«ОНИ ПРОИГРАЛИ ИЗ-ЗА НЕГО» - сорок минут чудовищного позора по-прежнему горят в голове Лавгуда. Он всё ещё сидит в раздевалке, так и не сняв потную форму, всё ещё сжимает перед собой древко метлы, будто это чьё-то горло с легко ломающейся трахеей, и всё ещё ошарашенно смотрит в одну точку. Ксенофилиус не понимает, что ему делать дальше. Что ему, мать твою, делать.
В команду Рэйвенкло он пробился только на последнем курсе, но даже эти два месяца стали одними из самых счастливых за всю его школьную жизнь. Квиддич вернул в мир Лавгуда смех и лето. Ощущение, что теперь он больше не одинок на этой планете. Что рядом есть люди, с которыми можно разделить те же мечты, те же сны, те же шутки и ту же тупую ноющую боль во всех мышцах - после тренировки, что снова затянулась до позднего вечера. Нет, само собой, ещё были травмы. Растяжения, порванные связки, вывих плеча... Ох, особенно вывих плеча! Конечно, Ксенофилиус орал не так истошно, когда ударишься мизинцем о тумбочку, но очень и очень близко. И три днял провёл в больничном крыле. Но он был готов испытать всё это снова, лишь бы ему позволили опять выйти на поле, крикнуть «up!», почувствовать упругую пружинистость пяток и увидеть, как земля удаляется от него со свистом в ушах. А за спиной разрастаются кольца, которые ему доверено защищать. Он верил, что в этом году их факультет завоюет Кубок Школы! Это случится! Они потратили столько сил! И вот – они проиграли. И всё из-за него.
Дурное предчувствие возникло у Лавгуда ещё утром – его стало мутить от волнения, как не мутило даже во время самых важных экзаменов. С нечеловеческим усилием он заглушил страх, ползающий по внутренностям слизняком, и заставил себя проглотить пару комков уже застывшей овсяной каши. Он механически положил ложку, и так же на автопилоте дошёл до стадиона. Тот уже был украшен флагами: на одних реял ворон, на других – извивалась змея. Это был первый матч серии - между Рэйвенкло и Слизерином. Всё было готово для их встречи. И пусть зрители ещё не собрались, и вокруг стояла тишина, но в атмосфере уже чувствовалось предвкушение, словно газон, трибуны, комментаторская будка, и даже сам воздух – наэлектризованный, студёный от первых заморозков, не мог дождаться того, что произойдет через пару часов. Ксенофилиус подышал ртом - просто так, чтобы перед ним зависло облачко пара. И нервно сглотнул.
Уже сейчас, когда Лавгуд сидит в раздевалке, пропахшей грязными носками и разочарованием, он не может определить момент, когда же всё пошло не так. Виновата ли погода – писающий дождь, от которого квоффл так и норовил выскользнуть из рук, и ветер, что налетал резкими порывами и толкал его то под правый, то под левый бок. Или все дело в том, что в ночь перед матчем он не смог выспаться: матрас был слишком мягкий, подушка слишком тёплая, шторы совершенно не спасали от беспощадного света луны, а сосед за ширмой чересчур громко дышал. А может быть причина в том, что он, Ксенофилиус Лавгуд, вдруг разуверился в себе? Осознал, что мальчишка, которого постоянно шпыняли и ни во что не ставили, не способен довести дело до победного конца? Что он самозванец, и по ошибке носит чужую форму? Так или иначе, но они продули с разгромным счётом. И даже то, что ловец воронов поймал снитч и, наконец, закончил этот унизительный матч, не дало им нужного количества очков. «210 : 270». В подземельях Слизерина запахло вечеринкой.
Ксенофилиус глубоко вздыхает и медленно кладёт метлу на скамью. Он дает себе установку – расшнуровать ботинки и, наконец, стянуть влажную мантию через голову. Затем следующее задание – переодеться и дойти до Хогвартса. Главное, не думать, какой приём его ждёт в гостиной. Не представлять физиономии команды, с которыми ещё вчера они прогоняли схему построения и фантазировали, как будут праздновать Хэллоуин. Не прокручивать в уме то, что они скажут. Наконец, приказ – подняться по лестнице. Просто шаг, ещё шаг, ещё. Но всё так же смотря перед собой, Лавгуд не замечает, что в пролете вдруг вступает прямо в ловушку. Даже ступеньки сегодня против него! Левую ногу подростка неожиданно зажимает между двумя перекладинами, как в клещах. И хотя Ксенофилиус отчаянно дёргает и вращает ступней, всё бесполезно. Он в западне. Кажется, сам замок винит его в том, что они сегодня проиграли.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-08-22 16:59:37)

«Ксенофилиус, а ну вылезай из воды, у тебя уже губы синие!», «Ну да, ну да, ты этого низзла в задницу ещё поцелуй!», «Что, значит, у друга? У тебя что же, своего дома нет?!», «Я сказала не сейчас, а СЕЙЧАС ЖЕ!», «Вот вырастешь, сам заработаешь, тогда и купишь себе Нимбус!», «Ты для себя учишься, а не для нас!» - эти и ещё с десяток других замечаний мигом всплывают в памяти, стоит Аннетт заговорить с ним. Лавгуд смотрит на девчонку и словно бы видит перед собой мать. Та же складочка между бровей. Тот же тон – укоризненный, строгий, словно он комнатное растение, которое вдруг решило сбросить сухие листья на ковёр, или щенок, напрудивший в постель. И тот же взгляд, полный праведного гнева. Если бы сердилась сама Вселенная, наверное, это выглядело бы так.
Аннетт Паркс парень помнит с самого первого дня. Когда шляпа выкрикнула «Рэйвенкло», маленькая блондинка выглядела разочарованной. Она плюхнулась на скамейку рядом с ним и хмуро оглядела накрытый стол. «Зато у нас самое красивое привидение в школе» - попытался подбодрить мальчишка. «Говорят, к ней сватался сам король». «Ага» - только и ответила ему первогодка и деликатно, как умеют только леди, наложила в тарелку картошку. Порция для куклы, не иначе, подумал он. «Слушай» - шепчет Ксено, уже сидя на контрольной: «А сколько у тебя получилось в третьей задаче?». В ответ красноречивое молчание спины. «Вы молодец, мисс Паркс, у Вас явно талант» - объявляет в конце Нумерология в юбке. «А о Ваших художествах на полях, мистер Лавгуд, я поговорю с деканом. Лучше бы думали о предмете, чем о каких-то бегемотах с крыльями!». Он встречает Аннетт в библиотеке, когда та корпит над докладом. И ненароком подслушивает в гостиной её разговор с подругой. Весёлая Аннетт, усталая, грустная, даже плачущая – с кончиком носа красным, как ягода остролиста... Ксенофилиус складывает в свою копилку тысячи наблюдений о сокурсниках. Он видит их разными. А всё потому, что те не видят его. Парень для них, что те портреты на стенах Хогвартса. Они тоже двигаются, тоже о чём-то болтают, но делают всё то в каком-то другом, параллельном мире. Так что ты просто ходишь мимо них каждый день и мажешь по фигурам ничего не значащим взглядом.
Портреты, кстати, собираются вокруг них и сейчас. Персонажи перебегают из картины в картину, чтобы лучше слышать. Теснят соседей. Вот старуха (волосы – перец с солью, на узких плечах шаль с узорами «клематис») бросает вязание и цветисто шушукается с прачками по-голландки. Вот рыцарь в лязгающих доспехах является аккурат по очи российского царя - Иоанна Грозного. А девушка с жемчужной сережкой заливается, как маков цвет, при дефиле полу-голых атлантов.
Ещё минуту назад портреты хихикали над попытками Лавгуда вытащить ногу из ловушки. Лестница прикусила подростка за лодыжку, и ступеньки повисли на ней мёртвой хваткой. Как тот бультерьер. Расширяющие чары, трансфигурация, «ну, пожалуйста», строгий взгляд и даже разговор по-мужски - не сработали... Видимо, кто-то заколдовал лестницу к Хэллоуину чем покрепче. И если бы не проходящий мимо преподаватель, куковать бы Ксенофилиусу ещё полчаса! А теперь картины уставились на очередную напасть студента. Девушку, столько же хваткую, как те ступеньки...
От её отповеди из головы начисто вылетает речь, которую Лавгуд готовил всю дорогу до замка. А слова извинений застревают в глотке, как кусок чёрствого хлеба. Ни туда, ни сюда. Поэтому парень просто стоит и молчит, сжимая в кулаке палочку и свою трепыхающуюся самооценку. Молчит, потому что, как известно, слово – серебро, а молчание - золото. И потому что в его мире мужчины не говорят, что если если капитан команды не слушает Аннетт – это необязательно значит, что он, Ксено, никчёмный игрок. Может это девушке не хватает авторитета, вот её мнение и не берут в расчёт? Лавгуд взваливает всю тяжесть вины на себя. И не собирается искать ссоры.
Но ровно до тех пор, пока Аннетт не кидает в него заклятье.
Tinnire.
Если бы тем визгом в ушах, что слышит подросток, можно было разбивать стекло, в замке не осталось бы ни одной целой колбы. Так кричат дети на американских горках. Так воют банши, о которых он читал в книгах. Так верещат девчонки, если к ним в женский туалет затолкать парня. Ксенофилиус зажимает пальцами перепонки и старается перетерпеть весь этот ужас. Невыносимый! Высверливающий мозг! Зашкаливающий под децибелам! А когда он, наконец, открывает глаза, Аннетт Паркс уже спешит прочь от него. Каблуки стучат по лестнице. А подвижные лопатки выступают под её мантией.
- Что же, - тихо произносит Лавгуд, тоже на что-то решаясь. Он поднимает палочку и чётко выговаривает заклинание, которому его обучила Пандора. Это не он начал. Но он не останется в долгу.
- Praise sententia Xenophilius Lovegood! – древко чихает искрами - рой золотой пыльцы кружится и оседает на волосах Аннетт. Теперь весь праздничный ужин блондинка не сможет обойтись без того, чтобы не вставлять в свою речь комплименты о нём, Лавгуде. Причём, тон при этом будет вовсе не саркастичный. Как бы ей не хотелось. Слова прозвучат искренне, словно они от сердца.
- Всё. Расходитесь. Представление кончилось, - бурчит Ксено портретам и вот теперь-то уж точно топает выше – в гостиную.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-08-18 21:44:25)

Когда Аннетт заходит в гостиную, она застаёт Лавгуда за рисованием. Тот сидит в кресле, поджав под себя одну ногу, и что-то чертит в альбоме. Вокруг лохматой головы, как планеты вокруг Солнца, кружат карандаши. Изредка Ксенофилиус выбирает один из них и добавляет рисунку цвета. И если подкрасться на цыпочках и заглянуть через плечо, можно увидеть, что на листе разыгралась целая драма. Фигуры на нём двигаются, открывают рты, а реплики возникают в эдаких облаках. Это история о вратаре, который поссорился со своей подружкой-квоффлом. Что уж они там не поделили? Остаётся за кадром. Но кожаная девица явно обижена. Она вырывается из рук возлюбленного. Раздаёт ему тумаки. А ещё осыпает фразочками, мол, меня трудно найти, легко потерять, но этот матч будет невозможно забыть.
Рисование карикатур всегда было для Лавгуда отдушиной. Оно помогало переключить мысли с болезненных тем. Рисование, а ещё... косячок. Тоже безотказная вещь. Так что если принюхаться, даже сейчас можно учуять этот неповторимый запах – подгорелого пирога, носков, забытых под кроватью, и, конечно, покоя. Покоя того самого рода, когда ты наблюдаешь за бурным течением жизни со стороны. Оно клокочет вокруг тебя, обтекает со всех сторон, но ты не входишь в него. Ты ощущаешь время, но его законы над тобой не властны.
Конечно, попадись он сейчас на глаза старосте, одной взбучкой Ксенофилиус бы не отделался. Вызов к декану, отработки, минус пятьдесят очков Рэйвенкло, а может и вовсе – беседа с директором и исключение. Но ничего этого семнадцатилетний Лавгуд уже не боится. Он решил, что карьера министерского чинуши ему не светит. Форма аврора плохо сядет на его фигуру (дело только в этом, и ни в чём другом). А стать звездой квиддича и раздавать автографы визжащим фанаткам – так это его Пандора не пустит... Да и последний матч вряд ли хороший старт для вратаря национальной сборной.
Нет, юный волшебник загорелся стать исследователем аномальных явлений.
Он уже выписал в блокнот с десяток мест, в которые хочет сходить с экспедицией. Там есть и суровые истуканы с острова Пасхи, и треугольник на Бермудах, где пропадают корабли магглов. И, конечно, Шаолинь. Родина «летающих монахов». Рассказы о легендарных волшебниках запали Ксено в душу ещё в детстве, - в том раннем возрасте, когда одна-единственная книга ещё способна перевернуть твою жизнь. Он читал про сложные испытания – как учеников заставляют пройти через коридор, заставленный деревянными людьми. Те кружатся вокруг своей оси и со всей дури молотят по воздуху конечностями. Про их беспалочковую магию – энергию китайцы черпают с помощью мудр. И сам себя представлял этаким шаолиньским воином. Он находил какую-нибудь ветку и, принимая её не иначе, как за смертоносную палку, ну, или меч - что даже лучше, оббивал все лопухи в округе.
Так что какие там выговоры от старосты? Будущее манит Лавгуда фантасмагорией возможностей и переливается всеми цветами радуги, как крылья тех кельтских фей.
Когда Аннетт заходит в гостиную, Лавгуд отвлекается на неё, и заклинание левитации рассеивается само собой. Карандаши, что секунду назад ещё вращались по орбитам вокруг его головы, на мгновение замирают в воздухе, а затем стук-стук-стукаются об стол и пол. Один даже катится в направлении к девчонке, но Ксенофилиус успевает придавить его ногой и, наклонившись, поднимает.
Медлительность, которую подарила ему дурман-трава уже рассеялась. Зато отстранённое спокойствие – нет.
- Исправить что? – на автомате спрашивает он. Подняв подбородок, парень снова встречается взглядом с Аннетт. Она немного раскраснелась, а глаза у неё теперь стали странными, сверкающими, зелёными-зелёными. А ещё в них как будто застыла борьба - между ледяным гневом и горячей слезой.
- А, - вдруг понимающе тянет Лавгуд и снова плюхается в кресло.
- Ты о заклинании. Знаешь, даже если бы я хотел... А я не хочу, потому что такой ты мне нравишься больше, я не могу, - подросток придирчиво изучает карандаши – у того, что упал, поломался грифель, так что Ксенофилиус призывает палочку и сосредоточенно строгает тот режущими чарами. Витиеватые опилки спиралью спускаются от его рук вниз.
- Это древнее проклятье Лавгудов. Его невозможно снять. Оно само пройдет через неделю. А может и не пройдет. А может и не через неделю. Но пока всё к этому идёт. Или не идёт, - Ксенофилиус, конечно, заливает – по его опыту чары не держатся дольше часа. Вот только сообщать об этом Аннетт ему совершенно не хочется. Визг в ушах ещё противным эхом стоит в голове.
- Кстати, это ты, - он кладёт карандаш и берёт со стола альбом. На одном из рисунков девушка-блондинка мчит за вратарём с битой в руке. И судя по выражению, она отобрала её у загонщиков не с целью потренироваться в новой квиддичной роли.
- Над реалистичностью полёта надо ещё поработать, но с чертами лица по-моему угадал. М?

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-08-24 20:52:49)

Девчонки! Любят же они корчить из себя актрис!
Примериваться к позам – пусть, когда он зайдет, я буду сидеть у окна и грустно смотреть вдаль. Выдерживать длинные загадочные паузы, за которые можно пересказать все две тысячи сто семьдесят шесть страниц романа о похождении одного низкорослого волшебника с кольцом к горе. И, конечно, говорить взглядом одно, а подразумевать совершенно другое!
Аннетт, например, сейчас явно репетировала какую-то королеву, готовящуюся взойти на эшафот. Ведь иначе откуда тогда эта взвинченная осанка? Это драматичное «тебе лучше уйти»? И покрасневшая мордочка, держащаяся изо всех сил, лишь бы не всхлипнуть?
Ксенофилиус наблюдает за этим сначала скептично. Затем настороженно. Наконец, растерянно. Он всё-таки простой семнадцатилетний парень и, конечно, верит всем этим спектаклям. Взгляд делается типично-лавгудовским, смущенным, из разряда «эй, ну, погоди, не реви, я же пошутил».
- Стой, не надо, - пытаясь опередить руку Паркс, жертвенно наставленную себе же в грудь,
- Я соврал тебе, - поздно, Аннетт произносит магическую формулу и лишает себя вразумительной речи.
- Зря ты так. Это просто забавное заклинание Пандоры. По моим прикидкам, его действие закончится минут через пять, - Лавгуд вздыхает и силой этого вздоха можно было бы раскрутить все флюгера на домах Хогсмида.
Он, конечно, понимает, почему девчонка поступила именно так. Тоже слышит, что в гостиную уже спешат другие студенты. Подкрепившиеся пирогами с патокой и мясом в горшочках, запеченном с тыквой, те наверняка уже подобрели после проигрыша... Но вряд ли настолько, чтобы выслушивать похвалы в адрес их горе-вратаря от зачарованной мисс Паркс.
Живот Ксенофилиуса предательски урчит. То ли голода, то ли опять от нахлынувшего волнения. Но парень не уходит и не прячется. И решает встретить команду лицом к лицу.
Те шумят ватагой, шелестят мантиями, перекидываются своими-только-им-понятными-шутками... Однако, при виде блондина замолкают одним махом. Будто кто-то разом хватанул их за горло.
В факультетской гостиной становится так тихо, что становится слышно даже мышь, точущую сырную корку где-то под обшивкой обоев. Эх, мелкая, бежать бы тебе! А то станешь очередным трофеем мистера Нюфля! Рыжего хогвартского кота и любимца лесника. И мне бы бежать! Но нет.
Ксенофилиус по очереди переводит взгляд с лица на лицо, с таких разных, но одинаково посмурневших сокурсников, и, наконец, набрасывает на свое собственное - улыбку, простоватую и кривую на один угол,
- Хэй, - отличное начало, ага.
- Вы, конечно, скажете, засунь свои извинения в задницу, Лавгуд, но...
- Засунь свои извинения в задницу, Лавгуд.
- Хах. Вот видите, я учусь, я уже понимаю вас. – тишина, даже ни одного сочувственного смешка в ответ,
- Словом... Я должен сказать, что в этом проигрыше виноват только я и никто другой, - голос снова перебивает:
- А то мы не знали. Видишь, мы тоже учимся и тоже тебя понимаем, - а вот Ксенофилиус хмыкает и добродушно поднимает ладони:
- Ладно-ладно, ты хорош. Умеешь принимать пас. Ты вроде охотник, да? Я просто ещё не всех запомнил. Кажется, Бенджи?
- Для тебя Бенджамин. Только так.
- Бенджамин. Хорошо. Так вот, Бенджи... Мне, правда, жаль, что сегодня мы не утёрли нос Слизерину. И если вдруг вы ещё не вышвырнули меня из команды, я обещаю, что завтра, а потом всю неделю и весь месяц до следующей игры буду тренироваться до седьмого пота. Я сделаюсь лучше. И справлюсь с этими идиотскими нервами, - его снова хотят заткнуть, но на этот раз Лавгуд оказывается шустрее,
- Но я не об этом. Я о мисс Паркс, - сработало. Он снова завладел всеобщим вниманием.
- Если она успела что-то вам наговорить за ужином... – все взгляды ожидаемо обращаются к Аннетт, и судя по их траектории - студентка до сих пор стоит у него за спиной,
- ...что-то крайне лестное в мой адрес, вы должны знать, что она была под чарами. Под моими чарами. Мы... немного повздорили, - туманно заканчивает Ксенофилиус,
- Но вообще... - а вот это было явно лишним. Потому что он не собирался добавлять никаких «но вообще». Вот совсем никаких. Однако, на лицах команды снова выжидающее выражение. Что же там, у Лавгуда, и вообще?
- Но вообще, я хотел сказать, что она очень классный игрок. То, как она ушла в пике и вынырнула перед самыми кольцами, облопошив вратаря зелёных, было здорово. Нам всем повезло с таким охотником. Вот, - прибивает последнее впечатление своим «вот» блондин. Пару рэйвенкловок очень странно переглядываются и начинают шептаться. А Бенджи-он-же-Бенджамен-только-так изображает жидкие аплодисменты.
- Хорошая речь, Фил. Для ораторского кружка Древнего Рима для детей от пяти лет. Да, нам повезло с таким охотником. И с ловцом нам тоже повезло - то, как он героически вытянул нас со дна турнирной таблицы ты, наверное, не заметил, потому что он носит штаны, а не юбку, да? Нам вообще со всеми повезло... Кроме вратаря, - сокурсники смеются, расслабляются и наконец, начинают растягиваться по комнате. Одни уже направляются в спальни, чтобы, наконец, бухнуться на мягкую постель, другие – ещё решают почитать или сыграть партейку-другую в волшебные шахматы. Капитан же команды демонстративно молча проходит мимо Ксенофилиуса, но затем вдруг останавливается, медлит и спустя секунду – вечность! это длилось вечность, как показалось Лавгуду!, - бросает через плечо:
- Ты во втором составе, Лавгуд. Выйдешь на поле, только если с Рамзи что-то случится. Но вот эти твои слова про «до седьмого пота» - я запомнил. Усёк?, - Ксенофилиус кивает. Пятерня лохматит и без того всклокоченные волосы на затылке. И только теперь парень снова встречается взглядом с Аннетт.
- В следующий раз я попрошу Пандору придумать заклятье, позволяющее тотчас же провалиться сквозь землю. Тотчас же, - повторяет он.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-09-14 22:20:40)

На самом-то деле люди думают о твоих прошлых ошибках куда меньше, чем тебе кажется. Потому что ты не центр их Вселенной. Это раз. И потому что они и собственных успевают наделать – мама не горюй! Это два.
Вот и Лавгуд, почти всю ночь пережёвывающий в уме события неудачного матча, на следующее утро убедился, что их проигрыш уже успел побледнеть на фоне красок разгорающегося Хэллоуина... С самого утра в гостиной воронов прошёл слух, что какой-то идиот с младших курсов стянул у мадам Гербологии тыкву из теплицы. Вот только не озаботился узнать, почему у этого вида зубы совсем не вырезанные в овощном теле, как у каноничного Джека. А самые что ни на есть настоящие. Теперь вон придётся валяться в больничном крыле. Давиться костеростом, чтобы залечить переломанные фаланги. Красавчик! Trick or treat?
Факультетский стол за обедом и вовсе напоминал растревоженный улей. Все только и делали, что шумели о грядущей вечеринке... Гриффиндорцы взялись устроить у себя костюмированный бал и даже пригласили на него школьных привидений. Вот студенты и готовились задавать им вопросы вроде - а голова может соображать и распевать марсельезу ещё с минуту после гильотинирования... или всё-таки нет? Шевелить мозгами даже после смерти – что может быть более рэйвенкловским? Ещё одной горячей темой стало стоящее в расписании ЗОТи. Ведь в честь праздника профессор пообещал достать для учеников настоящего боггарта. Так что вороны заодно делились страшилками из жизни и гадали, какими могут оказаться их фобии. Пауки? Ядовитые гадюки? Оценка «Тролль» по всем экзаменам? Зловещий дантист? Дементор? Грин-де-Вальд?
Ксенофилиус, например, готов был сделать что угодно, чтобы стать личным боггартом некой Энн Паркс.
Потому что мало было этой зловредной блондинке их вчерашней перепалки. Она ещё и сегодня ему подкузьмила. Подговорила капитана устроить Лавгуду сольную и незапланированную тренировку по квиддичу. Прямо вместо праздника, да. Эдакая работа над ошибками. В том, что это идея Анетт, капитан, к слову, признался сразу... Школьное мужское братство – оно такое. Там не стоит ждать всех этих интриг за спиной. «Девчонки» - с неожиданным сочувствием закончил Бенджи их диалог. «Девчонки» - глубокомысленно вздохнул Ксенофилиус.
Поэтому сейчас, наспех проглотив тыквенный пирог и залакировав в желудке это тыквенным же соком, парень буквально подскочил со скамейки Большого зала. Если он потратит нарисовавшееся в расписании окно на тренировку, быть может, вечером он всё-таки успеет на вечеринку! Тем более Пандора ему и уже костюм приготовила. И не какой-нибудь. А самого предводителя Дикой Охоты!
Да, в семье Лавгудов чтили старинные кельтские традиции. И, пусть и на новый лад, дед учил их отмечать Самайн, а не Хэллоуин.
Самая тёмная ночь в году, когда тени прошлого встают из могил. Самая древняя ночь, когда Земля возвращается во времена своей юности. Самая великая ночь, когда люди вспоминают, что мир не всегда принадлежал только им. И горе всякому смертному, на кого обратит на себя взор Дикой охоты! Слух у адских гончих чуток. Одежда валькирий и жуткий фейри дряхла, как прорехи в решете. Зато сабли остры и волочат за собой косы крови. Ну, а уж шаг небесной кавалькады так неумолим, что бегите, бегите быстрее, клятвопреступники... Трепещите, должники! Вопите, нарушившие обеты!
Словом, вот это вот всё.
Старинные байки Ксенофилиус накануне пересказал своей девушке. И та так вдохновилась, что даже смастерила ему балахон с будто бы торчащими из-под складок – костями. И пообещала сделать пробирающий до кишок грим.
Впрочем, в эту секунду до кишок парня пробирает разве что холод. Вялое октябрьское солнце, ещё утром радовавшее глаз, решило сыграть в прятки и скрылось за крышей Астрономической башни. Так что в тени замка, на стадионе, стало очень морозно. И даже растянутый шерстяной свитер, который Лавгуд надел прямо поверх формы, не сильно-то греет.
- Ну, хорошо, - цедит про себя парень и дышит на ладони горячим паром изо рта.
- «Но вообще я хотел сказать, что она очень классный игрок... То, как она ушла в пике и вынырнула перед самыми кольцами, было очень здорово!» - вслух кривляется голосом Ксено, передразнивая свои же вчерашние комплименты Энн. При этом не замечая наползающую со спины тень.
- О чём я только думал? Тьфу! – Лавгуд перекидывает правую ногу через метлу и седлает её.
- Ладно, держись, соплячка. Сегодня я не пропущу ни одного мяча! – заклинанием светловолосый волшебник оживляет квоффл и заговаривает его на хаотичные и резвые перемещения. Так они вместе и взмывают в воздух.
Причем, с улюлюканьем, достойным той самой Дикой Охоты.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-10-15 15:59:54)

Само собой, податься в квиддич Ксенофилиус решил не просто так. Было в кого! Если прогуляться по Залу трофеев Хогвартса и даже прижаться носом к стеклу одной из дальних витрин, наверняка заметишь, как блестит в полумраке золотая эмблема - «Лучший вратарь сезона, Энрион Лавгуд, 1931 год». Отец парня умел буквально зависать в воздухе, останавливая мяч едва заметным касанием. Он, казалось, словно бы разговаривал с квоффлом. Тридцать ярдов - «иди сюда, малыш, иди», двадцать ярдов - «давай же, я жду», финт влево, и... мяч приклеивался к вратарским перчаткам.
И при этом он же внушал мальчишке: «Никогда не стой в воротах, сынок, если не хочешь быть виноватым. Охотник может потом исправить любую свою ошибку, забив гол. Загонщик может потом исправить любую свою ошибку, выведя из строя игрока вражеской команды. Но вратарь - это человек, который отвечает за последний рубеж обороны. Если пропустишь ты, этот промах будет решающим. Победу вы разделите вместе. А вот за проигрыш будешь отвечать именно ты. Недаром говорят, что вратарь - это половина команды». Но при этом... Хм... Говоря всё это, во взгляде Энриона читалось столько удали, столько многообещающего удовольствия, что вот так взглянешь - и так и видишь, как восторженно взрываются трибуны, превращаясь в единый ликующий организм, слышишь, как полощутся на ветру родные стяги, и как кто-то скандирует «Лав-гуд!», «Лав-гуд!», «Лав-гуд!», когда этому самому вратарю всё-таки удаётся отстоять честь команды, что Ксенофилиус, конечно, ещё тогда решил - пойти по стопам родителям.
Но то ли врут, что яблоко от яблоньки недалеко падает. То ли конкретно это яблоко упало недалеко, но потом ещё зачем-то покатилось-покатилось по земле, но сын особенных квиддичных талантов так и не проявил. По крайней мере - пока.
Да и нет так это оказалось просто, как видится с трибуны. Наверняка мало, кто из зрителей понимает, как на самом деле велика вратарская площадка. Три кольца на расстоянии в полутора метрах друг от друга. Ещё и расставленные на разной высоте. Так что в итоге защищать приходится не меньше, чем хорошую такую бальную залу. И сколько при этом вероятностей куда полетит квоффл! Как в том знаменитом диалоге магов:
«- Я ускорил время и посмотрел варианты будущего, чтобы оценить все вероятные исходы конфликта. - И много увидел? 14, 000, 625 вариаций. И сколько из них тех, где мы выигрываем? Один». Ага. Только один бросок вратаря по направлению к квоффлу может быть верным.
Любительница нумерологии - Аннетт Паркс наверняка бы оценила цифры такого масштаба.
Эта самая Аннетт Паркс, к слову, возникает перед Ксенофилиусом не то, чтобы прямо очень неожиданно. Но определенно - близко к тому. Нырнув снизу, выходя из своего коронного пике, девчонка вдруг вырастает перед Ксено, гордо выпрямившись на метле. И перехватывает мяч прямо перед его носом. Вся такая с косичками, аккуратненько-собранная. Как девочка из очень хорошей семьи, из-за которых Лавгуду в детстве нередко попадало. То он утащит такую ловить садовых гномов, и та перепачкает своё лучшее рюшевое платье в грязи. То мальчишка ляпнет, что у них дома водится призрак, и он готов её показать, а та расхнычется, развопится и понесётся ябедничать матери, что Ксено её напугал. Морока, вообщем, с этими девочками из очень хороших семей!
Рэйвенкловец крутит шеей, провожая снаряд, метко отправленный Энн в кольцо, и внутренне присвистывает - «красиво!». Но тут же физиономия куксится от её слов: «в смысле играем до СТА ПОЙМАННЫХ МЯЧЕЙ?! Это что, они тут до второго пришествия Мерлина что ли торчать будут?». Ах так...
- Идёт! - конечно же, кидает он лихо. И тоже разворачивая метлу, как какого-нибудь ретивого коня. Огибая студентку, Ксенофилиус в итоге снова заслоняет собой обзор центрального кольца. На слабо его взять решила, соплячка?
- Только тогда все твои атаки должны быть - разными. Чтобы ни одна не повторялась. А то иначе... Какая мне разница, с кем тренироваться. Просто с зачарованным дубиновым квоффлом или с тобой? - мяч, к слову, уже возвращается назад. Лавгуд слышит его тоненький свист за спиной. И пригибает макушку ровно в тот момент, когда он несётся ровно ему в голову. Но теперь - целится уже в мисс Паркс. Так что если девчонка и дальше будет кривить свой симпатичный рот в бантики, тесемки, ленты и другие швейно-декоративные принадлежности, останется без зубов. Ноль-один?

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2020-11-14 14:46:06)

«Ух, какой опасный момент! Аннетт Паркс выходит один на один с вратарём. Разгоняется. Ведёт с ним дуэль взглядов, чтобы перехитрить... Но, погодите-ка, что она делает? ААААА!!! У меня сейчас просто голоса не хватит на её атаку! Рейвенкловка резко оттормаживается в сантиметре от столкновения и... целует Ксенофилиуса Лавгуда! Что? Да! При этом мяч летит за спину защитника. Гол! Вот это обманка! Вот это разрывамблби! И, конечно, мы все знаем приём "Трансильванский таран". Это манёвр, которые впервые применили на Кубке мира в 1472-ом году. Но там-то загонщик нёсся на голкипера со сжатым кулаком. И пытался напугать его своим намерением проредить тому челюсть. Но чтобы пугать поцелуем? Пожалуй, это впервые. Браво! И гляньте-ка на лицо Лавгуда! Сложно удержаться от смеха! Он выглядит так, будто его укусили собственные ботинки! Или словно он объелся флоббер-червей! Ну, Паркс! Ну, выдумщица! Я готов сейчас раскрыть кошелечек своего сердца и потратить все монетки восхищения на эту спортсменку! А я ведь еврей. Сами понимаете, какой это подвиг», - и прочее бла-бла-бла в таком духе. Должно быть, если бы эту тренировку комментировал пуффендуец Симон Брилль он бы нёс какую-нибудь такую околесицу. Но в чём парень точно был бы прав, - так это в реакции Ксенофилиуса. Потому что да, стоит губам сокурсницы ткнуться в его щеку, студент и впрямь вытаращивается на неё, как на полоумную. И даже пусть он потом всё же спохватывается, пускает метлу в полёт, так чтобы поспеть к кольцам, пусть ладони буквально вдавливаются в руны скорости на рукоятке, так что на коже точно останутся следы древесного узора, но школьный «Чистомёт-4» - это тебе не манёвренные модели настоящих квиддичистов, это тяжеловоз среди арабских скакунов, кукурузник среди истребителей, бричка среди болидов, поэтому Лавгуд только бестолку заходит в вираж и разве что вблизи наблюдает, как квоффл залетает в ворота. Вот стерва! Пикси жёваная! Троллья коза! Парень докручивает голову на коварную девчонку. Правда, не смотря на то, что в голове рождаются всё и новые ругательства, углы губ вдруг дёргает нежданная улыбка. А затем студент и вовсе начинает хохотать, как буйнопомешанный. Заливисто, громко, от души. Так что чуть ли не плюхается с метлы. Ох, Энн, Энн... И впрямь - фантазёрка.
Ксенофилиус, конечно, понимает, чего она хотела добиться. Вратарь - это ведь не только техника. Не только вот эти вот кошачьи прыжки или выходы в «захват ленивца», когда голкипер зажимает метлу коленями и кувыркается на ней вверх тормашками, чтобы достать мяч как-нибудь поэффектнее. Вратарь - это ещё и шаолиньский монах, сосредоточение дзена, невозмутимость и уверенность во плоти. Каменная стена, которую не пробить никакой катапультой. В идеале - конечно. Вот только слово «идеал» всегда было антонимом Лавгуда. И последний матч показал, что справиться с нервами и не поддаться вызовам судьбы - это пока что для него самое-самое сложное. Так что неудивительно, что Паркс решила бить именно в эту брешь. Испытать не только его физиологию, но и хладнокровие - заодно. Вот только попытки расшатать психику - вещь обоюдоострая. И используя возникшую передышку ещё как и возможность собраться с мыслями, перегруппировать свои внутренние войска, Ксенофилиус берётся делать то, что он умеет, пожалуй, лучше всего. Молоть языком. И тоже пикировать блондинку - только словами.
- Слушай, а вообще крутая идея, я не ожидал, - отсмеявшись, кричит студент,
- Провернешь такое в следующем матче с Гриффиндором? Там, конечно, вратарь не такой симпатяга... Вряд ли тебе понравиться его целовать. Но чего не сделаешь, ради гола, правда? - мелкий засранец встряхивает кудрями и, наподдав метле, начинает кружить над загонщицей.
- А потом - прикинь! Этот приём ещё и в учебники по квиддичу занесут! «Английский засос Паркс»! «Воздушно-капельный таран Аннетт»! «Ударный чмок»! «Лобзание загонщицы»! «Гол языком»! - распаляется Лавгуд. И он стремится в общем-то не оскорбить девчонку, а просто тоже - заставить ошибаться.
- Главное, чтобы твой парень об этом не узнал! Игорь, кажется? Да? Но за моё молчание можешь не переживать! Я рыцарь, я никому ничего не скажу! - правда, о том, что этот самый рыцарь так дошутится и сам получит по забралу от Пандоры - думать Ксенофилиус пока не хочет.
- Ну, что ещё раз? Как говорится, когда тебя целуют в одну щеку, нужно подставить вторую!

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2021-01-10 02:43:48)