Летний Лютный пестрит оттепелью всех его пороков. Улица просыпается от длительного сна, распахиваются двери, раздаются ругательные тирады, что-то с грохотом падает, слышится плеск воды и мгновенная тирада униженного муженька-пройдохи, что с самого утра направляется в «Белую виверну», чтобы пропустить чарку, ибо иначе ему не работается. Впрочем, ему-то и после работаться будет туго, поэтому вечером его жена будет рыдать на плече добропорядочной миссис Скаррс, которая будет сокрушенно качать головой и давать советы, которыми бедная жена подсевшего на «Огден» всё равно не воспользуется. Да и потонут те советы гарантированно в многоголосице местной ребятни, вернувшейся из Хогвартса на каникулы и теперь гораздой на выдумки в отсутствии волшебных развлечений.

На последних волком смотрел Джуд Скаррс, прямо сейчас сидящий на подоконнике и сверлящий взглядом кудрявую макушку старшей сестры, что с совершенно невозмутимым видом пила четвертую чашку кофе и дымила своими самокрутками так, что уже недавно прибегал египтянин из «E.L.M». Сначала возмущаться, потом читать лекцию о вреде табака, а чуть позже стрельнуть одну и смачно затянуться, попутно рассказывая об очередном жмурике, которого привезли вчера из пригорода безутешные родственники. Вдоволь насладившись бесплатными ушами, египтянин убежал к себе, а Вероника тем временем сонно потянулась и опять потянулась к портсигару:

– Милый, если ты думаешь, что твой жалостливый взгляд вынудит меня снять барьер и выпустить на улицу, то ты глубоко ошибаешься, – Скаррс выпустила дым колечком и подняла взгляд на шестнадцатилетнего братца. В прошлом году этот оболтус стал причиной первых седых волос в темной шевелюре сестрицы, наведавшись в подпольный бойцовский клуб под оборотным зельем и едва там не откинув копытца, этот год мотал сроки на отработках в Хогвартсе, а вчера нахамил дедушке. И если с первым Никки разобралась и заодно избавилась от токсичного бойфренда, на второе ей было плевать по причине аналогичного поведения в своё время, то вот порчи нервов старику Маркусу, растившему их, она простить не могла. И потому – наказание, пусть и нет никакой гарантии, что уже к вечеру она сжалиться и возьмет с собой на танцы.

– А если я тебе несколько клиентов приведу? – с нескрываемой надеждой поинтересовался Джуд.

– Нет.

– Ну, пожалуйста!

– Нет!

– Ну, пожа-а-алуйста! Я извинился же перед дедушкой!

– Всё ещё нет, – раздраженно отозвалась Вероника и затушила самокрутку о стоящую на подоконнике пепельницу, после чего с самым невозмутимым видом зашла в салон, попутно переворачивая табличку с «closed» на «open».

Спустя час пошли клиенты. Первым был страдающий от ядовитой любви юноша, решивший набить имя дамы сердца на левой ягодице поверх шрама. Скаррс понадобилось полчаса, несколько десятков нервных клеток, бокал виски и две самокрутки, чтобы отговорить беднягу от этой нелепицы, а потом набить ему на лопатке красивейший лабиринт с летающей по ней маленькой химере и содрать втридорога, нисколько не мучась совестью. «За моральный ущерб», – цинично хмыкнула Вероника, когда скидывала оплату в кассу под ироничным взглядом деда.

Потом была фантастически красивая смуглая дева, попросившая живые мехенди. Разрисовывая её, Скаррс подумала, что не будь она брутальной черной гетеросексуальной женщиной, обязательно бы заграбастала её себе и даже с квадратнолицыми друзьями не поделилась бы.

И под конец, когда Вероника уже повалилась на видавший лучшие времена диван, накрытый старым пледом, а дедушка с бабушкой ушли наверх разбираться с обедом, в салон вошёл совсем юный мальчонка азиатской наружности. Прямо совсем юный. Настолько, что Скаррс приподнялась на локтях и иронично хмыкнула:

– Добрый. Да нет, проходите, – девушка села. – Что будем рисовать?

Отредактировано Veronica Scarrs (2021-08-30 09:47:02)