[indent] Едва ли он нашёл ответы на все свои вопросы — Ремус выдыхает, прислонившись к стене здания, на мимолетное мгновение прикрыв глаза — доктор Чан, с каким бы уважением к нему не относился Люпин, умел уходить от ответов. Его лекция была не более, чем попыткой прощупать почву, оценить готовность волшебного сообщества к социализации оборотней. Попытка, очевидно, провальная: впрочем, едва ли в этом можно было винить только волшебников — ни одна сторона не желала сделать вперёд шаг — как результат, обоюдная ненависть взращивалась в детства, и поощрялась, разрастаясь, запускала корни в неокрепшие умы, провоцировала трагедии. Убийства, смерти, и, как следствие, новая волна ненависти и злости — это был обоюдно воссозданный замкнутый круг.

[indent] И, судя по реакции толпы — всех устраивала подобная цикличность.

[indent] ”Ненавидеть болезнь, любить — больных” — сама формулировка выделяла оборотней на отдельную ступень в обществе, делала из них изгоев; неправильно подобранное слово, ошибочно посланный взгляд — затравленность, страх, боль — потенциальный рост колоний Сивого можно было видеть невооружённым глазом. Даже здесь, даже среди людей науки — Люпин мог бы дать на отсечение правую руку — были те, кто считал этого монстра едва ли не героем. Да что там говорить, он и сам, пару месяцев назад, допускал подобные мысли. Ему было жаль, жаль! — сейчас это не более, чем истеричный смешок, сорвавшийся с губ попеременно с болью, разрывающей сердце — ведь у них была одна и та же боль, один и тот же, как он считал, страх. Никто, ни один волшебник, будь он хоть трижды учёным, будь хоть трижды с орденами Мерлина всех степеней — никто — не поймёт ту боль, которую испытывает оборотень в полнолуние. ”Словно кости ломают и выворачивают наружу” — сухие слова, в то время как оборотня передернуло всем телом от промелькнувшей только мысли об этих ночах. Помнится, однажды Хвост, в хижине, спросил: — Какого это, чувствовать нечто подобное?

[indent] Люпин так и не смог ответить.

[indent] Ходят слухи, что, если принять свою сущность, хотеть — кто, в здравом уме захочет быть монстром? — превращения, оно пройдёт с меньшей болью. Человеческая сущность становится единой с волчьей, и, подобно действию аконитового зелья, оборотень контролирует свою жажду плоти, направляет её, поощряет… У Ремуса же было иначе; страх владеет его разумом, владеет телом — он настолько боится боли, что ощутимо дрожит, лишь только предвкушая, задыхаясь от всепоглощающего, всеобъемлющего ужаса, и не сдерживает криков, когда выворачиваются и ломаются кости, лопается кожа и сквозь кровавые лоскуты крови пролезает шерсть. Каждый месяц он умирает, снова и снова — каждый раз его разум исчезает — а когда луна уходит за горизонт, первая мысль в голове — ”живой”, вторая — живы ли люди вокруг него? До школьных лет он боялся крови отца на зубах, после — друзей.

[indent] Снова и снова, каждый раз… никто не сможет понять эти страхи кроме тех, кто и сам ощущал нечто подобное.

[indent] Именно поэтому созданное в мае аконитовое зелье казалось спасением, панацеей от всех страхов, отчаяния, боли — и в первые дни это и в правду было так. Облегчение, сродни глотку воды после дней скитания в пустыне; после жуткой, выворачивающей наизнанку боли — ощущения всемогущества, великой силы, струящейся по венам, и холодного, пустого от жаждущих плоти и крови мыслей разума, сохранением себя. После первой ночи, когда Ремус, следуя указанием доктора, пропил курс зелья — Люпин рыдал — он плакал, как девчонка, не стыдясь впервые искренних, настоящих слез перед друзьями, и те, молча улыбаясь, хлопали его по спине и плечам, понимая. Не вмешиваясь. Не подкалывая. Сопереживая, сочувствуя.

[indent] Это была лучшая ночь полнолуния, первая, за семнадцать лет.

[indent] Последующие месяцы, как глупо бы это не ощущалось, Ремус ждал — он хотел полнолуния — впервые, ощущал те же чувства азарта и желания, что были свойственны Сириусу, Джеймсу, когда они обсуждали куда пойдут и чем займутся в своих животных ипостасях: они дурачились, цапались, боролись, как полные дураки играли с оборотнем в догонялки по запретному лесу и просто были собой, обычными подростками, которым так не хватало простого, неподдельного счастья.

[indent] Стоило ли говорить, каким недолгим оно бывает?

[indent] Люпин помнит и другую ночь; помнит столь же отчётливо, как и сейчас: как и в любую другую, он выпил зелье — (и тем страшнее, тем опаснее были его мысли) — но их привычную ночную вылазку изничтожило чужим злостным планом. Ремус помнит вой, помнит, как, против его воли, дернулось тело в сторону Хогсмида, к братьям — и как Сириус его запер в хижине, наказав Питеру охранять дверь. Он ломился в неё как заведённый, со всей силой врезаясь в магический барьер, зубами и когтями располосовал стены, пол, собственную плоть, воя от безысходности и вымаливая — забрать его со стаей. Он ощущал ту жажду убийства, был готов терзать, рвать в клочья, раздирать на части, лишь бы с ним, лишь бы рядом, в стае … и после, когда все закончилось, лежал на деревянном исполосованном когтями полу, задыхаясь от ужаса и ненависти к себе, вновь умирая от отчаяния, безысходности. Зелье — не панацея, [ все ещё монстр, готовый на убийство ], все ещё — зависим воли собратьев.

[indent] Ремус осознаёт, что замёрз, когда понимает, что дрожит от холода — и окоченевшими пальцами пытается достать палочку, чтобы хоть немного согреться. Он не стал задавать вопросы на лекции, понимая, что едва ли доктора погладят по голове за несанкционированную трату зелья на незарегистрированного оборотня — а посему хотел поймать после, поговорить,выяснить как можно избежать чужого влияния… остаться собой — ничего больше он не хотел столь сильно — и эта мысль, быть может, действительно сильно затуманила разум, ведь с каждой минутой ожидания на холоде оборотень укреплялся в мысли о том, что доктор Чан после лекции просто-напросто трансгрессировал, как и большинство участников, и лишь он, как идиот, решил ”подышать свежим воздухом”.

[indent] Просверлив взглядом здание напротив ещё несколько мгновений, Люпин шумно выдыхает, обхватив себя руками и покачав головой — какой же он все-таки идиот — пора возвращаться.

[indent] Начиналась метель.

Отредактировано Remus Lupin (2021-08-12 21:13:21)

little ghost, you're listening,
unlike most you don't miss a thing,
you see the truth

[indent] Ремус вздрагивает, резко поднимая голову — девушка рядом оказывается неожиданно, возникнув словно по волшебству — врывается в личное пространство без разрешения, неосторожно, и, будь Люпин хоть на каплю несдержанней — кончик его волшебной палочки уже вжимался бы в чужое горло. Но то считанные секунды — оборотень узнаёт Мэри, встречает встревоженный взгляд и скованно улыбается, скрывая дрожащие пальцы под чуть большеватыми рукавами плаща.

[indent] — Ты меня напугала, — он едва шепчет, а затем, кашлянув, говорит уже громче, отрицательно покачав головой: — все хорошо, я… — ”в порядке” скрывает оглушительный чих, когда одна из снежинок подло попадает в нос и Ремус забавно морщится, растирая и без того покрасневшей от холода кончик рукой. Должно быть, выглядел парень довольно печально — застывший у стены университета, в полном одиночестве, погруженный в собственные мысли, подобно пустым доспехам в коридорах Хогвартса — даже оглушительно чихает так же, стоит кому-то пройти мимо: хочешь-не хочешь, а до седых волос напугает — причём, не понять: других или себя (со временем обучения в Хогвартсе оборотень преуспел в обоих направлениях).

[indent] Сказать по правде, едва ли Ремус обмолвился с Мэри большим, чем парой-тройкой фраз за последний год обучения в Хогвартсе. Несмотря на то, что раньше они общались чуть теснее — сказывались и общие домашние задания, и проведённые вечера в библиотеке при подготовке к экзаменам — в этом году их пути разошлись, и именно поэтому оба ощущали себя весьма скованно в присутствии друг друга, несмотря на общий факультет. И Люпин мог бы чувствовать вину, общайся они чуть более близко все эти годы — но девушка сама отдалилась от мародеров, неодобрительно морща нос над школьными проделками и шутками со Снейпом. Не сказать, что Ремус её при этом не понимал, но и стыда особо — не испытывал. В конце концов, они просто были разными — и никто никогда не любил поголовно всех; кроме, за исключением, быть может, Лили Эванс — но эта девушка была особенной. Лили и с Мэри Макдональд общалась куда ближе — жаль, что она не смогла посетить лекцию. (Ремус бы никогда не признался в этом даже самому себе — но среди людей в аудитории он непреднамеренно искал солнечный свет в виде обычно струящейся по прямой спине копны рыжих волос).

[indent] Мэри же была другой — да, столь же добра и с нежным сердцем — но чуть более закрытой, себе на уме, и в этом, возможно, была похожа на самого Ремуса. Может, именно поэтому Люпину было с ней сложно — потому что было сложно и с самим собой — слишком много мыслей, иногда чересчур опасных, слишком глубокий процесс копания в себе. Даже с выражением испуга и заботы на лице, истинные мысли понять было практически невозможно — это притягивало и отталкивало одновременно — но на абсолютную искренность в словах и поступках невозможно было не ответить взаимностью.

[indent] — Прости, я немного замёрз. Хотел встретить тут доктора Чана, но… думаю, ждать бессмысленно, скорее всего он уже давно трансгрессировал, — Ремус сильнее кутается в прохладный для такой погоды плащ, и переступает с ноги на ногу, разминая отёкшие от долгого ожидания ноги: — а ты… направлялась в Мунго? — ”снова?” — недосказанность остаётся висеть в воздухе плотным облаком пара, сорвавшегося с губ одновременно с выдохом. Мэри была одной из немногих, кто вызвался помогать целителям в ту роковую ночь. Люпин читал статью в Ежедневном пророке о количествах жертв и раненных — и с каждой новой строкой ощущал себя все хуже: убийцей, предателем — ведь если бы не Сириус, кто знает? Быть может, и он был бы одним из тех монстров, кто убивал детей ради удовольствия. Возможно, не изолируй его тогда в хижине Сириус — Мэри бы здесь не стояла. Или Лили… или он сам.

[indent] — Я не хочу тебя задерживать, Мэри, — ему стоило уйти. Не отвлекать девушку от своих забот, и это было бы верным поступком, но Ремус выдыхает последующие ”но я бы выпил чаю” до того, как успевает себя остановить: — здесь недалеко есть магловская кофейня, можем спрятаться там, — шальная мысль в голове о том, что Мэри Макдональд, будучи помощницей в Мунго, сможет ему помочь — если он, под предлогом обсуждения лекции, сможет обрисовать свою проблему — мелькает в голове, оставляя за собой след уверенности в своей правоте, ведь теперь между очередной встречей с доктором Чаном могут пройти месяцы… а у него нет времени на ожидание.

[indent] Больше нет — ведь с каждой новой секундой люди продолжают умирать.