Предсказуемо и сам труп, и медкарта, и разговор с Алекто привели Сандрин примерно никуда. Подозрения и даже уверенность, что бывшая сокурсница имеет отношение к Пожирателям, никуда не исчезли, а только укрепились. Но предъявить Кэрроу было нечего.

Да, та перестраховалась, не выписав Сандрин четырнадцатого днем, потому что опасалась недобдеть. Какой бы ни была причина, Алекто на любом допросе вцепится именно в это объяснение. Скорее, найдутся колдомедики, которые бы ее решение полностью поддержали. Да далеко ходить не надо. Наверняка, та же Мюррей, будь она неладна, заявила бы, что меньше суток после круциатуса - это слишком мало, и сиди лучше в Мунго, чтобы точно никуда "в поле" не убежала. То, что это все так удачно совпало с Оперой, случайность. У них тут что ни день уже, то конец света. Что ж теперь, каждому целителю-перестраховщику претензии предъявлять?

Да, какой-то, теперь уже удачно мертвый, пациент говорил что-то странное, что при желании можно притянуть - за уши - к взрыву. Да, Алекто вспомнила про него задним числом, потому что изначально не обратила на его слова внимание. Ну так ей что - бред каждого повредившегося умом пациента анализировать?

Да, можно было проверить жилье этого теперь-уже-трупа, но Сандрин предчувствовала, что не найдет там ничего - ни доказательств его причастности к взрыву, ни чего-то против Алекто. Нет, она, проверит, конечно. В нарушение, вероятно, всех правил, но довести эту авантюру уже надо до конца.

Только с Алекто это ей ничем не поможет. Кроме убежденности в правильности своих догадок ,у Сандрин не было ровным счетом ничего. Но, зато, Алекто теперь знала, что ее подозревают. И подозревает весьма конкретный человек. Феерично.

Но что было самым неприятным, это то, что куда больше недоказуемой виновности, Сандрин беспокоило собственное желание поверить в сомнения и колебания Алекто. Оно мешало думать. Мешало анализировать ситуацию здраво. И живо напоминало девушке, почему она так старалась ни к кому не привязываться. Вот именно поэтому! Объективность куда-то пропадает - и ты перестаешь верить самой себе. А ведь они с Алекто никогда не были подругами. не могли ими быть. Хотя, возможно, именно в этом и было сейчас дело. В том, что когда-то Сандрин этого слишком сильно хотела, не столько дружбы, не столько именно с Алекто, сколько того, чтобы ее приняли в этот "элитный клуб чистокровных". И сейчас мысли об этом было очень сложно отпустить. Собственные, настоящие, желания путались с семейными установками и ценностями, и реальность искажалась, превращаясь в нечто, что невозможно было оценивать здраво.

И поверх этого хаоса из мыслей и эмоций, вишенкой на торте, ложилась профессиональная этика. Надо ли было кому-то сообщать о своих подозрениях, учитывая то, что подкрепить их она ничем не могла? Догадок и интуиции было недостаточно ни для вызова Алекто на допрос, ни для установления за ней наружного наблюдения. Стоило ли говорить об этом кому-то при таком раскладе? Что было менее неправильно - сказать или не сказать? И кому? У Пруэттов в Опере пострадала сестра. Насколько здравой будет уже их реакция, если выяснится, что целитель из Мунго мог что-то знать, или, хуже того, сам быть замешан в этом? И не какой-то абстрактный целитель, а весьма конкретный? А если они слишком поспешат - и спугнут Кэрроу? И даже убрав это, стоило ли морочить голову Гидеону, пока у нее ничего нет, и напрягать Фабиана, с которым они буквально недавно решили отложить романтику до лучших времен?

Ответ на ее рассуждения внезапно материализовался сам, встав рядом с ней у лифтов, когда девушка ткнула пальцем по кнопке.

- Саваж, - повернувшись, поприветствовала Сандрин коллегу, открыла было рот, чтобы сразу перейти к делу, и, нахмурившись, резко передумала. - Все в порядке?

Подпись автора

Прирученная саламандра