумбурным, весь из себя неправильным, а продолжение его оказывалось тем неожиданнее, тем продвигалось дальше.
[indent] В целом, Артур бы понял, если б его с его запросами заурядно послали под хвост к кентаврам, хвосторогам, гиппогрифам или куда там сейчас было принято (когда растишь почти пятеро детей от ругательств как-то понемногу отвыкаешь, да). Он бы прекрасно понял, потому что Аластор Муди был человеком занятым, далеким от не только педагогики, но и от обширных социальных связей, да и вообще, положа руку на сердце, у Артура для тренировок в боевой магии имелся все тот же список из своих братьев, братьев Молли, друзей, коллег и так далее. Разве что все они Артура хорошо знали. И знали, как хорошего парня с вечно больной головой вокруг детей и быта, которого не лишне пожалеть и отпустить пораньше, с которого не грешно спросить поменьше, потому что наверняка недосыпает, раз младшему всего два, или недоедает, если их всех в семье итого уже почти семь. А Артуру не надо было, чтобы его жалели. От жалости он перманентно робел и не знал, как на нее реагировать: поддаваться, чтобы не обидеть, или сопротивляться, чтобы научиться. Обижать никого он не хотел и не умел, и, не исключено, что именно поэтому и слыл среди “своих” тюфяком. Обстоятельства же, в которых завязался этот разговор с Аластором Муди, да и сама личность аврора, намекали, что тот никого жалеть не будет.
[indent] Хотя вот его самого Артуру, отчасти было тоже немного жалко. В чем-то даже грозный блюститель порядка оставался не совсем ловким и складным.
[indent] - А своим сыновьям я говорю, что надо учиться выражать свои мысли максимально честно и прямо. Если хочешь сказать: “да”, - то тогда и говори… - Он осекся дважды. Во-первых, потому что чуть было снова не перешел на “Вы”, а, во-вторых, потому что Аластор, кажется, снова готов был оформить свой фирменный Взгляд, и Артур упредительно выдохнул. - Ладно-ладно. Я понял. Спасибо. Ну и за это вот все в целом тоже.
[indent] Он сделал круговое движение пальцем, описывая в воздухе не то курятник, не то в целом - вечер и решил, что если авроры себе могут еще позволить какие-то огрехи в банальной вежливости и социальном поведении, то он, как отец почти пятерых детей, такое позволить не может.
[indent] - Может, хотите, в смысле, хочешь зайти? В пирогах я не уверен, но чаем мы точно напоим, да и дети пока еще, наверно, не спят, им интересно будет. А Молли скажем, что вместе заработались допоздна по делу о гражданской безопасности населения…
[indent] Тем более, что примерно так оно и было на самом деле.