Декабрь всегда был непростым месяцем — не только и не столько из-за предшествующих Рождеству хлопот, сколько из-за стереотипов. Потому что именно стереотипы, с точки зрения Эйдана, толкали людей на то, чтобы впихнуть в последние недели года всё, что они не успели сделать за предыдущие одиннадцать с лишним месяцев, раздать все долги, подбить хвосты довлеющих над душой дел и подвести под итогами года жирную черту, чтобы потом с чистой совестью продолжать пропускать все сроки, не выполнять данные обещания, предаваться лени и прокрастинации и всячески, креативно и многообразно, лажать на протяжении ещё одиннадцати месяцев кряду.

Некоторым, правда, в декабре хотелось чего-то особенного. Настоящего, незабываемого праздника с фейерверками и хлопушками. Причём, конечно, не для себя, а бескорыстно — ради удовольствия и развлечения других. Том в таких вопросах был просто мастер. Эйдан ждал от него подвоха каждый год, начиная с памятного семидесятого, когда Милорд изволил отправить его на Рождество по важному делу в Вену в сопровождении Беллатрикс Лестрейндж — на секундочку, юной супруги старшего сына их дорогого школьного друга. Эйдан до сих пор не забыл, как к нему после этого прибежал Рудольфус и с горящими от праведного гнева глазами размахивал поленом из чужого камина, за что, разумеется, был награждён воспитательным круциатусом. А Магдалина «на радостях» и вовсе укатила в Испанию, не потрудившись уведомить его заранее, и просто чудо, как не выцарапала никому глаза на почве ревности.

В другой раз декабрьский сюрприз Эйдану преподнёс уже не Том, но известный специалист по неприятностям Людвиг Уилкинс. Ситуация осложнялась тем, что была напрямую связана с махинациями в кругу Пожирателей Смерти и не самым их удачным осуществлением, повлекшим за собой гибель нескольких представителей младшего состава, а завершилась сожжением дома в компании всё того же Людвига и Норы, выступившей в роли то ли связующего звена, то ли подушки безопасности между мирами Уилкинса и Эйвери.

А теперь вот снова Том собирался устроить красочную бойню на вокзале Кингс-Кросс под Рождество, в качестве подарочка для широкой магической общественности — совершенно чудовищная и, без сомнения, впечатляющая акция устрашения, которую Эйдан в душе не принимал, но спорить с Риддлом, когда он уже что-то вбил себе в голову — увольте. Времени до этого внушительного события оставалось чуть больше недели, и имело смысл посвятить его делам, заниматься которыми после будет уже не с руки. Например, нанести пару визитов, которые давно откладывал. Этот список был у Эйдана довольно длинным: с заданиями от Тома, обязанностями главы департамента международных отношений и просто волшебника, принадлежащего к высшему свету магического общества, всё активнее борзевшим сыном и профессионально выедающей мозг женой ему банально не хватало времени на походы в гости. Только по делу. В крайнем случае, для совмещения приятного с полезным. Примерно так Эйдан расценивал и нынешний визит в Кэрроу-мэнор.

Ввиду того что и Амикус, и Алекто теперь имели явное и недвусмысленное отношение к структуре Пожирателей Смерти, Эйдана очень интересовало, осведомлено ли об этом старшее поколение рода Кэрроу и как они к этому относятся. Он в принципе старался не упускать такие моменты из-под контроля: всегда нужно знать, что происходит в закрытом клубе такого уровня секретности, как у них. В данном случае достаточно было просто поговорить: с Гектором они были знакомы со школы, а Алекто училась в параллели всего на три года старше Эрлинга, и двери дома Кэрроу были для Эйвери открыты.

Правда, в этот день случилось так, что Эйдан, по стечению обстоятельств, пришёл немного раньше намеченного времени, а Гектора и Талию, напротив, неожиданно задержали дела. Однако узнал об этом Эйдан уже после прибытия — когда вручил домовику перчатки и зимнюю мантию, и эльф, нервно подёргивая ушами, залепетал что-то о том, что хозяев ещё нет дома, но зато… Это самое «зато» внезапно появилось в зоне видимости в лице дочери Кэрроу, встретить которую здесь Эйдан сегодня никак не ожидал. Что же, судьба порой тасует колоду весьма причудливо.

— Здравствуй, Алекто, — учтиво поприветствовал волшебницу Эйдан, делая несколько шагов в её направлении. — Не думал, что встречу тебя здесь, но рад, что это произошло. Сколько мы с тобой уже не виделись?

Ложь, как и дипломатия, — тонкое искусство. Можно было бы сказать: «Мы так давно не виделись!» Но виделись они сравнительно недавно — только Эйдан был тогда для Лекто фигурой неизвестного ей Вальпургиева рыцаря в маске Пожирателя Смерти. Именно поэтому сейчас он предпочёл утверждению вопрос. Вопросы исключительно хороши в подобных случаях. Не ложь и не правда, не привлекают внимания, не дают повода для упрёков, если однажды обман вскроется. Очень удобно.

Смущённая улыбка, извинения, попытка взять на себя роль хозяйки в отсутствие старших — Эйдан не увидел в этом ничего, что указывало бы на узнавание, и в некотором смысле выдохнул с облегчением. Алекто знала его практически всю свою жизнь, и было бы даже любопытно посмотреть на происходящие в ней перемены, но Эйдану для этого было вовсе необязательно срывать полог тайны с самого себя. Его приближённое к Лорду положение было удобно тем, что никто, кроме Тома, не мог требовать от него отчёта — зато он сам вполне имел такое право, если бы только захотел. В случае с Алекто, впрочем, всё обстояло достаточно просто: Эйдан имел возможность лично убедиться, на что она способна, сохраняя при этом инкогнито. А теперь ей предстояло участие в важной операции, о чём они оба знали одинаково хорошо — только мисс Кэрроу, в отличие от него, не догадывалась о том, что им доводилось встречаться не только в гостиных аристократических особняков.

— Не стоит беспокоиться, Алекто, мы же не чужие, — доброжелательно ответил Эйдан на учтивые извинения молодой хозяйки. Пусть этот статус и перешёл к ней временно и почти случайно, Алекто держалась уверенно и достойно. Ничего другого он от неё и не ожидал. Милая девочка даже сама забрала и повесила его мантию — весьма лестно для гостя, потому что подобный жест он не мог расценить иначе как знак особого уважения и радушного приёма.

— Говоря откровенно, я бы не отказался от бокала вина, — признался Эйдан, когда они вошли в гостиную. Он уже нисколько не жалел о том, что его визит пошёл не так, как было изначально запланировано, и вместо беседы со старшими Кэрроу у него появилась возможность поговорить с их дочерью. Было даже любопытно посмотреть, как она справляется — испытывает ли волнение перед предстоящей миссией, способна ли его скрыть, сохраняет ли самообладание. Пока что Алекто вела себя превосходно, никакой нервозности в её словах и движениях Эйдан не замечал и в помине. Это, однако, ещё ничего не означало: его появление могло сработать как отвлекающий фактор и заставить её собраться. И потом — что она вообще делает в доме у родителей? Рождество через десять дней, там точно не миновать выходов в свет и семейных сборищ. Однако Алекто встретилась ему в Кэрроу-мэноре именно сейчас. Пытается восстановить душевное равновесие перед «боевым крещением» с помощью визита в отчий дом? Почему бы и нет, в конце концов.

— Как у тебя дела? — вроде бы, без всякой задней мысли поинтересовался Эйдан. — Уже подготовилась к Рождеству?

Вопрос, несомненно, двусмысленный — но только для того, кто знает о том, что Алекто теперь живёт двойной жизнью. И Эйдану тем более любопытна её реакция: она покажет, насколько хорошо мисс Кэрроу умеет хранить тайны и какая из неё актриса.

— Планируешь что-нибудь особенное?

Эйдану легко изображать вежливое любопытство: он стартовал в этой беседе с заведомо выигрышных позиций. К тому же, обман и притворство — его стихия. Да что там! За редкими исключениями, это вся его жизнь. На светских приёмах, при попытках скрыть от жены очередную интрижку, в общении с Томом, требующем точного балансирования между восхищением его гениальностью и сохранением здравого смысла, — и это не говоря уже о дипломатии, которая во многом строится на лицемерии и изощрённом искусстве тонкой лжи.

— Нас с супругой в этом году звали во Францию, но мы решили, что в этот раз проведём Рождество в кругу семьи, — доверительно поделился Эйдан со своей собеседницей, чтобы у неё не возникало ощущения, что он слишком уж настойчиво стучится во вполне конкретные ворота. — Не считая нескольких приёмов накануне и после, которые мы обещали посетить, разумеется, — с чуть ироничной улыбкой прибавил он. — Возможно, на одном из них мы ещё увидимся и с тобой.

Но не на вокзале Кингс-Кросс, потому что там Алекто не будет. И не в Хогсмиде, потому что туда не собирался уже сам Эйдан. Про вокзал ей, собственно, незачем и знать — во всяком случае, заранее. А ведь если Алекто известно только о спектакле, запланированном для Хогсмида, то и груз ответственности должен казаться ей тяжелее. Но это ничего, это даже полезно. Справится — будет умницей. Эйдан считал, что должна справиться. Он и Тому так сказал.