Медея слышала гул полицейских машин, шепот зевак, собравшихся поглазеть, чувствовала чужой страх, смешивавшийся с ее собственным. Она чувствовала в последнее время его постоянно. Страх, растерянность, отчаяние, недоверие друг к другу. В магической части Лондона было еще хуже. Там все знали, кого следует опасаться. Закрывали лавки раньше, спешили домой, держались вместе. Страх магглов был иррационален, от того заражал сильнее, проникал глубже. Животный страх перед неизвестностью.

Она устала бояться и устала бороться. Ей было тяжело оградиться от них - чужих эмоций, заполняющих все вокруг. Ведьма стояла чуть поодаль от кофейни, в которой брала кофе каждое утро, наблюдая за тем, как полицейские исследуют место происшествия. Ни следов, ни улик, ни одной идеи как их убили. Она - магглорожденная волшебница, он - маггл. Приветливые, дружелюбные, собиравшие очередь в кофейне по утрам. Они ей ужасно нравились.

Тем утром Медея не взяла кофе, не пошла в салон, не приняла первую клиентку. Развернулась от кофейни, направляясь домой, не в силах больше выносить все это. Она знала, что Эрлинга не было на этой вылазке. Знала, что он не был виноват в этом, но все равно злилась. Злилась, потому что он был связан с этим миром, к которому она испытывала лишь злость и отвращение.

Она нервничала. Всегда сдержанная и уравновешенная, она чувствовала, как сбивается дыхание, а по рукам пробегает мелкая дрожь. Ей нужно было успокоиться и согреться - утро выдалось промозглым. Ведьма достала припасенную бутылку вина, не обращая внимания на время суток.

Она не ожидала вторжения, но могла бы догадаться, что он придет, не найдя ее в салоне. Дея не хотела его видеть. Не хотела винить во всех грехах, в которых неизбежно винила бы.

- Не будет больше кофе и булочек с корицей, - она поделилась доверительно, делая очередной глоток. - Придется искать новую кофейню. В округе больше таких нет.

Медичи больше не могла сдерживаться, когда, не раздумывая особо, швырнула бокал об пол, не жалея и не боясь осколков.

- Черт бы тебя побрал, Эрлинг, - она прикрыла на мгновение глаза, обхватывая голову руками. - Зачем вы это делаете?

- Как вы живете потом с этим?

Медея наблюдала за его движениями не возражая ни против новых бокал, ни против вина, ни против того, что он хозяйничал на ее кухне. Сейчас ей казалось это особенно абсурдным - его присутствие здесь и его скорбь по тем людям, ставшими жертвами в войне, которой вовсе не должно было быть. Абсурдным, потому что он мог быть среди тех, от чьих рук погибла молодая пара, и потому что от его рук погибали другие. Чьи-то друзья и любимые.

Она знала действительно, почему так происходило, но не хотела принимать это как аргумент. Прихоть нескольких десятков безумцев во главе с самым безумным из них, державшая в страхе всю магическую Британию. Она считала, что это даже звучало бредово. Не понимала, как им это удавалось. Не понимала, откуда среди них было так много уверенных, что цель оправдывала средства.

- Что, если бы ты был среди тех, кто напал на них? - ведьма типично по-женски задавалась гипотетическими вопросами, требуя на них вполне реальных ответов. Не могла иначе, проворачивая в голове раз за разом картины все мрачнее и мрачнее, просыпаясь от кошмаров, в которых тем самым Пожирателем в уродливой маске неизменно оказывался он. Она не боялась его, но не могла не думать о том, что он делал. О том, что он еще сделает. - Что ты делал бы тогда?

Медея не знала, как объяснить ему, что происходило. Почему ее так тревожило это, почему она не могла просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего нет. Потому что, закрывая глаза, она все равно продолжала видеть и чувствовать все, что происходило вокруг. В последнее время - безумнее, чем раньше. Вероятно, в последнее время она еще и обращала на это больше внимания, но все равно не могла не замечать, как сгущался со всех сторон мрак.

- Люди боятся, Эрлинг. Боятся здесь, боятся там, - она имела в виду маггловскую и магическую часть города и не сомневалась, что он понимает это. Понимает, во что они превратили общество. - Боятся вас, боятся друг друга. Боятся не дожить до утра.

- Все это лишь из-за их крови.

Она взяла бокал со стола, вставая и делая несколько шагов по кухне, избегая осколков. Лихорадочно запустила ладонь в волосы, проводя по длине и выдыхая поверхностно, рвано.

- Я чувствую это постоянно - их страх, боль, отчаяние, утрату. Это сводит меня с ума.

Еще пара шагов, и девушка разворачивается, поднимая взгляд на парня, спрашивая настойчивее вновь:

- Как ты с этим живешь? С этой болью, которую причиняешь.

Медея не могла сейчас оценить его искренность. Понимала, что он говорит ей правду, пусть даже столь неприятную, но не хотела этого слышать. Того, что исход был предопределен, того, что он обязан был это делать, того, что выхода не было, как и спасения для таких, как эта пара. Она не привыкла так жить, не привыкла подчиняться ни обстоятельствам, ни кому-то еще, не привыкла, что от нее ничего не зависит. Ее угнетало это больше всего прочего - собственное бессилие. Смотреть со стороны и ничего не делать было еще хуже. Словно она была невольным соучастником этого ужаса.

Ведьма признавала его правоту. Он не мог, вероятно, относиться к этому иначе, если хотел остаться в здравом уме. Она не могла винить его во всех прегрешениях, во всех зверствах, творимых Пожирателями, как и не могла винить в том, что он был готов смириться. Однако сейчас ей не хватало здравомыслия, чтобы не высказывать ему за всю ту боль и разочарование, которое испытывала каждый день. Особенно сегодня, когда смерть оказалась так неожиданно рядом.

Она дернулась от него, качая головой:

- Не трогай меня, - она не хотела этого по многим причинам, в том числе по самой очевидной - не хотела, чтобы его эмоции смешивались с ее. Хотела знать, что испытывала сама во всем этом круговороте чужих чувств.

Дея сделала пару шагов в сторону, оставляя бокал на столешнице. Ей не хотелось ни пить, ни пытаться забыться, чтобы сгладить впечатления от этого утра.

- Должен быть какой-то выход, - она отозвалась несколько лихорадочно, не зная, в самом деле, какой исход имеет в виду, но размышляя над тем, что не хочет и не может жить в этом безумии. - Сколько еще это будет продолжаться? Год? Два? Пять лет?

Эта бессмысленная, странная война длилась уже достаточно долго, чтобы не оставлять надежд, что вот-вот скоро все закончится. Становилось только хуже, мрачнее. Опаснее, в конце концов, пусть она по-детски глупо не верила всерьез, что с ней может что-то произойти.

- Что будет, когда Пожиратели получат то, что хотят?

Она думала об этом раз за разом, читая в сводках газет об очередных нападениях Пожирателей Смерти. Думала о том, насколько это реально, и насколько она хотела бы оставаться жить в том мире, которого они добивались. Выходило, что чертовски не хотела.  Потребность в безопасности была основой всех основ, и Дея не была в этом исключением.

- Возможно, стоит просто уехать отсюда. Есть полно мест, где маги живут в мире хотя бы друг с другом.

Медея не сомневалась в том, что у него не было ответов на ее вопросы. Ни у кого не было, потому что вопросы, в общем-то, были риторические. Из разряда тех, о которых предпочитали не думать, не задумываться всерьез. Плохой конец у сказки никогда не был популярным решением, людям всегда нравилось верить в лучшее. Пусть даже лучшее порой казалось фантастическим и нереальным.

Фантастической казалась мысль, что они могут жить иначе. Так, как, например, жили магглы в своем большинстве, как жила она до переезда в Англию. Со своими горестям и проблемами, но не выбирая, между жизнью и смертью, не боясь, не скрываясь, не ощущая угрозу настолько реальной. Англия была мрачной, холодной, жестокой. Только здесь, пожалуй, это было возможно - зверство, творимое на улицах Лондона. Ее народ был другим. Привязанным к корням, к учениям, которым было много веков, к верованиям, находившим свое отражение даже в современном мире. Верованиям, которые были про многое, хорошее и плохое, но никогда не про ненависть.

Ей было здесь тяжело, и как Дея ни храбрилась, стараясь искать плюсы в своем переезде, она задумывалась отныне все чаще, что вообще делала здесь.

Ведьма предпочитала не знать, что ждет их в будущем. Ее тревожила неизвестность, но еще больше беспокоило то, что она могла увидеть.

- Карты не покажут исход войны, а на свое будущее я никогда их не раскладываю. Плохая примета.

- Я не хочу ни о чем их спрашивать. Не хочу, чтобы ответ стал приговором.

Медичи говорила о переезде абстрактно, не имея в виду непременно Грецию. Любое место, где было бы спокойно, где они могли бы жить так, как хотели бы сами. Не подчиняясь обстоятельствам, распоряжаясь своей жизнью самостоятельно. Вероятно, Греция была лучшим вариантом. Там было солнечно и тепло, и она могла бы чаще навещать мать. Им непременно пошло бы на пользу жить поближе к морю.

- В Грецию или в Италию. Куда угодно, где твоя метка не будет иметь значения.

Она задумалась на мгновение, ловя взгляд Эрлинга, и спросила внезапно, сама не зная, почему вспомнила об этом:

- Твой отец не говорил, что однажды заходил ко мне?

Медея улыбнулась против воли, не сдерживая немного нервный смешок, когда Эрлинг уточнил, что был бы не против побыть в Греции. Она бы действительно хотела показать ему это - родные места и лицей, в котором училась. У нее не было сомнений, ему бы там понравилось. И, вероятно, он нашел бы легко общий язык и с ее матерью и с наставником, на эти долгие годы заменившим ей отца. Стоило отдать должное, Эйвери с кем угодно мог найти общий язык. Она заметила это сразу - то, какое впечатление он производил на людей.

- Ты бы легко там освоился, - ведьма взглянула на парня мягче, шутливо закатывая следом глаза, - моя мама была уверена, что в Англии я попаду в плохую компанию. Хорошо, что тебе даже не надо притворяться воспитанным мальчиком из хорошей английской семьи.

С "хорошей", впрочем, можно было поспорить. Отец Эйдана производил удивительное впечатление. Безукоризненно воспитанный он производил впечатление исключительно удава, терпеливо выжидающего жертву. Ассоциации ей не нравились. Как и не нравилось их знакомство вовсе, от которого, она была уверена, он тоже не испытывал безудержного восторга. Для друг друга они были как раз тем обстоятельством, с которым приходилось мириться. Удручающим был тот факт, что Эйдан мирился с ним лишь до поры до времени, пока сам этого хотел.

- В ночь, когда ты схватил режущее.

У нее не было внятного ответа, зачем приходил его отец. Вероятно, из банального, человеческого любопытства.

- Видимо, познакомиться, - она усмехнулась, давая очевидный ответ. - Откуда он узнал обо мне?

Дея полагала, что подобные знакомства были не тем, чем чистокровные наследники стремились делиться со своими отцами. Полагала, что за такое можно было и словить отцовский подзатыльник в профилактических целях, как самое приятное. В то, что Эрлинг добровольно поделился подробностями их общения, она верила слабо.

Ей не нравилось его беспокойство, потому что оно заставляло беспокоиться ее саму. Взывало к голосу разума, отчасти согласному с тем, что сказал ей старший Эйвери. Им вряд ли было по пути, и вряд ли это могло закончиться чем-то хорошим.

- Я бы не назвала это угрозой, скорее настойчивым советом, - ведьма не была идиоткой, чтобы не понимать, насколько Эйдан был настойчив в тот момент. - Он сказал лишь то, что я и так знала. И ты тоже знаешь.

- О том, что рано или поздно нам придется разойтись в разные стороны.

Вероятно, это было неуместно, но Медею отчего-то позабавил тот факт, что отец Эрлинга узнал о ней из брошюрки. Точнее, вначале из ее предсказания, которым он щедро поделился отцом, а после получил подтверждение, завидев тот самый дурацкий информационный листок с ее именем и фамилией и адресом салона. Она не сдержала смешок, считая ситуацию абсурдной. Как и сам факт того, что старший Эйвери воспринял это так серьезно - их общение в целом. Настолько, чтобы прийти к ней с советом убраться подальше. Словно находя в ней корень всех бед.

Дея понимала, что начала эту тему сама, но не хотела говорить о том абсурдном "предсказании", которое Эйдан сделал ей. Абсурдном, но вместе с тем слишком правильным, слишком правдивым. Логичным настолько, насколько это возможно. Она не понимала до конца тогда, но отдавала себе отчет в этом сейчас - о чем именно он говорил. Что именно должно принести ей столько страданий и развести их по разные стороны.

- Это всего лишь вопрос времени, - она забрала со столешницы оставленный бокал вина, делая все же задумчиво глоток. - Твоему отцу однажды это надоест - то, что ты живешь здесь и встречаешься со мной.

Она хотела считать его отца меньшей из проблем, но не умаляла его достоинств и влияния, чтобы не понимать, чем это может в самом деле закончиться. Их странное, хрупкое перемирие миром вовсе не было. Скорее ожиданием, когда все закончится само.

Основной проблемой, впрочем, было несомненно другое. То, на что Эрлинг обратил внимание сам, правильно расставив акценты. Ей было это невыносимо - чувствовать то, что испытывал он, возвращаясь с заданий. Додумывать следом детали, ярко и красочно представляя, что ему выпало в этот раз.

Дея взглянула на парня растерянно, не слишком понимая, что он имеет в виду. Подтверждал ли он правоту отца или отчаянно искал причины опровергнуть. Она не торопилась с выводами, обращая внимание внезапно на фразу, брошенную будто случайно.

- Твой ключ на тумбочке в прихожей. Я сделала дубликат.

- В следующий раз тебе не придется взламывать дверь.

Она подошла ближе в пару шагов, касаясь аккуратно его руки, и аккуратно переплетая пальцы с его. Чувствовала его тревогу, но не позволяла себе поддаться ей. Его отец несомненно во многом был прав, но для нее пока это не имело никакого значения, чтобы принимать поспешные решения.

- Твой отец посоветовал мне уехать, и я бы сделала это, если бы хотела.

- Как видишь, я пока тут. Даже, если он во всем прав.