В Ницце жарко. Июнь - это только начало лета, но воздух у мостовой трепещет всполохами и забирается в открытые окна машины. Черная крыша нагрелась так, что внутри салона как в печке, и на шее у водилы, с кожей цвета чуть светлее, чем краска на капоте, видно капельки пота. Курить в такую погоду - это почти самоубийство, но Френчи курит в открытое окно пассажирского сидения, слушая последние указания от старшего.
- Заходишь. Отдаешь. Говоришь, что Марсель шлет привет в знак установившегося взаимопонимания. Понял?
- Понял.
- Повтори на английском.
Френчи повторяет криво и косо, жутким акцентом искажая каждое слово, путая ударения и грассируя там, где не следовало бы, но очень старательно.
С английским у него вообще-то не очень ладится, как не ладится в последнее время и с Марселем - его главным боссом. Боссу не нравится всплывшая внезапно информация, что Френчи, кроме того, что магглорожденный, еще и до кучи не совсем “френчи”. Отец у него из Марокко, мать - из басков, родной город - тезка самого босса, и таким, по мнению Луи Двенадцатого, того самого негра, который сидит на месте водителя, лучше вообще не косячить. Он сам с алжирскими корнями и явно знает, о чем говорит.
Южный берег Франции - это вообще-то межнациональная помойка, что у магов, что у магглов. Потомки беженцев и слуг из колоний, потомки перелезающих через границу итальянцев, немного монегасков, отдельные бельгийцы, которым захотелось жить, где потеплее, корсиканцы, которых выпустили из местных тюрем, русские с их проклятыми иммиграциями - не лучшее место, чтобы развивать патриотичный национализм, но Марсель Тирар, по прозвищу “Робеспьер”, слишком давно и крепко держит за собой эту часть страны, чтобы кто-то стал с ним спорить. Черные Citroёn 2CV, в которых перемещаются его подчиненные, караулят владения и появляются всегда незаметно, - машины настроены не летать, а трансгрессировать, ну и ездить по костям тех, кто Марселю не нравится, несмотря на свой игрушечный вид.
Френчи держит в руке протянутую ему Луи Двенадцатым коробку и недоумевает, как так вышло, что босс все же согласился иметь дело с Русским. Этот Русский, явноне совсем русский, примерно как Френчи - не совсем француз. Если разводить демагогию о породе, то тут тех, кто называют себя русскими, - пруд пруди, живут в особняках на первой линии моря, пьют сладкие игристые вина и коньяки дороже, чем его, Френчи, шкура; в такую погоду, как сегодня, укладывают рыхлые от проевшей их изнутри фальшивой ностальгии телеса на белые полоски пляжей.
Русский, которому надо передать подарок, на них не похож. 
Френчи помнит его твердый взгляд исподлобья, сигарету в зубах и то, как он выдвигал свой бизнес-план Робеспьеру. Даже во втором ряду за спиной у босса он слышал восхищающие сознание цифры. Наверно, немудрено, что босс согласился открыть здесь тот самый клуб. Непонятно только с чего он решил делиться.
- Английский у тебя - говно, - неизбежно констатирует Двенадцатый, - давай еще раз.
- Да хер с ним, - отмахивается Френчи, выкидывая из окна окурок и забирая коробку. - Кому надо, тут поймет. Главное, чтоб подарок шел от сердца, не так ли?
Все так.
Подарок от сердца зажат под потной подмышкой. Френчи хлопает дверцей машины, выходит наружу, где плавящаяся мостовая оплетёт его эфемерными щупальцами горячего воздуха у ног, пойдёт к кованым воротам вилы, признавая, что Русский в чем-то все же русский. Такой пафос с белым мрамором тем, кто попроще, ни к чему. Не сказать, чтоб они не хотели - Френчи, проходя мимо блестящих на солнце колонн у широкого крыльца, точно бы не отказался, - но ниша неуместной роскоши, кажется, сплошь занята потомками павшей империи.
Внутри, как и полагается в хорошо построенном и правильно оплетенном чарами доме, прохладно и пахнет свежестью, подчеркивающей близость моря.
Френчи не особо комфортно, он трет нос, переминается с ноги на ногу, обходя по периметру просторное фойе и рассматривая фентифлюшки на стенах, когда Русский приходит - напускает на себя браваду и расправляет плечи, на вытянутой руке вытягивая коробку.
- Monsieur Tirard просил передать Вам, monsieur Kostelevskiе. En signe d'amitiе.*.
[nick]Frenchie[/nick][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info][status]alors on dance[/status]

Отредактировано Fenrir Greyback (2020-10-20 06:51:43)

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Со своей коробкой на вытянутой руке Френчи стоит почти как на паперти, разве что коробочка-то его закрыта и явно чем-то наполнена, но вид, наверняка, почти такой же, как у церковных попрошаек, хотя что еще ему, как заурядной шестерке, остается. С такой работы, как его, не увольняются и в отпуска не уходят, а если собираются, то, как правило, убедившись, что завещание уже написано, а родным и близким останется хоть что-то, кроме затрат на похороны.
Он протягивает проклятую коробку и обреченно ненавидит сегодняшний день с его жарой, этой нелепой поездкой, идиотским заданием и Русским, который задает закономерные, хоть и неудобные вопросы. Так вьючные ослы ненавидят груз на своей спине, при этом невозмутимо таща его дальше, а священники ненавидят свои коловратки, когда слушают исповедь шлюхи. Френчи кажется, что нет хуже ненависти, чем бессильная.
От прохлады внутри дома у него на шее стынет пот и, если честно, то да - очень хочется выпить, несмотря на середину дня и тот факт, что день этот вроде как рабочий.
- Oui, Monsieur. C'est très gentil*… - Френчи начинает с энтузиазмом, свободной рукой вытирая лоб от груза мыслей и уже предчувствуя, как алкоголь немного снимет напряжение и усталость, но заканчивает на увядшей, притихшей ноте, замечая, что в стаканы льется вода. Пришибленнее него в этой комнате, наверно, выглядит только домовик, но домовику, хотя бы не задают другие сложные вопросы. Френчи не понимает, какого черта передавать коробку отправили именно его, а не того же Луи, который и машину водит лучше, и английским владеет сноснее.
- Ох, monsieur Kostelevskiе…
Конечно, стакан с прозрачной жидкостью и льдом Френчи с барной стойки все-таки берет, на всякий случай с толикой надежды подносит к носу - вдруг все-таки повезет на национальную водку, но нет. Хотя на улице же жарко, и в машине было жарко, да и атмосфера в последние дни кажется ему какой-то душной, чтобы отказываться даже от воды. Вместе с домовиком они тащатся за Русским по пятам на балюстраду, и вид с нее открывается такой, что сердце болезненно сжимается, вспоминая ряды бельевых веревок напротив окна своей халупы. Комок в горле, образовавшийся до кучи из-за того, как аппетитно в чужих пальцах дымится сигарета, приходится проглотить, чтобы, как ни прискорбно, но дать место оправданиям:
- Мне жаль, но мне вручили только эту коробку. Je jure sur ma vie*, о планах босса я ничего не знаю.
Френчи не кривит душой, о планах Робеспьера действительно может знать только сам Робеспьер, а всяким сошкам вроде него не обязательно даже догадываться о том, что пока холодная из-за щедро намороженного льда в стакане у него сводит челюсти, в крохотной черной машинке на улице оживает зеркало заднего вида.

- Врубай шарманку, Луи.
Мясистая рука франкоалжирца тянется к рамке со стеклом перед собой, поправляет, чтобы босс видел недоверие на лице подчиненного.
- Но Френчи еще не вышел, босс…
- У нас нет никакого резона ждать еще и Френчи. Врубай.

Стакан холодит ладонь, вода холодит горло, желудок сжимается, холодок бьет в переносицу, а коробка в другой руке, уставшей от тяжести и повисшей вдоль тела, будто выворачивается, выпускает черноту, которая ползет разогретым мазутом, бесформенной кляксой, черными щупальцами лезет в стороны, начинает захватывать пространство балюстрады, покрыть собой белый мрамор. У Френчи в этих чернилах уже вся рука и полное ощущение, что с этой руки сдирают кожу. При попытках стряхнуть эту дрянь, черные капли падают куда попало и тоже ползут.
Ползут.
Ползут.
И шире этих луж разве что расширившиеся глаза Френчи, который понимает, что его как последнего лоха кинули.
Merde!
[nick]Frenchie[/nick][status]alors on dance[/status][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info]

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

[nick]Frenchie[/nick][status]alors on dance[/status][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info]Это “липучка”. Нет никаких сомнений в том, что это она.
Часть сознания Френчи уносится в сторону Робеспьеровского арсенала защитных и темных артефактов. В этой части ему, еще совсем желторотому? рассказывают, что нельзя прикасаться к пропитанным жестокостью тканям, которые потом трансфигурируют в предметы душащей одежды, что лучше обходить стороной разноцветные склянки на шкафах, одна капля раствора из которых может заставить твою плоть гнить, и не стоит и думать о том, чтобы когда-то взять себе в карман что-то из притягательно поблескивающих в стеклянном кубе драгоценных побрякушек - потом будешь испытывать такой голод, что желудок переварит сам себя изнутри.
- А это?
Собственный голос в голове звучит наивно и юно.
- А это “липучка”. Я еще называю её “деметровым дермом”, - Луи Двенадцатый тоже моложе, стройнее и болтливее чем тот, кто дежурит снаружи особняка в крохотной машинке, - Дрянь нестабильная, быстро сохнет и разваливается, но пока существует на человеке - высасывает из него всю волю к жизни. Насылает в голову… Ну, всякое. Зато не оставляет следов.
Merde! Merde! Merde!
Черная смола ползет по рукам Френчи и, пока он боится её как таковой, в голове воскресают переулки в порта в Марселе, в комнате под самой крышей, где вечно пахнет сыростью и плесенью, снова течет с потолка, голоса родителей переходят на крик, бьется посуда, хлопает дверь, и мостовая внизу, на которую из соседнего ресторанчика только что выкинули бездомным жмырам на радость рыбьи потроха и головы, кажется притягательным решением любых проблем.
Притягательное решение проблем с Робеспьером, которые неизбежно будут, потому что и это задание Френчи провалил, - это бьющееся о скалы за перилами балюстрады море. Ужас одной кончины превалирует над ужасом другой. Все паскудное и мерзкое в жизни, что приходится и приходилось терпеть, оказывается, терпеть не обязательно. Это просто.
Черная дрянь ползет.
Френчи, как псина, которая долго терпела в отсутствии хозяев дома, задирает ногу на перила, чтобы забраться и действительно все прекратить, но смола останавливается где-то в районе плеча, где медленно вращаются лепестки лаубуру на татуировке, и снова что-то в голове дергается, перекрещивается, борется, старается выбраться наружу.
Липучка быстро сохнет.
Помутневший взгляд падает на светлый мрамор пола, где черные кляксы уже превратились в подобие пересушенной и потрескавшейся глины и начали медленно испарятся. Ему все еще лень думать о том, что это значит, и очень притягательными кажутся разрушительные мысли о том, как мерзка и изощренна будет смерть провинившегося перед Робеспьером, но лепестки охранной татуировки вращаются быстрее, и свободная, непораженная рука хватается за палочку.
- Insendio!
Боль от ожога такая, что Френчи буквально воет. Он опаляет пламенем свою же руку, свою же плоть и снова думает, что проще было перебраться через перила, но иссохшая от температуры липучка опадает с его руки, как прогоревшая бумага, рассыпаясь в пепел прямо в воздухе этого чудесного, жаркого и солнечного дня.
Ожог от кисти до плеча ноет и покрывается волдырями, в глазах мутно от слез, в голове - от всего произошедшего и дышать тяжело из-за жары, но умирать больше не хочется, хотя в голове продолжает монотонно, как тикание часов, биться одно слово.
Merde! Merde! Merde!
Потом, будто короткая стрелка подползает к очередной цифре на циферблате, раздается глухой удар.
Russe!
На балюстраде его нет, и Френчи сам не знает, почему срывается в дом.
У Русского пониже подбородка образовался второй рот, и из него исторгается наружу темно-красная река и течет, течет под светлую рубашку на широкую грудь. В глазах у Русского - не то неожиданное облегчение, не то паника, а сам он - весь большой и могучий колосс оседает на пол так, будто ноги у него все-таки из глины. Привычное тикание ругательства снова бьется у Френчи в висках. Он не останавливается, бежит, падает на колени, обожженными пальцами сдавливает края раны. От его палочки Русскому достается не так, как ему самому. 
- Santino!

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Пока Русский приходит в себя, голова Френчи пухнет и полнится объемами всего происходящего. Его мозг пытается объять воистину необъятное и не справляется. Уравнение получается до безобразия простым - за знаком равно стоит Русский, которому вроде как предназначалась посылка, и который, соответственно, должен был быть мертв, но он жив. До этого равенства - тот факт, что тот же самый Русский вообще-то числился до сей поры в деловых партнерах у босса, а, значит, умереть был не должен. Или все-таки должен?
Где-то там кроется какая-то неведомая, неизвестная Френчи переменная, и эта неизвестность все портит, и улыбку, которая готова вот-вот растянуться на лице, от осознания хорошо и качественно выполненного дела по починке чужого горла нихреновой такой магией, и тот факт, что сам Френчи тоже справился выжить, хотя мог и не. Он еще не складывает одно с другим, не осознает, что избавившись от “липучки” натурально влип в неприятности совсем иного толка. Пока он не понимает, что его едва не подставили свои же, и что он только что еще круче подставился сам, протянув руку помощи тому, кому помогать было не должно.
Френчи понимает только, что произошло некое дерьмо, которое вот-вот должно начать неистово вонять, и от которого ему будет крайне тяжело отмыться. Что-то, пока в глазах русского проявляются признаки рассудочной деятельности, говорит ему, что теперь самое время валить из страны, а что-то другое - что Луи все еще в букашке-цитроене за воротами дома, и вся их братия слишком хорошо знает, где живет один парень родом из Марселя.
Все слишком хорошо знают о нём все, чтобы просто так исчезнуть здесь и появиться совсем в другом месте, не притащив с собой ворох своих же проблем.
Даже магия так не работает.
Весь этот калейдоскоп проворачивается в его измученной жарой и только что пережитыми один за другим шоками голове за доли секунд. Френчи не может толком улыбнуться спасенному русскому и не понимает, почему продолжает метить в него острием палочки даже после того, как делает облегченный выдох при виде затянувшейся раны. Он по ощущениям - будто очухался в чужом доме, после бурной попойки и, продираясь сквозь неизбежное похмелье, пытается понять, где находится, и как здесь оказался.
Понять ему ничего не дают.
Когда к его руке ластилась “липучка” было страшно, грустно, тоскливо, до беспросветного темно. Сейчас Френчи тоже становится темно, но преимущественно больно. Боль такая, будто в голове взрываются бомбы союзников на нормандских пляжах в сорок четвертом. Будто туда трансгрессировал один из Робеспьеровских автомобилей. Или будто резкая, искрящаяся жаром темнота перед глазами собирается пробить череп насквозь. Впрочем, последнее почти что близко к правде.
Палочка вываливается у Френчи из рук, пока он на голых инстинктах, вообще ничего не соображая, хватается за напрягшиеся запястья и пытается не то оттянуть их от себя, не то нащупать какую-то такую точку, чтобы русскому тоже стало больно и невозможно так давить пальцами.
В слезных мешках жидкость вскипает. Соль вываливается в кристаллы с острыми краями.
Все еще до нестерпимого, до крика больно.
А сраному медведю хоть бы хны. Такими ручищами, как у него впору валить деревья без подручных средств и останавливать дромарогов на ходу.
- MERDE! OUI! NO! Je ne savais rien!* Блядь!
Френчи не слышит, на каком языке орет, и в первые секунды даже не соображает толком, что именно. Темнота перед глазами превращается в абсолют. Череп по ощущениям, крошится изнутри.
- Я не знать! Не знал! Нихуя! Пусти, блядь! Salaud!*
Как говорит Луи Двенадцатый, английский у Френчи - говно, но даже он не говеннее, чем вся ситуация.
- Salaud! Я ТЕБЕ ЖИЗНЬ СПАС! СУКА!
[nick]Frenchie[/nick][status]alors on dance[/status][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info]

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Если долго смотреть на дно протянутого тебе стакана, то увидеть можно ровным счетом ни хрена, но в глазах, на которые с силой давили в течение нескольких минут, постепенно перестают взрываться сверхновые и размазанная картинка обретает фокус и четкость, на зависть самому будущему Френчи, в которое теперь всматриваться куда больнее, чем переживать атаку взбесившегося Русского.
Какая-то особая, пропитанная фаталистичным взглядом гадалок из Марсельских трущоб на жизнь, часть Френчи воспринимает все, как данность - понятно, что Луи его не дождался, понятно, что Робеспьер его подставил, понятно, что у Русского были все основания на него нападать, и это вообще-то чудо, когда после “липучки” и чьих-то, почти прокопавших тебе дырку в мозге пальцев, ты еще сидишь и пьешь дармовой алкоголь. Все понятно. Кроме, разве что, того, что с этим дерьмом делать дальше.
Через полчаса, когда нечленораздельные выкрики, выплевки и хрипы с французским акцентом у него во рту приобретают форму слов, а чувствительная к опасности татуировка-лаубуру успокаивается в статике чернильного рисунка, Френчи понимает так же мало, как и тогда, когда с коробкой в руках шел ко входу в особняк, из тех, в которых ему подобных не принято пускать много дальше порога. Только теперь от него еще и требуют каких-то ответов, вместо которых хочется смотреть на Русского с, как минимум, осуждением.
Вернее, хотелось бы, потому что фокус в глазах устанавливается недолгий, ускользающий, и они все еще болят, слезятся, и смаргивать, подолгу держать их закрытыми и мять переносицу, растирая слезные каналы, приходится с частотой зацикленного на одном действии неврастеника. Да и свет в этой сраном доме, на этом сраном побережье, в этой сраной Ницце, до одурения яркий, как на туристической открытке, восхваляющей притягательность курорта. Ему даже бардак после драки и кровь на полу не мешают быть тошнотворно позитивным, как и ничто не мешает резать по раздраженной сетчатке.
Русский к тому же смотрит на Френчи безотрывно, вылупив свои вообще-то целые глазенки, на которые никто вообще-то не давил со всей силой. Смотрит он не как на собеседника, а так, будто сам из gendarmerie, и учиняет тут не беседу, а допрос.
Куда больше похоже, хоть тон до того спокоен, что даже в сравнении с пропитанным саркастичностью приветствием, кажется дружеским. Конечно, теперь большие люди могут и обратить внимание на шестерок под ногами.
Френчи обидно и обидно до того, что он вообще больше не старается вести себя как-то “соответствующе”, разочаровавшись в самом понятии соответствия. Подставили свои, чуть не убили чужие… О каких тут соответствиях может идти речь?
Перед глазами крутится коробка, вызывая какую-то иррациональную, физическую неприязнь, несмотря на теперешнюю свою безобидность.
- Знал? Я? Oh! В отличие от тебя, Russe, я тут почти умер дважды. Deux-un en ma faveur*. Конечно же я все знал! - Френчи саркастично кривляется, возмущается, взмахивает рукой со стаканом так, что его содержимое чуть не плещет наружу, пытается выдержать зрительный контакт подольше, отчего мощная челюсть собеседника начинает размываться перед глазами. Он снова часто моргает, выпивает залпом содержимое, идет за следующей порцией, обходя этого медведя на стуле по широкой дуге, не то по привычке, не то во избежание. Алкоголь в организме ухает будто в никуда, не вызывая никаких эффектов, и Френчи смотрит в заново наполненный стакан с сожалением.
Надо бы что-то закапать в глаза, а не заливать в себя. Больше было бы толку.
- Мне дали коробку. Сказали отнести тебе comme cadeau. С'est fini.*
Френчи делает легкий реверанс, разводит в стороны руками, потом, будто устав от своего паясничания, падает в какое-то из кресел напротив Русского и раздраженно трет брови пальцами свободной руки. Собеседник его, конечно же, прав, и Робеспьер, едва заметив тощую баскскую задницу на горизонте вряд ли обрадуется её появлению, но это, как кажется Френчи, никак не зависит от того, с какими новостями он придет.
- Думаю, Russe, что мой бывший босс убьет меня, едва увидит, - он снова пьет, но теперь в проглоченной жидкости начинает чувствоваться градус и вкус. Это уже не так плохо. - А еще думаю, что ты убьешь меня тоже, если я не соглашусь.
Френчи снова смаргивает и думает, что все разворачивается до отвратительного зеркально. То один большой человек отправляет его к другому, то другой к первому, а ему - умирай по паре раз за визит. Так себе математика. Считай - не считай. Все в минусе. Разве что кое-в-чем Русский Робеспьера перевешивает - он с Френчи хотя бы говорит.
- Я схожу, если поможешь из страны выехать. Третий раз судьбу испытвать - c'est pas bien*. Надо просто сказать, что ты мертв?
[nick]Frenchie[/nick][status]alors on dance[/status][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info]

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Алкоголь начинает давать о себе знать, потихоньку греет желудок, мягко оплетает все изнутри, чуть першит в горле и заволакивает глаза приятной поблескивающей влагой, от которой им становится не так больно. Френчи не теряет пока рассудок, тот у него дружен с крепкими напитками, но мысли становится как-то легче транслировать наружу, будто язык приобретает новую, особую гибкость, а злость и обиду становится проще не копить, а выплескивать, трансформируя в слова.
Русский хмыкает, глядя на Френчи. Френчи хмыкает ему в ответ. Он понимает, что со своими требованиями борзеет в конец, но скромная жизнь, по советам “не высовываться” уже почти привела его к смерти, почти притащила туда же Русского и, если не видно разницы, то зачем? Френчи не хочет напоминать, что вообще-то за этим проклятым медведем тоже теперь есть должок, и кто тут из них двоих еще не умеет оценивать ситуацию правильно, но слишком забавно и занятно прокручивать в голове сказанное в несмешную шутку “поебаться”...
Поебаться было бы чертовски хорошо. Авось, помогло бы убрать не вышибаемый даже спиртом зуд в загривке от понимания того, что весь этот диалог с торгами и подколами возможен только потому, что пока еще формально какое-то время и какие-то люди считают их мертвыми. Чтобы доказать себе, что это не так, чтобы выловить в себе признаки настоящей жизни, поебаться было бы самое то.
- Только если она будет красивая, mon ami*. Перед смертью хорошо получить немного любви от красавицы.
Френчи вздыхает так мечтательно, будто уже собрался идти к этой неведомой красавице на свидание и нарвал на клумбе в саду Альберта Первого цветов. Он вздыхает фаталистично, обреченно и абсолютно, как ему кажется, логично для этой ситуации и этого города. У него один шанс и только одна видимая возможность, чтобы как-то выкарабкаться из этой передряги, и эта возможность сидит напротив и пиздит так по-деловому, будто меньше часа назад не вскрывала себе горло осколком стакана в припадке зачарованного отчаяния.
- У тебя здесь больше прав, Russe. Больше денег, - Френчи снова пожимает плечами, встает, потому что на месте усидеть сложно, а стакан - пуст.
- Проклятое место. У тебя есть еще выпить?
Находится. У русских всегда найдется, что выпить. Стереотип, конечно, но стереотипы не берутся из неоткуда и, к тому же, имеют паскудное свойство так приживаться в реальной жизни, что едва ли не превращаются в её скелет.
На чем держится та часть магической Ниццы, где не зачаровывают пирамидки из бокалов для сладкого шампанского под искаженное лихим сибирским акцентом “шарман”? На признании факта, что Робеспьер могущественный говнюк, что на улочках у Notre-Dame de Nice лучше держать кошелек ближе к себе да на том, что если тебя надо убить, то смерть под лучами солнца на Côte d'Azur может быть такой же незаметной, как и глухой ночью в ущельях не столь далеких Альп.
Мы оба сорвались с вершины, которую нам не взять, русский, а теперь сидим и разговариваем тут - два трупа.
Бутылку в этот раз Френчи забирает с собой и прежде чем сесть обратно, на ходу наливая себе, не без удивления уточняет откуда столько любопытства к фигуре его теперь уже бывшего работодателя. Отчего-то ему до этого казалось, что Русский должен просто собрать чемодан и найти ближайший открытый камин или порт-ключ из страны, пока еще никто, кроме его незадачливого недо-убийцы не знает, что тот жив. Просьба сходить и уверить Робеспьера в обратном в это, по крайней мере, вписывается лучше, чем вопросы о том, с кем спит местный криминальный божок.
- Зачем тебе это? Ты что, собрался его убивать? Ладно-ладно, ça te regarde*. Я рядом с ним, правда, только год. До этого на улицах был.
Кресло снова подпирает туловище со всех сторон, обнимает, как не обнимала родная мамочка, и в этом уюте Френчи расслабляется. Болтает. Понемногу, чтоб не до беспамятства, а только с целью сгладить воспоминания, пьет.
Выдавать как на духу ему нечего. За год видно становится не все. Дромароги из охраны с шестерками общаться не спешат, одного тебя работать не пускают, в бордель, где Робеспьер иногда отдыхал, Френчи заходил пару раз и то - не дальше порога. Точки с казино он, правда, знает - ездил собирать деньги, пару раз провожал проституток. Красивые девчонки, но глупые. Других бывший босс старается не держать особо. Зато Френчи, правда, видел особняк Робеспьера в пригороде, а еще был в офисе на английской набережной - большая часть денег идет туда - и знает, подо что маскируют арсенал. Но убивать местного божка все равно не вариант. Нет-нет, совсем не вариант.
- Пусть и говорят, он расслабился в последнее время... Ницца его. Bon pour les affaires. Paix et bonne volonté foisonnent.* Пока ты тут не появился. Босс и порадуется, если ты сдох. Peut-être.*
[nick]Frenchie[/nick][status]alors on dance[/status][icon]https://i.imgur.com/tDrPnZk.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">Френчи </a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет, без образования</center></div> <div class="lzinfo"> маглорожденный <br>криминальный элемент </div> </li>[/info]

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Карт-бланш до домашнего бара было лучшим, что Русский мог сделать для Френчи, перенервничавшего разом за всю свою едва не оборвавшуюся усилиями того же Русского жизнь.
Карт-бланш до домашнего бара было худшим, что Русский мог сделать для похмелья своего же неожиданно навязавшегося гостя.

Можевельник и анис еще чувствуются в послевкусии кислой, проникнутой горечью и дерьмовостью положения слюны, и теперь, по прошествии примерно пяти-семи часов с  момент последнего возлияния, кажется, что это была до крайности хуевая идея - придумывать коктейль из джарви-джина с пастисом “Пикси”, но сожалеть о выпитом, что о прожитом, - бесполезно. Сблевать последствия можно, повернуть вспять ничего нельзя. Голова, конечно же, трещит, будто её запихнули в церковный колокол во время рождественского молебна, и все, что потом рассказывает Русский, укладывается в неё с трудом, падает и перекатывается внутри черепа точно литые чугунные шары на только-только трезвеющее сознание вообще непонятно зачем закинутые и сделанные. Однако при всей демонстрации пагубного влияния алкоголя на личном примере, у Френчи как-то ни хрена не получается исключать, что повинно в плохой усвояемости информации не только похмелье, но сама бредовость описания.
Рогнег. Люция. Аим. Сам Иван, и да вот он вот - Френчи.
Как-то незачем и невопопад Френчи вспоминает, что у Русского вообще-то есть им, но это принципиально важно разве что для того, чтобы знать, что писать на могильной плите, что, в целом, выслушивая так называемый “план”, даже не кажется лишним.
В большой особняк большого человека во время большого праздника никто, ни один самоубийца не согласился бы прийти без приглашения, а тут перед глазами маячит попытка устроить натуральный Mardi gras на чужой территории, не спросив хозяев.
- Ça a l'air merdique, - честно признается Френчи, прижимая к голове пакет со льдом и глядя на Русского покрытыми красной сеточкой сосудов глазами, - но варианты лучше будут вряд ли.
У него самого, он уверен, вряд ли вызреет хоть один. Он бы сам, разумеется, предпочел свалить из страны по-тихому, волшебным (а лучше волшебным вдвойне, чтобы магическая система пограничного контроля не просекла) образом оказавшись где-нибудь в канадских лесах, африканских пустынях или, ебись оно все фестралом, даже в той тайге, откуда этот Русский вылез, но всей баскской фартожопости и почти сиротских навыков выживания на такие фокусы вряд ли бы хватило. Тут было нужно влияние и деньги, а ни того, ни другого у Френчи не водилось. Да и, положа руку на сердце, все-таки хотя бы попробовать пободаться с Робеспьером, хотя бы посмотреть до каких размеров округлятся его глаза, когда бывшая шестерка с бывшим конкурентом окажутся живы, наверно, стоило того.
Поэтому, выпив из рук ушастого Герасима рюмку с отрезвляющим зельем, на вкус напоминающим жидкий маринад с укропом и, почему-то, огурцами, Френчи поднимается, чтобы тщательно отрисовать все хранимые в памяти входы и выходы, все известные потайные двери и блуждающие лестницы, а заодно разнообразить всю схему пестротой комментария.
- Машины останавливаются здесь. Проверка для каждой идет двойная. Глазами и магически. Встречают тоже двое, - на развернутом пергаменте возле квадратов зданий и полосочек дверей возникают кресты и галочки. Френчи увлекается, потому что удивляется тому, сколько при необходимости может вытащить из своей головы, когда чудодейственная отрезвиловка её прочищает.
- За Робеспьером вблизи наблюдает охрана. Et autour du périmètre. Но сколько суммарно - сказать сложно. Особенно когда вечеринка. Все же гости. Смущать их головорезами -  pas très bien, - Френчи цыкает языком, когда вырисовывает по памяти известные ему внутренние комнаты, детально расписывает каждую из них, пока не останавливается на одной, в которую настоятельно тычет пальцем.
- А вот эту надо либо заблокировать, либо обчистить. С'est son arsenal. Все хлопушки, дымовухи, липучки, - он сглатывает на последнем слове и смотрит на Ивана. В чем - в чем, а в том, что в своем отношении к этому дерьму они точно должны были найти общий язык, и все изобретаемые Френчи коктейли, со всем безумием сочетаемых компонентов не дадут ему это забыть.
Одной причиной насолить бывшему работодателю от этих воспоминаний, впрочем, становится больше.

Когда через сутки Френчи встречается с Попрыгунчиком-Рогнегом и Иваном в пригороде, он уже не задает вопросы о том, что здесь делает черный ситроен, и что произошло с Луи, кусок ногтя которого надо погрузить в заготовку оборотного зелья. Как там Русскому лежится в багажнике под хамелеоновыми чарами, он тоже не интересуется слишком занятый своими ощущениями - в габаритах алжирца Френчи некомфортно, да и потеет он, как свинья.
К счастью, недолго. В машине надо щелкнуть всего-то парой рычажков, чтобы она трансгрессировала в нужный гараж. Тех, кто дежурит там сегодня, Френчи не знает и думает, что это и к лучшему, разве что на мгновение его стопорит и проступает крупными каплями холодного пота на смоляном лбу тот вероятный факт, что их может знать Луи. Но первые секунды проходят гладко. Манеру чужого разговора Френчи знает и сетует на шум в доме и жару на улице точно так, как посетовал бы сам его старый или, вернее, бывший приятель. Чертов негр вообще был ворчлив и ленив, что совсем не подходит к намечающейся дальше вечером движухе.
Когда один из двоих охранников открывает дверцу багажника, Френчи, на задумываясь, вскидывает свою палочку - слишком маленькую в огромных черных лапищах:
- Stupefy!

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!

Двигаться в теле, вес которого в полтора раза больше собственного, а габариты превышают родные и привычные очертания сантиметров где-то на двадцать в каждом из направлений - то еще удовольствие. Вопросы о том, как Луи впихивается в крохотные Робеспьеровские машинки, как умудряется держать толстыми, похожими на кровяные колбаски из Лиона, пальцами волшебную палочку, быстро сменяются в голове Френчи вопросами о том, как его бывший коллега вообще способен сохранять хоть какую-то координацию. Как умудряется поворачивать свою слоновью шею, чтобы вовремя отследить опасность? Как вписывается в дверные проемы? Как может нормально оценивать свое положение в пространстве эта гора жира, мышцы под которой существуют в первую очередь для того, чтобы волочить её, и только во вторую - чтобы суметь, при необходимости, раздавить чью-то голову голыми руками?
Френчи перестает хватать воздуха и прошибает в пот еще когда они только с невидимым товарищем по несчастью или по совершаемой вендетте пересекают коридор, ведущий от гаража в основное здание, и преодолевают пару лестниц - даже бычьему сердцу Луи тяжело доставлять кислород к каждой клетке его объемного естества. На охранника, который попадается им в южном крыле, Френчи смотрит ошарашенно, но в основном потому, что понимает, что в чужом обличье у него все не то - скорость, ловкость, реакция. Затея с оборотным зельем теперь кажется ему глупой и давит физически, и вызывает легкую панику, которая отпускает разве что тогда, когда в дело вмешивается Русский. Его самого не видно, но хорошо видно его действия - расчетливые и точные безо всякой магии, несколько нереальные, потому что судить о них можно только по их последствиям.
Жадные попытки одного из головорезов Робеспьера что-то сказать через сплющенный, зажатый невидимой рукой рот, не дольше мгновения видные белки закатывающихся глаз, обмякающее тело.
Френчи полирует все сверху петрификусом и, не то из-за шепота произнесенного тягучим баритоном Луи заклинания, не то из-за того, что здесь уже немного слышно, как на крыше играет музыка, ему кажется, что Русский и ходит неслышно. Голос его звучит будто из ниоткуда и заставляет вздрагивать с тихим “merde”, но сам Френчи притом кивает тяжелой и темной головой на толстой шее. Он все понял, он все помнит, он все еще считает, что этот дырявый план больше похож на план самоубийства, но помнит он его досконально.
Еще одна лестница наверх дается чуть проще. В жизни ко всему приходится привыкать, включая новые габариты, новых друзей и новые обстоятельства. Стоит только толкнуть дверь на крышу, как последние дополняются обилием гостей, блядей, звуков и красок. Гулять Робеспьер умеет и это еще одна проблема, потому что в пестрых цветах иллюминации и среди маячащих тут и там сисек скорее раздетых, нежели наоборот, проституток, которые, разумеется, предпочитают более изящное слово “эскорт”, найти его сложнее.
Впрочем, только на первый взгляд.
Постепенно и этот хаос шумной вечеринки, где дорогущие духи путаются с потом и алкоголем, а ритмы дурманят не хуже, чем наркота на золотых блюдах, обретает свою внутреннюю точку притяжения. К ней Френчи-Луи идет, осторожно раздвигая толпу, не оборачиваясь и лишь надеясь, что Русский успевает за ним следом. Встречная охрана концентрируется и концентрируется по мере того, как они становятся ближе к цели, и объяснения для некогда знакомых парней звучат так однобоко, что начинают вязнуть на крепких белоснежных зубах.
Срочные новости для босса. Очень срочные новости для босса. Конечно, можно не пропускать, но тогда босс расстроится, рискнешь?
На это тратится определенное время, но не рискует в итоге никто. Массивная фигура Луи смотрится для этого слишком внушительно, с Френчи самим по себе такое не прокатывало. Ему непривычно смотреть на Марселя Тирара, также известного на Лазурном побережье, как Робеспьер, сверху вниз, но пронзительный взгляд маленьких, злых и явно не особо довольных тем, что их отвлекли от лицезрения танцующей прямо на столе перед ним девушки, глазок все равно слишком быстро пробирает до костей, чтобы не почувствовать себя маленьким и никому нахрен не сдавшимся Френчи, назло всем зельям в мире.
- Il faut qu'on parle, - этого недостаточно. За такое можно получить в награду малоприятный визит в клетку к дромарогам или сразу аваду между глаз, но никак не внимание руководства, поэтому Френчи выдавливает из себя более уверенное: - Le Russe.
Следует пауза, за которую надо успеть воспринять то, как меняются оттенки злости в глазах у Робеспьера, как он едва заметно кивает, жестом давая разрешение говорить.
- Nous l'avons trouvé, - дальше получается врать увереннее. Хотя ложью это можно назвать с натяжкой - где Русский, Френчи действительно прекрасно известно.
- Mais les choses sont plus compliquées que prévu.
Он старается озираться по сторонам и замолкать так, чтобы стало понятно, что говорить при всех - это плохая затея. Ему кажется, что это должно сработать, и - если они выживут во всей этой дрянной истории, он точно сходит в церковь помолиться - это срабатывает.
Робеспьер поднимается с массивного мягкого кресла, встает, едва ли не без слов приказывая идти за ним следом и движется через толпу в сторону спуска вниз. Того самого спуска вниз, где должен лежать забытый Френчи и Русским охранник. И все было бы не так погано, но большой босс, разумеется, не был бы таким большим, если бы парочка из его верзил не волочились рядом.

Подпись автора

Сыночка вообще космос, конечно!