Последняя капля в море. Это когда твои, и без того переполненные, чувства, вырываются наружу, а твой разум, давно погрязший в размышлениях, наконец-то создает идею, решение всех возможных проблем. Порой эта идея не вписывается в рамки реальности, морали, устоев и правил. Но, когда последняя капля падает вниз, касается поверхности, создавая секундный взрыв, уже все равно. Как говорится, пути назад больше нет.

Командировка отца в очередной раз показала, кто есть Рудольфус в мире матери. От его глаз, полных любви и нежности, смотрящих в ее сторону, в груди появлялся огромный тяжелый комок, сжимающий легкие и не дающий возможности сделать вдох. Хотелось просто задохнуться, лишь бы не видеть ЭТОТ взгляд, направленный на пустого призрака. Зачем? Почему? Как он может чувствовать это по отношению к тому, кто этого никогда не заслуживал? Все, что она сделала для него – лишь любовь. Пустая, бесполезная, эгоистичная и жестокая. Она давала ему только слабость, давала лишь иллюзии, которые питали его пустыми надеждами и наполняли его сердце бесполезной теплотой. К чему это могло привезти? К чему?! К очередной боли, страху? Ее любовь была тем, что заставило бы его дрогнуть, когда медлить было бы нельзя. Баст никогда бы этого не допустил. Не смог бы позволить собственному брату погубить самого себя.

Рабастан смотрел в окно из своих покоев, обдумывая последствия своих действий. Он не убрал труп, не стал пытаться замести следы. Он даже не знал, скажет он о своем поступке Рудо или нет. Он не стыдился этого решения и не чувствовал вины по отношению к матери. Все внутри него говорило о том, что это было лучшее из всех возможных вариантов. И если не сейчас, то когда-нибудь потом Рудольфус должен был его понять.

Долгожданные крики, который он услышал, ударили в самое сердце, заставляя этот внутренний орган биться чаще. Все-таки, где-то в глубине души он надеялся на то, что труп найдет не брат, а эльф. Все тогда было бы иначе, проще. Потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы преодолеть преграду в виде длинного коридора, слабо освещенного теплым пламенем свечей.
Потребовалось сделать глубокий вдох, чтобы развернуться и еще раз посмотреть на последствия принятого им решения. И он замер, остановившись в дверях. Перед ним словно была огромная, прозрачная кирпичная стена, через которую у него просто не было сил пройти. Ему казалось, что если он сделает шаг вперед – все изменится. Он осознает, что Лидии больше нет, он осознает, что собственными руками разбил Рудо сердце. А еще осознает, что вообще не чувствует ничего, что должен был чувствовать. Руки, державшие в этот момент палочку задрожали. Он представлял страдания брата, когда тот узнает о ее смерти, но не представлял, что его боль могла быть такое…искренней и сильной. Он видел его спину и больше всего сейчас боялся посмотреть ему в глаза.

«Она не очнется, Рудо. И хорошо, что она не очнется. Ты не веришь, но ведь так будет лучше…для тебя так будет на много лучше» - подумал он про себя, направив палочку на старшего Лестрейнджа. Ему хотелось произнести заклинание, чтобы вырвать палочку из его рук. Хотелось прекратить это нещадные попытки оживить призрака. Но кисти так дрожали.
Ему хотелось спрятать его, остановить, но он вообще ничего не делал, только смотрел. На его крик, на руки, кожа на которых разорвалась от ударов, на его отчаянье... и плачь.

Подождав с минуту, Баст наконец-то сделал шаг. Беззвучный, словно он был тенью в этой комнате. Он медленно обошел тело, опустился на колени напротив Рудо. Он даже не мог вдохнуть, боясь прервать этот океан чужих эмоций. Стэн неспешно осмотрел дрожащее от всхлипов тело брата, затем перебрался взглядом на бледное лицо Лидии. Ее глаза были еще открыты и в них он видел собственное отражение. Он видел самого себя на глубине ее зрачков, видел палочку в своей руки и заклинание, которое соскользнуло с красных губ. Тут же, Баст положил ладонь на ее глаза, медленно закрывая их. Этот отпечаток в ее глазах никто не должен был заметить.

- Рудо… - Кое как заставил он себя произнести это имя, боясь, что теперь вообще не достоин его произносить.
«Он ведь не может знать… Он не мог узнать, что этот сделал я» - его глаза наполнились слезами, но не из-за потери матери, а из-за вины, которую он ощущал по отношению к брату. Он не понимал, как мог позволить себе сделать ему так больно…пусть и для его же блага.
Рабастан тонкими пальцами медленно коснулся его затылка, слегка сжав пряди, чтобы он почувствовал это. Он прошелся ими по его волосам, очень мягко, словно пытался вернуть ему ощущение реальности.

- Рудо, хватит… - Он очень мягко прошелся подушечками по его лицу, очертив скулы и осторожно подхватил подбородок, вынуждая Рудо поднять головы вверх.

- Посмотри на меня.- Глаза младшего Лестрейнджа были влажные, но скорее от обиды, от осознания того, что Рудольфус его мог просто не простить. А еще от страха того, что он его не поймет. Никогда не поймет.

- Ты не мог ее спасти, понимаешь?

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-08-08 22:50:19)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Как могло поместить столько боли и любви в одном человеке. Его глаза, полные слез, дрожащие губы, напряжение, которое собралось огромными комками в его мышцах – Рабастан смотрел в мутный взгляд Рудо и не мог понять, как это все могло поместиться внутри него, а затем вылиться просто из-за того, что его мать умерла. Родители ведь всегда умирают раньше детей, это заложено природой, заложено правилами. И разве должно быть столько невыносимого, переполняющего чувства от естественного хода вещей?

- Рудо, - молодой маг только поджал губы, не найдя и одного слова, которое могло бы успокоить рыдающего Рудольфуса.
Рабастан держал брата в объятьях так крепко, как только мог, прижимал его к себе, пытаясь защитить от всего мира. Его отчаяние, его печаль давили на Стэна так же, как давила бы многотонная глыба, рухнувшая из каких-то разверзшихся небес. На секунду он подумал о том, что будет так же кричать, если увидит лежащее на полу тело Рудольфуса. Он снесет весь мир, убьет каждого человека на этой проклятой земле, лишь бы унять то, что будут твориться в его груди. Чуть дернув головой, Баст быстро прогнал эти мысли, не в состоянии даже думать о возможном пути.

Он еще сильнее сжал пряди темных волос, надеясь, что это поможет брату вернуться в реальность. Молодой Лестрейндж чувствовал каждую напряженную мышцу его тела, пытаясь удержать внутри своих объятий его эмоции, его боль и его магию, которая готова была вырваться наружу. А этого, уж точно, позволить было нельзя.

- Я рядом, Рудо. Я никуда не уйду, - на выдохе произнес он, пытаясь остановить слезы и выровнять дрожащий голос. Он не понимал какие слова следует говорить, когда кто-то умирает, как следует успокаивать человека и как можно было забрать всю ту боль, что сейчас тяжелым сердцебиении билось в груди брата? Еще и мысли никак не исчезали, а сомнения в правильности своего решения давили по самому больному.

Все-таки гены – забавная штука. Рабастан действительно был сильно похож на мать. Он взял от нее все: глаза, волосы, улыбку, мимику, строение кистей рук и, в какой-то мере, запах. И при этом, забрал у отца только характер и равнодушие. Ему всегда казалось, что это Рудо должен был иметь его силу, холодность и пустоту.

- Ты никогда не умер бы вместо нее. Я никогда не убил бы тебя вместо нее. – все попытки успокоить Рудо с треском врезались в огромную стену его боли и разбивались на мелкие осколки, словно их вовсе не было. Казалось, что все бесполезно и вытащить брата из болота, в котором он барахтался было чем-то невозможным.

Рабастан заметил, или даже буквально почувствовал, как мысли брата начали шевелиться в другую сторону, как его магия, фоном кричащая во все стороны – успокоилась, найдя другой выход и другой способ решения проблемы. Это даже пугало.

- Что? Рудо?! – практически крикнул он, дернув брата со всей силы за плечи, заставив того подняться на ноги и посмотреть
в серо-голубые глаза. Рывком он оттащил его от матери.

- Некромантия? Ты серьезно? – прорычал он, уже начиная злиться. Баст был уверен, что Рудо готов испробовать все возможные способы. Но одно дело вызвать умелого некроманта, и совсем другое, испортить тело в отчаянном сердечном порыве неумелого. - Ты же не умеешь проводить обряды! – очень старательно Стэн пытался докричаться до сознания старшего Лестрейнджа, но, кажется, в глазах, полных лихорадочного блеска, не было и толики адекватности.

- Incarcerous, - быстро произнес он, уставившись на брата напуганными глазами. Меньше всего сейчас он бы хотел применять к нему магию и меньше всего сейчас он хотел его обездвиживать, осознавая, что будет, когда веревки из тонкого воздуха освободят свою жертву. Но другого выхода он пока не видел. - Mobilihomo, - прошептал он следующее заклинание, унося связанного Рудольфуса в свою комнату. По пути, он запретил домовикам вызывать доктора или же отца. Настоятельно запретил. Предусмотрительно заперев при этом дверь в комнату матери, а затем дверь и в свои покои.

- Прости... – еле слышно произнес он, как только связанное тело Рудо оказалось на кровати. Все это время он старательно игнорировал его крики, слова или что там еще было. Не важно, что он скажет, главное, чтобы он не наделал глупостей, за который отец бы его потом убил. – Ты не некромант, Рудо. Ничего бы не вышло. Тебе надо успокоиться, - очень мягко произнес он, нависнув над братом и внимательно всматриваясь в его глаза. Не удержавшись, он прошелся пальцами по его лицу, пальцами художника очертив линию его скул. Он очень мягко убрал с его лица оставшиеся влажные следы и улыбнулся.

- Я тебя развяжу, ладно? - спокойно произнес он и, немного помедлив, слез с кровати и направил палочку на него.

- Emancipare, - и дальше будь что будет.

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Ты не можешь знать, когда это произойдет. Не можешь знать, когда твои любимые и близкие люди исчезнут из твоей жизни. Даже если ты будешь пытаться захватить все возможное время, если будешь пытаться видеться с ними чаще, дарить им радость и свое внимание – этого все равно будет мало. Когда оно произойдет, когда черный плащ смерти скроется за горизонтом, тебе будет казаться, что так не должно было быть, этого не могло случиться. Во всяком случае, не с тобой. Эта такая иллюзия всемогущества, которая дана была человечеству в далекие времена зарождения вселенной. «Я имею проводить ритуалы», «Я смогу ее оживить», «Она не могла умереть» - иллюзия.
- Я не оставляю ее там. Мы вызовем врача, как положено. И Барнабас сообщит отцу об этом. Через несколько часов. С утра. – спешно начал говорить Стэн, ощущая свое волнение и подкатывающий к горлу комок страха. Эмоции, которые он испытывал при убийстве куда-то исчезли. Словно в нем не было вообще той самоуверенности и желания избавиться от матери, которая была для него всего лишь преградой. Он смотрел на Рудо, в его красные, из-за тонкой сетки капилляров, глаза, и не мог представить, как сообщит ему когда-то правду. Он чувствовал свою вину, грузом навалившуюся на плечи. Этот человек единственный, кому можно все рассказать, кто был готов спасти его от любой трудности. А что делать сейчас, что делать, когда остался со своей проблемой наедине?
Чтобы спрятать от брата собственную дрожь в руках и голосе, Стэн послушно кивнул и подошел к графину, набрав воды. Он делал это так медленно, как только мог, лишь бы дать себе немного времени собраться. Он уже чувствовал гнев брата, чувствовал его эмоции, но все равно подошел ближе, протягивая стакан.
- Рудо! – вскрикнул волшебник и сжался от звонкого звука разбившегося о стену хрусталя. Гнев и злость казались ему лучшей заменой того отчаянья и боли, которые до сих пор оседали на дне сердца Рудольфуса. Дыхание сбилось, а глаза наполнились страхом и влагой.
Ты меня убьешь, когда обо всем узнаешь… Прости…
Сердце заколотилось, больно ударяя по ребрам. Волнение накрывало его, словно все уже вскрылось, словно брат злился на него просто потому что уже все знал. Но ведь это было невозможно. Надо было взять себя в руки.
Свободная рука по инерции потянулась за палочкой, упавшей где-то рядом на кровать. Она обязательно должна была вселить в него уверенность и дать немного самообладания. А иначе, прямо сейчас, Рабастан бы сам рассказал все от начала и до конца. Потому что Рудо должен знать правду.
- Eximate – произнес он, стоило пальцам сжать древко. Сейчас казалось, что использовать артефакт куда безопасней и правильней, чем пытаться сопротивляться физически, и на много безопасней, чем пытаться раскрыть ему все карты. А потому, как только заклинание отшвырнуло брата к стене, Баст воспользовался ситуацией и тут же оказался рядом. Он сжал чужие плечи и хорошенько припечатал старшего Лестрейнджа лопатками к холодной поверхности.
- И что же ты считаешь уместным? Ритуал воскрешения? – практически крикнул волшебник, уставившись в глаза Рудольфуса. Он пытался демонстрировать свою силу, пытался демонстрировать свое превосходство в данной ситуации, но вместо этого на дне его глаз был только страх. Стэн боялся совершить ошибку, которая могла стоить ему слишком дорого.
- Я не мешаю тебе, не останавливаю. Просто подумай, что с ней станет, если ты это сделаешь? Кем она будет? Куклой? Твоей куклой? Ты этого хочешь для нее? Такой смерти? – продолжил он, не позволяя Рудо опомниться и не давая ему возможности нормально подумать. Руки невольно сжали его плечи с еще большей силой, скорее всего оставляя едва заметные синяки.
- Я не был с ней так близок, но я тоже ее любил! - Кое как выдавил он из себя, всматриваясь внимательно в темно-зеленые глаза брата, которые сейчас были покрыты едва заметной пеленой. Дыхание тут же начало успокаиваться, а холодность, присущая младшему Лестрейнджу, как только он начинал говорить о матери, возвращалась.
- Что ты считаешь уместным, Рудо? Я не буду тебе мешать. Я тебе помогу., - произнес он спокойней, тут же ослабляя свою хватку.
- Я понимаю, что тебе больно, - едва слышно прошептал волшебник и осторожно подался вперед. Ему хотелось быть ближе, хотелось как-то помочь. Он обвил руками шею брата, словно большим и тепным шарфом. Он выдохнул, обжигая дыханием чужую шую и прикрыл глаза, словно это могло забыть свою причастность к этой трагедии.
- Я хочу тебе помочь, скажи мне как это сделать. - Его надо было защитить от всего, что было в его груди, надо было спрятать от всех проблем и от каждой мысли, причинявшей ему боль. Оставалось только придумать "как?".

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-09-01 19:17:51)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

В нем зарождалось чувство вины, заставляющее биться сердце чаще. Сложно было прятать что-то от того, кто знал тебя на сквозь, но Рабастан старался, удерживая в себе весь страх и волнение. Что бы ни случилось – Рудо никогда не должен узнать об этом, никогда не должен видеть своего младшего брата в этой роли. А потому, Баст делал огромные усилия, пряча собственные эмоции и выдавая наружу только привычное ему равнодушие к смерти матери. Его мысли путались. Чувство вины соревновалось с убеждением в правильности своего выбора. Страх открыться сражался со страхом быть непонятым. Но все это было ничем по сравнением с возможной реакцией Рудо. Его желание убить в ответ казалось самым безболезненным, в отличие от его возможной ненависти.

Прости. Это сделал я.

Он держал его так крепко, как только мог, прижимая к себе и не давая ему шевелиться. Он хотел успокоить, хотел забрать все то, что он чувствует, лишить его этой мучительной боли. С огромным удовольствием, Рабастан бы вырезал из его памяти все воспоминания о Лидии, лишил его этой любви, лишил его этого раздирающего чувства. Собственными руками, он бы проник в его грудь и вырвал с корнем накапливающуюся горечь. Но он был бесполезен. Почти. Все это он сделал так, как умел. Все эти чувства он вырвал, но, видимо, слишком резко, оставив в сердце наследника слишком большую дыру. Баст не обладал способностью проникать в голову, но делал это иначе. Он просто… убивал. Паразита, который проникал слишком глубоко; паразита, который лишал брата силы. И он знал, что Рудо будет больно, но не ожидал, что на столько.

Горячие пальцы забрались в темные волосы, слегка сжимая их. Рабастан не торопил его, давая тому прочувствовать и выплеснуть наружу свои эмоции и чувства. Сколько бы это не длилось – он был готов ждать.

Дрожь чужого тела, его слезы, рыдания: все это было допустимым в его понимании скорби. Но не желание убить самого себя.

- Я никогда не позволю тебе умереть, Рудо, - прорычал он.

- Почему ты просишь меня об этом?! - Баст бы теперь согласился даже на проклятое воскрешение, но не это.

Неужели он правда думает, что может о таком просить? Ради чего? Ради кого? Женщины, которая уже давно была потеряна для этого дома?
Злость на мать зарождалась в волшебнике очередным зерном, которое за пару минут могло вырасти до размера многолетнего дерева. Вот до чего она довела наследника Лестрейнджей, вот до чего довела собственного сына.

- Рудольфус! – жестким рывком он вновь схватил брата за плечи, вынуждая того посмотреть в свои ледяные глаза. Это был первый раз, когда Рабастан не знал что делать, первый раз, когда он смотрел в плывущие от слез зеленые глаза и не знал что говорить.

Сделав глубокий вдох, он замахнулся и с силой ударил ладонью по лицу брата, оглушая того звонкой пощечиной. Глаза тут же наполнились влагой. Он непроизвольно отстранился, сделал шаг назад, испугавшись собственных действий.

- Прости. – дрожащим голосом произнес он, уставившись перед собой.

- Я не позволю тебе умереть Рудо. Никогда, ты слышишь? – плечи едва заметно поднялись от напряжения, а пальцы сжали древко сильнее.

- Она ведь была никем. Для тебя. Для нас. Она… давно потерялась, и ты не мог ее вернуть. Сколько ты пытался сделать это? Вылечить ее? – он заговорил быстрее, чувствуя, как к горлу подкатывается густой комок, вынуждая дыхание сбиваться, а сердце биться быстрее.

- И ради нее ты хочешь умереть? Хочешь оставить меня? Одного? – страх в его глазах вспыхнул от осознания, что в этих желаниях собственной смерти виноват тоже Он. Лишив ее жизни, он наблюдает, как Рудо хочет лишить себя своей. Нет. Я свяжу тебя и оставлю здесь. Рано или поздно ты успокоишься. Рано или поздно примешь это. Но я никогда не позволю тебе умереть.

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Нет ничего отвратительней потери близкого человека, даже когда ты осознавал, что потерял его еще очень давно. Лидия не была живой уже многие годы, какими бы иллюзиями не тешил себя Рудольфус. Она была призраком этого дома, пусть и наполнявшим каждую комнату уютом, и сияющим теплым светом. Она была прекрасны и очаровательна как прежде, а бледная кожа лишь украшала, превращая ее в прекрасную фарфоровую куклу. Она дарила теплоту каждой своей улыбкой и именно поэтому Рабастан понимал горе своего брата. Она была единственным светом в Лестрейндж холле, который поколения назад погряз в темной, как уголь, тьме. И эта тьма теперь затягивала старшего брата в свои объятья с особой жадностью, будто наконец-то поняла, что тот лишился своего единственного троса, способного вытащить его из этого болота. Осознание того, что Баст сам давно находится на дне этого темного мира вместе со своим отцом, ставкой и большинством окружения, вынудило его передернуть плечами от внезапно появившегося рвотного рефлекса. Не было правильного варианта - потащить Рудо с собой в эти зыбучие пески или толкнуть его к едва сияющему свету матери, - каждый из вариантов был страшнее предыдущего и не сулил легкой и спокойной жизни.

Я даже не способен успокоить его, - стучало в висках словно метроном, отмечающий ровные промежутки.
Он сделал глубокий вдох, сжав руки в кулак, чтобы сдержать собственное бессилие и закопать его куда-нибудь поглубже. Баст даже не дернулся от рухнувшей на пол этажерки и разлетевшегося по всей комнате стекла; он смотрел на Рудо сверху вниз, сдерживая сбившееся дыхание и страх от неспособности ничем ему помочь. Молча, он положил свою палочку на тумбу. Вряд ли она могла понадобиться в ближайшее время. Хотя, связать брата было отличной идеей и, возможно, стоило еще немного оставить его в таком положении на кровати, дабы сохранить целостность мебели.

Баст подошел, к еще целому комоду, вытаскивая оттуда несколько бутылок из темного стекла. Куда приятней было бы спуститься в подвал и принести из погреба какое-нибудь дорогое вино из коллекции отца, но оставлять Рудольфуса одного сейчас хотелось меньше всего. Потому, было счастьем, что запасы в комнатах Лестрейнджей постоянно пополнялись эльфом, «на случай если».

- Держи, - коротко произнес он, усевшись рядом с ним у стены и протянув ему уже открытую стеклянную бутылку, запах из горлышка которой демонстрировал высокую крепость алкоголя.  Рабастан поставил рядом еще одну, а из третьей сделал большой глоток, чувствуя как алкоголь тут же обжог рот и горло, наполняя организм жаром.

- Из меня плохой целитель, Рудо, - мягко произнес он и повернулся к брату, положив холодную ладонь на его еще горящую щеку, слегка приподнимая голову и вынуждая его посмотреть в глаза. Зеленая радужка казалось бледной на фоне красных глазных яблок и покрасневшего от слез лица. Отчаянье и скорбь старшего Лестрейнджа, которая по-прежнему резонировала в воздухе, собиралась где-то на плечах Рабастана тяжелым грузом вины. Даже если это решение было взвешенным и, если должно было принести пользу – сейчас ему казалось, что оно не стоило вот этих слез.

Он осторожно прошелся пальцами по его скулам и губам, стирая влажные следы и улыбнулся, медленно выдохнув. Так было чуть лучше, даже если глаза не хотели останавливаться и продолжали лить мелким градом.

- Но я попробую сделать все, лишь бы тебе стало легче. – тонкими пальцами он забрался в чужие волосы, мягко перебирая пряди, чтобы расслабить его. Ему не хотелось, чтобы Рудо переживал это один и не хотелось, чтобы он погряз в собственной боли как в густом болоте, а потому, Баст пытался дать ему максимум прикосновений и ощущений, которые связали бы его с реальностью, и не уносили в водоворот воспоминаний и эмоций.
Он подался вперед и легким движением коснулся губами его лба, делая глубокий вдох.

- Пей, если ты считаешь, что тебе это поможет. -  произнес он, делая очередной глоток из своей бутылки. Алкоголь действительно давал иллюзию расслабления и спокойствия, жаль только, он не мог продлить эти ощущения на дольше.

Мне будет не хватать ее улыбки. - хотел он произнести, но не смог открыть рта. Он только поджал губы и прижался плотнее к плечу брата своим плечом, пытаясь почувствовать его реакцию и среагировать, в случае чего. Он не был уверен, что вообще имеет права на скорбь хоть в какой-то степени. Даже если это была его мать, даже если он будет скучать, он был убежден, что ему не позволено чувствовать и долю того, что чувствовал сейчас Рудольфус.

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Он не мог оторвать своего взгляда, наблюдая как его брат медленно утопает в своем горе. И казалось, что никакая рука, протянутая ему сейчас, не будет помощью; никакие слова не будут способны исцелить его, почти до тла, сгоревшее сердце. Он пробовал ловить своего брата всеми способами, лишь бы вытащить его из океана, в котором не было дна, но почему-то все его попытки казались никчемными. На один метр вверх приходилось несколько к темному дну. Баст не понимал от чего именно кружиться его голова и от чего руки так напряжены: чувство вины, ревности, страха, беспомощности. Он крепче сжал чужие волосы меж своих пальцев, убеждаясь что Рудо еще здесь, с ним, что он не исчез и не растворился в своем отчаянье. Ему хотелось стать ближе, хотелось оказаться в его дырявой лодке и грести, если он не мог этого делать. На мгновение он подумал, что в нормальной семье отношения братьев должны были быть другими. Наследник должен был быть ближе к отцу, а младший должен был получать внимание матери и периодически строить братцу козни, чтобы занять его место. Баст, в какой-то другой параллельной вселенной, должен был испытывать к этим зеленым глазам, сейчас больше похожим на тонкое стекло, только ненависть. Но судьба сыграла злую шутку. Будучи младшим сыном, он не смог занять ни место в сердце матери, ни место в сердце отца, оставив для себя единственную надежду на сердце брата. В воспоминаниях не осталось следов, в какой момент он перестал соревноваться с Рудо в первенстве за внимание родителей и вообще, были ли когда-то эти детские попытки. Для старшего мать была единственным лучом света в мрачных, как когда-то казалось, лабиринтах Лестрейндж Холла. А Рабастан, в противоречии ко всему, тянулся ни к наследству отца, ни к любви матери, а к вниманию брата. И ему не было важно на какой стороне он окажется: во тьме, полной адских чудовищ, или на светлой стороне, полной спокойствия и справедливости или на дне бесконечного океана, куда затонет дырявая лодка.

- В принципе, я думаю, что под крыльцом меня искать никто не станет, - едва заметно улыбнулся он и спустился ладонью на его шею, слегка сжав ее.

- Так что это будет не плохая идея, одобряю, - почему-то дышать становилось предательски трудно, а по всему телу побежали мурашки, превращая каждое прикосновение в особенное. Баст начинал ощущать чужую скорбь и начинал чувствовать чужую боль, погружаясь в нее с головой. Он словно наполнялся чужими эмоциями, понимая важность для своей жизни одного единственного человека. В одно мгновение он просто осознал, что всегда ощущал к своему брату. Он непроизвольно дернулся, убирая от него свою руку, словно обжёгся, и удивленно уставился в зеленые глаза, когда кисть перехватили.

Сколько алкоголя нужно было выпить, чтобы успокоить себя, а заодно успокоить Рудо? Одна бутылка? Две? Баст сделал глоток, повторяя чужой «тост», затем еще один глоток и еще, морщась от слишком большого количества обжигающего напитка, который тут же вызвал сильное головокружение и слабость в теле.

Рабастан успел отставить бутылку, прежде чем попал в цепкие объятья. Он зажмурился, обхватил руками брата и носом воткнулся в его шею. Сделав глубокий вдох, он почувствовал как чужой запах проникает в самые легкие, заполняет их и медленно растворяется в стенках этого внутреннего органа, оставляя себя странное приятное тепло.

- Я не знаю что произошло, Рудо… - кое как шепнул он, крепко прижимая к себе брата, словно это был его единственный последний шанс, словно уже завтра он не сможет быть к нему так близко, словно что-то в этом мире не позволит ему больше этого. Он сделал осторожный вдох, боясь спугнуть такую мимолетную, словно жизнь бабочки, возможность.

- Но мне так жаль… - голос дрогнул, когда из глаз внезапно скатились слезы, вынуждая кожу под глазами покраснеть и едва заметно опухнуть. Внутри все перемешалось, превращая все эмоции в один тяжелый комок, застрявший в горле. Дышать не получалось, а голова кружилась от недостатка кислорода или опьянения. Он подался вперед сильнее, чтобы крепче сжать чужую шею. Всхлипнув, он зарылся дрожащими пальцами в его волосы, сжимая их со всей силы и не давая ему отстраниться.

- Ты можешь разнести весь Лестрейндж Холл, ты же знаешь. Можешь разбить каждое окно и убить… садовника. – он шептал напряженным голосом, обжигая его кожу дыханием. Разве это поможет тебе? Разве тебе станет от этого легче? Внутри зарождалось беспокойство от непонимания собственных ощущений и алкоголь едва ли справлялся с тем, чтобы их уничтожить. Нужно было взять себя в руки и вытащить брата из его эмоций, а заодно не утопиться в своих.

- Рудо, - резким движением рук, он сжал его лицо, приподняв. – Она всегда говорила, что будет жить в твоем сердце, помнишь? – голос дрожал, а взгляд смотрел прямо в центр зрачков брата. Почему-то именно сейчас он утопал в этих глазах, хотя прежде он едва ли замечал их яркого цвета.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-09-26 22:57:07)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Алкоголь давно ударил в голову, стирая границы реального и погружая братьев в центр несуществующего, запретного, удивительного мира. Рабастан не понимал откуда в нем проснулись такие эмоции. Напряжение, копившееся несколько часов, просто вылетало наружу вместе со слезами, дрожащим голосов и руками. Он будто хотел удержать брата в собственных объятьях, будто боялся его потерять из-за произошедшего. Прежде, он не позволял себе такого: быть слабым рядом с ним, быть мягким, уставшим, не позволял себе быть так близко. Он стремился к другому: стремился показать себя брату иначе, стремился видеть в его глазах уважение, стремился быть равным ему. Но сейчас все перемешалось, позволяя младшему выплеснуть перед Рудо редкие эмоции страха, паники и странной любви. Он готов был задохнуться, а потому прижимался еще сильнее, пытаясь спрятаться и пытаясь быть еще ближе. Все вокруг должно было замереть, просто позволив им пережить все то, что они переживало. Смерть матери, убийство матери, горе, печаль, тлеющее сердце, страх, отчаянье и еще бесконечное количество компонентов. Опьяняющим коктейлем каждое из чувств делало свое дело, унося братьев еще дальше от привычного, контролируемого берега.

Баст сам не замечал с какой силой удерживает лицо брата и с какой жадностью смотрит в его глаза. Если бы он мог – он бы прижал его сильнее, не позволяя ни вырваться, ни отстраниться. Но сейчас он просто не мог оторваться. Все поменялось по щелчку пальцев, давая осознать младшему Лестрейнджу настоящую картину миру. Как бы он не пытался, он никогда не сможет уйти в сторону, не сможет отстраниться и не сможет отпустить этого человека. Прежде он не понимал, но сейчас осознание свалилось на его голову многотонным булыжником, высвобождая то запретное, но настоящее, что было внутри. Он любил брата так сильно, как должен был на самом деле ненавидеть по идеальному развитию подобного сюжета. И вместо борьбы за власть и наследство, Баст отдаст Рудольфусу абсолютно все: деньги, поместья, внимание отца, женщин, мужчин, целый мир, любой трон. Что бы он ни попросил, на что бы ни намекнул, что бы ни захотел. Он осознал это так явственно, что сердце в груди сжалось, а мысли застряли в глазах несвойственной ему искренностью и нежностью.

Удивительно, но прежде он никогда не замечал этого ровного цвета лица, изящного подбородка и ярко очерченных скул. Прежде, даже засыпая в грозу в кровати брата и смотря на него вплотную, ему не приходилось так откровенно тонуть в зеленых глазах. Он готов был сразу идти ва-банк, приняв все условия и последствия.

Ему казалось, что воздух стал густым и вязким, отчего чтобы сделать вдох, приходилось прикладывать бесконечное количество усилий. Но если удавалось напрячься– чужой запах сразу туманил рассудок и будоражил: кислый, яркий, будто запах надежды, и в то же время сладкий и терпкий, будто запах уничтожающей любви. Он задавался вопросом, почему прежде не думал об этом, почему прежде не видел в брате нечто большее. Почему теперь чувствовал его кожу, наполненную запахом древних богов и демонов, запахом разрушенных империй и цивилизаций; запахом потерянных сердец и свободы. Он хотел раствориться в этом. В его глазах, в ощущениях, в этом запахе, в этих эмоциях.

Голова закружилась. Как можно это терпеть и чувствовать, как все ЭТО может умещаться в одном единственном человеке. Как можно пережить этот жар, овладевающий каждым сантиметром тела. Он хотел дернуться, чтобы позволить себе отстраниться. Он хотел спрятать собственный взгляд, чтобы брат не увидел в нем непривычного всплеска эмоций. Но вместо этого горячие пальцы ослабили хватку и мягко опустились опять на чужую шею, изучая ее так, как прежде не изучали. Его действия были медленными, а кончики пальцев пытались прочувствовать кожу, мышцы, пульс. Рабастан не понимал почему пытается быть таким нежным, почему каждое прикосновение вызывает в нем страх быть непонятым и почему он не мог заставить самого себя отстраниться. Чужие руки, сжимающие ткань мантии будто удерживали его на весу, не давая провалиться в омут, а чужие слова, так четко прозвучавшие эхом в сознании вынуждали сердце забиться чаще.

- Я хочу быть в твоем сердце, Рудо. Очень хочу. – шепотом выдавил он из себя, непроизвольно опуская взгляд на его губы. Почему они, произнося эти слова, стали ярче и почему они сейчас были такими влажными, чуть пухлыми и напряженными.
Баст краснел не то от алкоголя, не то от мыслей, целым роем летавших в его голове. Родные пальцы коротко прошлись по лицу, будто пытаясь вернуть его в реальность. Они словно говорили «Нет», запрещая мыслить и чувствовать все то, что он чувствовал. По спине в одно мгновение пробежал холодок, сжимая все мышцы от поясницы до лопаток.

Рудо, я не понимаю… - он хотел сказать это вслух, но голос не слушался, боясь разорвать тишину.

Младший Лестрейндж не мог оторвать взгляда, наблюдая за тем, как сигарета начала тлеть, слегка маякнув незаметной искрой. Баст будто замер, изучая как пальцы сжали ее, а чужие губы обхватили. Он сам ощутил чужой вдох и то, как медленно дым проник внутрь, обволакивая легкие. Он боялся своих слов, боялся слов брата, но не осознавал, что на самом деле боится действий обоих.

Рабастан не успел сделать вдох, ощутив на собственных губах губы брата. Он чувствовал, как жар пронзает все тело и как в центре живота собираются мурашки, опускаясь ниже и вынуждая его зрачки расшириться до размера монеты. Первый раз он понял, чего желает, понял, как сильно хотел коснуться его губ и как сильно хотел оказаться на месте тех, кого прежде видел в его постели.

- Рудо! – прорычал он, схватив старшего за грудки и воткнув его и со всей дури в стену. Одному Мерлину известно откуда в парне сейчас было столько сил, чтобы подняться на ноги вместе с братом и практически налету припечатать его. Он дрожал, словно его пронзили током, он ощущал, что горит от переполнявших его чувств. И слышал, как дрожит его голос, который ничего не произносил.

Так ведь нельзя. Нельзя. – кричал он самому себе, но было уже поздно. Очень давно, было уже поздно.

Одной рукой сдернув с Рудо мантию, а другой схватив его за шею, Рабастан впился в его губы сильным, жадным и глубоким поцелуем, едва контролируя собственное тело и собственные мысли.

Пошло все к проклятым ведьмам! Чертовы кентавры! Чертовы правила! Плевать!

Пусть весь мир идет к черту, если не способен это понять. Пусть каждого дерут по сто кентавров, кто не готов осознать всю серьезность и глубину этих чувств.
Рабастан был готов провалиться под землю, краснея от каждого своего действия и бездействия. И при этом он знал, что убьет себя, если позволит рискнуть оторваться от этих губ, от этого тела, если позволит отказаться от собственного сердца, стонущего в груди и наконец-то получившего ответы на мучившие его вопросы. Даже если с утра он об этом пожалеет, даже если ему придется отвечать за это перед судом – плевать.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-21 21:52:15)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Эти чувства.

Тело дрожало, переполненное эмоциями и страхом, глаза темнели от бури в груди и огромного количества мурашек, которые спускались вдоль позвонков и живота, объединяясь и концентрируясь в одно единственное желание внизу живота. Рабастан сам не замечал, что начинает сжимать шею брата сильнее. Не для того, чтобы задушить, а для того, чтобы продемонстрировать свою близость. Он боялся шевелиться так же, как боялся сейчас стоять. Все его тело податливо откликалось в ответ на каждое чужое прикосновение. Он подался вперед от ощущения чужих пальцев на своей спине и глухо простонал от нехватки воздуха из-за слишком глубокого поцелуя. Но он не мог остановиться. Чужой жар, из-за которого сгорало тело, чужой запах, который проникал до основания легких, чужой вкус, который туманил рассудок и опьянял куда сильнее алкоголя – все это было ответом на то, как он все это время относился к собственному брату, не позволяя себе допускать и мысли о том, что он когда-то сможет позволить себе больше.

«Ты задушишь меня» - каким-то эхом пронеслось в ушах, словно слова были сказаны в другой вселенной. Голос брата отрезвлял, вынудив на секунду прерваться и уставиться в зеленые глаза, цвет которых преобразился и потемнел.

Рабастан прошелся языком по своим губам, собирая по крупицам вкус брата. Его дрожащие от перенапряжения руки спустились нежнее и мягче с шеи ниже, оглаживая кожу и упираясь в край шелковой рубашки. Казалось, ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что нужно делать. Никогда прежде он не ощущал себя настолько беспомощным, согласным, напуганным и в то же время желанным. Даже если Рудо просто пьян, даже если он с утра ничего не вспомнит, даже если это не его чувства, а просто попытка воспользоваться тем, кто сейчас был рядом – все равно. В груди все сжималось, отчего он не смог выдавить из себя и слова, сосредоточившись на проклятых мелких пуговицах, расстегнуть которые оказалось непосильной задачей. Он справился только с тремя, прежде чем услышал очередную речь.

- Он бы нас убил, - коротко, практически шепотом, произнес Рабастан, замявшись. Сейчас он не был способен о чем-то думать, не был способен размышлять о последствиях и наказаниях, которые последуют за этой «шалостью». Он уже несколько минут назад принял любой исход, согласившись на все и продав свою душу ни то дьяволу, ни то собственному брату. С одной стороны он ощущал в себе полноценное счастье, а с другой понимал, как глубоко проваливается в ад, поддаваясь и соглашаясь с горящим внутри себя пламенем. Потому что на самом деле он принял не просто желание поцеловать брата или сделать с ним нечто большее, Младший Лестрейндж наконец-то понял свои эмоции. Искренняя любовь, страсть, желание, ревность, влюбленность, симпатия – все это заставлял его чувствовать только один человек и этот человек сейчас был напротив, а губы этого человека растягивались в хищной улыбке, словно соглашаясь со всеми мыслями своего брата, словно принимая эту сделку и подпись кровью на старинном пергаменте.

Рабастан не успел понять как на секунду оказался в воздухе. Голова будто треснула, впечатываюсь в дверной косяк и разбивая на осколки все его сомнения и напряжение. Он успел лишь вскрикнуть прежде, чем все вокруг закружилось, превратившись в размазанную картину импрессионизма.

- Рудо, - прорычал он, понимая, что это была маленькая месть, или же небольшое напоминание о грустной смерти под крыльцом. Ноги тут же подкосило, а тело готово было рухнуть, если бы не горячие руки, крепко державшие его рядом.

Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, а затем потребовалось лишь очередной прикосновение родных губ, чтобы опять свалиться в омут, из которого Баст больше никогда не выберется. Он еще не осознавал, но где-то в подсознании он знал, что отныне все будет ничтожным в сравнении с этими эмоциями. Все будущие чувства будут казаться штилем, в сравнении с мавериками, которые сейчас бушевали в его сознании. Все будущие прикосновения к любовникам будут казаться пустыми, ненастоящими и холодными, а все люди, которые будут встречаться на его пути будут просто не важными.

- Я не смогу остановиться, Рудо. – кое как произнес он сквозь поцелуй, тут же вновь решительно проталкивая свой язык в чужой рот, чтобы ответа не последовало, и чтобы убедить брата в своих намерениях. Руки, получившие свободу, тут же рванули по телу в бесконечное плаванье, агрессивно срывая чужую рубашку. Пальцы прошлись по бедрам вдоль линии брюк, до поясницы, сжимая бока и прижимая тело брата к себе сильнее. Невозможно было дышать от жара и прикосновений. Он хотел замедлиться, хотел остановиться, хотел обсудить. Но уже поздно.

- Я, кажется, тебя люблю, - его голос дрожал, а лицо краснело от вырванных из груди слов.

Только ничего не отвечай, Рудо. Я хочу, даже если ты просто выпил слишком много. Даже если это просто твоя шутка. – говорил о самому себе, не отрывался от горячего поцелуя, который теперь казался единственным возможным раем. Баст не пытался быть нежным и медленным, лишь иногда поддаваясь умелой неспешности своего брата. Его эмоции, гонимые страхом быть отвергнутым и паникой, вынуждали тело быть жестче. Он не выдерживал концентрированного желания и в какой-то момент, простонав в губы брата, с силой прикусил нижнюю, тут же дернув его на себя и развернув, вновь впечатывая спиной в стену. Кончиками пальца он коснулся пальцами бляшки на его ремне, боясь даже посмотреть в глаза. Он задыхался, тяжело дыша, нервничал, дрожал, но не останавливался. Легким движением пальцев, он щелкнул ширинку, забывая о правилах, реальности, последствиях. Все уже было не важно в сравнении с чувствами, которые он ощущал. Все уже не имело смысла в сравнении с любовью, которая ему открылась.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-10-25 21:44:00)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."

Смотря в его зрачки, он видел глубокий омут, в котором растворялся сам и в который, словно в черную дыру, готово было забраться любое пространство. Его брат обладал удивительным талантом. Словно безмолвным империусом, магия его глаз проникала под кожу, связывала, овладевала сознанием и телом. Ему не нужно было произносить заклинание, чтобы подчинить себе младшего, ему стоило только посмотреть, только сказать, только прикоснуться. Даже глава семейства вряд ли имел силу, способную приструнить юного волшебника, а вот Рудольфус еще в детстве прощупал нужные ниточки, намотал их себе на кулак и умело управлялся с ними до сих пор. Знал ли он об этом, осознавал ли? Сейчас это было совершенно неважно. Как и неважно то, что отец мог войти. Лестрейндж, по мнению Баста, не способен был убить своего наследника, а потому за его жизнь он не переживал. Ничего не ответив и лишь улыбнувшись на суровое заявление старшего, он продолжил.

В отличие от своего брата, он никогда не был нежен, но Рудольфус вряд ли это знал. Мягкие подушечки его пальцев редко касались чужой кожи с осторожностью и должным вниманием, предпочитая с прочими иметь больше власти и проявлять больше силы. Он никогда не мог сдержать свои эмоции и никогда не мог контролировать свои желания. Чувства, крутившиеся внутри, создавали смерч, который всегда вырывался наружу. И как бы Рабастан не пытался держать самого себя – это было бесполезно. Тем более сейчас, когда дрожь в теле не унималась, а сбившееся дыхание срывалось сквозь поцелуй не то на стоны, не то на хрип. Накрывая чужие губы своими, с жадностью, свойственной его натуре, он осознавал, что уже не остановится. Не сможет остановиться. Зная, что все это возможно, зная, что брат может быть так близко, Баст не успокоится и не примет меньшее, какие бы последствия его потом не ожидали. И именно поэтому он вновь возвращал себе контроль снова и снова, впечатывая старшего Лестрейнджа в стену и лишая его путей к отступлению.

Его мысли, будто густой туман, расползались по коже мелкой россыпью мурашек. Тело покрывалось собственными эмоциями, накаляюсь до предела, будто фитиль, который приближался к ядру бомбы. Он ощущал как каждое прикосновения старшего Лестрейнджа отзывается в сознании. Он готов был в этом раствориться, хотел этому отдаться, желал в этом утонуть. Мысли и страх, сковывающий тело, прятались в этом приятном тумане и исчезали как исчезает роса с первыми лучами солнца. Его вдохи: тяжелые, громкие и живые – буквально кричали о смятении, но одновременно с этим, они кричали и о жажде.

Запах собственного брата был таким опьяняющим и сладким. Проникая через ноздри в легкие, он вызывал в юном теле бурную реакцию и вынуждал мозг в панике искать ответ. Как они докатились до этого и когда все началось? Почему только сейчас и зачем нужно было столько лет ждать? Он думал, сколько раз засыпал в постели старшего, находя предлоги в виде «слишком сильной грозы» или «ночных кошмаров». Он забирался под его одеяло, пытаясь ощутить тепло, но стоило пригреться – засыпал, пыхтя в чужую шею, словно так оно и должно было быть. А теперь. Теперь каждый раз касаясь родного тела он будет ощущать нечто большее, будет чувствовать не просто желание – будет чувствовать каждый накаленный нерв в собственном теле, будет чувствовать каждый волос, встающий дыбом на коже от бесконечной любви.

Ты можешь злиться, Рудо. Но это же я. - Он практически видел напряженный густой воздух, заполнивший собой всю комнату.

Только что аккуратные прикосновения брата становятся иными. Толчок, на который он даже не успел отреагировать. Рудольфус тягал его, словно ребенка, который потерялся в пространстве. Рабастан успевал только дышать, даже не пытаясь дергаться.

- Рудо! – прорычал он на яркую боль в ягодицах, которые тут же начали наливаться пока еще красными синяками. Мышцы сжались, а затем тут же расслабились от слишком сильной хватки. Мутный взгляд пробежал по чужому лицу, ловя необычное выражение. Он не помнил, когда брат вообще на него так смотрел. Это его страсть? Его злость? Или его ярость?
Юный маг успел дернуться, недовольно прорычав и тут же оскалившись на эти дерзкие действия, на эту эгоистичную попытку связать ему руки!

Подножкой старший буквально выбил из волшебника всю его самоуверенность и всю его силу, лишив возможности пытаться казаться лучше и выше. Рабастан зажмурился, понимая, что сейчас рухнет на пол и точно стукнется затылком, но вместо сильного удара он ощутил себя маленьким перышком, которое только что принес ветер и заботливо уложил на летнюю, только что скошенную, траву. Он распахнул удивленные глаза и сделал глубокий вдох, чтобы случайно не задохнуться. Он нигде не мог ощущать себя в такой безопасности. Только с братом, даже связанным, он чувствовал бесконечное спокойствие, оплетающее их тела. Только из под этого тела он не хотел вырываться, только этим рукам он был способен безоговорочно доверять, даже если те решат придушить его в порыве гнева.

Ты так близко. Ты слишком близко, - сердце забилось сильнее, когда в непроизвольном движении он уперся бедрами в чужие бедра. Его лицо загорелось вновь, наливая ярко красной краской, а покусанные губы опухли.

- Я хочу тебя. – немедля ответил он. Ему не нужно было думать над вопросом. Он знал свои желание, знал, чего хочет больше всего на свете. Его мутный взгляд, который фокусировался сейчас только на лице Рудольфуса, напоминал взгляд дикого зверя. Он прятался, присматривался, чтобы в нужный момент выпрыгнуть и поймать свою добычу. И при этом, в его бегающих зрачках, было так много беспокойства, паники, смущения, страха и любви. Каждый вдох казался запретным, а каждое действия сулило наказанием. Словно срывая единственное яблоко с единственного запретного дерева в Эдеме, Рабастан хотел протянуть руку вперед, дотронутся до этого желанного плода его фантазий, коснуться собственного желания. Но не мог. Он даже не сопротивлялся, не шевелил руками, подавшись власти старшего Лестрейнджа.

Этого ты хочешь от меня? Послушания? Подчинения?

- А ты? – тихо произнес он, подаваясь вперед и, не отводя от брата глаз, касаясь губами его губ. Он углубил поцелуй с нежностью и осторожностью, при этом нагло пронзая его зеленые радужки своим взглядом.

- Хочешь, чтобы я был податливым, хочешь, чтобы я не шевелился? Хочешь меня таким как твои любовники? – он на секунду отстранился и замялся, пытаясь распознать новый тон своего голоса: дрожащий, напряженный, ревнивый. Словно играя на опасно натянутой струне, он произносил каждое слово садистки медленно и тихо прямо в губы брата, обжигая их горячим дыханием будто адским пламенем.

- Я должен быть послушным, влюбленным, очарованным тобой, мягким, нежным, ласковым? - его голос уже не дрожал, возбуждая слух мягкими нотами любви и заботы. Баст говорил медленно, ласкающими поцелуями направляясь от чужих губ к уху.

- Или ты хочешь МЕНЯ? Таким, какой я есть, таким, каким меня знаешь только ты? – не останавливаясь, он покрыл короткими поцелуями его шею, слегка прикусывая кожу, затем плечо, затем ключицу, ту ее часть до которой смог достать. Коленом, он прошелся по внутренней стороне чужого бедра, уткнувшись в пах.

Я хочу тебя. Люблю тебя. Прошу, скажи, что ты чувствуешь это, скажи, что ощущаешь меня так же как я тебя.

- Разве ты не хочешь почувствовать мои руки на своей шее, даже если они сожмут ее? Разве ты не хочешь увидеть мои эмоции, даже если на утро не сможешь встать? – продолжал он шептать, боясь нарушить тишину, боясь спугнуть атмосферу и нависшую над ними энергию.

- Скажи мне. – коленом он надавил меж его ног сильнее и сам непроизвольно выгнулся, пытаясь не забыть дышать.

Скажи мне вслух.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2020-12-02 10:03:35)

Подпись автора

"Кровь - она не для того, чтобы ее в жареном виде жрать.
Ее пить надо. Свежую. И только из любимых."