Once Monsters - My Name Is...
My name is thunder, and lightning
I'll be showing up uninvited
My name is adrenaline, exciting
If you don't believe, then let me show.
Боль и смерть не всегда равны друг другу.
Иногда сам процесс смерти становится многоцветием боли и вместе с тем избавлением от неё, а иногда боль одного становится смертью другого. Не лучшие примеры, выявляющие, что суть их по велению Судьбы может быть одинаковой.
Было мучительно осознавать, что этот прорицатель мог в своё время не дать умереть его возлюбленной, если бы сумел взять себя в руки и предупредить, да хотя бы намекнуть. Но нет. Предпочёл трусливо собрать свои вещички и сбежать.
А между тем тот момент стал переломным в жизни Нотта. Всего один шаг отделял его от светлой и темной стороны.
Жаль.
Очень жаль, что Эвил Грей в своих видениях не разглядел последствий, не увидел сколько крови прольётся после, сколько смертей будет возложено на алтарь одной единственной неутоленной пугающей боли, подобной самой Бездне, насытить которую не в силах ни одно живое существо.
Но нельзя не отдать должное тому, что смерть прорицателя была утонченной, продуманной, изысканной и… добровольной. В ней смешивались как горечь невысказанной боли, так и особая нежность, сродни странной и безумной влюбленности.
Эвил Грей знал.
Знал, когда придёт его последний день, знал, что не сможет жить дальше, не испытывая угрызений совести, знал, что этот механизм был запущен ещё в тот школьный день, когда их взгляды на мгновения столкнулись.
Сталь и небо.
Интересно, какого это встретиться со своим палачом задолго до момента восхождения на эшафот?
Видеть его серые глаза во сне, чувствовать, как трудно дышать в своих кошмарах, отчетливо ощущая сильные пальцы прирожденного убийцы.
Грей не был первым и не стал последним в череде этого кровавого венецианского лета.
Это было сродни тщательно выверенному безумию, безупречная шахматная партия, неоцененная простыми смертными и от того оставляющая легкую горечь сожаления на губах.
Адемаро Нотт сидел за чересчур роскошным столом в гостиной прямо напротив своего отца Джакопо и понимал, что между ними расстояние куда значительнее, чем просто длинна этой изящной мебели, которой было бог весть сколько лет.
Джакопо не смотрел на своего отпрыска, к которому не питал никаких теплых отеческих чувств лишь брезгливость и сожаление, что зачал себе наследник не с той женщиной. Он был слишком занят тем, чтобы не замечать никого вокруг своей неприкосновенной персоны.
Адемаро же отвечал ему холодной выдержанной, будто лучшее вино в их подвале, ненавистью и словно бы втайне издеваясь над ним развернул на столе перед собой свеженький выпуск газеты, героем которой он и был.
Позлить отца, оставить след на его безупречной репутации, вымоченной хлоркой… этого хотелось так что сводило скулы и ему с трудом получалось сохранять всё тоже бесстрастное выражение лица.
Можно было бы, конечно, начать череду убийств с главного объекта его ненависти, но, увы, это был бы слишком опрометчивый ход, который сразу же расстелил бы перед ним ковровую дорожку прямиком в Азкабан.
Нет уж.
Пусть помучается ещё на этом свете тем более, что перестать ему мозолить глаза младший Нотт вовсе не собирался, стабильно приезжая навестить «обожаемого» отца в любое свободное время.
Будь тот хоть немного внимателен, то смог бы сопоставить даты приезда сына с наплывом неоднозначных убийств. Но Джакопо слишком был занят собой и своей должностью в Министерстве Италии, чтобы читать газеты, да обращать внимания на какие-то там смерти не слишком высокопоставленных людей.
Так… стоп.
Молод? Красив? Аристократ? Особое отношение… любопытно, попали пальцем в небо, как вас там Крауч, или…?
Отвратная статья, которая испортила ему аппетит, и, резко проезжаясь массивными ножками стула по надраенному паркету, Маро лишь сухо кивает своему отцу и предельно невежливо уходит в свою комнату.
Даже если этот маг и сумел после беглой оценки происшествия выдать, куда больше зацепок, чем все остальные до него, это ещё ничего не значило и раздувать такую сенсацию со смелыми предположениями, что завтра его уже поймают… явно задевало самолюбие аристократа. Но это мелочи, гораздо больше его волновало нечто иное.
Достаточно ли ты умен? Бартимеус Крауч. Чтобы делать такие заявления и не опасаться последствий?
Достаточно ли азартен, чтобы принять правила игры, с которой ты незнаком?
Этот день Адемаро провёл в поиске более детальной информации о личности, которая его заинтересовала и далее по списку ненавязчивой организации полуофициального вечера, его подготовка займёт где-то около трёх дней. Благо, не его руками. Было бы слишком очевидно. Всего лишь один из редких его друзей здесь, такой же чистокровный с внушительным семейным древом и богатством. Нужно было лишь натолкнуть на определенные мысли и определенных выгодных гостей, которыми следовало бы наполнить залы его огромного особняка.
И где-то за сутки до сего события Бартимеусу Краучу придёт приглашение на приём, от которого сложно будет отказаться, учитывая то, что его жена непременно захочет воочию увидеть столь древнее и роскошное убранство поместья венецианской семьи аристократов, между прочим, владеющей уникальными артефактами и многими предметами искусства. А самое главное… какая женщина устоит против манящего очарования вечера венецианских масок?
Ранним утром следующего дня в распахнутое окно номера Барти влетела скопа с письмом, которое уронила прямиком в руки мужчины.
Адемаро хотелось взглянуть на него вблизи и понять больше каков был мужчина на самом деле и что следовало от него ожидать, а самое главное двигал ли им интерес или необходимость.
Конверт был темно-красного цвета, почти переходящего в чёрный, приятный на ощупь из бархатной плотной бумаги, а внутри него был высушенный заклинанием цветок олеандра и всего пара строк:
«Смелое заявление в газете. Учитывая, что любого психопата такое изрядно бы задело и он уже не оставил бы вас в покое. Стоило ли оно того? Чтобы вот так рисковать достоянием Британии?»
Заинтересованный Акромантул
Скопа вполне себе естественно для птицы чистила свои перышки, устроившись на узком подоконнике, впиваясь в его длинными изогнутыми когтями. Он ничуть не боялся дать ему лишние подсказки, ведомый инстинктами сейчас и внезапно пробудившейся тягой к «социализации», хотя мы прекрасно знаем, что это не то слово.
А после её пронзительный взгляд устремился в сторону мужчины, выжидая его ответный ход, в этой непредсказуемой пока что партии на двоих.
