Звонким хрустом, словно симметричным перебором пальцев по клавишам, трещат и тянутся смещенные позвонки вдоль человеческой спины; почти все — разом. Их треск мелодично сливается с крупными каплями — оглушительной барабанной дробью вдоль пыльного покрывала свинца — грохочущего дождя. Глухой шум одного удара, словно щелчок механизма: все жизненно важные органы продолжают работу, но пульс, дергаясь по бесконтрольной рваной черте, заставляет гнать кровь по венам быстрее — всего на каких-то тридцать секунд. Размякшее тело резко дергается и чуть приседает, из последних сил напрягая колени; легкие жадно хватают ртом воздух, но в следующее же мгновение ошарашенный мозг разрывает эту связь, и сознание отключается.

Джеймс инстинктивно подставляет руку под грудную клетку, и худощавая фигура, с секунду задержавшись в опоре на стол, опадает на нее всем весом своего тела, безжизненно спустив к земле подбородок и раскинув ладони.

Задержка на вдох, дабы не пропустить лишнего звука.
Удерживая за живот, он медленно ниспускает вялую человеческую тушу ближе к полу; бесшумно, выдержанно, без рывков, и шелковая подкладка на его пиджаке скрипит и трется на швах в напряженных движениях тела.

Как завещал бы сэр Генри Мортон Стэнли: всякий, кто вздумает предположить, будто охота на раненого зверя — дело нехитрое, будет поражен их хитростью и свирепостью, рождающихся в отчаянной силе на предчувствии скорой смерти. Если несмышленый, неопытный охотник переживет эту встречу, в его разуме навсегда укоренится подсознательный страх перед этим вымученным, голодным взглядом. Целясь в следующий раз, он откажется от необдуманной попытки слепого ранения; выжимать курок нужно быстро, но наверняка, без колебаний.

Глухие человеческие шаги нарушают умиротворенную тишь в пространстве маленького зала, следуя в параллели — открыто для чужого слуха. Бонд повторяет чужие движения, вздохи, привычки — почти идеально, но, слава небесам, сглажено благодаря ненастной погоде; обмануть столь чуткий слух и образ мышления — непросто даже после четырнадцати лет службы в Королевской Разведке. Он уверенно опускает руки в таз с прохладной водой, чтобы смыть с пальцев дорожную пыль, морскую соль и чужой запах; быстро промакивает ладони сухим чистым полотенцем, мельком взглянув на покоящуюся в откинутом кресле фигуру человека; долго следить нельзя, — это может сбить на слуху правдоподобность телодвижений.

Аккуратно, почти бесшумно, встряхнуть на весу белое полотно, чтобы едва всколыхнуть воздух — проверить, вызвать толику дискомфорта, но отогнать опасения. Когда дрессировщику предстоит лезть рукой тигру в пасть, он обучает его постепенно, с самых азов; он точечно убивает его рефлексы, на излом продавливает инстинкты, изворотливо мимикрирует подчинение, при том держа на ладони и кнут, и пряник — одновременно, у самого носа, чтобы зверь на запах отличал её четкие очертания от добычи или куска мяса.

С полковником Мораном — почти та же схема, только в придачу легкое ощущение хождения по острой грани; ведь зверя всегда бережет его животный инстинкт, который полковнику — как море по колено. Слишком зыбко, слишком неявно; подступишься ближе, и хрупкие человеческие нервы служившего в Афганистане дадут сбой, опередив условный рефлекс.

Джим укладывает поочередно три бритвенных ножа в один ряд поверх влажной, скатанной в рулон салфетки и будничным шагом возвращается обратно, к изголовью кресла. В воздухе нависает слишком много монотонных, успокаивающих звуков; ничего сверхъестественного для такой процедуры, но заставлять чужой разум ждать — становится опасно. Макнув короткую кисточку в вязкую, но воздушную смесь порошка, ароматного мыла и воды, он плавным движением ведет её кончиком от носа к щеке, — двумя мазками по обе стороны, нарочно оставаясь всем корпусом сбоку, ниже линии прикрытых глаз, дабы избежать случайного взгляда; сквозь собственную ладонь, он позволяет углядеть только обрывки запястья, плечи хрустящей белой рубашки и часть ручного шва на кожаных подтяжках, — ничего примечательного, кроме мелких деталей, которые ленивый человеческий мозг выдергивает и сопоставляет много позже общей картины.

Холодное лезвие блестит при тусклом свете, и Бонд, нависая, мягким касанием откидывает чужой подбородок к себе; сперва — слишком резкое, навязчивое прикосновение острой стали к горлу, чуть ниже кадыка, чтобы обозначить свое присутствие и указать на положение дел.
— А я все гадал, стоя на перроне, — показалось мне или нет, — почти шепотом близ чужого уха.

Затем — выверенное, мягкое, осторожное движение, чтобы снять с чужих глаз белую повязку из шелкового платка. Улыбнуться — только губами, одним из своих самых невыносимых, заносчивых и, одновременно, спокойных выражений лица. Вдавить лезвие в кожу на горле — чуть больше, но все еще не вредя структуре, лишь чтобы пресечь резкий рывок головы или необоснованное движение рук.

— Не дергайтесь, полковник. Сегодня с улицы плохо слышны громкие голоса, — уже чуть явнее, громче, дабы чужой разум случайно не перепутал весь его облик с дурным приведением.

Бонд слегка склоняет голову на бок, вытягивая улыбку шире, отчетливее; выждав ни много, ни мало, мягко спускает лезвие на бок — плашмя, и ведет плавным, бархатистым движением — от середины щеки к границе щетины, осторожно снимая с чужой кожи часть взбитой на кисточке белизны, тут же вытирая лезвие о салфетку под пальцами.

— Как ни крути, а охотник из Вас паршивый, — заключает, чуть ниже пригибаясь к профилю чужого лица, внимательно вглядываясь в сбитую черту, дабы частыми, мелкими движениями бритвы выронить эту границу до идеальной прямой.
[nick]james bond[/nick][status]human mask[/status][icon]https://funkyimg.com/i/357ny.jpg[/icon][sign] [/sign][info]<div class="lzname"> <a href="ссылка на анкету">джеймс бонд </a> </div> <div class="lztit"><center> 45 лет</center></div> <div class="lzinfo">сложно следовать инструкциям, когда убиваешь личного врага<br><br><a href="ссылка на вашу почту">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Отредактировано Arnault Lestrange (2020-06-14 20:46:48)