Это было чем-то похоже на разрушенную сказку. Разрушенную ее руками. Но можно ли жить в сказке, в которой ты вдруг резко и полностью потерялась, потому что тебе тесно в отведенной тебе роли, потому что ты не можешь соответствовать тому, чего от тебя ждут, потому что тебе страшно, потому что ты понимаешь - нет тут правильного варианта. Соответствовать - неправильно и невозможно. Не соответствовать - то же самое.
Она должна была быть милой, она должна была принимать его любовь и заботу. Она где-то знала наверняка, где-то выводила логически, где-то просто чувствовала, что и дом этот, и возвращения Вика в него не как Мерли на душу положит, а часто - это все делалось ради нее, для нее, чтобы ей было хорошо. И ему было хорошо, если было хорошо ей. Бывали исключения, вроде растений в стеклянной лаборатории-теплице, которые были абсолютно не нужны ей, но радовали его. Еще какие-то вещи такого же характера. Абсолютно разный дизайн спален. Молоко, которое любил он, но практически не пила она. Мелочи, по сути. Оттого, наверное, ее обвинения в том, что он хочет все контролировать, звучали дико и неубедительно. Он ведь все для нее...
Да, для нее. И, как правило, ей было приятно и хорошо. И то, что Вик воспринимал ее, в первую очередь, как принцессу, не задевало, а представлялось милым и трогательным. Хотя она и замечала время от времени, что он преувеличивает. Хотя принцессу из нее упорно пытались сделать, чтобы выгодно выдать замуж - и не вышло. Ни замуж выдать, ни в принцессу превратить. Она в аврорат сбежала, лишь бы не быть красивой принцессой, за которую все будут решать другие люди. И грань временами как-то тихонечко смещалась с "для Сандрин" к "для принцессы". Она не обращала внимания, потому что все он видел ее значительно лучше, чем любой другой человек раньше. Была ли в том ее собственная была? Наверное, была. Она ведь сама нередко создавала о себе то впечатление, которое не являлось полностью верным - или просто полным. Но сути вопроса это сейчас не меняло.
Вероятно, она бы и дальше в любых других ситуациях реагировала на этот легкий перекос спокойно и даже благожелательно. Но только не вчера. Продолжать делать все ради нее, даже будучи в полуживом состоянии... Это было так жутко, так страшно и так... неуместно. И как тут объяснить, что если он все ради нее, то, дракклы, ради нее надо было думать о себе и о своей жизни, а не о ней? Что ради нее не надо было пытаться делать вид, что все в порядке? Что ради нее надо было дать ей позаботиться о нем, а не наоборот? Потому что иначе выходило хуже и для него, и для нее. Потому что иначе ее в этой истории не оставалось. Оставалась только фантазия Вика о ней, фактически связывавшая ей руки. И если все остальное время это реально было мило, то вот в такой ситуации...
А утро ей так хотелось быть хотя бы услышанной. Так хотелось, что, в итоге, она вывалила на него все вообще. И едва ли он услышал что-то, кроме ее недовольства. И, зная его, Сандрин очень быстро, еще до ухода на работу, сообразила, что трактовать он будет это однозначно, как разрыв. И что вряд ли после этого вывода в его голове отложится что-то из того, что было действительно важно для нее. И для их отношений.
Но возвращаться и просить прощения она все равно не стала. Работу никто не отменял - и сейчас она была особенно сильно важнее их разборок между собой. к тому же, она точно еще не настолько успела успокоиться, чтобы вести конструктивный разговор. Да, ей было немножко нервно, что она снова могла стать причиной приступа. Но она и так уже ощущала себя кругом виноватой и понятия не имела, как перестать таковой себя ощущать. Любое действие делало ее виноватой либо в одном, либо в другом. И она не знала, что сделать, чтобы это стало иначе.
Так что она ушла на работу, перехватила сендвич в Атриуме, нырнула в работу, пообедала заказанной на группу пиццей - и сравнительно освободилась, как время шло к десяти вечера. На этот раз до конца второй смены задерживаться не пришлось - да и не приветствовалось. Тем более, что следующая смена снова была утром, а аврорату требовались ну не совсем сдохшие от трудов сотрудники. Тем более, что большинство жертв к вечеру шестнадцатого успели опознать, оповестить и опросить их родственников и знакомых, допросить почти всех, имевшихся на данный момент подозреваемых, убедиться, что особо борзые и подозрительные самостоятельно навернулись двадцать раз на лестнице или банановой кожуре. В общем, практически все, что нужно было успеть сделать "по горячим следам", было сделано. Дальше начнется уже большая рутина, подготовка финальных отчетов, "вылавливание" более "скользкой рыбы", которую голыми руками без подготовки не возьмешь. В общем, домой было пора.
Если этот дом у нее еще был. И если в нем был Вик. Если у них еще была возможность поговорить.
В его отдел она специально не пошла. Не нужно это. И днем тоже специально не заглядывала. Беспокоилась, переживала, чувствовала свою вину, но не приходила. Не хотела видеть ни равнодушие в его взгляде, ни непонимание, ни обиду, ни растерянность, ни, тем более, все разом.
Переместилась порт-ключом на крышу, постояла, глядя на ночной город, и шагнула внутрь дома. Как объяснить, что сказанное было правдой, но не так, как, наверняка, услышал он. Что это все сложно. И что она его любит, но что спокойно реагировать все равно не сможет. Не в ближайшее время. Что она такая, что он - такой. И что она хочет с этим как-то жить, но понятия не имеет - как... Не то что - жить. Жить с этим как раз нормально. Она понятия не имеет, как это объяснить, чтобы он ее хотя бы услышал.
- Подпись автора
Прирученная саламандра