Marauders: stay alive

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » «Где есть Авель, брат твой?»


«Где есть Авель, брат твой?»

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

«Где есть Авель, брат твой?»


Закрытый эпизод

https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/85045.png

Участники: Rabastan Lestrange, Rodolphus Lestrange, Sebastian Selwyn

Дата и время: 28.01.1978-29.01.1978. Сразу после эпизода метод "от противного"

Место: Окресности Ставки, Деревня.

Сюжет: "На секунду он подумал о том, что будет так же кричать, если увидит лежащее на полу тело Рудольфуса. Он снесет весь мир, убьет каждого человека на этой проклятой земле, лишь бы унять то, что будет твориться в его груди."

Порой судьба готова сыграть злую шутку. И если ты говоришь "никогда" - она с огромым удовольствием, смакуя каждую секунду, стремится доказать тебе, что ты не прав. Эта тварь, играющая в свои детские игры, стремится доказать тебе твою беспомощность, демонстрируя на сколько иногда тебе не подвластна собственная жизнь.

История о сумасшествии, убийствах, боли, отчаяньи, страхе и любви.

Warning: Возможна неоправданная жестокость, насилие, хаос, конец света. Слабонервным читать аккуратно.

Про название эпизода

КАИН И АВЕЛЬ, в Библии, два брата, сыновья Адама и Евы. Согласно Книге Бытия, Каин был первым в истории убийцей, а Авель – первой жертвой убийства.
Рассказ о Каине и Авеле приводится в 4 главе Книги Бытия и больше нигде в еврейской Библии не упоминается. Авель был скотоводом, Каин – земледельцем. Каин принес в дар Богу от плодов земли, Авель же принес в жертву первородных животных своего стада. Каин, рассердившись, что Бог отдал предпочтение жертве Авеля, убил своего брата. Когда Бог спросил его: «где Авель, брат твой?» – он ответил: «разве я сторож брату моему?» (Быт 4:9). Бог наказывает Каина проклятием: «ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт 4:12), но при этом метит его «Каиновой печатью», чтобы никто его не убил. Каин уходит в «землю Нод» (страну скитания), к востоку от Эдема.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:02)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+9

2

«Иногда просто необходимо сойти с ума, чтобы привести в порядок чувства...»
Рабастан вышел из ставки полный боли, отчаянья, злости, мольбы, паники, неуверенности и, что самое страшное – темной энергии. Чем дальше он отходил от поместья – тем больше его тело пропитывалось страхом. Словно сладким сиропом, растворяющимся в кружке с горячим содержимым. Слезы, постоянно катившие по уже обветренным красным щекам, никак не унимались, а прозрачная пелена на глазах становилась гуще с каждым шагом. Баст перебирал ватные ноги, с которыми никак не мог совладать, снова и снова, пока не начал набирать ускорение. Парк, окружавший поместье, уже скрылся в густых деревьях прилегающего леса, но волшебник все не останавливался, используя все силы ради попытки сбежать.

Это все не правда, этого не могло произойти. Отец бы не позволил этому случиться, никогда не позволил бы.

Голова кружилась от слишком непривычной скорости, а легкие перестали нормально работать и прокачивать кислород. Все вокруг сводило его с ума: каждый звук ночного леса, едва слышный шум морских волн где-то вдалеке, скуление ветра. Младший Лестрейндж сам разрушал собственный рассудок, прокручивая в голове произошедшее.

«Ты сделал свой выбор: между собственным благополучием и жизнью брата ты выбрал первое» - слова Лорда, подобно змеиному яду, медленно проникали в его кровь, распространяясь по капилярам, переходящих в тонкие венулы. Его нельзя было вытащить, от него нельзя было избавиться или вылечить противоядием, он уже добрался до сердца, до сосудов в мозгу, этот яд уже проник в каждую крупную вену, оставаясь запертым в плотных и упругих стенках артерий. Эти воспоминания, эти слова, этот разговор отравлял не только его тело, но и его сознание, туманя разум и накрывая пеленой все его благоразумие. Рабастан всхлипнул от слишком сильного приступа рыдания, тут же потеряв управление. Он споткнулся, упав на землю в мокрые грязные листья, пытаясь сделать нормальный вдох. Одной рукой он сжимал землю, которая просачивалась сквозь напряженные пальцы под давлением, а другой до сих пор держал нож гоблинской работы, покрытый уже засохшей кровью наследника Лестрейнджей.

Это же иллюзия, я не мог этого сделать, не мог его убить…

Стэн пытался успокоиться, пытался дышать, но вместо этого только больше задыхался, не способный подавить отчаянье. Заставив юного волшебника убить своего брата, Лорд не только лишил его единственной слабости, но и полностью лишил его силы. Как теперь можно было вернуться домой? Как можно было говорить с отцом? Как можно было возвращаться на работу и как можно было делать вид, что жизнь продолжается?

***

Ветки где-то рядом треснули, возвращая Рабастана в реальность и напоминая ему о том, что мир, который рухнул для него, даже не заметил всей этой трагедии. Все вокруг должно было разрушиться до самого основания, ощутив его боль. Почему тогда, что-то еще имеет право на такой ценный ресурс как жизнь?

Он перестал двигаться, снижая все звуки до минимума, притаился, пытаясь понять откуда идет звук. Долго ждать не пришлось. Он увидел девочку, подростка, шатающуюся по тропе. Она двигалась, словно знала этот лес как свои пять пальцев. Оборотень? Здесь рядом есть деревня? Она потерялась? Дыхание замедлилось, а слезы наконец-то перестали вырываться водопадом из глаз. В его голове не укладывалось как живое существо могло так спокойно Жить в тот момент, когда его единственный брат мертв.

Волшебник сильнее сжал рукоять клинка, поджидая, когда девочка подойдет ближе. У него не было шансов против нее на расстоянии, но если лишить ее возможности пользоваться палочкой – шанс был. В его памяти все смешалось и вряд ли он вспомнит, кто из них был инициатором развернувшейся драки. После нескольких неудачных попыток и разодранного плеча, он почувствовал, как клинок вошел в чужое горячее тело, затем еще раз и еще, лишая его обладателя жизни. Он ощутил, как металлический запах врезался в ноздри, проникая в аксоны обонятельных рецепторов. И вместе с последним выдохом девочки, Рабастана вновь захватила волна страха. Он словно вновь сделал этот. Вновь воспользовался оружием, вновь разорвал чужое сердце лезвием. Даже не подумав, он схватил чужую палочку, воспользовавшись ей ради аппарации. Он переместился в деревню, близлежащую к Тайнхему. Палочка не хотела слушаться, а потому он даже обрадовался, что оказался в какой-то деревне, а не остался сожженным в лесу.
Голова все еще кружилась от бессилия и накатившего страха, но теперь в кровь ударил и адреналин, возбуждающий новые мысли и очередную порцию гнева. Вся эта новая энергия была направлена не на Лорда, не на то, что он вынудил Баста сделать, а на нечто большее. Лестрендж чувствовал внутри себя злость ко всему человечеству, ощущал, как наполняется магией, способной разрушать все вокруг и так же осознавал, что отчаянье и боль опустились ниже, создавая тяжелый осадок, дополняющий весь этот коктейль неконтролируемых эмоций. Рассвет, разорвавший небо, напоминал о том, что землю продолжает крутиться. Но она не должна была.

Он направился вперед как только увидел девушку, спешно бегущую домой. Клинок разорвал кожу на ее шее еще до того, как она успела крикнуть или позвать кого-то на помощь. Напряженное тело волшебника, наполненное яростью, наконец-то выдохнуло, но вместо расслабления, он почувствовал только очередную пронзающую боль и печаль. Сумка с продуктами, которую держала домохозяйка упала на землю, разбросав по крыльцу ярко красные яблоки, гармонично контрастирующими с блестящим снегом.

Виновна.

Рабастан не чувствовал облегчение, убивая девушку, затем ее мужа, ее детей одного за другим. Он не чувствовал никакого облегчения, убивая соседей этой семьи, затем следующих. Словно судья, назначенный темным Лордом, он просто вершил правосудие. Каждый из этих людей, в его понимании, был виновен. Каждый из них должен был быть мертв вместо Рудольфуса. Каждый из них должен был быть на его месте.

Вот что бывает, если импульсивного человека накачать энергией, зарядить злостью и подлить в его внутренний огонь масло в виде смерти собственного Брата. С каждым новым убийством, с каждым новым сопротивлением, парень ощущал только новую волну агрессии, которую не получалось подчинить. Он был готов закончить с этой деревней и идти в другую, готов был уничтожить каждого человека на этой проклятой земле, лишь бы унять боль, переполняющую его до краев. Он словно запустил один маленький винтик, который сначала начал разгоняться, затем начал расти, в итоге превращаясь в машину. Баст не думал о том, что его кто-то может остановить, не думал о ДОМПе, не думал о последствиях. Ему было плевать. Даже Азкабан сейчас казался лучшим местом, в отличие от Лестрейндж холла, где все будет напоминать о Рудо, где каждая комната пропитана его запахом и детством. Лондон, да вся Британия, будет напоминать о нем. Дыхание сбивалось от накатывающих воспоминаний, глаза намокали от каждой новой мысли, но убийства отрезвляли. Они превращали боль в злость, а страх в силу. Правда, только на пару секунд, пока тело жертвы умирало, пока сердце отбивало свой последний удар.

Только спустя четыре или пять домой, люди начали выходить. Волшебники, не практиковавшие боевую магию, пытались остановить разъяренного Лестрейнджа, который от обычных заклинаний перешел к темным. Он не использовал сложных, держа в руках палочку одного из «побежденных» магов, но он уже точно знал, что в этом месте не останется ни одного живого человека. Никто из них не успеет сообщить в ДОМП, никто из них не успеет попрощаться со своими близкими. Никто из них не увидит закат этим вечером.

Он выглядел как животное, перепачканный землей, кровью, пеплом, оседающим от горящих вокруг домов и людей. Дыхание, уже больше похожее на рычание, не унималось, а голубо-серые глаза похожие сейчас на ледяную бездну, излучали собой только тьму. Он не остановится. Теперь, никогда не остановится.

Последним человеком, который оказался на его пути был чистокровный волшебник. Рабастан видел его на приемах, помнил его лицо, но сейчас это.

-Crucio! - произнес он, смотря в глаза своему новому сопернику.

Заклинание

*Crucio / Cruciatus curse (лат. crucio — "пытаю")
Красная вспышка. Причиняет жертве невыносимую боль, воздействуя сразу на все болевые рецепторы организма. Само по себе не причиняет физического вреда, но быстро запускает реакцию болевого шока, которая вполне может убить слабую здоровьем жертву. При длительном или многократном применении способно необратимо свести жертву с ума. Действует до тех пор, пока маг удерживает заклинание. После прекращения действия заклятья жертве необходимо некоторое время, чтобы прийти в относительно нормальное состояние. Для лечения последствий даже однократного применения может быть необходимо обратиться к колдомедику.
Сложное в исполнении темное заклятье, требует от мага искреннего желания причинить боль и склонности к садизму, на ситуативной вспышке ярости основываться не может. Входит в тройку Непростительных. Кастуется только вербально.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:11)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+8

3

Честное слово, именно в тот момент никакого особенного интереса к сотрудникам со сверкающими значками «охотников” Селвин не проявлял. Стоял себе в сторонке (как ему виделось), активности не демонстрировал, проверял неожиданно посетившую его светлую голову мысль, активно выискивая что-то в рабочей папке. Той самой, что никоим образом не интересовала его буквально пятнадцатью секундами ранее. Быть может так и стоял бы, а к вечеру и вовсе не припомнил этого эпизода, если бы жизнь быстренько не намекнула, что на подобные полеты фантазии паузу лучше брать в более тихом и спокойном месте, чем министерский атриум в разгар рабочего дня. Едва не сбивший Селвина с ног взмыленный сотрудник нелестно помянул его прямо на бегу, однако к тому моменту, как воспылавший нешуточным раздражением на все живое, движущееся и вообще дышащее Себастьян поднял голову (случайно потеряв свою  драгоценную идею) – уже предусмотрительно исчез в каминах напротив.

Впрочем, этого мгновения отвлечения ему вполне хватило.

Обрывок чужого разговора Cеб ухватил случайно, в кратком перерыве между холодным буравящим взглядом в чужую спину и возобновлением своего пути. Дернулся на знакомые из детства фразы, машинально проследил за двумя непримечательными волшебниками в темных мантиях, а когда на отвороте одного из них блеснул золотой значок, одним резким движением захлопнул папку и бросился в тот же лифт, что и эти двое, припоминая все незаконченные дела на всех этажах.

К несчастью, дела были, но не там, где надо, а оперативники к тому же закончили обсуждение, едва закрылись двери лифта. Доехали до департамента, вышли, а успевший за этот мимолетный промежуток времени к словам «оборотни», «стая» и «рейд» добавить смутно знакомое «Тайнхем», Селвин в гордом и задумчивом одиночестве прокатился до второго этажа и почти дошел до административного отдела, прежде чем вспомнил, что его, вообще-то, ждут сейчас на десятом. Как бы то ни было, оно того стоило.

***

Толком ничего не зная, Селвин толком ни о чем и не побеспокоился. Вообще-то вполне в его характере было поступить так, как он в итоге и поступил: по истечению рабочего времени ломануться куда-то за тридевять земель, преследуя абсолютно бредовую идею и к тому же ни озаботиться ни дополнительным порт-ключом, ни парой-тройкой лишних амулетов, ни даже старым-добрым оборотным зельем. Казалось бы, что может быть проще и очевиднее? Тем не менее, руки подрагивали от нетерпенья, внутренности жгло огнем, в голове пульсировала одна-единственная мысль с тех пор, как обрывки чужих фраз сложились в очень простую идею, отметая для него любой намек на логику. Тайнхем. В первый и последний раз в жизни он что-то знал. Впервые, мог что-то выяснить. Наконец-то напал на след, пусть даже давно остывший и весьма ненадежный.

Образ отца, преследующий его по непонятной причине половину его сознательной жизни, потихоньку выцветал уже как лет десять. В конце концов, он окончательно слился с образом, запечатленным на немногочисленных колдографиях, хотя Себастьян отчетливо помнил, что что-то в них всегда казалось ему неправильным. Селвин размышлял об этом сотни раз, тысячи – вглядывался в ожившую картинку, которую одно тяжелое время постоянно таскал с собой, покуда в какой-то момент не осознал – он ищет не особенное черты, а просто знакомые. Те, о которых еще сохранились воспоминания. Что-то помимо ледяных серых глаз, горящих ярче с каждым воспоминанием и с каждым ночным кошмаром, периодически навещающим его до сих пор. Пусть порой Себ и сам не мог ответить, зачем гоняется за этим призраком, Тайнхем однозначно мог перевернуть суть этой погони. Давно же известно – месть делает жизнь куда проще и легче

Тем не менее в саму деревню он, конечно, в одиночку не сунулся. Немного побродил по окрестностям, не зная толком, на что желает наткнуться, далеко в лес так и не зашел – остерегся лезть налегке, покрутил карту, подумал – и аппарировал к ближайшему селу, быть может еще хранившему парочку недавних историй, пропавших знакомых или хотя бы намеки на истинность всего услышанного. Активного осмотра не проводил (за что потом благодарил Мерлина достаточное количество раз), а попросту направился в единственный на все небольшое поселение паб – гарантированное вместилище всех местных слухов. Угостил местных парой кружек, задал пару тактичных вопросов, почти ничего не узнал, но точно почувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки. Радость была недолгой - несмотря на все усилия адвоката, дальше старых баек разговор не пошел, а без конкретики -  в чем смысл всего этого предприятия? Решено было остаться до утра, и именно здесь Селвин допустил если не первую, то точно главную свою ошибку.

Утренняя побудка оказалась незабываемой  - под аккомпанемент истошных воплей, криков ужаса и шума. Как оказалось, если одновременно на ноги подскакивает вся деревня - это громко, неприятно и побуждает на глупые поступки - вроде идеи бросаться на амбразуру, уловив знакомый голос в какофонии звуков. К счастью, малость помятый ото сна Селвин (удобствами он каким-то проведением пренебрег) подобной болезнью не страдал и порывы свои держал в крепкой руке - до поры до времени.

Он не был ни глупцом, прикрывающимся налетом благородной отваги, ни трусом, аппарирующим из здания в первое же мгновение опасности. Обычно просто был осторожен, игнорируя чужие проблемы и старательно не вмешиваясь в чужие дела. Обычно – но не в этот раз, потому как сейчас в Селвине вместе с объяснимым (преуменьшение века) беспокойством и тревожным холодком внутри (а нет, еще одно) , разгоралась легкая надежда. Потому что самая первая, столь же заманчивая, сколь и пугающая мысль была: “Оборотни!” . Потому что, пропуская компанию местных вперед себя, он без особой спешки доставал палочку, проверял доступность порт-ключа и боролся с желанием поставить щит, лишив себя возможностей как для маневра, так и атаки.

Нападавший был всего один – легко определить по дороге из трупов, тянувшейся за ним вдоль горящей деревни. Недавние смельчаки из паба тоже были здесь – лежали, растерзанные в мясо, и на одно мимолетное мгновение Себастьян почувствовал ошеломление, почти забывая о том, что он чуть больше, чем просто бесплотный свидетель здесь.  Впрочем, красная вспышка, выдававшая в заклинании Cruciatus быстро поставила все на свои места, и мгновенно очнувшийся, но не до конца избавившийся от неуместного чувства восхищения Селвин воспользовался старым, как мир приемом – просто попытался отскочить в сторону как можно дальше, намереваясь отправить в ответ невербальное Confringo - первым пришедшим на ум заклинанием.

действия

Отредактировано Sebastian Selwyn (2020-09-01 19:29:29)

+7

4

писал под Tempel Der Lust  - Stahlmann
Где ты, Каин, брат мой? Куда завели тебя пути твои? Неисповедимы стремления сердца твоего и неведома мне дорога твоя. Январь заносит мою тропу пеплом, а я не вижу ровным счетом ничего в кровавой дымке взгляда твоего. Я поднимаюсь с колен, мои легкие пусты, словно бы в них закончился воздух. Я пытаюсь сделать глоток, но диафрагма не приходит в движение. Лезвие твоего ножа слишком холодно и остро, чтобы я мог после этого жить, ты нанизываешь на него мою душу, она - словно очередная бусина на четках унесенных тобой жизней, но я так не хочу быть для тебя очередным… Холодным трупом в твоих руках, таким никчемным, таким незначительным.

- Прости меня.

Но я не могу тебе ответить. Ты вынимаешь из моего тела нож, не срывая с губ и крика. Моя жизнь - жалкий алый цветок, расцветающий на моей груди. Его соки обильно пропитывают ткань моей мантии, хочешь сорвать - бери… Я не чувствую своих рук, своих бледных кистей ладоней, когда они движутся, ведомые желанием полукровного мастера над марионетками. Клетка ребер поддается с трудом, но мои руки настойчивы в желании отворить засов. Сердце кажется таким теплым, когда я…

Просыпаюсь в холодном поту.

Удивительны особенности наших рефлексов. Мужчина покидает постель с тихой грацией зверя, его успокаивающий спящую супругу шепот ровный и убаюкивающий, и только в коридоре голос начинает дрожать, а пол - качаться под неуверенной поступью сотрясаемого в судороге тела, когда он склоняется знаком вопроса, освобождая содержимое желудка в цветочную вазу, и вновь устремляясь неровной поступью в никуда. Споткнувшись на лестнице, Рудольфус оседает на ступени и зарывается пальцами в копну всклоченных темных волос. Еще не до конца проснувшийся мозг заводиться с полоборота ключа, с маниакальной зацикленностью повторяя увиденные недавно картинки, еще и еще...

- Барнабас!

Заспанный эльф материализуется перед ним сию же секунду, и Рудольфус не сразу понимает, что с ним не так, вглядываясь в примятую подушкой физиономию. И в лучшие дни Барнабас не выглядит красавчиком, но смотреть на эльфа спросонья ему еще не доводилось. А что ты думал, что домашние эльфы не спят?

- Когда и куда вернулся мой брат?

- Го...господин Рудольфус, но ваш брат еще не возвращался домой. Он покинул свою квартиру после заката.

- Это точно? Проверь.

Отсутствие Рабастана по ночам было абсолютно нормальным явлением… Ни черта не нормальным, во имя Мордреда, ничего не могло быть нормально в эту ночь. Он давно научился разделять кошмар и видения. Чудовищная фантомная в груди не унималась вот уже несколько минут, а виски, словно бы виток за витком, обхватывал терновый венец кластерной боли, заставляя сжимать зубы от гнетущих волнообразных приступов.

Эльф не заставил себя долго ждать, возвращаясь с ответом, который он знал и так. И поэтому поднимался на ноги. Нужно было одеться, нужно было куда-то идти, где-то искать.

- Подготовь мою мантию, пока я собираюсь.

Он дошел до своего кабинета в каком-то бреду. Фамильный брегет тихо звякнул в его руках, и Рудольфус уставился в гладкую поверхность зеркала, отражающую небритого смертельно бледного мужчину с лихорадочно горящей парой глубоко поставленных глаз. Залегшие под глазами тени делали его похожим на маньяка при исполнении, но все это было мелочью рядом с тем фактом, что Рабастан не отвечал на его зов.

Скрепляя мантию изумрудной булавкой под шеей, Рудольфус повторил вызов еще раз, но все было тщетно. Он больше не церемонился. Режущее движение ножа для бумаг было сродни касанию ангельского крыла по сравнению с тем, что он во всех красках почувствовал до этого. Артефакт в его руках активировался, с жадной готовностью принимая плату и являя его глазам землю, январь, постаппокалипсис.

***

- Спать!..

Волшебник рухнул, как подкошенный, а времени на то, чтобы подумать о вербальности его желаний, у него не было. Пнув натертым до блеска ботинком пустое ведро, Рудольфус отправил его вниз по тропинке, должно быть, еще недавно занесенной ровным слоем белейшего снега, а сейчас скользкой от крови и грязи.

Что, во имя великого Мордреда, могло заставить человека сотворить весь этот хаос? Нападение на эту деревню просто не могло быть спланированным, все это выглядело скорее, как акт жестокого беспринципного насилия, кровавая жатва, жертвоприношение, ради чего?..

- Sentio sine viso…

Рудольфус опускается на корточки, прикрывая глаза и погружаясь в слух. На окраине еще слышны чьи-то крики, но его внимание привлекают вовсе не они. Хлопок и маг исчезает в перемещении, оставляя в грязи лишь пару своих следов.

Сильный толчок приходится аккурат в чужое плечо. Рудольфус материализуется с ошеломительной точностью, отталкивая темноволосого юношу с дороги. Он не здоровается, кажется, простая фраза приветствия способна пробудить посреди бесплодной Англии вулкан.
Они не были близко знакомы с младшим из Селвинов, но не узнать его было трудно, особенно, когда твой отец и брат работают в Министерстве, особенно, когда семья чистокровная, особенно, когда в пятнадцать хоронишь чужого отца - такое не забывается. Такие потери просто невозможно забыть.

Рудольфус неспешен, можно даже сказать, осторожен. Раскрытые ладони перед собой, а взгляд с лихорадочным рвением скользит по перепачканному землей и кровью лицу, по положению тела, замершего в боевой стойке, улавливая убийственно изумительное напряжение мышц. Концентрированный боевой транс его брата вызывает ворох леденящих мурашек, а воздух на выдохе вырывается паром меж чуть раскрытых губ, когда он все же вспоминает, что иногда нужно дышать.

- Если я скажу беги, ты побежишь.

Рудольфус не меняет положения головы, а слова произносит негромко, адресуя их Себастьяну, неведомо каким ветром занесенному в эту кровавую пустошь. Только вот вряд ли можно было завести светскую беседу сейчас и уточнить эти детали.

- Рабастан. Это я, твой брат, Рудольфус. Ты меня узнаешь? Я искал тебя, ты не ночевал дома и я начал волноваться. Тренируешь стратегию выжженной земли?.. Очень… впечатляюще. Милорд послал тебя сюда?..

Он пытался с ним говорить.

Он совершенно не знал, что ему делать.

+

*Sentio sine viso / Supersensory Charm (лат. sentio — “чувствовать”, sine — “без”, visum — “зрение”)
Обостряет сенсорные способности мага. Эффект заклинания непродолжителен.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (2020-09-02 01:56:47)

+8

5

Весь мир, с каждой новой минутой, терял свои краски. Кровь переставала багрить на фоне белого снега, а крики людей перестали оглушать перепонки. Рабастан вернулся в зеркальную комнату, смотря на весь этот мир сквозь окна собственных глаз. Словно ведомый чужой волей он делал шаг и выдавал очередной заклинание. В каждом человеке он видел Рудольфуса, не имевшего возможности действовать. Его глаза, как два бледных нефрита смотрели насквозь. Ничего больше не было. Весь мир сужался. Бесконечное пространство вселенной собралось в одну единственную локацию – в круглую комнату, освещенную холодным светом волшебного люмуса. Тьма, вытягивающая свои руки к центру помещения, становилась все ближе, пока не замерла. Черные тени оставили под кругом света только братьев. Эта картинка никогда не исчезнет из его головы.

Прошу тебя, сопротивляйся мне. Пожалуйста, убей меня! Cделай что-нибудь!

Растущая пропорционально его боли сила, становилась неконтролируемой. Даже чужая палочка, оказавшаяся каким-то образом в его руке после убийства очередного волшебника - подчинилась. Она противилась, забирая больше энергии, она пыталась иссушить своего нового хозяина, но магии внутри него было слишком много. Даже срывая некоторые заклинания – артефакт держался в руках и работал. Запас его энергии сейчас был бесконечен, а отчаянье, генерирующее этот работающий двигатель – только росло. Лестрейндж превращался в огромный комок накаленных струн, готовых разорваться в любой момент. Он был включенной бомбой без часового механизма, способной унести в черную дыру за собой весь белый свет.

Темная магия, копившаяся внутри юного волшебника все это время, словно старинный механизм, который долго ждал своего часа, теперь вырвалась наружу. Будто спиральная пружина внутри заводного барабана, он был закручен пальцами виртуозного мастера. А теперь, раскручивая собственные воспоминания, в ходе бесконечного вращения, передавался импульс. Существовал только этот всплеск, пробудивший самые темные чертоги сознания. Сердце, разодранное на части несколько часов назад, теперь собиралось в центре, оставляя вместо себя тяжелый пласт боли. Он не представлял, как можно жить дальше, как можно спокойно оставить все в прошлом. Никто не имел права хватать ртом кислород, если этого права не было у брата. Рабастан уже знал, что убьет каждого на своем пути, будь то магл, чистокровный или Руфус Скримджер. А последним украшением этого хаоса будет убийство темного Лорда. 

Круцио, не попавшее в цель не вызвало у него никаких чувств. Ему было плевать работают его заклинания или нет. Попадают они в цель или нет. Ад, который он устроил в этой деревне был ему равнодушен. Это все не вызывало в нем никаких эмоций. Его выражение лица не менялась ни от сопротивления палочки, ни от жестокого убийства. Даже Confringo, летевшее так резво его не разозлило. Рабастан успел отпрыгнуть и поставить щит, когда оранжевая вспышка ударила где-то рядом, отбрасывая его дальше. Тело, которое и без того ныло от давно появившихся повреждений, в очередной раз отправило молящий импульс куда-то в кору головного мозга. Боль от царапин, неглубоких порезов, ударов и разодранного еще в лесу плеча, была незаметна в сравнении с той болью, которая бушевала внутри него.

Баст поднялся на ногу, крепче сжимая древко в пальцах. Его пустые глаза уставились на чистокровного волшебника, когда рядом с ним оказался… Рудо?

Дыхание сбилось, зрачки тут же расширились, а руки задрожали.
Не может быть. Не может. Я опять там? Сколько раз я должен это делать? Сколько раз ты хочешь, чтобы я его убил?!
Голова предательски закружилась от паники, вихрем сносившее его и без того шаткое сознание.
Я еще внутри? Еще там? Это все иллюзия?
Он начал задыхаться, стоя как вкопанный перед собственным братом. Он не знал, как реагировать, потеряв нить реальности. Он не понимал где находится и что за этим должно последовать. Какой вариант правильный? Что именно от него хочет Лорд, засовывая его опять в бесконечную очередную иллюзию?

Нет. Нет. Нет! Хватит! – кричал он где-то глубоко внутри себя, вновь ощущая себя уничтоженным. Он готов был убить кого угодно, готов был подчиняться, слушаться. Лишь бы знать, что Рудо может дышать, лишь бы знать, что его сердце не остановилось, пронзенное острым лезвием.

- Я не могу, не могу, - прошептал он только губами и дрожащей рукой направил палочку на того, кто так откровенно врал, называя себя Рудольфусом. Нож, все это время лежавший в его левой руке стал слишком тяжелый, а потому сорвался с пальцев и упал, протыкая своим лезвием грязную землю под ногами. Комок подступил к горлу, лишая волшебника возможности говорить. Он не мог даже произнести заклинание. Все в голове перемешалось. Все эмоции, собрались воедино, образовывая огромную тучу. Вся энергия, и без того тяжело вмещающаяся внутри него – вырывалась наружу. Он ощущал, как воздух становится густым из-за витающей вокруг него магии. Она словно наполняла чуть влажные капельки в воздухе, чтобы распространиться дальше.

- Я знаю, что это не ты. – слезы брызнули из его ледяных глаз, но он по-прежнему не мог пошевелиться. Опять. Все опять повторялось. Его опять засунули в этот водоворот наказания, где он должен был раз за разом убивать этого человека.
«Просто призрак, просто призрак», - успокаивал он себя, смотря в глаза брату. Ему так хотелось еще раз его обнять, хотелось закричать о своей боли, хотелось вернуться и не использовать проклятый нож, гоблинской работы. Но он не мог.

- Avada Kedavra, - сорвалось шепотом с губ. Яркая зеленая вспышка вылетела из кончика палочки, направляясь на поддельного Рудольфуса. Это существо не могло быть им. Слишком бледное, слишком...настоящее.

- Хватит! - закричал он, пронзая звуком воздух и разрывая его дальнейшим эхом. Он хотел, чтобы его услышали, чтобы прекратили это. Хотел, чтобы его вернули из иллюзий, прекратили испытывать на нем проклятия ментальной магии. Все что угодно, лишь бы не начинать это снова.

Заклинание

Палочка чужая, а потому заклинание может не сработать в должной мере.

*Avada Kedavra (лат. cadaver — “труп”, vado — “идти”, вероятная формулировка “отправляйся к мертвым”
арамейский — "adhadda kedhabhra" — "пусть это будет уничтожено")
Яркая зеленая вспышка, звук резкого приближения чего-то огромного. Мгновенно, предположительно безболезненно убивает жертву, без каких-либо определяемых физических причин.
Сложное в исполнении темное заклятье, требует от мага искреннего желания чужой смерти, на ситуативной вспышке ярости основываться не может. Входит в тройку Непростительных. Кастуется только вербально.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:23)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+7

6

Вообще-то Селвин совсем не понимает, что делает здесь до сих пор.  Чьей-то милостью (почему-то все идиотские религии сейчас кажутся ему не такими уж и идиотскими) cruciatus пролетает мимо, а он, едва не отскочивший лбом в ту же дверь, из которой сам же недавно вывалился, наконец-то осознает серьезность ситуации. Оказывается, сердце давно (или всего пару мгновений?) заходится в ненормальном ритме – до мозга информация доходит с некоторой задержкой. Дыхание тоже ведет себя несколько неадекватно – в колдомедицине он не специалист, ровно, как и в зельях, но точно знает, что воздух вроде как важен, и хватать его столь частыми урывками – не похоже на правильный подход. Впрочем, вряд ли вообще существуют брошюрки с правильным подходом к ситуации для избежавших непростительного от темного мага.

Оранжевая вспышка confringo все-таки срывается с палочки – уже неплохо для невербального, а с полученным масштабом разрыва, так и вовсе великолепно. Впору возносить хвалу своему французскому наставнику, однако дело не на экзамене по боевой магии, да и Селвин слишком занят обеспокоенным недовольством к себе. Что, по сути, есть куча взметнувшейся пыли, щебня, гравия и ошметков плоти вчерашних, весьма неудачливых собутыльников? Лишь пара царапин и легкий толчок для противника, так что ситуацией Себ пользуется по ее единственному возможному назначению – обеспечивает себе пространство, игнорирует вязкий холод в кончиках вцепившихся в палочку пальцев и думает. Думает, что должно быть в брошюре по противодействию темным магам.

Пункт 1. Избегайте темных магов.

Очевидно. Вообще-то Селвин уверен, что знает этого парня. Нет, не потому, что людей, бросающих в тебя пыточные положено знать в лицо, а напоследок так и вовсе предписано прочувствовать всю гамму их эмоций. Тем более, слово «напоследок» Себастьяну категорически не нравится, а этот еще и смотрит так бешено, что именно о его эмоциях вообще ничего знать не хочется. Просто за слоем пыли, крови и копоти проглядываются знакомые черты, а бешеные глаза, вероятно когда-то смотревшие на него не так бешено, кого-то отчаянно напоминают. Он раздраженно отмахивается от этой мысли, поднимая палочку на изготовку. Отступать Себастьян точно не намерен.

Пункт 2. Если избежать темного мага не получилось, избегайте конфликта с ним.

Пальцы, вцепившиеся в светлое дерево, уже синеют от напряжения. Кажется, его недоброжелатель быстро приходит в себя – и Селвин спешно начинает кастовать что-то посильнее условно-безобидного взрыва. Только начинает, потому что в следующее мгновение едва не теряет равновесие, к счастью, не выпуская из рук палочку, но быстро лишается всего выигранного пространства из-за точно пришедшего в бок толчка.

Какого х… , — инстинктивно меняет направление, на этот раз нацелив палочку на новоприбывшего, но быстро затыкается, чтобы удовлетворительно резюмировать, — Лестрейндж., — и снова переведя взгляд, добавить еще раз, уже с куда большей уверенностью, — и Лестрейндж. Какая прелесть, — практически бормоча последнюю фразу себе под нос. Хоть что-то тут понемногу начинает приобретать смысл в его голове, но этого, очевидно, слишком мало, чтобы воссоздать подобие нормы.

Его немного удивленный голос пропадает в этой вязкой тишине, воцарившейся в деревне. Кажется, что всем присутствующим (живым или мертвым) глубоко плевать и на суть его слов, и на степень уверенности в его голосе. Замечание Рудольфуса тонет в этом море сразу за его - а Себ слишком занят переоценкой ситуации, чтобы вообще обратить на него внимание. Может быть и хорошо, пренебрежительное распоряжение неизбежно привело бы его в раздражение, а раздражение сейчас оказалось бы непозволительной роскошью, опасным условием, меняющим правила, которых  и так никто не понимает. Селвин в раздумьях -  все еще переставляет палочку с одного брата на другого, пока не решает, что старший, по крайней мере, не пустил на фарш целую деревню людей, а потому явно более адекватен – и присматривает за ним лишь краем глаза, на всякий случай. На этом ничего не заканчивается.

Пункт 3. Не вступайте в дуэль.

Спектакли Себ не любит. Драмы тем более. Затянутых сцен – не выносит на дух, и эту терпит только из-за того, что она сдерживает поток разноцветных вспышек и веселых искр с двух, а то и сразу трех сторон, временно оставляя его за наблюдателя. От недавнего страха не остается и следа, покуда младшего Лестрейнджа затягивает куда-то в круговорот безумия, и наблюдать за всей этой картиной – все равно, что участвовать в поведенческом эксперименте. Психологией, кстати, Селвин так же успешно пренебрегает – вот почему различимо втягивает воздух под звук нелепой тирады Рудольфуса Лестрейнджа. С террористами (пусть даже родными братьями) не ведут переговоров. Террористов вяжут и допрашивают – вот, как работает система, без разговоров о погоде, чувствах и прочего фарса. И раз уж он единственный, кто это понимает, самое время взять дело в свои руки.

Действительно, хватит! — он почти шипит это в сторону Рудольфуса  в ту же секунду, когда зеленая(зеленая??) вспышка уходит куда-то вбок, не задевая никого из них – то ли у состоявшегося серийного убийцы все еще прихрамывает реализация, то ли желания не достает, проверять Селвин как-то не собирается.  Смертельное проклятье похоже на шутку столь же мало, сколь Рабастан сейчас – на трезвомыслящего человека. Себастьяну же вполне достаточно чудесного подтверждение его несомненной правоты. Злость – третье чувство, приходящее сегодня на смену страху и удивлению, и именно злостью продиктованы его действия, когда с палочки срывается Impedimenta, а прямо сразу за ней –  более серьезное Axelitus.

действия

Отредактировано Sebastian Selwyn (2020-09-04 19:31:45)

+6

7

Его слова не находят цели, просто не достигают ее, и мужчина силится понять почему. Рабастан Огненный и Смертоносный Вихрь Лестрейндж, виртуозен в проклятиях темной магии, но так и не научился владеть своими эмоциями, только вот таким опустошенным он его видел впервые. Померкший, почерневший в невыразимом равнодушии, скольких ты убил сегодня, Рабастан, ты ведь даже не считал, женщины, мужчины, старики, дети.

Смерть танцует его в своем вальсе, соблазняет в танго, зовет в зажигательный джайв, только вот ты не чувствуешь ее желаний поиграть, не отвечаешь флиртом на флирт, для тебя этот день закончился, не успев начаться, померк, посерел.

- Что значит - не я? Кем я еще могу быть...

Смертоностное проклятие, так легко сорвавшееся с кончика чужой палочки, вызывает смесь ужаса и восхищения. “Какого….!?” - успевает подумать он, прежде чем ослепляющая зеленая вспышка проносится мимо него, а сам мужчина не успевает понять ничего, ведомый инстинктами своего тела, совершающего стремительный шаг в сторону. Он все еще жив и чувствует, как заклинание, так удачно усиливавшее его сенсорные способностей последний десяток минут, сходит на нет, заставляя передернуть плечами от легкой судороги, пронизывающей позвоночник от загривка до копчика.

Старший Лестрейндж вскидывает голову в немом изумлении, и эта самая немота сковывает его язык и сводит челюсть. Губы распахиваются, пытаясь сложить какие-то более-менее членораздельные слова, но из них вырывается то шипение, то рычание, только вот в глаза своего брата он не видит ровным счетом никакого отклика. От этого взгляда становится не по себе, слишком уж он похож на глаза мертвых, поднятых из облюбованных могил его возлюбленной супругой, только вот кому пришло бы в голову отправлять в компанию к Балору Рабастана, и уж тем более, у кого бы хватило на это сил?..

- Ты совсем потерял рассудок!? Ты ума лишился!? Ты окончательно охренел!? Знаешь, что я сделаю с твоей Авадой? Я твою Аваду в жо...

Он не успевает закончить прежде, чем с палочки Себастьяна срывается бирюзовая вспышка. Вся эта ситуация начинает походить на нелепый фарс, на сон, в котором он увяз и все никак не может проснуться, только вот кровь не заливает его гортань, а Морфей не требует своей платы за проходку обратно, в смертный естественный нормальный мир. Селвин явно решает действовать самостоятельно, не рассчитывая на братские чувства, которые в ожидаемой картине мира не позволят младшему брату навредить старшему, о, какая же это ирония, что человек, не носящий фамилию его семьи, лишен этой дурацкой наивности. Только вот самодеятельность Себастьяна сводит на нет все усилия достучаться, и та искра человеческого, из-за которой еще минуту назад блестели глаза смертоносного зверя в психозе, становится безнадежно утерянной.

Две горячие головы на него одного, только вот тащить к Селвинам труп их юного сына явно не входило в его планы. Рудольфус стремительно перестраивается на линию боя, не тратя усилий на что-то особенно сильное и вскидывая руку с обычным щитом (Defendo), чтобы предотвратить дальнейшую атаку на своего брата, и совершенно не думая о сохранности собственной драгоценной шкуры в случае, если щит не сработает.

Только я имею право душить моего брата, Себастьян!

Только вот продолжать удерживать Селвина на прицеле затея крайне дурацкая. Из двух зол, вопреки обыкновению, в ситуации вроде этой стоит выбирать большую, и действительную опасность представляет сейчас Рабастан. Как бы он ни был утомлен, его брат способен стереть с лица земли город и не заметить этого. Лишить его зрения? Подчинить себе? Вырубить?.. Никогда не думал, что мне придется сражаться с собственным братом.

- Confundo!

+

*Confundo / Confundus Charm — P (лат. confundere — «приводить в замешательство»)
В момент попадания заклинания жертва вздрагивает. Вызывает у жертвы спутанность сознания и дезориентацию. Степень замешательства может варьироваться от потери нити разговора до полной потери здравого смысла и ориентации в пространстве. Эффект через какое-то время проходит без последствий. Может использоваться для воздействия на артефакты, обладающие подобием сознания.

Defendo (лат. defendo — "защищать, отвращать")
Щит невидим. При малом опыте защищающегося, создает легкое голубоватое свечение.
Создает фронтальный щит, поглощающий направленные в мага заклятья. Может быть дополнено до Sphaera Defendus, создающего вокруг заклинателя щитовую сферу с тем же эффектом. Щит, созданный сильным и опытным магом способен поглотить до трех заклятий. Мобильный, перемещается вместе с магом. Когда щит поглощает чары, скастовавший его маг чувствует легкое покалывание в пальцах. Стандартный щит, не блокирует ментальные, темные и специализированные заклятья.

+8

8

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/2/32724.png[/icon][nick]GM[/nick]
По итогам несанкционированного соло Рабастана от ножевых и магических ранений скончалось ВСЁ население крошечного посёлка: 16 несовершеннолетних и 14 взрослых. Один выживший (без прописки) попытался оказать сопротивление, за что получил весьма неточное «круцио». Отделавшись ответным взрывным заклинанием, Себастьян успел отскочить в сторону, когда заметивший постороннее присутствие Рабастан, опознал в темной фигуре старшего брата (успевшего усыпить ещё одного ещё живого жителя деревни). Глубокая любовь и задушевный разговор с Лордом сделали своё дело, и вместо крепких объятий Рудольфус получил кокетливую Аваду, упавшую к его ногам. Не испытав восторга, Лестрейндж-старший в довольно ярких эпитетах расписал, что он думает о Рабастане (кубы не кидал, но там точно 12 на «полыхание жопыушей»). Отвлеченный замысловатой тирадой Себастьян, недолго думая, решил действовать напролом: его импедимента (4) не произвела запланированного эффекта на вертлявого Рабастана, однако Рудольфус стремительно метнулся вперёд, вставая на защиту брата. Скастованный им щит «дифиндо» вышел не лучшим, и собравшийся с силами Селвин с легкостью пробил его своим удушающим заклинанием (11 против 5), набросив петлю на шею старшего Лестрейнджа. Тем не менее, Рудо успел выбросить прицельно точный «конфундус» в младшего брата, от которого Рабастан увернулся благодаря чистой воды удаче (11 против 11).

кубики

+6

9

Как вообще можно понять, в какой момент объятья Морфея слабеют, и неведомая сила возвращает тебя в реальный мир. Как происходит пробуждение и не является ли оно защитной реакцией организма на глубокий сон, кому или смерть? Рабастан не был уверен, когда он потерял свою связь с настоящим и когда оказался в полной власти иллюзий. Милорд захватил его в плен своих фантазий как только молодой волшебник появился на пороге Ставки, или когда тот вошел в комнату, захваченную тьмой и освещенную холодным светом люмуса, или связь с реальным миром была потеряна как только Лестрейндж оказался в бесконечной водовороте смерти одной девушки, или когда застрял в зеркальной комнате собственного подсознания? Волшебник не был уверен ни в чем, кроме того, что в реальном мире, собственными руками, убил Рудольфуса. Его страх, оглушивший разум взрывом атомной бомбы, его боль, погрузившая сердце во тьму, его отчаянье, сожравшее его душу – это было реальным. И он никак не мог избавиться от этой навязчивой мысли. Никакие пытки, никакие трагедии, никакие смерти не могли лишить его разума – кроме одной. И уже не важно, то было игрой, иллюзией, случайностью, или чем-то еще. Для него — это было реальным.

Я не хочу убивать тебя, - отвечает он брату, не произнося ни одного слова вслух. Все слова были сейчас бессмысленными, а все попытки что-то объяснить были бы слабостью, открывшейся перед Лордом. Баст не верил собственным глазам, отказывался верить в знакомый голос, пусть даже тот так правдоподобно ругался. Все это было для него лишь эхом, которое долетало лишь глухими отголосками.

Взгляд, из которого ушли очередные слезы, опять превращался в огромное пристанище тьмы. Рука, державшая палочку, становилась тверже, перемещая свой вектор на амбициозного чистокровного волшебника, решившего что может вырубить такую силу. Зачем Милорд добавил в эту глупую игру третьего? Ему мало?

Рабастан усмехнулся, сделав шаг вперед, когда чужая Импедимента не сработала. Он хотел бы наслаждаться этим, но не мог, ощущая внутри лишь голое равнодушие. Никакой страсти, никакого вдохновения, никакого желания.
Слабак.
За какие-то незаметные доли секунд, Рудо оказался перед ним, а ветер, пролетавший мимо, ворвался в нос, доставляя запахи к рецепторам. Древесные нотки, характеризующие глубину и спокойствие. Запах имел медленное испарение и длительное звучание густых эссенций, которые легли в основу этого шлейфа. Тепло и благородство, которые всегда расслабляли. Еще несколько часов назад, он готов был продать душу Дьяволу, лишь бы вдохнуть этот запах снова, лишь бы прикоснуться ладонями к тому, кому он принадлежал. Но эмоции, способные привести к этим действиям, были спрятаны где-то глубоко, затравлены, похоронены и закопаны кинжалом гоблинской работы.

Ничего не чувствовать, не сомневаться, не импульсировать – не этого ли добавился от него отец? Глухое послушание, немое подчинение, слепая сила – не этого ли требовал Лорд?

Заклинания разлетались вокруг, заряжая воздух искрами и лишая деревню атмосферы безыдейного терроризма. Перед ним теперь стояли не волшебники, практикующие только бутовую магию. Но даже эта, напоминающая дуэль, картина, не вызывала в нем отголосков привычно азарта.

Axelitus, Defendo, Confundo, - на какой то момент он стал лишним в этих разноцветных вспышках, не успевая среагировать. Но стоило невидимой петле обхватить шею Рудо – появилась злость. Расширенные зрачки напоминали черные дыры, засасывающие своим безумием, а бледное грязное лицо больше походило на маску, за которой пряталась мимика и здоровые реакции.
Рабастан ловко увернулся от заклинания брата, проигнорировав вообще его присутствие и попытку защитить. Все было не важно.

- Expelliarmus, - чтобы лишить свою жертву оружия, а заодно напомнить ему о своей беспомощности. Он сделал еще один шаг вперед, смотря в глаза Себастьяну, и даже не беспокоился о задыхающемся рядом Рудо.

- Он мой! – сорвались слова, большей похожие на рык зверя. Он не узнавал собственного голоса: хриплый, вязкий, жестокий, беспощадный.

- Crucio, - опять сорвалось с губ, которые теперь чуть сжались и исказились в едва заметной усмешке. Он чувствовал желание не просто убить этого человека, он жаждал видеть его мучения. Он не остановится, даже если красная вспышка замучает чистокровного Селвина до смерти.
Виновен.
Так же, как и остальные.
В том, что смеет жить.
А теперь еще и в том, что прикоснулся к Лестрейнджу. Пусть даже тот – лишь плоть иллюзии, помешанного на захвате власти, Лорда.

Заклинания

*Expelliarmus / Disarming Charm — P (лат. expello — «выгонять, гнать, изгонять», arma — "оружие")
Белая вспышка. Выбивает из рук цели и отбрасывает на несколько футов палочку или любой другой предмет. При достаточном мастерстве кастующего может бросить палочку или предмет ему в руки.

*Crucio / Cruciatus curse (лат. crucio — "пытаю")
Красная вспышка. Причиняет жертве невыносимую боль, воздействуя сразу на все болевые рецепторы организма. Само по себе не причиняет физического вреда, но быстро запускает реакцию болевого шока, которая вполне может убить слабую здоровьем жертву. При длительном или многократном применении способно необратимо свести жертву с ума. Действует до тех пор, пока маг удерживает заклинание. После прекращения действия заклятья жертве необходимо некоторое время, чтобы прийти в относительно нормальное состояние. Для лечения последствий даже однократного применения может быть необходимо обратиться к колдомедику.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:39)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+6

10

Он все еще зол. Рудольфус орет что-то почти что ему в ухо и, отвлекаясь, Селвин срывает собственное заклинание.  Impedimenta не то, что не похожа на луч – это на вспышку едва-то тянет, и Себастьян быстро находит время, чтобы в красках помянуть незабвенного Мерлина несколько раз. Мимолетное разочарование в себе, подкрепленное маячащей на периферии ухмылкой Рабастана, мгновенно сменяется столь же быстрой вспышкой острой ненависти ко всем Лестрейнджам в целом. Эта холодная ярость, питающаяся мигом его собственной беспомощности, неконтролируема, она словно занимает все его существо, составляет всю сущность Селвина на долю секунды, и под эгидой нового чувства он вкладывает безрассудно много сил в Axelitus – заклятие до настоящего момента известное ему лишь в теории. Становится немного легче, но ненадолго, потому как когда под траекторию боя влезает старший братец сертифицированного психа, Себастьян готов вмазать тому по старинке – ручками по лицу и желательно побольнее, дабы тот наконец очнулся и не мешался под ногами. Поскольку ощущение это для Селвина непривычное и малопонятное, неудивительно, что именно оно и приводит его обратно в чувства  - и к пониманию, что швыряться всеми известными боевыми подряд, наверное, не лучшая из его идей.

Куда ты, мать твою, лезешь?! — несмотря на то, что реакция, прямо говоря, запоздавшая, посыл в полном возмущения почти-рыке сохраняется неизменным. Помимо того, что идея Рудольфуса подставить спину человеку, который пятнадцатью секундами ранее пытался его убить, не вызывает у Селвина энтузиазма, тот еще и под боевые прыгает, словно идиот-герой из третьесортного романа. Скромный факт, что и второе заклинание лучше было бы запороть, дабы не вывести из игры единственного (так или иначе) союзника, он принимает слишком поздно – достаточно поздно для Лестрейнджа-старшего.

Чтобы наконец среагировать, Себу требуется несколько секунд – на осознание, что чужой щит все-таки пробило, что заклинание работает и что задыхается под ним совсем не тот, кто планировался изначально. Он борется с заманчивым желанием подержать под ним Рудольфуса подольше – хотя бы пару мгновений, чтобы тот перестал изображать из себя заботливую мамочку и позволил ему, наконец, разобраться с эмоциональными проблемами в их семейке грубыми, но действенными методами. Мерлина ради, он же не собирался убивать Рабастана – лишь немного угомонить. Потеря такой незначительной детали, как воздух, отчего-то крайне продуктивно влияет на людей. Тем более, что заклинание явно показало себя весьма и весьма эффективным.

Так или иначе, Селвин отводит палочку с глухим раздражением, но, как оказывается, очень вовремя. Почти сразу же за тем приходится ставить старое-доброе Protego - разбушевавшегося младшенького так и некому успокоить. Он же вовсю фонтанирует идеями - раскидывается разоружающими заклинаниями, так и не может определиться, что делать с собственным братом. В середине всего этого хаоса Себ едва ли замечает, что краткий миг триумфа после confringo давно сменился патовым положением, и что теперь уже он сам едва ли успевает вовремя реагировать на заклинания – не то, что отвечать на них.

Взглянуть на Рудольфуса отчаянно не хватает времени, а оттого совсем непонятно – подает ли он там еще признаки жизни, или же у Селвинов теперь под спонсорством Себастьяна общие проблемы. Интерес вполне тривиальный – свой шанс и какой-никакой эффект внезапности чужой волею он упустил, а наравне с психующим магом, кидающим в него непростительные словно это люмос (пусть пока и не очень удачно), вести дуэль Себастьян как-то не готов. Как и всегда, переоценка ситуации действует на него отрезвляюще, однако времени на помолиться за здравие старшего Лестрейнджа явно не хватает – уворачиваться от очередного crucio уже понемногу входит в привычку.

Ей богу, что за народ!

заклинания

Отредактировано Sebastian Selwyn (2020-09-06 19:16:34)

+6

11

радио: Beware - Deftones
Я просто убью тебя. Убью, сейчас или через минуту, убью с таким наслаждением, с такой неутолимой страстью.

Я сильнее, ты же знаешь это, я сильнее вас обоих вместе взятых, я просто разметаю вас, как маленьких новорожденных щенят, а потом буду убивать, обстоятельно и не торопясь, одного за другим, медленно, постепенно. Ломая каждую косточку в твоем теле, сводя с ума бесконечной болью, ты же знаешь, как я хочу этого, посмотри на меня, просто посмотри, я получу от твоей боли такое несказанное удовольствие, только ради этого стоит убить тебя, пытать, насиловать.

Я не знаю жалости.

Мне не ведомо милосердие.

Тебе будет так больно, как никогда в жизни, ты захочешь закричать, но я лишу тебя и этого. Ты будешь выглядеть таким смиренным и красивым мертвым молодым человеком, только боюсь, крышка твоего нового деревянного дома так и не сможет быть открыта на похоронах, потому что от тебя не останется ничего живого и цельного, чтобы это можно было показать людям. Если остатки твоего изуродованного тела найдут...

Ты никчемен. Ты слаб. Ты такой уязвимый передо мной, ведь я вижу все твои… слабости. Все твои несовершенства. Твои способности ничто наравне с моими, ты даже палочку не можешь держать ровно, чтобы твоя рука не дрожала, ты не способен меня удержать, я просто собью тебя с ног и пройдусь по тебе, и никто не успеет спасти тебя. Я подчиню все твои мысли себе одному, я надломлю тебя, словно тонкую ветку, наиграюсь и выброшу в ближайшую канаву, ту, в которой резвятся сельские свиньи.

Беги от меня. Убегай, пока твои ноги несут тебя, беги со всех ног.

Или падай. Падай передо мной на ниц, падай в грязь под мысками моих туфель и быть может, я пощажу тебя. Быть может, я тебя не замечу...

Его мысли так и хотят расползтись, но он не дает им этой вольности, удерживая концентрацию даже тогда, когда сам не может держаться на ногах. Глаза застилает темнота, должно быть, она же наваливается на уши, закладывая их, головокружение уводит грунт под его коленками в какой-то неведомый танец. Рудольфус уже не пытается сделать вдох, не слыша и не видя ничего из того, что происходит вокруг, вся его нацеленность концентрируется на одном древнем объекте, который, ведомый волей хозяина, отзывается, распространяя вокруг мага волны страха и ужаса. Его вполне обычного черного цвета мантия становится угольной, ткань словно бы высасывает цвет из окружающего ее пространства, поглощая его с жадностью, будто бы желая залить весь мир градиентами серого. Тёмный артефакт съедает так заботливо подбрасываемую ему подпитку с жадностью голодного зверя, и это - его оплошность, ведь Рудо давно не водил его погулять, и сейчас он наслаждается этим моментом сполна, словно бы начиная жить своей собственной жизнью. Его собственный страх удушения поглощается так быстро, что Рудольфус не успевает и заметить, как это происходит, а когда удавка, наконец, отпускает его горло, заходится в кашле и жадно хватает воздух ртом.

И в этот момент голову наполняют звуки, а пространство перед его глазами - цвета. Косой взгляд влево позволяет ему оценить никакие последствия своего заклинания, а вправо - убедиться, что Себастьян Селвин все еще находится в добром здравии и вроде бы даже не покалечен. Темный маг поднимается на ноги с опасной обстоятельностью и вытягивается во весь рост, становясь словно бы выше и внушительнее. Его некогда зеленые глаза отражают мрак, а недавнее удушение вкупе с напряженной концентрацией высасывает краску из его кожи, делая ее бледной, как у только что восставшего трупа. И только к следам на его горле продолжает поступать кровь, наполняя их цветом.

Рудольфус больше не сомневается. Не церемонится. Не думает ни одной лишней минуты, с изяществом воспитанного в Лестрейндж-холле аристократа вскидывая палочку и отправляя в брата убийственно-точное: - Империо! - Вкладывая в него неистовое желание подчинить.

+

Использован артефакт: черная мантия, по воле хозяина действует на восприятие, вызывая безотчетное чувство страха; если мантию наденет чужак, начинает его душить. Фамильный артефакт. Мысли Рудольфуса, которые приводятся курсивом, действуют на артефакт, как активация и подпитка, распространяя вокруг ауру, заряженную одним, закладываемым магом эмоциональным посылом. Помимо этого, непроизвольно Рудо передает страх умереть удушения и свои эмоции от удавки.

*Imperio / Imperius Curse (лат. imperio — "управляю")
Подчиняет волю жертвы воле кастующего, степень подчинения зависит от мастерства и силы воли кастующего. Погружает жертву в бездумное блаженное состояние, заставляет исполнять приказы мага. Приказ должен быть отдан устно или письменно, мысленно и на расстоянии не передается. Чем более приказ противоречит установкам психики жертвы, тем сильнее будет ее сопротивление заклятью, чем больше сила воли жертвы, тем сложнее ее подчинить. Заклятье необходимо поддерживать собственной магической силой, без этого заклятье быстро ослабевает. Только очень опытный, взрослый и сильный маг способен одновременно удерживать в подчинении более одного человека. Империо не блокируется и не снимается сторонними воздействиями, можно только помочь жертве преодолеть действие заклятья самостоятельно. Со стороны очень тяжело определить, наложено ли на кого-то империо. При неверном или неаккуратном наложении способно необратимо повредить психику жертвы.
Сложное в исполнении темное заклятье, требует от мага большой силы воли и искреннего желания подчинить чужую волю. Входит в тройку Непростительных. Кастуется только вербально.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (2020-09-08 00:09:34)

+7

12

Развернувшаяся дуэль, вопреки логике, захватывает троих участников, и Себастьян вынужден скинуть петлю с лет Рудольфуса, защищаясь хоть и от слабых после прицельного «конфундуса», но не менее агрессивных нападок Рабастана: разоружающее младшего Лестрейнджа серебряной вспышкой поглощается щитом Селвина (5 против 11), а от последующего за ним «круцио» волшебник с легкостью уворачивается (4 против 5). Тем временем, воспользовавшийся артефактом Рудольфус, облегчает себе муки удушья, пока не спадает брошенная Селвином петля. Почерневшая мантия Рудо тяжело шуршит, когда поднявшийся на ноги волшебник кастует на Рабастана «Империус», лишая младшего брата любой возможности уйти от непростительного заклинания (11 против 7).

кубики

[nick]GM[/nick][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/2/32724.png[/icon]

+3

13

«Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Б. 4:12)

Голова закружилась, когда всё вокруг стало таким незначительным, неважным и бесполезным. Его злость, вспыхнувшая на пару секунд, превращалась в туман, словно растворяясь в других, более жадных эмоциях. Его сжирало изнутри чувство вины и отчаянье, с которым он не понимал как жить дальше. Он чувствовал поражение; чувствовал, как одна ошибка раздувалась до размеров непростительного греха, который невозможно будет искупить никакими пытками. Злость на Темного Лорда переключалась на весь мир, а в итоге все равно собиралась где-то в груди. Словно удар током, разряд которого распространяется сначала по конечностям, а затем собирается в основании сердца маленьким, но очень значительным взрывом. Рабастан терял собственные мысли, переставая их контролировать; терял свои действия, реагируя на автомате, он будто до сих пор находился под действием ментальных проклятий. Будто до сих пор оставался подчиненным воле Лорда. Иначе как объяснить все то, что он сделал? Все привычные чувства, наполненные огнем и страхом, исчезли, оставляя после себя только пепел. Вся страсть, привычная юному магу, растворилась.

Постепенно все теряло идею, теряло смысл, а волшебник из-за этого терял силу.

Одно заклинание сменялось другим, словно это был привычный ход вещей, подобным восходу и закату красного солнца. Это дуэль превращалась в бойню, в которой призрак Рудольфуса Лестрейнжа был лишь тенью воспоминаний, а все самое «приятное» должно было достаться Себастьяну Селвину. Юного чистокровного волшебника, так неожиданно попавшего не в то время не в то место, никто не спасет из этого ада, и все, что его ждет — боль. Та боль, которую он заслужил, оставаясь живым подтверждением несправедливости мира. И Рабастан не планировал останавливаться, надеясь вложить в свои проклятья всю магию, концентрированно собирающуюся на конце древка. Он должен был уничтожить все вокруг и должен был стереть с лица земли каждую живую душу. Но Круцио, в очередной раз не попавшее в противника, лишило волшебника последних сил. Он не почувствовал даже злости и не мог найти в себе азарта продолжить. В нем осталась только пустота, затягивающая его в свои крепкие сети.

Яркие краски сменялись серыми. Голоса превращались в тихий шум. Чем больше проходило времени — тем глубже младший Лестрейндж погружался в себя. Лапы собственного отчаянья обхватывали его в грубом объятье, утаскивая все здравое сознание во мрак. С каждым новым воспоминанием — он проваливался глубже, набирая скорость и камнем падая вниз. Вся деревня, лица, пейзажи уже через секунды казались игрушечными фигурками. Они стремительно исчезали и уменьшались, оставляя после себя лишь темноту.

Волшебник чувствовал, как палочка сопротивлялась и не хотела подчиняться, заметив слабость своего новообретенного хозяина, а магия, так яро рвавшаяся наружу – исчезала. Его дыхание сбилось, когда за спиной начал разрастаться страх, а вдоль позвоночника пробежался холод. Густое облако будто собиралась во что-то живое, во что-то, имеющее человеческий облик. Он не мог сложить свои мысли воедино, не мог их контролировать, задыхаясь от собственной усталости.
Рабастан повернул голову, чтобы посмотреть на причину неожиданных мурашек, и увидел собственного брата, стоявшего за спиной словно смерть. Темная мантия, собравшая в себе все краски ночи — внушала еще больше ужаса, а темные глаза Рудольфуса крепкой хваткой тащили в бездну.

Я ничего не чувствую, Рудо!

Я убил тебя! Я до сих пор я ощущаю на своих руках жар твоей крови, до сих пор я чувствую, как задыхаюсь. И все повторяется, снова и снова. Я не могу выбраться из этого! Не могу остановиться! Не могу сопротивляться этому водовороту. Что бы я ни делал, я прихожу к твоей смерти.

Я утопаю в этих воспоминаниях как в болоте. Они засасывают меня в бездну, во тьму. И как только весь я окажусь поглощённым этой трясиной — ты уже не сможешь вытащить меня оттуда.

Я никогда не смогу забыть это.

Не смогу убежать.

Его взгляд, полный усталости и отчаянья, полный ужаса и страха, полный злости и силы, устремлялся в зеленые глаза брата. Он словно видел его впервые. Из него будто высосали жизнь, наполнив злостью, темнотой и… ненавистью.
Это не ты. 
Сделав последнее усилие, Рабастан попытался увернуться, но не успел. Заклинание жадной хваткой забирало его волю, и он закричал, роняя палочку в грязный снег. Боль, пронзившая все тело, казалась невыносимой. Он упал на колени, сопротивляясь из последних сил и ощущая как внутренние органы начинают гореть в агонии.

Ошибка, милорд! Рудо никогда бы не залез мне в голову, не использовал бы мои воспоминания, не подчинил бы меня! — произнес он сквозь стиснутые зубы и свой крик, не разбирая собственных слов. Его воля уползала, отдаваясь новому хозяину, а тело превратилось в тряпичную куклу, готовую принимать приказы.

А затем… его глаза потухли.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:49)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+5

14

Красная вспышка проносится от него в каких-то считанных миллиметрах, однако облегчения Селвину это совсем не приносит. За вторым заклинанием на грани неизбежности маячит третье, а поскольку за последние 10 минут в простого, пусть даже чистокровного адвоката из непростительных не летало только imperio (и это не руководство к действию!), напряжение Себастьяна так и не оставляет. Это напряжение присутствует ныне во всем: в голове и в мыслях, заставляющих его отслеживать любое видимое изменение в окружающем его мире (Себ мог бы поклясться, что дернулся бы, свались где-нибудь камень), в одеревеневших пальцах, сжимающих нацеленную на Рабастана палочку, в расправленных плечах и всем его теле, словно струна, натянутом сейчас до предела. Сосредоточенность понемногу оставляет его, и Селвин уже совсем не уверен в том, что собирается сделать – поставить ли пару-тройку щитов - для надежности, закидывать ли младшего Лестрейнджа боевыми до упора, не давая тому и мгновение на ответ, покуда что-то не попадет в цель или не измотает его до предела, или так и стоять, ожидая в неизвестности момента для реакции.

Он так и не успевает принять решение.

Паника (а другого слова Себ подобрать не может) подкрадывается, словно зверь из тени – неожиданно и безотчетно. Он предчувствует ее появление за мгновение, но даже под угрозой смерти не скажет, откуда она явилась. Слишком много неконтролируемого для одного вечера – руки предательски начинают трястись, палочка наставлена уже не так уверенно, лоб заливает холодной пот, сердце грохочет где-то в глотке.  Все бы ничего, но пришедший вместе с этим набором симптомов начинающего алкоголика страх парализует – и это непохоже на нормальную реакцию в текущих обстоятельствах. Себ отчаянно пытается за что-то зацепиться, старательно выравнивает дыхание, пытается сосредоточиться на оклемавшемся Рудольфусе – но получается скверно. Он знает, что стоило бы поставить щит, но едва может поднять руку, не то, что сконцентрироваться на заклинании, так что одними попытками все и ограничивается. Одно Селвин знает точно – реши хоть кто-то из Лестрейнджей отправить очередное темное заклинание в его сторону, едва ли у него хватило бы сил на сопротивление.

Он почти отшатывается в сторону, когда imperio все-таки срывается с чужой палочки - пусть даже не в него. Становится чуть-чуть легче, однако голова все ещё катастрофически перегружена происходящим - и Себ с трудом способен анализировать что-либо. Он особо и не пытается - ждёт развязки, восстанавливает дыхание и собирает крупицы своего самообладания, оставаясь лишь безмолвным наблюдателем достигшей своей кульминации сцены. Рабастан падает на колени, бормочет что-то себе под нос - Селвин едва ли может что-то разобрать, а потому подчиняется первому порыву просто на всякий случай - отходит подальше. Старательно не привлекает к себе внимания, но вряд ли достигает в том большого успеха. Потрёпанный, грязный и весь покрытый испариной (в следствии непривычных акробатических номеров), сейчас он вполне вписывается в окружающую его картину. Подрагивающая палочка наставлена теперь на похожего на саму смерть Рудольфуса - как на единственную оставшуюся угрозу в этой системе неизвестных, однако вряд ли Себастьяну хватит сосредоточенности, чтобы скастовать хотя бы одно рабочее заклинание в этой ситуации. В общем-то, только поэтому он ещё здесь - аппарация в текущем состоянии выглядит не просто нелогичным решением, но и, как минимум, опасным.

Себу остаётся только ждать - и именно этим он и занимается, неспешно устанавливая дистанцию между собой и братьями Лестрейнджами.

+5

15

Обжигающе холодная злость отмороженными пальцами проходится по его загривку, вызывая ворох мурашек и крайне неестественное движение головы. Пережатые удавкой позвонки с щелчком возвращаются в правильное положение. В опустившейся на мертвую деревню тишине этот щелчок кажется непривычно громким. Кисть его руки в треморе трясет, только вот он не связан ни с страхом, ни с усталостью. Произнесенное им непростительное заклинание проносится по телу ужасающе приятной волной, первые секунды кажутся опьяняющими, именно сейчас контролировать себя становится сложнее всего, когда ты можешь приказать что угодно, зная, что твоя жертва исполнит. Лестрейндж смачивает пересохшие на морозе губы и ловит воздух ртом, медленно подгибая свои неуемные желания под контроль.

Когда он поворачивается лицом к Себастьяну Селвину, магия артефакта, которую он подпитывал эти несколько минут, показавшиеся ему бесконечностью, начинает спадать, не находя в хозяине отклика, направленного на ее поддержку. Мантия превращается в обычную мантию, но Лестрейндж в текущем его состоянии способен испугать и без лишних допингов. Взгляд проходится по напряженной позе юноше, по палочке, зажатой в его руке, и после обращается к глазам. Молодой. Красивый. Смелый. Не сейчас.

- Опустите палочку, Себастьян. Если бы я хотел вас убить, я бы уже это сделал. И пусть мне, крайне претит мысль проливать столь чистую кровь впустую, я не буду терпеть, когда целятся мне в спину. 

Ему было не трудно связать или отключить эту неизвестную в лице Себастьяна Селвина переменную. Но Рудольфус был не сторонником жестких методов воздействия, когда дело можно было решить языком. Тратить свой магический потенциал попусту мог лишь дурак. Или его разъяренный брат, обессилевше сидевший в снегу и грязи. В обычной ситуации эта мысль вызвала бы в нем сочувствие, сейчас же младшего хотелось откровенно прибить. Эта отсрочка, эта неумудренная "светская" беседа перед неизбежным давала легкую фору, позволяя устаканить собственные мысли.

- И я надеюсь, вы понимаете, что ваша попытка бежать будет последним, что вы сделаете в этой жизни. Вы увидели слишком многое. Но я дам вам несколько минут отдышаться и определится со своим отношением к происходящему. Пять минут, Себастьян, чтобы ответить на мой вопрос: “Что вы планируете делать дальше?”

Взгляд его зеленых глаз соскальзывает вниз, словно бы потеряв интерес, и Рудольфус разворачивается на каблуках, ввинчивая их в размороженную их потасовкой грязь и слякоть, и направляется к младшему брату, до сих пор испытывая смятение по поводу того, что делать с ним дальше. Должно быть, это смятение отдается в проклятии, которое он продолжает удерживать наложенным. Ему крайне хочется ударить брата по лицу. Наорать. Ударить еще раз. Оттаскать за его перепачканные кровью патлы. Но вместо этого Рудольфус лишь нависает, темной неодобрительной тенью чужих грехов, могильным камнем унесенных смертельным проклятием душ, он лишь смотрит и молчит, поджимая губы и прожигая брата взглядом своих таких живых на бледном лице глаз.

- Подними палочку и встань.

Когда брат поднимается из грязи, в которой сидел, Рудольфус накрывает его руку с древком своей, такой холодной, затянутой в черную перчатку ладонью. Взгляд бегло проходится по волшебной палочке, отмечая блеклое плохо отполированное дерево и дешевое исполнение, а после пальцы с тихим хрустом сжимаются, переламывая кусок древесины на щепки и позволяя им упасть.

- Посмотри на меня. Посмотри на меня, Рабастан Лестрейндж.

Когда его глаза встречаются с потухшим взглядом брата, Рудольфус хмурится, видя в них лишь слепое раболепное подчинение. Его проклятие напрочь стирает волю Рабастана, оставляя вместо него лишь послушный его желаниям мешок, лишая его воли, собственных мыслей, индивидуальности. Такие безжизненные. Оживший призрак матери во плоти. От этой ассоциации становится тошно.

- Почему ты убил этих людей и пытался убить меня? Кто отдал тебе приказ? Лорд Волдеморт? Отвечай на вопрос. 

+7

16

Словно на старинных часах, которые забыли вовремя завести, секундные стрелки начали двигаться медленней, превращая обычную жизнь в замедленную сьемку. Все действия стали ничем иным как отголосками в сознании, которые позволяли волшебнику понять все произошедшее. Небольшой перерыв, чтобы воспоминания сложились в правильной последовательности и разлетелись по своим полкам: отец, приглашение, Лорд, убийство, затем лес, оборотень, деревня…Рудо. Как огромное колесо обозрения, картинки вращались в голове, превращая один единственный день в бесконечное переживание одних и тех же событий. И если по воле Лорда юный маг переживал в иллюзии убийство одной и той же девочки, то на собственном колесе он будто прокручивал свою смерть, снова и снова, не видя границы начала и не замечая возможного конца этому кругу.

Глаза намокли, контролируемые скорее физикой, чем волей. Тонкие прозрачные слезы рухнули едва заметным градом вниз, сильно контрастируя на грязном лице и оставляя на щеках заметные линии. Усталость была единственным, что он сейчас чувствовал, не считая, по-прежнему не унимающейся в груди ноющей дыры от отчаянья и потери единственного значимого человека на этой проклятой земле.

Я хочу, чтобы ты был жив.

Я хочу, чтобы это был ты.

Даже если это было иллюзией, даже если это очередные игры Милорда – он уже готов был в них играть; целую вечность, если потребуется, лишь бы видеть снова и снова это лицо: бледное, серьезное, призрачное… и не настоящее.

Рабастан не шевелился, послушно сидя на коленях и смотря в глаза своему новому, а точнее второму за этот день, хозяину. Он видел в них злость, видел ненависть, но еще заметил едва засиявшую, словно новая звезда, искру удовольствия. Сложно противиться такому сильному заклинанию. Оно вызывает в тебе бурю эмоций и чувств; такие проклятья как наркотик – хочется пробовать еще и еще, хочется получать новые порции адреналина и новые порции мурашек по всему телу от ни с чем не сравнимого наслаждения. Тебе нравится владеть мной?

Подчиняясь чужой воле, Лестрейндж слышал чужие слова, но искал в них лишь приказы. Предложения, больше похожие на разговор, не имели никакого смысла, превращаясь для обессилевшего волшебника в белый шум. Однако голос, такой знакомый и такой реальный, отдавался в сознании очередными вопросами: тональность, акценты, манера речи – это все принадлежало уже мертвому человеку и сейчас будоражило сознание посильнее любого империуса. 

Баст почувствовал, как вдоль позвоночника прошел холод, стоило брату опустить свой взгляд и нависнуть над ним словно смерть. Солнечное сплетение сжалось, будто в него ударили тупым предметом, а голова закружилась, как только он заметил чужие поджатые губы. Если это Рудльфус, если он жив – что тогда?

Мысли исчезли, как только уверенный хозяин начал произносить приказы.
Опять ведомый проклятием, Рабастан поднялся на ноги, подхватив с земли палочку. Если бы он мог – то сделал бы шаг назад, лишь бы не давать этому призраку подходить ближе и, тем более, прикасаться. Руки задрожали сильнее, ощутив на себе ледяную кожу перчатки. Взгляд тут же опустился, рассматривая черную ткань и кисти их владельца. Словно повторяя предыдущий сценарий, палочка в мгновение превратилась в бесполезные щепки, тут же утонувшие в вязкой грязи. Он выдохнул, ощутив слабую волну, которая прошлась где-то в основании позвоночника. Это была не его палочка, но видимо за некоторое время он успел ее прочувствовать.

Рудо, так все закончится? Теперь ты меня убьешь? Теперь Лорд приказал сделать это тебе?

Его расслабленные руки больше не были похожи на кисти чистокровного волшебника: вся ладонь и пальцы, державшие еще недавно артефакт, были покрыты ожогами и неглубокими ранами от постоянного сопротивления древка, а палец на другой руке был лишен кожи, все еще выпуская из разорванных капилляров капли крови. Его бледная кожа приобретала странные оттенки на фоне еще поднимающегося из за горизонта солнца, а мокрые глаза были будто бесцветными, напоминая скорее глаза восставшего из могилы мертвеца.

-Я был в ставке. Мой брат там погиб. – его голос дрожал, едва выговаривая каждую из букв, а взгляд был направлен прямо в центр зрачков волшебнику напротив, не в состоянии сфокусироваться. Рабастан не сопротивлялся приказу, не пытался обмануть, просто не мог сформулировать; он не знал правильного ответа ни на один из этих вопросов.

Чуть приподняв дрожащую кисть, он направил ее на нож, который блестел на закатном солнце как какая-то драгоценность. Тот самый нож, который с такой легкостью проткнул грудную клетку Рудольфуса Лестрейнджа несколько часов назад, разрывая его сердце и лишая того последнего шанса сделать вдох.

Губы разжались, приоткрывая рот, чтобы впустить в горло больше отрезвляющего воздуха.
- Этот нож был в моей руке. Я не смог ничего сделать. – продолжил он, смотря в знакомые зеленые глаза и будто пытаясь найти в них не то ответа, не то понимания. – Милорд приказал мне. – если бы не приказ брата, Баст бы не смог стоять на своих ватных ногах, не чувствуя на них даже собственных мышц. Он опять опустил взгляд, жадно хватая ртом холодный воздух, чтобы не задохнуться.

Мне кажется, я умер там. – он собрал пальцы в кулаки и поджал сухие губы, удерживая концентрацию на шатких воспоминаниях.

- Я не помню, как оказался здесь. Но я хочу убить каждого. Одного за другим я хочу лишить их всего так же, как этого лишился я. – Дыхание сбилось, а внутри появилось слабое ощущение энергии, опять готовой вырваться наружу. Посмотри мои воспоминания, Рудо. Посмотри сам!

- Я убью каждое живое существо, лишу жизни каждого волшебника и каждое животное. А затем, убью Лорда. – Баст усмехнулся, вновь поднимая взгляд в глаза мужчины напротив. – Я любил брата, ты понимаешь? И он не был моей слабостью, он был для меня всем!

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:27:59)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+7

17

радио: IAMX - Say Hello Melancholia

Окровавленный, такой грязный, беспутный, его брат вызывал в нем крайне смешанные эмоции. Отдавая свое предпочтение злости, он позволял ей владеть собой безраздельно, беря под контролю всю ту какофонию смятенных чувств, которую он испытывал. Внешне - спокойный, он был готов крошить камни, просто сжимая их в своих кулаках. Последнее, что он стал бы терпеть, так это слезы столь родного его душе и темному сердцу человека, но сейчас он упивался этими слезами. Этот полный контроль над чужим телом извращал рассудок, переставляя понятия привычного с ног на голову, поддразнивал и пьянил обещаниями вседозволенности.

Серо-голубые наполненные слезами глаза были так совершенны. Пожалуйста, плачь еще.

Обучение непростительным заклинаниям занимает несколько тяжелых этапов. Ты учишься контролировать себя и свои намерения, вкладывать в свои желания убийственную ненависть, наполнять их болью, и чутко взращивать в себе желание подчинить. Только вот никто не говорит тебе об обратной стороне медали. О том, что стоит тебе прибегнуть к этому раз, и ты уже не можешь отказать себе в этом. Словно наркотик, непростительные заклинания развращают твою душу, подстегивая пробовать их еще и еще. Человек, находящийся под его Империо, переставал быть его братом. Обесцененная марионетка, ничтожество, стоящее не дороже, чем пыль под его ногами, грязь, которую он, морща нос, вынужден был мешать. Первые несколько минут всегда самые сложные. Ты безраздельно тонешь в ощущении своей абсолютной власти, даже не пытаясь всплывать, а сдерживать свои самые темные порывы становится сложнее всего.

Будь это кто-то другой, все было бы на порядок легче. Будь это кто угодно. Незнакомый мальчишка, которого он встретил только что, с которым был знаком жалкие несколько минут. Или Себастьян Селвин. Да. Идея наложить на него Империус была не так плоха на деле, только вот Себастьян Селвин вряд ли угрожал его жизни. Напротив, его действия дали старшему Лестрейнджу такую фору, которая, скорее всего, и стала решающей в раскладе сегодняшних сил.

Не каждый день твой родной брат пытается тебя убить.

Не каждый обладает таким смертоносным и целеустремленным в своих намерениях братом.

Рудольфус в какой-то странной судороге дернул головой, приглушенно зашипев. Ответы брата были уклончивы и неточны. Он больше не чувствовал чужого сопротивления, и в то же время личное вплеталось в темную связь тонкой вязью, спутывая мысли и буквально играючи меняя интерпретацию его приказов. Острое раздражение заставляет его скалить зубы. Взгляд падает на искалеченную ладонь, заставляя Рудольфуса лишь негромко хмыкнуть. Если бы не целительские замашки, он бы попросту не придал этому значению. Если бы не внутренняя так никуда и не девшаяся страсть излечить, он бы даже почувствовал укол легкого удовлетворения. Вместо этого, Рудольфус оборачивает ладонь к себе, с неуместной и все же чертовски свойственной ему нежностью проходясь кончиками пальцев по особо яркому ожогу, а затем отпуская чужую руку.

- Акцио, нож…

Перехватив рукоять на лету, и Рудольфус изучает его торопливым и в то же время внимательным взглядом. Тонкая гоблинская работа просвечивает даже через слой крови и грязи, которые волшебник стирает практически ласкающими движениями пальцев. Рудольфус Лестрейндж не мог пожаловаться на свою память. Этот нож мог принадлежать только одному мужчине в его жизни.

- Так значит, ты убил своего брата этим ножом, Рабастан Лестрейндж, - даже не вопрос, утверждение. Голос Рудольфуса уловимо меняется, теряя человечные ноты и наполняясь безжизненной давящей сталью. В какие игры ты играешь, брат мой? Тебя прокляли? Тебя заставили? Тебя принудили? Что, во имя этого пропащего прогнившего мира, могло превратить тебя в то, что я вижу перед своими глазами?..  - Ты… колебался?

Как долго, Рабастан? Сколько хреновых секунд ты колебался, прежде чем всадить эту штуку в кого? Моего двойника? Призрака? Плод твоих больных фантазий?

- Шшш… - Кинжал, который мог еще пригодиться, он засовывает за пояс, а его длинные грязные пальцы перехватывают чужой подбородок. - Шшш, не стоит…

Язык не поворачивается назвать стоящего перед ним мужчину братом. Не от обиды, от чего-то еще. Ладонь перемещается ему на щеку, затем, на затылок, и Рудольфус прижимается лбом к чужому лбу, на секунду прикрывая глаза и делая неровный вдох. Лучшим решением было бы отключить их обоих, да отправится домой, либо в ставку. Лучшим решением было спалить эту оставленную Мерлином деревню дотла. Лучшим решением было бы аппарировать отсюда прямо сейчас.

Лестрейнджи никогда не отличались склонностью к взвешенности решений.

На сколько его еще хватит? Он не знает. Его казалось бы неуемный потенциал просто напросто не может быть бесконечным. Еще один глубокий вдох, один приглушенный стон. Рудольфус слегка морщит нос, и на долгом обжигающим чужие губы выдохе освобождает голову от абсолютно всех мыслей и концентрируясь на одном намерении.

- Покажи мне, - он вкладывает силы в ментальный приказ, потому как искать самостоятельно нет ни времени, ни терпения. Заклинание начинает срываться с губ, и он буквально чувствует, как связующая их нить Империуса резко натягивается, начиная раскручиваться, расходясь на волокна, которые лопаются одно за другим. - Покажи мне все. Легилимес!

+6

18

Первый раз за свою недолгую жизнь, Рабастан чувствовал себя никем. Он не видел в себе наследника, не видел в себе чистокровного волшебника с громкой фамилией Лестрейндж, не видел виртуозного темного мага, не видел себя братом, он не видел ничего. То ли под действием империо, то ли под действием тлеющего в груди сердца – он чувствовал себя просто пылью, готовой в любой момент развеяться на ветру. Глаза уже болели от невозможности вылить еще больше слез. Красные капилляры разрезали глазные яблоки на разные части, превращая обычно гордый взгляд, в пустое разбитое стекло. Он уже давно утонул в собственном сознании, за долго до того, как человек перед ним заглушил его волю. Прежде называвшийся Лестрейнджем, волшебник еще несколько часов назад застрял в стеклянной комнате. Он продолжал смотреть на мир вокруг сквозь огромные толстые стекла, которые не пропускали ни единого звука. Все попытки биться в эти прозрачные стены не приносили успеха, сил становилось меньше, а за силами вслед ушло и желание, драгоценное желание стать свободным.

Я никогда не смогу, Рудо. Если это правда ты, мне кажется, я больше никогда не смогу взять в руки палочку. Я навсегда останусь под твоим империо тем, кем ты хочешь меня видеть. Убийцей? Таким я должен быть для нашего дела? Таким я был всем нужен?

Он не мог остановить слезы, которые градом покатились от слишком мягкого касания знакомых пальцев. Этого было достаточно, чтобы все остановить, достаточно, чтобы успокоить… но не сейчас. Баст не смог остановить дрожь во всем теле и появившиеся от страха мурашки, когда рукоять проклятого ножа легла в руки его не то фальшивого, не то настоящего брата. Чужой взгляд внимательно прошелся по результатам гоблинской работы, одаривая нежным прикосновением уже не ладони юного волшебника, а орудие убийства.

Ты чувствуешь, Рудо? Этот нож горит, словно его достали из центра Ада. Я до сих пор ощущаю, как он сжигает мои пальцы до костей.

Последней каплей стали слова, стоящего напротив мужчины: «Убил своего брата» - словно водородной бомбой они разорвали остатки того, что еще осталось от порубленного на мелкие кусочки сердца.

- Да, я колебался. – прохрипел дрожащий и уже сломанный голос, все еще подчиняющийся любым приказам. Он чувствовал себя таким пустым, словно в нем уже не существовало органов; словно все его тело превратилось в мягкие кости, обтянутые тканью-кожей; не осталось мышц, суставов, не осталось легких и желудка, только одна дыра, которая засасывала его в свою тьму с жадностью голодного зверя.

Нет! Прошу тебя, не трогай меня!

Он всхлипнул от первого же прикосновения, не имея права ни дотронуться в ответ, ни оттолкнуть. Ему хотелось сделать хоть что-нибудь, хотелось прижать его так сильно, как никогда прежде, хотелось дышать его запахом так, как прежде он себе не позволял, но вместо этого были никому не нужные рыдания и тело, превратившееся в тряпочную куклу.
Даже без приказов, Рабастан бы показал ему все. Он открыл бы любую дверь в свои воспоминания для этого человека. Никогда он не думал прятать от брата и скрывать от него свои секреты, даже если они ему были не приятны, достаточно было попросить, и любая дверь в его разуме тут же откроется.

- Привет, - мягкая улыбка призрака, который возник в темной комнате, одарила появившейся в ней Рудольфуса. Это был Рабастан, только слишком прозрачный, чтобы походить на привычного человека.
С момента обучения у Эйвери, парень смог сделать не много – картинку, которая была скорее плагиатом того, что он увидел у других и что смог найти в книгах, но повторение было лучше, чем потраченные годы на создание чего-то экстраординарного.

- Я рад видеть тебя, - его голос был обычным: здесь не было ни слез, ни боли, которые были за пределами хранилища памяти. Рабастан смог создать «вход» в свою библиотеку, но пока так и не научился в должной мере контролировать воспоминания и их границы. Но он действительно постарался, отрабатывая идею практически каждый вечер, он создавал свободный проход для Рудо и агрессивный для всех, кого он знал из Аврората. Как он понял, его память была ему подконтрольна, оставалось только создать лабиринт, и почему бы не создать его разным для некоторых людей.

- Начнем? – призрак подлетел ближе к Рудольфусу и коснулся своей невесомой рукой его головы, а затем тут же исчез.

Воспоминания удивительная вещь. Порой они ложаться в точности как тикают часы, создавая приятный фильм из разных флешбэков, а порой превращают картинки в хаос, создавая не фильм, а квест ужасов. Этот вечер Рабастан помнил не так как предыдущие. Он еще не сложил картинки в идеальную последовательность и не понял сколько времени у него заняло путешествие в ставку, а потому все, что получил Рудо – были яркие, наполненные эмоциями и страхом, наброски.

***

Рудо стоял еще в темной комнате, когда перед ним появился широкий экран, мелькая дизайном Лестрейндж Холла. Появились звуки тяжелых шагов, затем смятая картинка разговора и диалог, который Баст заполнил только как две фразы: «Тебя ждет Лорд» и «Да, отец». Картинка тут же сменилась на интерьеры квартиры в Лондоне, на бесшумные разговоры с самим собой и хождение по комнатам туда-сюда. Затем очередным ускоренным фильмом был парк перед Ставкой, нагоняющий страх и казавшийся сейчас не дружелюбной аллеей, а предчувствующим беду лесом. Затем был стук в дверь, домовой эльф, приглашение. Дыхание младшего Лестрейнджа уже тогда наполняло воспоминания звуками своего бьющегося сердца, в то время как разговор казался таким бесполезным и тихим.

Рудо оказался во тьме на краю комнаты, рассматривая происходящее внутри.

- СЯДЬ! – разговор, который начался не с просьбы, не с приглашения, а с приказа. Рудо видел каждое действие, видел замешательство своего брата и мог видеть страх, витающий в комнате будто густой туман. Баст пытался справится с ним, рассказывая о своем вдохновении и к чему это привело? Он пытался делиться с Лордом своими идеями, своей силой, своей яростью. Но никто не понимал в этой комнате его любви к подчинении, садизму и чужой смерти.

В одну секунду Рудольфус оказался в комнате, в одном из домов в Хогсмиде. Для старшего Лестрейнджа это были лишь бесконечно сменяющиеся картинки убийства одной и той же девушку, но младший убил ее сколько? Тысячу? Две тысячи раз. Его руки тряслись уже на двадцатый, а тело начало отказывать после произнесения сотни (или раньше?) непростительных заклинаний.

Опять тьма и комната, освещенная холодным люмусом. Она была теперь наполненная болью, страхом, усталостью, сопротивлением, криками, огнем, дрожью, паникой. Некоторые картинки двигались быстро, другие – замедлялись, обнажая перед зрителем разговоры и эмоции. Рудо видел, как злился Баст, видел как его «успокоили», а затем увидел империус.
Комната, в которой он стоял стала темнее, и теперь из каждого уголка этой тьмы он слышал голос брата, его мысли, которые кричали со всех сторон.

Я не могу ее сломать! - и следом треск палочки, который отозвался во всем теле.

Стой! - он увидел Рудо.

Не подходи! Только не ты!

Все было слишком реальным, чтобы казаться просто воспоминаниями. Рудольфус сам залез в голову Брата, а сейчас в ней не осталось ничего, кроме страха и боли.

Я готов заплатить за все его ошибки!

Рудо, что ты наделал?

Пожалуйста!

Сопротивляйся же мне! Прошу, сопротивляйся и убей меня!

Я не могу это сделать, не могу…

Комната была наполнена мыслями, криками, воспоминаниями того, как Рабастан сопротивлялся сначала империусу, затем самому себе. На его глазах блестели слезы, а взгляд смотрел в любимые зеленые глаза, пытаясь увидеть в них хоть что-то.

Рудо, как зритель, проваливался в воспоминания как в зыбучие пески, рассматривая все вокруг изнутри. Весь хаос, весь страх стояли за его спиной, все крепче топя его в этом болоте.

- Прости меня… - в комнате стало тихо. Ничего не было важно, кроме того, что он сам натворил. Его слезы, которые лились без перерыва не имели никакого значения, его крики, которыми он пытался остановить это, потеряли смысл.

- Вы лишили меня…всего. – шепот, который закутывал зрителя в ледяное покрывала, вызывая в нем холодный пот.
Картинка начала растворяться. Словно подул ветер и все увиденное медленно разлеталось, превращаясь в темный пепел. Все уносило вверх, обратно во тьму, открывая Рудо продолжение: боль, слезы, паника, страх, лес, оборотень, убийство, деревня, убийства, люди, кровь, крики, страх. С каждым новым действием Рабастан превращался в кого-то иного. Каждая новая картинка была беззвучней другой, а каждая новая секунда лишала взгляд младшего Лестрейнджа жизни.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:28:09)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+6

19

радио: Hurts - Mercy

Первое желание, которое он начинает испытывать к своему младшему брату, банально до невозможности. Невыносимо хочется одернуться. Отстраниться, отойти на добрый десяток шагов, просто перестать чувствовать его так близко к себе, чтобы удержать себя самого от следующего порыва, который сдержать просто не хватит сил. Ни у одного смертного человека не хватит на это выдержки. Дьявол, Рабастан, я ведь не железный, я тоже имею… чувства. Ему нужно прийти в себя, просто жизненно необходимо - собраться, вместо того, чтобы так, в тупую, стоять рядом, вдыхая воздух ртом и выпуская через клетку до скрежета сжатых зубов.

Рррабастан!

Старший Лестрейндж на секунду прикрывает глаза, вдыхая с него запах его страха, слез, смятения, гнева и своей собственной смерти. Пальцы в спутанных светлых прядках сжимаются с какой-то предательской нежностью, когда мужчина, пытается совладать с собой, как-то упорядочить свое восприятие, найти хоть какую-то логику и уцепиться за нее, словно за спасительную нитку камыша, дабы удержать себя на поверхности осточертевшего болота.

Стоит признаться, он никогда и не мог подумать, что его брат мог так поднатореть в контроле над собственным рассудком. Упорядоченный хаос картинок, сопровождаемый личным призрачным эскортом, не мог не впечатлить, если бы только не характер этой явно трагической киноленты. Рудольфус никогда не был фанатом драмы. Дьявольски точные убийства, приключенческие комедии, это же… Воспоминания брата выбили почву из-под его ног, одним точным и мощным толчком под дых перевернули лодку, привязали к шее камень да утянули в бездонную пропасть невозврата.

Ни один человек не может чувствовать столько одновременно. Просто невозможно остаться в себе и не сойти с ума. Хотя, Мордредова рассудительность, они уже лет десять, как двинутые. Стоя одной ногой на краю, танцуя по лезвию, пируэт за пируэтом, пока один из них не оступиться, а другой не полетит следом вниз. Это ли называется любовь? Братская, только больше.

Рудольфус позволяет себе сделать шаг. Он ощущает себя в этой комнате, словно хозяин, без труда находя путь среди мыслей, криков, воспоминаний, проплывая между ними, цепляясь за нужное и позволяя увлечь себя на очередной виток. Сознание его брата - дрожащий карточный дом. Нестабильное, так и норовящее рухнуть целиком под гнетом верхних этажей и левого крыла, уже превратившихся в развалины. Когда менталист подключает чуйку, где-то за пределами их слившихся в одно сознаний стоящий в вымершей деревне мужчина совершает легкое движение рукой, наполняя упрочнившуюся связь особого вида магией. Кисть совершает виток за витком, управлять губами собственного тела, погребенного за толщей чужих воспоминаний - задача не из легких, Рудольфус не чувствует отклика, он скорее слышит благодаря чужим органам чувств. Ментальная канва чужого сознания, разорванная в клочья в тысяче и одной точке, заполняется звеньями магической энергии, ведомой силой воли, которую чертовски сложно сломить. Целительский купол выявившего эпицентр ментальных повреждений менталиста едва успевает закупорить эту часть картинки, прежде чем она развернется перед ним целиком, и, позволив чужим воспоминаниям завершить свой виток, зацикливает их, возвращая в ментальную клетку.

- Рабастан…

Его ладонь накрывает чужую щеку, а некогда безжизненный зеленый наполняется цветом и энергией. Недавний сон, который он, казалось бы, успел позабыть, накатывает волной, раскрашивая воспоминания особенными цветами и добавляя в них боли. Твою мать, Рабастан…

Кинжал входит в плоть межреберной щели, словно в масло, отдаваясь агонией. Тише, тише... Сфокусируйся. Соберись. Это все ненастоящее. Это происходит даже не в твоей голове. Как будто бы от этого становится легче!

- Брат…

Первый тошнотворный порыв практически лишает его концентрации, разбивая картинку на миллион легких осколков, собрать которые воедино становится практически непосильной задачей. Рудольфус накрывает чужую руку с кинжалом своей рукой и рывком высвобождает его из себя, повторяя движения своего дубля и тяжелым мешком падая на колени.

- Это все не понастоящему, брат. Это… всего лишь крайне дурацкая шутка.

Рудольфус пытается улыбаться. По крайней мере, его двойник делает это особенно успешно, скаля зубы в кровавом оскале. Выглядит, конечно, крайне специфически, но отходящие от “правил” воспоминания вызовут отторжение. В какой-то другой реальности Рудольфус Лестрейндж целует чужой горящий, словно в лихорадке, лоб и прижимается к щеке щекой, продолжая проговаривать слова ему на ухо.

  - Я не могу так легко умереть, Рабастан. Более того, дать тебе меня убить. Вспомни… Еще раз поднимешь на меня руку, и я закопаю тебя под крыльцом.

Его ментальный потенциал не бесконечен, и это невозможно не чувствовать. В том, как усталость, переплетенная в одно целое с головокружением, терновым венцом давит на виски, а тошнота раз за разом вызывает спазм в абсолютно пустом желудке. Контакт разрывается резко, словно лопнувшая под напряжением струна. Рудольфус сжимает пальцы на чужом плече и наваливается на брата в попытке сохранить равновесие.

+6

20

Младший Лестрейндж еще не был так близок к потере драгоценного рассудка. Он был готов разбиться на части и исчезнуть в зыбучих песках своего горя и боли, он был готов раствориться в самом себе как рафинад в тёплой кружке горячего чая. Собирать свои воспоминания вновь, было подобно пытке, а демонстрировать их брату было подобно смерти. Он пытался собраться, но вместо этого эмоции разрывали его на части, он пытался расслабиться, а вместо этого мышцы напряглись так, что тело задрожало.

Останови это, Рудо…
Хватит…
Прошу тебя…
Лорд! Отец! Мама!
Кто угодно…

Ему казалось, что он готов умереть прямо здесь, утонув в своих мыслях или в реальности своей ситуации. Безумие было не лучшим, но одним из вариантов побега от боли, безнадежности и страха.

Рабастан всегда считал своего брата кем-то особенным, близким, дорогим, родным и любимым. Он видел в нем силу, которой стоит учиться, душу, которой (как казалось) у блондина не было совсем, и чувства, в которых можно было утопить города. Баст стремился ему соответствовать, чтобы быть ближе и стремился быть сильнее, чтобы можно было его защищать. Он чувствовал в его энергии нечто, что возбуждало сознание и будоражило тело, нечто, что способно убить и спрятать, он ощущал его магию, которая летала на стыке света и тьмы. Он никогда не представлял себе мир без своего брата и не принимал подобную реальность. Но вместе с тем, никогда прежде, Рабастан не полагал, что их жизни связаны похлеще чем у любых близнецов, которые прошли путь от зачатия до рождения в одном утробе. Словно их прокляли быть рядом или, того хуже, чем-то целым. Сейчас ему казалось, что брат всегда был в его сознании так же, как в сознании Рудо был и Баст. Словно недостающий Пазл, его появление в голове сложило все воедино, демонстрируя одну цельную картину, а не отдельные куски воспоминаний. Для этого не требовались заклятия вроде «Легилименс» или ментальная магия. Это было что-то другое, что-то, что связывало их жизни, разум и воспоминания крепкими нитками на тонком шелке. От осознания этого, становилось трудно дышать. Волшебник никогда прежде не отличался способности к ментальной магии, но сейчас он ясно понимал свою способность чувствовать собственного брата.

Рабастан не мог выдавить из себя ни слова, смотря в яркие зеленые глаза и слушая умирающего на руках Рудольфуса. Горячая кровь по-прежнему обжигала руки, а эмоции пленяли своими темными руками. Все еще он видел перед собой то же лицо, тот же взгляд…улыбку? Он слышал слова?

Рудо, будто продолжал собирать части по всей библиотеке воспоминаний, осколок за осколком. Он восстанавливал развалины безнадежно разрушенных мыслей и пытался достучаться до подсознания, которое давно утонуло в густом болоте. Мысли и крики, которые в тот момент царили в голове юного волшебника, были способны оглушить кого угодно, но брат продолжал. Рабастан ощутил, как картинки дрожат, превращаясь в нечто другое, и как трескается виденье собственных воспоминаний. Теперь все складывалось иначе, обнажая истину, которая пряталась в водовороте нескончаемых событий.

Словно переживая все заново, но уже структурировано и ровно, Рабастан открывал глаза на все произошедшее.
Это не может быть он… Я коснулся губами твоей шеи, я вдохнул запах твоих волос. Я помню, что они пахли богатством, пахли Лестрейнджем, но не тобой...

Дыхание сбилось, а сердце вновь заколотилось, едва способное выдержать очередной ураган гнева и отчаянья. Баст сам завел себя в эту бездну, сам толкнул в пучину боли и недоверия. Он с самого начала понимал, что это не тот Рудо, но так боялся возможности подобного, что утащил себя на дно и оставил там умирать. Все картинки собирались, а логика наконец-то начала преобладать над впечатлениями, страхом и смятением.

Это хорошая идея, Рудо. Думаю, под крыльцом меня вряд ли кто-то станет искать, - отозвался голос воспоминаний, отрезвляя рассудок и возвращая юного волшебника в реальность. Он готов был задохнуться от собственных слез и нового страха, который ему открылся.

Я знал, что это не он? Правда знал и поэтому смог сделать это?

Чужой поцелуй навалился на него будто тяжелая лавина. Она отрезвляла, обжигала, но уже не топила. Он ощущал своего брата в себе, в своем сознании, в своей голове и чувствовал его рядом.

Он удивился тому, как сильно дрожит от холода и как плечо заныло от прикосновения чужих пальцев к свежим ранам. Физическая боль ударила в виски, становясь ощутимой, а в глазах на секунду потемнело. Если бы не тяжелое тело, навалившееся на него – он бы точно провалился в обморок, отдав всего себя во власть Морфея, возможно, навечно.

Знакомый запах ударил в ноздри как нашатырный спирт, а родное тепло отозвалось в теле приятными воспоминаниями. Он теперь чувствовал каждый запах: крови, огня, смерти, убийств, грязи, деревни, рассвета, росы, леса. Все было удивительным, словно слепой по волшебству начал видеть.

Это ты, Рудо? Ты?! – он хотел кричать, хотел смотреть в его глаза, трясти, чтобы убедиться в его реальности, хотел рыдать и прижимать к себе брата.
Прошу тебя, Рудо, - он хотел умолять его, хотел подчиняться, лишь бы сохранить это тепло чужого тела рядом с собой.
Он хотел всего и чувствовал внутри себя беспокойные волны чувств, а еще ощущал полное истощение эмоций и силы. Только Мерлину известно, как он удержался на ногах, успев сжать Рудо за его торс и с силой прижать его к себе одной рукой. По какой-то неведомой инерции, он запустил пальцы другой руки в темне волосы, сжимая с силой пряди.

- Я не знаю, как это произошло, Рудо, - едва слышно начал шептать он в чужое ухо, обжигая дыханием в отвратительно морозное утро.

- Я потерял рассудок, я потерялся. Даже сейчас я не могу понять, где реальность в моих воспоминаниях, а где глупая шутка. Мне кажется, я до сих пор под действием заклятий. Или уже умер, витая в клетке своего ада. – он не останавливался, не пытаясь оправдаться, но пытаясь рассказать. Его ледяные пальцы перебирали чужие пряди волос, словно то были четки, благодаря которым было легче молиться.

- Я никогда прежде не ощущал твою власть надо мной. Я не думал, что способен вынести этот мир без тебя, я помню, что уничтожу его, если в нем не будет тебя. Эта связь, что я ощущаю, Рудо. Я не понимаю, - он тяжело дышал, но говорил ровно своим хриплым замерзшим горлом и сорванным голосом.

- Я будто умер там, с тобой. Ты понимаешь? Я чувствовал все тоже самое, я чувствую тебя, - он говорил, но не понимал, как объяснить. Он хотел рассказать, но слова подбирались не те. То, что он видел в своем сознании было чем-то иным, чем-то, не имеющем пошлости, любви, чувств, это было что-то бесформенное, но очень важное.

Ноги подкашивались, а тело сдавалось. Прежде его питала магия, а теперь будто не осталось и ее. Он не шевелился, чтобы быть простой опорой брату, но ощущал, как начинает гореть от воспалений и слишком высокой температуры тела. Но все было не важно. Все вообще теперь не важно.

Я виноват? Ты способен будешь простить меня? Ты сможешь подойти ко мне с утра и посмотреть на меня как прежде? Ты сможешь мне доверять?

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-17 14:28:18)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+5

21

- Я ловлю тебя. Я держу тебя, держу, я не дам тебе потеряться, я не позволю тебе растратить себя. Ты в моих руках. Все хорошо.

Старший Лестрейндж через пару медленных ударов казалось бы навсегда замершего сердца словно бы наполняется силой, мешая каблуками безнадежно испорченных черных туфель грязь, переступая с ноги на ногу и вставая тверже. Среди них двоих он - старший, он защитник и опора, и каким бы взрослым не казался Рабастан, его защита- зона ответственности Рудольфуса. И он готов был вытащить его из любой дыры, какой бы бездонной и непроглядной она не казалась. Умирать для этого было вовсе не обязательно. Им давно не шестнадцать, но это не мешает им быть бессмертными. Пальцы, затянутые в некогда безупречные перчатки, проходятся по чужому виску, стирая кровь и пот, а затем размазывают мокрые дорожки слез по чужой скуле.

Его младший брат чуть не двинулся рассудком. Это было очевидно, как и солнце, что поднималось за его спиной и слепило зеленые глаза. Рудольфус сталкивался с такого рода повреждениями, только вот в отношении Рабастана последствия могли стать фатальными для всех. Какой частью своего такого умного тела думал Тёмный Лорд, когда затевал нечто подобное? Хотел приструнить? Напугать? Усилить чувство собственного контроля? Какой хреновой задницей тролля он думал!? Разве можно контролировать извергающийся вулкан или приручать стихию? Разве может внесение тотальных разрушений в и без того не самый стабильный рассудок быть оправданным? Какую хренову цель он пытался достичь этим вмешательством? Довести его брата до ручки? До койки в больнице Святого Мунго, мать его, до Азкабана?..

Старший Лестрейндж втянул воздух через плотно сжатые зубы, едва ими не заскрипев, на секунду прикрыл глаза, выравнивая и без того учащенное дыхание. У Милорда всегда были свои мотивы. Только вот если этим мотивом было желание “поиграть” или “наказать” его младшего брата, вряд ли это можно было принять как дозволенное, более того, простить. Чистота их крови, их богатство, талантливость и, что главное, лояльность, не могли не выделять семью Лестрейндж в ставке. Они были элитой, а никакая элита не отнесется спокойно к такому обращению с членом их древней фамилии. Рудольфус Лестрейндж был всегда безоговорочно верен Темному Лорду. И сейчас чувствовал себя словно на шаткой лестнице, пройденные ступеньки которой внезапно заставили его сомневаться.

Нужно будет поговорить об этом с отцом. Быть может, он знает больше.

Его младший брат дрожал. Истерзанный воспоминаниями, такой ранимый и в то же время - безупречная машина для убийств, сотворившая хаос, а затем добавившая Госпоже в черной вуали сверхурочных. Хотя вряд ли она была против такого внимания с их стороны. Он убил его так легко и так просто, что помимо укола непонимания, Рудо мог ощущать только зависть. Зависть, легкую пустоту... Сделал бы он на его месте то же самое? Нет, он скорее бы умер, позволил убить себя, лишь бы не нести это бремя через вечность. Мог ли он укорить Рабастана за это? Никогда. Его брат поступил правильно. Он воспитывал в нем эту тонкую черту, учил правильно балансировать на грани, переступить которую нельзя ни в коем случае. Между своей жизнью и жизнью брата Рабастан выбрал первое. Оставалось лишь надеяться, что когда этот выбор встанет перед ним ещё раз, он снова сделает правильный выбор.

Его брат приходил в себя. Плавно, постепенно. Хоть что-то радовало, еще одной такой точной и полноценной Авады он бы точно не пережил. Рудольфус вслушивался в его ослабевший голос, чувствуя, как его самого колотит от одного ощущения такого близкого трепещущего тела в своих руках.

- Ты в реальности, Рабастан. Я настоящий. Ты настоящий. Я слушаю тебя и слышу, - Рудольфус ответил ему также тихо, не желая напрягать голос в безоговорочной доверчивой близости, что вновь воцарилась между ними. Его брат был так напуган, что становилось зябко. Но нет, он не позволит ему пропасть. Он понимал его каждое слово, чувствуя, как улыбка с каждым из них становится только шире. Он понимал, что он чувствует. Даже более того, это чувство цельности переполняло их обоих.

- Связь, Рабастан. Ты же сам говоришь, что чувствуешь ее, - Рудольфус выдыхает слова ему в висок, поглаживая пальцами его щеку, выточенную словно бы из алебастра линию подбородка, шею.  - Как я могу быть мертвым, когда ты ее чувствуешь. Как я могу умереть?..

Рудольфус вновь упирается лбом в его лоб, заглядывая в его замутненные пережитым глаза. Усталый. Горячий. Они могли поговорить об этом потом. Сейчас нужно было доставить его брата домой. Пальцы сомкнулись на кинжале и Рудольфус, повертев его в руках, со злостью отбросил его в грязь, не желая возвращаться мыслями к произошедшему. Сухие обветренные губы в теплом и коротком поцелуе коснулись чужих губ. Черт возьми, он не делал этого сколько, вечность?.. Старший Лестрейндж на прерывистом вздохе тянет воздух ртом, прикрывая глаза, и продляя это мгновение еще на несколько чертовых секунд, а затем крупно вздрагивает, напрягаясь, словно струна. Острая пронзающая боль заставляет черты его лица исказиться. Рудо прижимает руку к правому боку и отрывает пальцы, глядя, как мокрая и такая горячая кровь мокро бликует на пальцах, ловя на себе лучи встающего солнца.

- Твою мать.

Не тратя времени на то, чтобы достать из себя кинжал, Рудольфус концентрируется на магии. Следующее за ножом заклинание Рудольфус Лестрейндж отрывисто отражает щитом, пальцы быстрым жестом пробегают по волшебной палочке, и лицо закрывает маска.

- Это просто царапина. Бери Его и уходите! Я разберусь, - под ним Рудольфус имеет в виду Себастьяна Селвина, и толчком впечатывает в грудь брата портативный портал.  - Уходите! Я догоню!

Темный маг буквально выплевывает слова через маску, и разворачивается спиной на восток, не тратя время на поиски нападавшего и концентрируясь на заклинании.

- Fiendfyre!

Я покажу вам жару. В аду у меня сгорите, собаки министерские.

+

Fiendfyre
Создает огромные языки пламени очень высокой температуры, способно уничтожить любой артефакт и почти любое защищенное магией строение. Если заклинание действует достаточно долго, пламя примет вид огненных существ (дракон, змея, химера, иное хищное и опасное создание), которые будут преследовать оказавшихся в зоне его действия людей. Сложное в управлении и контроле заклинание, слабый маг рискует не справиться с ним и стать его жертвой.

+4

22

Голос брата был подобен якорю, который медленными, из-за окружающих волн, останавливал разбушевавшееся сознание. Прикосновение знакомых рук, словно отрезвляющая свежая вода, вынудили прикрыть глаза от удовольствия. Он подался к нему, словно искал единственно возможное пристанище. Он грелся, ощущая тепло единственного родного тела, он чувствовал собственный знакомый запах, держал в руках чужие пряди, словно это был единственный путь вернуться из прогнившего страхом болота. Он не понимал, как можно лить столько слез, не понимал как красные сухие глаза еще способны вырабатывать эти соленые железы. Со всей силы он прижал к себе брата, утыкаясь носом ему в шею.

Рудо, не отпускай меня. Пожалуйста, не отпускай меня, только не сейчас, только не сегодня. Я не смогу это вынести, не смогу проснуться с мыслью, что все это ложь.

Лестрейндж чувствовал, как расшатано его представления о возможном, чувствовал, что разорванное в клочья сердце просто не способно сейчас восстановиться, кое как постукивая по ребрам из последних сил. Легкие, полные ледяного воздуха, с хрипом выдавали новые вздохи, а тело, разорванное последними часами, не откликалось, замерзая и желая оставить своего хозяина без поддержки.

Один день перевернул всю жизнь, будто обнуляя предыдущие достижения. Рабастан и прежде считал своего брата единственным, кто достоин жизни, а теперь решил воплотить это. Теперь, когда разум вновь собирал безупречный пазл, появлялись новые картинки, новые идеи и новые принципы и новые страхи. Больше он никогда не сможет поднять палочку на своего брата, будь то их учебная дуэль или приказ; он никогда больше не сможет приблизиться к нему с оружием в руках, ощущая как сжимается до размера изюма сердце; он не сможет подумать о его смерти, не сможет оценить его жизнь. Голова кружилась от чувства вины, которое заполняло его душу. Любя брата всем сердцем, он осознал на сколько ценна его жизнь и на сколько он, как брат, обязан ее защищать. Не так, как делал это прежде, а так, как стоило делать всегда. Он корил себя больше, чем его мог корить любой другой, он сам высасывал из себя силы лучше, чем это сделали бы дементоры. Он знал, что все закончилось, но ощущал, что остался запертым в тюрьме, которую построил сам. Еще в ставке, когда вонзил чужой нож, когда ощутил на руках кровь и когда посмел подумать, что способен убить Рудо.

Этого никогда не повторится, никогда больше не повторится, - повторял он про себя как мантру. Эти слова, заполняли его новое сознание, окутывая кровавыми плетями. Это было обещанием, больше похожим на собственноручное проклятье. Баст чувствовал это.

Я не смогу себя простить.

Твоя жизнь, Рудо… Я должен защищать наследника нашего дома, должен быть твоими глазами и руками. Я знаю, что должен… Ты не знаешь, но я с детства пытался. Пытался защитить тебя.

Его сила сейчас казалось ему бесконечной, он ощущал себя монстром, способным голыми руками разорвать на куски кого угодно, нужно было только поспать, чтобы тело было способно выдержать бушевашую внутри новуюмагию. Но вместе с тем, ему так хотелось спрятаться в тепло чужих рук. На час, минуту, мгновенье.

Страх все еще сковывал тело, не давая в полной мере осознать, что все закончилась. Тишина рассветного утра и удивительное отсутствие пения птиц, которые давно разлетелись в страхе; запах свежей росы., смешанной с запахом металла; ветер, который боялся издать лишний звук. Он чувствовал все, слыша легким эхом в ушах мягкий голос Брата. Ему все было не важно. Огромный мир, который должен был быть разрушен в одно мгновение остановился, сконцентрировавшись в одном квадратном метре, в одном человеке.

- Ты не умрешь Рудо. Я не дам тебе больше умереть. – рука напряглась, когда он позволил себе спустить ее с прядей ниже. Едва касаясь, он прошелся пальцами по линиям мышц на его шее. Это тело, хрупкое словно тонкий фарфор. Он хотел остановиться, запрещая себе касаться того, кого теперь просто не достоин, но не мог. Баст не мог оторваться от единственной лодки в океане смерти, страха и отчаянья.

Прикосновения брата были таким, как должны быть прикосновения любви: знакомые и возбуждающие как произнесенное шепотом обещание. В его глазах он все еще видел полыхавшую жизнь. Лишь краем глаза заметив кинжал, вид которого отразился мурашками вдоль позвоночника, он вернулся к глазам брата, утопая в них. Словно опалы, листва или теплые отмели на коралловых островах, они притягивали своей магией, лишая Рабастана не только разума, но и воли.
Он ощутил чужие губы: сухие, обветренные, колючие. И сразу продал им свою душу, свою жизнь, свою силу и свою страсть.
Когда он еще был так близко?
А был ли?
Касался?

Ему хотелось потянуться вперед, слегка, на миллиметры, но он замер. Страх спугнуть, страх потревожить внутренних демонов сковал все его тело, лишая возможности дышать. Он боялся, что все вокруг может исчезнуть, расколоться на мелкие осколки словно хрупкое стекло. И он держался, лишь прикрыв глаза и сделав глубокий вдох. Он чувствовал чужое дыхание так близко, что готов был провалиться под землю от неизвестно откуда появляющихся эмоций. Но все быстро потухло, стоило знакомым чертам лица измениться.

- Рудо?! – Хриплым голосом крикнул Баст, схватив брата за руку, на которой теперь была свежая кровь. Запах металла ворвался в ноздри, вновь расшатывая только что успокоившуюся бурю. Его руки затряслись от переполняющей их магии, которая не имела способов выбраться. Он заводился, не замечая сопротивления собственного тела.

- Это кровь?! – Его глаза забегали по чужому торсу, изучая наличие дополнительных повреждений, а затем пустились в плаванье по округе. Кто? Где? Как? Вопросов было столько, что они наводили панику на нестабильное сознание. Он ощущал, как наполняется злостью, ненавистью и яростью.

Толчок в грудь был на столько неожиданным, что младший Лестрейндж не успел на него среагировать, уставившись на происходящее огромными бездонными ледяными глазами, в которых уже загоралось подобие пламени. Ты думаешь я слаб, Рудо? Все еще думаешь, что я не способен защитить тебя?!

Он сам не понял с какой силой он ударил Селвина кулаком по лицу, лишая сознания и отбирая его палочку, которая сейчас была нужна Басту куда больше.

- Bombarda, - бросил он в пустоту и вскрикнул от вспыхнувшего в руке артефакта, тут же бросая его на землю и смотря на свою разорванную крупными царапинами руку. Эта проклятая вещь была куда сильнее, и, кажется, не желала подчиняться.

- Я никогда не уйду, Рудо, - прорычал он, уставившись в затылок брата. Теперь, отныне, он не сделает той же ошибки.

Вновь схватив палочку, он встал перед братом, тут же кастуя Involio Magicus. Всего-лишь щит, который тут же вырос перед ними. Палочка подчинится, хочет она того или нет. Потому что магия, которую волшебник вытаскивал из себя, сейчас была куда сильнее. И это было ироничным. Только что он был готов провалиться в сон, успокоиться к объятьях собственного брата, но в очередной раз жизнь предсказывала ему ураганы. Он воин собственного брата, с детства подчиненный его добротой и непонятной энергией, с детства сплетенный с ним прочными канатами. Он тот, кто способен убить даже новорожденное дитя во имя идеи, тот, чье сердце не дрогнет от смерти собственной матери, но еще тот, кто дорожит жизнью брата куда сильнее чем своей. И будь проклят каждый, кто покусится на это, на святое. Будь проклят маг, посмевший встать на пути его брата, ведь за ним придет смерть, давно идущая под руку с младшим Лестрейнджем.

Рабастан погружался опять во тьму словно в густое сладкое вино. Он уходил на глубину, на самое дно, теряя свое самообладание и отдаваясь своей злости. Сколько еще людей будут пытаться убить его брата, сколько еще этих тварей будут вставать на его пути?

Бум

Involio Magicus
Создает на местности фронтальный щит, способный поглотить до трех заклятий. Неэффективен против темной и ментальной магии.

*Bombarda — P
(Усиленная версия — Bombarda Maxima) (англ. bombard — "бомбардировать", maximus — "огромный")
Взрывает объект. Может уничтожить предмет, может пробить стену. Самое мощное из "взрывных" заклинаний. При попадании в человека способно причинить серьезные повреждения (как если бы прямо рядом с телом разорвалась граната).

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/c7/fc/87/298851.jpg[/icon]

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-18 17:10:34)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

+4


Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » «Где есть Авель, брат твой?»


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно