- Ламбер пишет, что Британская таможня уже второй раз за месяц прямо на границе завернула оформленный ими товар. И это не смотря на личное заверения Армстронга, что все согласовано и новых требований не появилось, - Людвиг поднял голову с лежавших перед ним бумаг и глянул прямо на Гейнса. Обычно такой собранный и сконцентрированный на работе, Феликс его не слушал. Людвиг проследил за взглядом партнера и уткнулся на небрежно брошенное им самим какое-то время назад приглашение на прием.
Людвиг протянулся через стол и схватил так заворожившую Гейнса бумажку.
- Ты не хочешь идти? - спросил он, махнув приглашением.
Быть можем ему лишь показалось, но в щеки Феликса словно ударил легкий румянец. Гейнс энергично мотнул головой, - Мы не можем отказаться. Юбилей и Блишвики слишком давние клиенты.
- Да и Грейс тебе не простит, - хмыкнул Людвиг. В этот раз румянец определенно ударил в щеки Феликса. Мужику скоро пойдет седьмой десяток, а влюблен так словно они с Грейс все еще на старших курсах Хогвартса.
- Мы давно никуда не ходили, - степенно подтвердил Феликс.
- Тогда в чем проблема? - Людвиг повторно швырнул приглашение на стол.
- Эммм., - взгляд Феликса забегал, а потом сместился к стоящим в углу письменного стола рамкам колдографий и тут же, пугливо бросился прочь. И Людвига, наконец, осенило. Вопрос был о том, вернее той, о ком они по негласному соглашение не говорили, но время от времени неуклюже молчали. Говорить об этом сейчас Людвиг тоже не был настроен.
Его ладонь невольно потянулась к рукояти присоленной к краю кресла трости. От этой темы, о которой они так тщательно избегали говорить, но которая все равно постоянно висела где-то тут, у него моментально портилось настроение. И начинала болеть нога. Словно без этой, ноюще прожигающей боли, он бы забыл. Словно не смотря на всю окончательность решения, ему не переставал мерещится голос и видеться знакомый силуэт в толпе.
Людвиг поджал губы.
- Я пойду с Бреслин, - глядя прямо в серые глаза Гейнса, сообщил долголетнему партнеру Людвиг.
С губ Феликса слетел легкий, почти робкий вздох. Не то облегчение, не то разочарование. Уточнять что-либо он не стал, они и так подошли к опасной теме слишком близко. Подошли и обошли, можно было продолжать делать вид, что ее не существовало вовсе.

В вечер приема в честь Элгара Блишвика и его новой книги, тема, которую Людвиг так тщательно избегал, вновь просочилась наверх. Буквально все, что он ни делал, начиная от бритья, до выбора аксессуаров к привычно черному сюртуку, напоминало о том.., о той, которая уже не никогда не будет частью подобных сборов. В итоге все нарастающее раздражение привело к тому, что поймав себя за размышлением о возможности наткнутся на Элеонору Коветт на приеме, он испортил шейный платок булавкой и наорал на Моне, хотя домовик определенно ни в чем не был виноват.
Виноват вообще не был никто. Даже трехклятый поход в оперу, он не мог в этом винить, потому, что взрыв, сделал более чем ясным то, что существовало уже давно. Между ними уже годами ранее появилась трещина, которая никак не хотела зарастать. Эта гадость не хотела исчезать даже сейчас, когда казалось бы все уже решено, без возможности обжаловать и повернуть вспять. Он даже не мог сказать, что жалеет, уж точно не о самом решение, если что его угнетало, что оно все не отпускало, а яд единожды попав между ними продолжал действовать и портил даже то, что было когда-то хорошим. Признание, пусть лишь мысленное, что это хорошее все же было, его немного успокоило и остаток сборов ушел относительно спокойно.
Встреча с Морин, а потом с Гейнсами развеяли его сплин окончательно. О потом они все дружной четверкой, улыбающихся и смеющихся гостей ввалились к Блишвикам. Прохладно, темноватый, профессиональный юмор Бреслин как-то на удивительно легко и непринужденно вписался в их давно проверенные временем отношения с Гейнсами и создавало ощущение, что они все вместе работали не лишь пару месяцев, а годами.
Отдав почести юбиляру и его книге, они разбрелись по поместью. Как и любое мероприятие подобного рода, оно давало возможность наладить и укрепить уже существующие дружеские, а тем более деловые связи. И в том числе, представить и познакомить с общественностью Морин Бреслин, их младшего партнера. Последовали более и менее удачные шутки о Крауче и аресте Милисент, и том, что знакомство с законником специализирующемся в криминальном праве в нынешние времена никому не может повредить.
Людвиг наслаждался вечером, наслаждался едой и выпивкой, наслаждался возможно даже слишком увлеченно и от того видимо слишком долго игнорировал все сильнее ноющую ногу. По здравому смыслу, ему уже давно надо было найти кресло или диван и сесть, дать ноге отдохнуть, но нечто почти похожее на разделенное на эйфорию упрямство не позволяло ему в этот вечер признать, что боль никуда от него так и не ушла, а трость которую он сжимал в ладони совсем не украшение. Напоминание о том, что подобное пренебрежение к собственному самочувствию дорого обходится пришло внезапно. Ногу, а вместе с ней и всю левую сторону прошило насквозь внезапным, всепоглощающим болевым спазмом, в глазах потемнело, а ногу под ним подкосило. Каким чудом он все же устоял на ногах, а не рухнул прямо там на пол, Людвиг так и не понял, лишь вцепился второй рукой в стоящий рядом столик для цветов. Его собеседник обеспокоенно спросил, все ли хорошо, но Людвиг лишь отмахнулся, а чуть-чуть придя в себя, попросил себя извинить.
Люди, яркие огни люстр, праздничное убранство дома, все то, что еще мигом ранее приносило удовольствие, давило на виски. Он не хотел уже никого видеть, ему надо было найти тихий угол, где можно было бы немного перевести дух, посидеть в тишине и выпить припасенное как раз на такой случай зелье. Людвиг повернул в первый попавшийся ему на глаза коридор, скованная болью нога словно стала в разы тяжелее и превратилась в свинцовое бревно, которое приходилось тащить с собой. Все еще плывший взгляд вцепился в дверь, которая казалась ему знакомой по предыдущим визитам к Блишвикам. Библиотека, подойдет. Людей тут быть не должно, но за-то были кресла.
Он раскрыл дверь и полу ввалился, полу вковылял внутрь.

Подпись автора