Людвиг еще помнил ( пусть даже все более и более смутно) то время, когда единственный интерес, какой мог для него представлять существующий Министр Магии, заключался в его кадровой политике, а кадровая политика, в свою очередь, интересовала его в виде продвигаемых потом разноразрядными чиновниками уставов, постановлений или приказов, которые дальше превращались во все больше и большее количество всевозможной бумажной волокиты. Словом, ложилась в основу его профессиональной деятельности. Как одной, так и другой. Еще в 73-ем, сидя среди слушателей заседания Визенгамота по делу Роджера Мардона и слушая его показания, он не очень-то задумывался над тем, имеет ли вообще хоть мало-мальское значение то, кто именно сидит в кресле Министра. Они все были на одно лицо: кто-то склонялся чуть более в одну сторону, кто-то — в другую, но настоящей важности оно не имело. А потом случился декабрь 1974, и внезапно появился кандидат, которого он не просто не был готов видеть в этом кресле, но и хотел лично сравнять с землей. Второго, по разным причинам, не случилось, а вот первое он вполне мог засчитать за собственную заслугу. Пусть даже выражаясь несколько фигурально.
Министром стал Гарольд Минчум и общеполитический курс страны как будто снова потерял для Людвига важность. Минчум был просто полезным (куда более полезным, чем на своем предыдущем посту) знакомым и даже приятелем. Это если брать в расчет, что обе стороны этого приятельства совершенно не стеснялись пользоваться другой. Впрочем, Людвиг позволял себе очень скромную уверенность, что даже те очки, которые Гарольд считал своими, куда больше дивидендов приносили именно ему, но, как хороший друг, само собой, не спешил разубеждать Минчума. А помимо всего этого был еще Фонд. Тот самый, что на разломе семьдесят четвертого и семьдесят пятого лег в основу победы Минчума на выборах, и все годы, с самого его учреждения, приносил стабильный и более чем приличный доход «Уилкинс и ко». При всей посредственности Гарольда как Министра, Людвигу как будто даже было не на что жаловаться.
Если так брать, даже сейчас он бы не брался с точностью определить, в какой же момент оно все поменялось. Вроде не после Рождества. Быть может, после принятия Декрета? Нападения на редакцию? Ареста Бэгнолд? Или когда ему пришлось идти на опознание Ника с Реббекой? Может, даже тогда еще не совсем, а чуть позже, возвращаясь после разговора с Шарлотт из Хогвартса. Но опера точно не была последней каплей, скорее прологом к тому, чтобы записаться в действующие лица следующего акта этого кровавого спектакля по имени война. До сего дня он особо не задумывался над тем, насколько жалким на самом деле был Министр. Статный мужик, на пару лет младше его самого, но сейчас, глядя на его какую-то скукоженную позу и чуть ли не трагичное выражение на лице, хотелось ему просто врезать. И пусть даже на самом деле Минчум сейчас хорохорился и строил важную мину, Людвиг слишком давно занимался делами Фонда, чтобы все эти лопающиеся по швам ужимки могли его хоть в малейшей степени убедить. Этот спектакль, в котором дорогой Гарольд столь посредственно играл роль государственного мужа и просто человека с убеждениями и хребтом, раздражал только еще сильнее.
- Планы, о которых ты говоришь, рушит не жизнь, ее рушат люди, - подобное упадничество из уст Минчума было вполне ожидаемым. Будь Людвиг сейчас хотя бы в немного ином настроении и знай он Минчума хоть немного хуже, он быть может даже выделил сейчас немного сострадания. Быть Министром, быть главой и лидером, когда все вокруг буквально разваливалось было не просто. Оно требовало качеств, которых Минчум был напрочь лишен, но которые, как надеялся Людвиг, был все же способен изображать. Людвиг поддался слегка вперед в кресле, - А ты разве не для того сел в кресло Министра, чтобы это поменять? Показать им всем, на что именно ты способен?
Мечта любого ничтожества, забраться как возможно выше и показать ИМ ВСЕМ. Может быть, этот их Лорд был вот таким же, когда-то недолюбленным, когда-то слишком зашуганным, и от того так отчаянно желающим продемонстрировать всем прочим, кто тут самый-самый. Если так, то Минчум вполне возможно был самым тем оружием против второго такого же придурка. В умелых руках, само собой. Надо было только их найти.
Людвиг отзеркалил усмешку Гарольда оскалом и понимающе кивнул. В конечном счете Минчум был далеко не первым и тем более не последним клиентом, который считал себя чем-то особым, и требовал при этом некоторой деликатности при обращении.
Он выслушал очередное трепыхание из уст Министра с вежливой улыбочкой на лице.
- Понимаю, - кивнул Уилкинс, внутренне желая Минчуму, чтобы тот из любых возможных способов в конечном итоге перешел к тем, которые приносили хоть какой-то позитивный результат.
- Не впадай в отчаянье раньше времени, - бросил в сторону министра Людвиг, - тем более, какой это будет Фонд Минчума, без твоего участия?!
Ибо мне возня еще с ним сейчас просто вот позарез нужна, мысленно добавил гость, а когда Минчум влепил еще фразу про кровь, лицо Людвига перекосило и начала дергаться мышца под слепым глазом. И если бы Минчум тут же бы не перевел тему на принесенные Людвигом документы, тот самый футляр содержанием которого так интересовался Гарольд, скорее всего полетел бы Министру в лицо. Его крови они хотели? ЕГО??? Этот дебил говорил о крови ему? После Рождества? После двадцатого января и после Оперы, он что-то там смел вякать про собственную кровь?
Щеку все еще сводило спазмом, Людвиг сконцентрировал внимание на футляре. Мужские пальцы отыскали пусковой механизм и нажали на крохотный рычажок, футляр раскрылся с тихим щелчком. Людвиг вытряс из него свернутые в трубочки листы бумаг, расправил те на коленях и протянул Минчуму.
- Думаю, тебе следует знать, что люди перестают жертвовать или жертвуют куда меньше, чем делали это еще парой месяцев ранее, - Уилкинс глянул прямо на Минчума, - Они больше не доверяют Фонду. Они больше не доверяют тебе.
- Подпись автора