В этот день Эдгар, вопреки обыкновению, в Министерстве не задержался. Работа вполне могла подождать до утра, даже если миссис Медоуз имела иное мнение на этот счёт. Впрочем, Доркас была в курсе ситуации, а Эдгар не порывался свинтить со своего рабочего места раньше времени, поэтому опасаться гнева начальницы или косых взглядов с её стороны ему не приходилось. К тому же, Эдгару было элементарно не до того: он торопился домой. Нужно было поговорить с женой и с детьми, убедить Эльзу в необходимости срочного, пусть и временного, переезда и вместе с ней придумать, как преподнести всё это Эмбер и Виктору. Но это было не самое страшное, потому что Эль уже знала суть и должна была понимать, как важно отреагировать быстро, не вдаваясь в лишние детали и не устраивая сцен. Относительно жены Эдгар не сомневался: речь шла о безопасности их детей, а это значило, что Эльза сделает всё, что потребуется. Однако оставались ещё Итан и Амелия, и с ними всё обстояло намного сложнее.

Малыша Эдгар берёг от посторонних, разрушительных знаний всеми доступными средствами, что порой оказывалось нелегко, потому что брат проводил у них дома львиную долю свободного времени. Эдгару, по крайней мере, казалось, что Итан попросту у них поселился. Соответственно, скрывать от него все перемены, происходившие в жизни этой ветви семьи Боунсов, становилось поистине непосильной задачей. Эдгар чувствовал, что справляется с ней на троечку. Малыш видел, что что-то не в порядке, и не раз и не два пытался завести с ним неудобный и крайне нежелательный разговор. Особенно тяжело стало после Роуэн Росс. Её смерть надломила Эдгара, прошлась по нему катком. Он уже не мог и не хотел говорить с братом после того, что натворил сам, не должен был втягивать Малыша в это опасное болото, от которого за версту несло гнилью и разложением. К тому же, после Роуэн Эдгару просто не хватало моральных сил, чтобы поговорить с Итаном и объяснить ему ситуацию хотя бы в самых общих чертах. Он предполагал, что ограничиться скупым наброском всё равно не получится, и рассказ в любом случае вынужденно обрастёт подробностями, которые Эдгар не был готов поведать своему младшему брату. О некоторых вещах рассказывать просто нельзя, даже если молчание давит на тебя тяжёлым грузом. Поэтому Эдгар всячески избегал оставаться с Итаном наедине и уходил от серьёзных разговоров, ссылаясь на высокую занятость, усталость, срочные дела и прочие отговорки разной степени убедительности, а своё разбитое эмоциональное состояние, которое невозможно было полностью скрыть, объяснял проблемами на работе, хроническим недосыпом и печальной ситуацией в магической Британии в целом. Продолжаться вечно так, конечно, не могло, но Эдгар надеялся оттянуть неприятные объяснения и отодвинуть момент истины как можно дальше. До сих пор это ему удавалось. Но тут случилась история с доктором Чаном, и всё пошло наперекосяк — как будто вся его жизнь стремительно понеслась под откос.

Эдгар так и не сумел придумать для себя чёткий план, как построить беседу с братом и сестрой. Однако поговорить с ними нужно было срочно, поэтому приходилось положиться на импровизацию. Ещё более очевидным это решение стало, когда он вернулся вечером домой: Итан уже был там — возился с детьми, пока Эль накрывала на стол. Эдгар отозвал жену на пару минут, наскоро пересказал ей свой диалог с профессором Дамблдором и попросил собрать после ужина самые необходимые вещи, чтобы она и дети были готовы в любую минуту. Потом все собрались за столом. Ради Эмбер и Виктора Эдгар старался вести себя, как ни в чём не бывало, но ему кусок не лез в горло, несмотря на то, что приготовленное Эльзой жаркое и выглядело, и пахло весьма аппетитно. Ему предстояло попрощаться с семьёй, не прощаясь с ней, и провести с братом разговор, к которому он не знал путей подхода. Неопределённость будущего и нависшая над близкими угроза лишили Эдгара покоя, и он был отчасти рад, когда трапеза подошла к завершению, потому что ожидание неизбежного становилось невыносимым. Поднявшись из-за стола, он по очереди чмокнул детей и Эль, поблагодарив её за ужин, и коснулся руки брата повыше локтя, пока тот никуда не намылился.

— Итан, нам надо поговорить.

Эдгар назвал Малыша по имени неосознанно, но это могло служить для него сигналом: разговор будет серьёзным. Разумеется, он не отказывался. Эдгар провёл брата в комнату и плотно прикрыл за ними дверь.

— Присаживайся, это надолго, — предупредил он, кивком указав на группу мягкой мебели, состоявшую из дивана и пары кресел. Сам Эдгар, однако, остался стоять и только привалился спиной к холодному камину в поисках дополнительной опоры. Несколько секунд он смотрел на Малыша, плотно сжав губы и думая, что сказать. Может, правда тут и вовсе не нужна? Но ведь это его брат, он должен знать. Нельзя же постоянно морочить ему голову или вообще держать его в неведении, когда все они пребывают в такой опасности. Да и Итан уже не ребёнок. То есть, ребёнок, конечно, но… В общем, рассказать ему было необходимо. Вопрос только — как.

— Не знаю, с чего начать, — наконец, признался Эдгар с немного грустной улыбкой. — Наверное, с извинений. Прости, я видел, что ты давно хочешь со мной поговорить, но сознательно этого избегал. Это очень трудно объяснить. И это точно будет неприятно для нас обоих. Может быть, после этого ты вообще больше не захочешь меня знать.

Сейчас это наверняка казалось Малышу невероятным, но, в отличие от него, Эдгар представлял, о чём говорит, и не исключал даже самого печального исхода. И что он будет делать, если Итан распсихуется и хлопнет дверью? Не стирать же ему память о неудачном объяснении! Хотя… Эдгар вздохнул. Пора было уже перестать цепляться за то, чего нет, и перейти к сути, но он всё никак не мог пересилить себя.

Стоило Малышу добиться желанного разговора, как он наверняка подумал, что скоро об этом пожалеет. Как минимум, он точно осознавал, что происходит что-то серьёзное и, разумеется, неприятное, — но пути назад теперь не было ни у кого из них.

Меньше всего на свете Эдгару хотелось окунать брата, да и всю семью, в то дерьмо, в которое он так выразительно вляпался сам. Они этого не заслужили, ни с какой стороны. Это никак их не касалось, они не сделали ничего неправильного и не должны были расплачиваться за его ошибки. Но мир несправедлив, и, когда оступается один, отвечать за это нередко приходится другим. Ещё оставался шанс смягчить удар, и именно поэтому пришло время действий, но эти действия были невозможны без хотя бы минимальных объяснений. «Минимальных». Эдгару хотелось рассмеяться, невесело и нервно, потому что ирония была в том, что рассказать он должен был всё. Почти всё. Этой темноты, которую он пытался, как мог, скрыть от семьи, накопилось у него слишком много, и в ней уже успела образоваться первая «чёрная дыра» — особо плотный сгусток тьмы, к которому нельзя было подпускать ни Малыша, ни Амелию, ни уж тем более детей. Эльза приблизилась к этой бездне ближе всех, но он не говорил ничего определённого, оставляя ей возможность выстроить барьер из отрицания и обмануть себя, не поверив собственным догадкам. Эдгар был бы рад удержать подальше и её, но претворяться перед всеми, включая жену, оказалось свыше его сил. Для этого они были слишком близки и слишком хорошо понимали друг друга. Он не мог просто изо дня в день повторять, что всё в порядке, и делать вид, будто считает, что она ему поверила.

С Малышом всё было примерно так же, с той лишь разницей, что Эдгар старался во что бы то ни стало оградить брата не только от тёмной стороны своей жизни, но и от любых упоминаний о её наличии. Не вышло. Тайн накопилось так много, что мешок порвался, и из него хлынул неиссякаемый поток вязкой чёрной смолы, грозивший теперь унести и потопить их всех.

Итан, к счастью, инстинктивно ощущал серьёзность ситуации, и, когда Эдгар позвал его с собой, сразу сделался собранным и деловитым, готовым слушать. Но был ли он готов принять то, что услышит? Начать оказалось даже труднее, чем предполагал Эдгар, и пока он собирался с духом, его младший брат не выдержал градуса накала. Просьба Итана не драматизировать звучала так искренне и естественно, что могла бы претендовать на уместность, если бы положение дел действительно не было настолько поганым. Однако не успел Эдгар задуматься, как на это ответить, или вообще хоть как-то отреагировать, как Малыш, чтобы сбавить напряжение, попытался разрядить обстановку оброненным в шутку предположением — к несчастью, слишком метким.

Выражение лица Эдгара не изменилось — оно попросту застыло, превратившись в неподвижную каменную маску, безжизненный гипсовый слепок. Горло сжала судорога, сердце кольнуло и словно остановилось в оцепенении. Мгновение, показавшееся ему мучительно долгим, Эдгар молча смотрел на брата; потом ему удалось сглотнуть вставший поперёк горла ком. Улыбнуться он даже не пытался, как и комментировать версии Малыша.

— Я перешёл дорогу очень опасным людям. Теперь они угрожают мне и моей семье. Ты тоже часть моей семьи, и это означает, что мы все сейчас в опасности. Поэтому нужно на время спрятаться.

Эдгар решил начать с самого важного — то есть, с конца. В данный момент этот вариант казался ему единственным возможным. Произнося последнюю фразу, он нарочно пропустил, кому именно нужно отправиться в убежище: информацию почти всегда имеет смысл выдавать дозированно, а, учитывая специфику его истории, не стоило вываливать на Малыша всё скопом — для него это и без того станет потрясением. Эдгар отлепился от камина, придвинул поближе кресло и сел напротив брата, наклонившись вперёд и уперевшись локтями в колени.

— Я отвечу на все твои вопросы, но сначала пообещай мне, — настойчиво попросил он, немного исподлобья глядя Итану в глаза, — пообещай, что будешь с ними, пока меня не будет рядом. Профессор Дамблдор поможет, он уже подыскал безопасное место. Не знаю, где. Мне вообще лучше не быть в курсе таких подробностей.

Тут логичным образом возникал вопрос — почему, но Эдгар решил до конца следовать принципу порционного изложения фактов. Не всё сразу. Малышу придётся за один вечер переварить чересчур много, деваться некуда. Но пусть это хотя бы происходит постепенно.

— Как ты уже понял, я с вами пойти не смогу, на то есть причины. И мне будет намного спокойнее знать, что ты присмотришь за Эмбер и Виктором в моё отсутствие. — А Эль присмотрит за тобой. Чтобы тебя не потянуло на гриффиндорские геройства. — Они тоже понимают, что это не игра. Возможно, им будет страшно. Рядом с ними должен быть мужчина, на которого можно положиться.

«И который защитит их, если что-то пойдёт не так», — добавил Эдгар исключительно мысленно, потому что «не так» ничего пойти было не должно. Альбус обещал, что то место будет под охраной. К тому же, пожиратели смерти ни о чём не знали. Они будут искать его — и, разумеется, найдут,  — но это совсем другой вопрос. А кроме того, Эдгар не хотел давить на брата слишком сильно — младшего брата, который, кажется, только недавно закончил школу. Итану было не место в этой безумной шахматной партии, и Эдгар всей душой сожалел о том, что приходится втягивать Малыша в опасные разборки с непредсказуемым исходом. Нынешний вариант пока оставался если не оптимальным, то хотя бы относительно терпимым: хуже, если Итан наотрез откажется пойти с Эль и детьми и заявит, что должен быть с братом. Нет, такого расклада Эдгар не мог допустить категорически.

— Ты обещаешь?

Смятение Малыша, абсолютно естественное и закономерное, не стало для Эдгара неожиданностью, что никак не отменяло факта: необходимость познакомить брата с неприятной правдой давалась ему мучительно. Сейчас он острее, чем когда-либо, испытывал чувство вины за то, что заставлял Итана пройти через всё это, однако другого выхода он не видел. Оставить Малыша в полном неведении и просто послать его неизвестно куда безо всяких объяснений — не вариант, в этом Эдгар был убеждён. Это было бы элементарно нечестно по отношению к брату, а он и без того уже слишком долго скрывал от него чересчур многое. И если теперь всё стало настолько хуже, что даже говорить об этом получалось с трудом — что же, Эдгар, ты сам во всём виноват. Очевидно, пришло время исправить хотя бы то, что ещё поддавалось исправлению. Поэтому, когда с губ Малыша сорвался первый тревожный вопрос, Эдгар не стал тянуть и увиливать.

— Пожирателям смерти, — сообщил он — вполне спокойным тоном, каким можно было бы сказать «на улице сегодня ветрено» или «пойду заварю чай». Эффект, однако, вышел обратный. Во всяком случае, так показалось самому Эдгару: у него возникло ощущение, что из-за того, насколько обыденно прозвучал его голос, произнесённые слова сделались тем более неуместными в этой уютной домашней обстановке, в которую просто не могло, не должно было проникать никакое зло из внешнего мира. Впрочем, из внешнего ли? О чём тут говорить, когда у него самого на предплечье распласталась мерзкая змея, вылезающая из не менее отвратительного черепа? Эдгар невольно покосился на руки, проверяя, не расстегнулась ли случайно пуговица на рукаве. В последнее время он довольно часто контролировал это обстоятельство, хотя вероятность подобного казуса была невелика — намного выше оказалась опасность, задумавшись о своём, ненароком закатать рукава в присутствии посторонних. И вообще в чьём бы то ни было присутствии. Всё-таки, такой приметный и громоздкий «знак отличия» на предплечье — на редкость нелепая идея. А вот как клеймо — да: в качестве клейма Метка годилась прекрасно. И как только все эти люди, эти чистокровные волшебники, не обременённые лишними проблемами, могли посчитать за честь попасть в услужение к безжалостному психопату без настоящего имени? Хотя, кто сказал, что они в самом деле считали это за честь…

Малыш засыпал его вопросами. Поток догадок и сомнений хлынул стремительным горным ручьём, который очень быстро захлестнул их обоих: пока старший Боунс соображал, за что ему ухватиться, чтобы вернуться на твёрдую землю, младший продолжал немного сбивчиво от волнения забрасывать его всё новыми вопросительными знаками, а под конец выдвинул решительное требование, заявив, что ничего не будет обещать, пока не получит объяснений, и, по-видимому, не замечая, что всего несколько секунд назад уже заверил брата, что присмотрит за его семьёй. Итан казался таким открытым, искренним и в лучшем смысле наивным в своих чистосердечных порывах, что Эдгар невольно улыбнулся уголком губ, глядя на уже изрядно подросшего, но всё такого же младшего брата. Ему захотелось сделать шаг вперёд и обнять Итана, как будто тогда всё остальное, все страхи, боль и грязь, просто исчезли бы сами собой. Увы, по мановению волшебной палочки может исчезнуть только пятно на одежде, но никак не их проблемы и не сгусток тьмы на душе.

— Я не могу обратиться в ДОМП, — сказал Эдгар. — Вернее, могу, конечно, и охраной они меня наверняка обеспечат. Только это будет в Азкабане, — по его губам скользнула бледная усмешка.

Сочтёт ли Малыш эти слова за шутку? На нынешнем этапе Эдгар в этом уже сомневался — сам ведь успел его запугать. В любом случае, объяснений не миновать, это было очевидно.

— Рядом со мной сейчас нигде не будет безопасно, на то есть причина, — уже снова серьёзно продолжил он. — Поэтому мне придётся провести пару дней в нашем лесном домике, отдельно от вас. Не волнуйся, меня будут охранять.

Последнюю фразу Эдгар прибавил при взгляде на Малыша, который уже собирался что-то возразить. Ну, естественно: это же его младший брат, он будет тревожиться в первую очередь за других, не за себя. Нужно было как-то его успокоить.

— Не ДОМП, но это смелые и надёжные люди, они помогают профессору Дамблдору в борьбе с пожирателями смерти и… ну, с Тёмным Лордом.

Ну а как, не Лордом Волдемортом же его вслух называть? Он же, говорят, чует такие вещи похлеще замысловатого вредноскопа. Не хватало ещё, чтобы решил, что его так дразнят, и заявился сюда прямо сейчас. Способен он на такое или нет — вопрос, конечно, спорный, но проверять, рискуя всеми, кто ещё в доме? Да ну его к гриндилоу.

— И я тоже. Помогаю.

«В некотором смысле», — прибавил Эдгар про себя. Если рассматривать его будущие бдения посреди леса в качестве наживки для пожирателей смерти как посильную помощь в борьбе с последователями Тёмного Лорда, а не как расплату за содеянное. Но это с его стороны, а ведь была ещё и другая. Между тем, меньше всего Эдгару хотелось, чтобы у Итана сложилось превратное впечатление, будто кто-то заставляет его поступать так, а не иначе, пусть даже апеллируя к его не лишённому оснований чувству вины — тому самому, к которому Эдгар никак не мог приблизиться вплотную в своих объяснениях. Это была самая страшная часть назначенных на сегодня откровений, и оттого соблазн расставить акценты так, чтобы не упасть в глазах брата слишком низко, крепчал с каждой минутой, но было бы неправильно поддаваться такому малодушному порыву. Хотя о некоторых наиболее скользких моментах Малышу лучше было бы никогда не узнать вовсе.

Сказать, что Итан выглядел ошеломлённым, значит, ничего не сказать. Эдгар давно уже не видел Малыша в таком замешательстве. Он как будто пытался осмыслить всё, что только что услышал, но поступавшие известия шли настолько вразрез с его картиной мира, что никак не желали укладываться в его привычные рамки. А ведь это он ещё не слышал ничего по-настоящему пугающего… То есть, почти ничего. Эдгар украдкой сглотнул, представив, что же может ждать их на следующем витке этого разговора. Он понимал, что будет сложно, но не думал, что настолько.

Очевидно, что думать об этом было уже в принципе слишком поздно. Если он не хотел пугать и расстраивать брата, как и всю семью, не нужно было, в первую очередь, совать голову в эту петлю. Однако сделанного не воротишь. В итоге Эдгару приходилось искать остатки присутствия духа, чтобы уже вполне осознанно нанести тяжёлый удар по своим близким; в данном случае — по брату. Сделать это, глядя Малышу в глаза, в которых плескалась тревога, казалось почти до невозможного трудно. На службе ему порой попадались ситуации даже более драматичные, но сохранять самообладание на работе всегда было значительно проще — вероятно, потому что те происшествия не касались его лично. Удивительно, как банальная перемена ракурса меняет буквально всё, переворачивая твой мир с ног на голову.

— Профессор Дамблдор и те, кто его поддерживают, действуют без официального одобрения Министерства, — постепенно возвращая себе контроль над эмоциями, пояснил Эдгар. — Поэтому важно, чтобы ты не рассказывал об этом направо и налево. Понимаешь?

Смотреть на брата в его смятении было больно, но именно эта растерянность Малыша неожиданно придала Эдгару сил, напомнила ему о том, что он — старший и должен по меньшей мере провести Итана через эту проблему и сквозь неё, обеспечив ему безопасность на другом берегу. Если мир вокруг превращался в океан хаоса и паники, Эдгар обязан был дать брату твёрдую опору, насколько это вообще возможно. Он всегда знал это, но сейчас особенно отчётливо ощутил на уровне инстинктов, и это помогло Эдгару собраться.

— В нашем лесном домике не будет безопасно, это правда. На то и расчёт, — спокойным, без надрыва, тоном сообщил он Малышу. — Именно в этом сейчас и будет заключаться моя помощь. Пожиратели смерти придут за мной, но мы будем их ждать, поймаем всех, кого сможем, и выведаем всё, что удастся об их дальнейших планах. И не вздумай за меня переживать, со мной всё будет в порядке. Профессор Дамблдор позаботился о моей защите так же, как и о вашей, — просто по отдельности.

Эдгар ободряюще улыбнулся брату. Он доверял директору и действительно верил в возможность успеха операции, как и в собственную способность постоять за себя. Другое дело, что один раз вряд ли мог что-то решить. Допустим, пожиратели сейчас до него не доберутся. Наивно было бы полагать, что после провала они не попытаются снова.

— Теперь ещё кое-что, — опять посерьёзнев, продолжил Эдгар. — Тебе будет нелегко это услышать, и я заранее прошу у тебя за это прощения. Держись.

Он отвёл взгляд и между делом расстегнул пуговицу на манжете рубашки, но очень скоро снова посмотрел на Малыша.

— Пожиратели смерти будут искать меня, потому что я разозлил Тёмного Лорда. Я шпионил за ними для Дамблдора и нарушил их планы. Они об этом узнали, и теперь я в дерьме. Тёмный Лорд захочет причинить мне боль, а самый простой способ сделать это — заставить страдать вас: тебя, Эль, Ми, даже Эмбер и Виктора. Поэтому я должен быть абсолютно уверен, что вы в безопасности, это очень важно.

Больше всего Эдгару хотелось поставить на этом точку, обнять брата и выставить его за дверь — собрать вещи и перемещаться в убежище. Но он слишком хорошо знал Итана, чтобы не понимать, что этот номер не пройдёт.

— Не буду вынуждать тебя задавать вопрос, который, вероятно, крутится у тебя на языке, — рэйвенкловцы всегда отличались склонностью к логическому мышлению и анализу ситуации, а дураков в семье Боунсов отродясь не водилось. Ну, кроме одного. Так что Малыш должен был задавать себе этот вопрос. — Ты не понимаешь, как я мог шпионить за пожирателями смерти, верно? Вот так.

Эдгар закатал рукав и выставил вперёд левое предплечье. Метка, отчётливая и жирная, впивалась в плоть, заливая кожу чернотой: недовольство Лорда Волдеморта можно было ощутить физически, расползавшимся по руке жжением — он звал своих проваливших задание вассалов, по меньшей мере один из которых посмел не явиться на зов повелителя. Эдгар подозревал, что дальше будет становиться только хуже.

— Это причина, по которой я не могу обратиться в Министерство или пойти вместе с вами. Он найдёт меня, где бы я ни был.

Отредактировано Edgar Bones (2022-01-05 20:57:07)

Серьёзные времена требуют серьёзных перемен, иначе к ним не приспособиться — останешься за бортом и всё упустишь — и хорошо, если не потонешь. За последние полгода всё в жизни Эдгара изменилось до неузнаваемости, хотя внешне оставалось прежним. А Малыш не менялся. Во всяком случае, не для него. Для Эдгара Итан продолжал быть любимым младшим братом — честным, открытым, увлекающимся своим делом и как будто ухитряющимся жить в своём, более идеальном, мире; добрым, законопослушным, справедливым и временами трогательно, почти пугающе наивным.

Удивление, сказавшееся на голосовых связках Малыша до того, что ему пришлось прочистить горло, прежде чем начать говорить, вылилось в вопрос, которого Эдгар никак не ожидал. В его мире всё было уже настолько сложно, что беспокойству о таких мелочах места в нём не находилось. Подумать только, какой кошмар: директор Дамблдор действует без одобрения Министерства. То ли рассмеяться, то ли выйти из окна. Ни того, ни другого делать Эдгар, разумеется, не стал. Он посмотрел на Малыша, внимательно и серьёзно.

— Я поддержу Дамблдора во всём, — твёрдо сказал он. Хотел добавить, что он перед директором в долгу, и долг этот не оплатить по гроб жизни — но не решился. Отчасти потому, что побоялся новых, особенно опасных вопросов. Отчасти — подумав о Роуэн Росс. Вот вам и гроб. Можно ли это считать расплатой? И потом, было ли невмешательство со стороны Дамблдора поддержкой или мягким толчком к краю обрыва? Эдгар сомневался. Он запрещал себе об этом думать, чтобы случайно не прийти к выводам, способным разрушить всё до основания. Ему нужна была вера, надёжная точка опоры. Поэтому Эдгар не позволял себе поддаваться этим сомнениям. Но правильно ли он при этом поступал?

— Всё не так просто, Малыш, — уже мягче прибавил он. — Министерство не справляется с Пожирателями Смерти, потому что их хватает и в самом Министерстве. Они занимают высокие посты, у них есть деньги и связи. К ним не так легко подступиться.

Наверняка Эдгар этого не знал, но опирался в своих предположениях на красноречивый пример мистера Эйвери. И тот факт, что Пожиратели использовали в своих целях, как разменную пешку, Хэмиша из солидной и уважаемой семьи Фоули, тоже говорил о многом. Хэмиш, к слову, до сих пор трудился не просто в Министерстве, но непосредственно в аврорате. И ни к чему хорошему всё это для него не привело.

Эдгар не был уверен в том, что ему удастся с первого раза убедить Итана в необходимости действий за спиной закона, но он надеялся, что теперь брат хотя бы посмотрит на ситуацию с другой стороны. Мир не делится на чёрное и белое. Если как следует объяснить Малышу ситуацию — может быть, он просто поверит ему на слово?

Эдгар вздрогнул. Он вдруг понял, что Итан слишком привык полагаться на него и во всём ему доверять. Если это внезапно, в одночасье изменится, мир Малыша рухнет. Эдгар не хотел его обманывать или что-то от него скрывать — но имел ли он право перестать быть для Итана тем старшим братом, который всегда был для него ориентиром, другом и образцом? В конце концов, правду тоже можно подать по-разному.

Метки Малыш не испугался. Рябь удивления и неприятия пробежала по его лицу, но он не отшатнулся — наоборот, с любопытством потянулся навстречу. Эдгар не понимал, как расценивать реакцию брата, пока Итан не заговорил снова. И тогда Эдгару захотелось застонать и уронить лицо в ладони. От этого экспрессивного жеста его удержало только присутствие Малыша, несмотря на то, что именно его вопрос и произвёл такой эффект.

Итан не мог даже помыслить о том, что его брат каким-то образом оказался связан с Пожирателями Смерти. Малыш будто бы отказывался понимать очевидное, хотя Эдгару казалось, что он был более чем прямолинеен в этом вопросе. По всей видимости, он ошибался — или безоговорочная вера Итана в светлый образ старшего брата оказалась слишком велика. Эдгар отрицательно мотнул головой. Движение получилось резким и напряжённым.

— Это Метка, и она настоящая, — пояснил он, снова опуская рукав и застёгивая пуговицу на манжете. Полюбовались и будет. Насмотрелись уже. — Тёмный Лорд поставил мне это клеймо, потому что посчитал меня достойным своего доверия. Он ошибся, разумеется, — Эдгар постарался приободряюще улыбнуться. — К сожалению, обманывать его долго мне не удалось. Поэтому вам нужно какое-то время переждать в безопасном месте.

Эдгар очень надеялся, что Малыш поймёт. Надежда вообще была единственным, что у него оставалось.

— Я не мог рассказать тебе раньше, — устало добавил он. — Проблема в том, что это — Эдгар шевельнул рукой, — ещё и магический контракт. Я связан с ним. Если он захочет, то может узнать, где я нахожусь. Поэтому с вами мне нельзя.

Отредактировано Edgar Bones (2022-02-03 16:49:37)

Эдгар всегда любил в Итане эту почти детскую наивность, которая никуда не исчезала с годами и из-за которой он всегда оставался Малышом — честным, открытым и искренним, верящим в добро и счастливые концы. Эдгар тоже в них верил — в последнее время особенно упрямо, почти ожесточённо, вопреки всему, что происходило с ним и вокруг него. В отличие от брата, он уже хлебнул лиха, а потому знал и видел куда больше, чем Малыш, всего каких-то полгода назад вернувшийся из своих южных стран. То, что было известно Эдгару уже давно, сейчас становилось для Итана откровением, причём новые данные сыпались на него сразу, скопом, концентрированным потоком жизненно важной информации. Поэтому кажущаяся лёгкость, с которой Малыш реагировал на отдельные части этого потока, Эдгара не обманывала. Он не мог в точности знать, но догадывался, что в эти минуты чувствовал Итан. Он был обескуражен и сбит с толку, привычная система координат дала сбой, а реальность отвесила хорошего пинка и подбросила его в воздух, словно трамплин, но приземляться внезапно оказалось некуда, потому что твёрдая почва под ногами исчезла, уступив место невесомости. Всё стало шатким, хрупким, неопределённым. Всё рушилось. Это страшно, Эдгар знал по себе. Итан держался неплохо. Хотя, может быть, его пока ещё держал шок.

— Нет, не все. Разумеется, не все, — Эдгар выдохнул: хоть какие-то из его слов не били под дых. — Кого-то я знаю, кого-то подозреваю, но мы можем только догадываться, сколько их в Министерстве. Однако догадок слишком мало для того, чтобы посадить кого-то в Азкабан.

Эдгар посмотрел на Малыша и подумал, что называть имена — это лишнее. Определённо, лишнее. Кто знает, что он может выкинуть в порыве чувств во имя восстановления мировой справедливости?

— Во всяком случае, насчёт своей начальницы я могу быть спокоен, — помедлив, добавил Эдгар. В конце концов, неизвестно, как всё повернётся в ближайшие несколько дней. Итану стоит знать, кого опасаться точно не следует, — во избежание развития паранойи.

Однако первой у Малыша обострилась вовсе не подозрительность, а пламенное стремление бороться со злом вместе со «всеми». Эдгар с трудом подавил вздох: именно этого он и боялся.

— Я знал, что ты так скажешь, — он чуть улыбнулся брату. — И ты поможешь. Если проследишь за тем, чтобы с мелкими и Эльзой в ближайшие несколько дней ничего не случилось. Чтобы я не дёргался и точно знал, что всё в порядке.

Загадывать, что будет дальше, Эдгар попросту боялся, но Малышу совсем не обязательно было знать обо всех сомнениях старшего брата и многочисленных «но», не говоря уже о том, что никакого «дальше» для него могло не наступить вовсе.

Однако пока он беспокоился об одном, Итан уже додумался до другого, и его тихий, очень осторожный вопрос заставил Эдгара едва заметно вздрогнуть. Суть Малыш уловил верно: он словно попал остриём иголки в больной нерв, нащупал самое уязвимое место во всей истории. Сидя напротив него и глядя ему в глаза, Эдгар понял, что не сможет соврать, даже если бы захотел. Но и пугать брата сверх меры тоже было ни к чему.

— Они детей убивают, Итан. И им всё равно. Ты же не думаешь, что я мог бы…

Слова застряли в горле. А что, если мог? Беззащитную женщину ты уже убил. Эдгара прошиб холодный пот. Он не хотел об этом вспоминать, уж точно не сейчас. Но не вспоминать не мог. Это, определённо, было худшее из всего, что произошло в его жизни; худшее из всего, что сделал он сам. Повторить такое ещё раз? Замахнуться палочкой на школьника в Хогвартс-экспрессе? Ещё с Кровавого Рождества для него была невыносима сама мысль о том, что он мог стать полноценной частью этого закрытого общества и одним из тех, кто если не убивает невинных своими руками, то, как минимум, не осуждает этих убийц. И всё-таки он стал одним из них.

Встревоженное лицо Малыша как-то странно всколыхнулось перед ним, будто отражение в кривом зеркале, и Эдгар сделал глубокий вдох, борясь с естественными реакциями организма. Глубокое отвращение к самому себе толкало его всё ближе и ближе к пропасти, вызывало потребность закричать — смотри, ты разве не видишь, это метка у меня на руке, её не дают просто так, а Тёмного Лорда не так легко обмануть! Разве это не очевидно? Ты только думаешь, что знаешь меня, но ты понятия не имеешь о том, что я наделал и на что способен!

Но Эдгар не закричал. Он разжал руку, обнаружив, что мёртвой хваткой вцепился в подлокотник кресла, сглотнул застрявший в горле ком и встретил почти испуганный взгляд брата.

— Было время, когда я думал, что будущее за ними. Может быть, это действительно так, —но теперь я этого боюсь, —  постепенно голос подчинился контролю, перестал хрипеть. Продолжить оказалось легче. — Метку от Лорда я получил всего около месяца назад, уже после того как договорился с Дамблдором. Это далось мне непросто. Думаю, ты заметил.

Может быть, ему и стоило добавить что-то ещё, объяснить всё подробнее, но Эдгар не нашёл в себе на это сил. Лучше ещё немного подышать.

Итан явно пребывал в шоке от всего услышанного. Эдгар примерно представлял, через что он сейчас проходит, потому что сам уже успел изучить эту дорогу. Только, в отличие от Малыша, он давно усвоил одну простую истину: не существует такой категории, как далёкие и мифические «они», — всё, что есть хорошего и плохого в этом мире, происходит не где-то там, в стороне, а непосредственно здесь и сейчас, и каждый твой знакомый может быть чем-то большим, чем кажется на первый взгляд. Все они — близко, так близко, что одним из них может оказаться твой друг или брат. А Малыш постигал эту истину только сейчас, через болезненные откровения и разрушение иллюзий привычного надёжного и стабильного мира. Эдгар жалел об этом, но пути назад не было. Он мог только попытаться как-то подбодрить Итана — с минимальными шансами на успех, но иногда дорога и сама попытка.

— Ну, чего приуныл? — мягко улыбнулся брату Эдгар. — В мире сейчас хватает страшных вещей, это правда. Но до сих пор же мы как-то справлялись. И потом, есть и хорошие люди, и их немало. Уверен, многих из них ты уже знаешь, а с другими тебя непременно познакомят. Может быть, не я, а профессор Дамблдор или Элфиас. Мне, понимаешь, нельзя знать слишком много — на случай, если кто-нибудь попытается влезть мне в голову.

Намного проще сказать «кто-нибудь», чем уточнять, кто именно. И звучит не так страшно. Но самое главное — Малыш ему верил. Когда он с жаром ухватил и сжал ладонь Эдгара, улыбнуться, несмотря на всю невесёлость ситуации, стало совсем легко. Они оставались семьёй, и они могли доверять друг другу. Это ли не счастье?

— Спасибо, — искренне сказал Эдгар. Вряд ли он смог бы сейчас абсолютно чётко сформулировать, за что именно, или выразить как-то иначе весь обширный спектр эмоций, которые испытывал в этот момент, но все они явно подчинялись одному большому чувству — любви. Жаль только, ни один идеальный момент не может длиться вечно. И всё же Эдгар попробовал задержать его подольше.

— Ты не представляешь, как для меня важно знать, что ты веришь мне, — добавил он, накрыв сжимавшую его ладонь руку брата своей. — Вы с Ми, Эмбер, Виктор и Эль — самое дорогое, что у меня есть, и я сделаю всё для того, чтобы с вами всё было в порядке.

Это обещание Эдгар давал, в первую очередь, самому себе, но Итану стоило услышать эти слова — на случай, если он начнёт сомневаться. А не начать было сложно. Эдгар буквально почувствовал, как мрачная тень пролегла между ними, когда физический контакт разорвался. Ему даже показалось, что он заранее понял, что скажет Малыш, — раньше, чем Итану удалось выдавить из себя хотя бы слово. А ещё Эдгар понял, что не расскажет брату того, о чём тот с таким трудом заговорил. Что угодно, только не это.

— Цена для каждого своя, но она всегда высока, — медленно роняя слова, произнёс он. — Чтобы выполнить Его поручение, мне пришлось переступить через себя, неприятно об этом вспоминать. И я очень надеюсь, что тебе никогда не придётся проверять, какой была бы твоя цена.

Эдгар легонько хлопнул брата по руке пониже плеча.
— Не надумывай себе лишнего, — колоссальным усилием воли возвращая интонациям оптимистичные, бодрые нотки, посоветовал он. — Мы те, кто мы есть, и никакому самопровозглашённому лорду этого не изменить.

Однако он постарается, а переламывать людей у него талант, — добавил Эдгар мысленно. Но вслух, разумеется, ничего подобного не сказал. Не нужно это было Малышу. Совсем не нужно.