Возможно, он ее спас. От откровений на грани потери рассудка, от наспех сочиненных фантомов, от которых тянуло могильным холодом Азкабана, от эквилибристики над пропастью там, где у нормальных девиц лежат эмоции, от себя самой наконец. Не навреди. Даже себе. Первый принцип. И она чуть не сломала его сейчас, калеча себя. Но тут – почти как чудо в перьях декораций, грязи и пыли – на этаж был внесен этот поздний пациент. По состоянию тяжелый, как само спасение.
Быть может, она должна была почувствовать в отношении его благодарность. Или хоть какую-то искру особо отношения к столь вовремя возникшему больному. Но нет. Ничего подобного. Эмоции начало сковывать еще на середине фразы «прости, надо бежать», на пути до смотровой все замерзло окончательно. Изумительное чувство – лед внутри, иней по нервам. Остыли принципы, охладели доводы. Свои, чужие, кровь, грязь – все едино прохладно, нет ничего внутри, лишь морозная ясность сознания. Она сейчас лишь функция в желтом халате. И это исключительно кстати. Да, определенно, этот пациент ее спас. И теперь она? Нет, никакой патетики, на бред «я сделаю все, чтобы спасти его в ответ» Алекто не способна даже в полном раздрае, а уж тем более сейчас. «Я просто сделаю свою работу,» - вот и все, что может предложить травмированному телу на столе в смотровой Кэрроу. Это много или мало? Да, кто ж знает, покажет лишь время, которое хорошо бы не терять. Алекто выбрасывает из головы последние ошметки посторонних мыслей, теперь в сознании полная стерильность – хоть оперируй, чем видимо, и придется заняться.
Пациент дышит как подыхающий. Рвано, хрипло, с кровавым кашлем. Тут диагностические чары не нужны – легкие повреждены, ясно как морозный воздух. Видимо, пробило куском ребра. Плохо дело.
Заклинание, прочищающее дыхательные пути, срывается с палочки почти без участия мысли – рефлекс. И также рефлекторно Алекто хватает тело на столе за подбородок правой рукой, разжимая челюсть, открывая рот, чтобы можно было запихать пальцы левой руки и убедиться, что препятствий дыханию в виде куска какой-нибудь проклятой оперной стенки внутри нет. Чисто. Дыхание прерывистое, паршивое, но есть. Тут можно пока сильно не помогать, обойтись без искусственной вентиляции. Так что пока Алекто творит лишь сильные обезболивающие чары, считая на этом первую помощь оказанной. Дальше надо лечить, а это требовало мыслей и сил.
Не выпуская из поля зрения пациента, чтобы не проморгать ухудшение, Алекто подходит к стеллажу с полезной всячиной, примостившемуся в углу смотровой. Порывшись на полках, Кэрроу относительно быстро обнаруживает то, что нужно именно сейчас. Приторные до неприличия леденцы в ярких фантиках. Те самые, что в чрезвычайных ситуациях становятся последней защитой от детского плача. Алекто решительно разворачивает две первые попавшиеся под руку карамельки и запихивает их в рот. О, да придаст сил три фунта сахара, вишня и красный цвет.
Протянув столь незатейливым образом руку помощи самой себе, Алекто возвращается обратно к пациенту. Он все еще дышит жутковато, но не чувствует это из-за обезболивающих чар. Нужно действовать дальше.
Одежду с пострадавшего Кэрроу просто срезает заклятием, этим тряпкам уже ничего не поможет, не стоит и беречь. Обломки тканекрушения бесцеремонным образом отшвыриваются в сторону, оставив после себя облако едкой пыли. Да, будь проклята эта грязь! Алекто морщится, чихает и чуть не выплевывает карамель. Как же она ненавидит грязь! Раздражение оказывается настолько сильным, что на мгновение ледяной панцирь над эмоциями идет трещинами. Но Кэрроу быстро берет себя в руки, и руками же творит аж целых шесть очищающих заклятий. Умри все пыльное! Сдохни, зараза! Это, конечно, потребовало сил, зато теперь в смотровой стерильнее, чем в операционной. А пациент чист настолько, что его тело можно было бы использовать как подставку под сэндвич. Вот только не время для еды. Алекто заглатывает последний сладкий осколок карамели и все е творит диагностические чары, исключительно для того, чтобы убедиться, что зрения ее не подвело. Ничего смертельного, и дрянь по легким. Дыши, тело, дыши. Алекто убеждается в проходимости дыхательных путей и добавляет еще одни анестезирующие чары. Умом она уже дошла до идеи, что делать дальше. Сращивающее живые ткани заклятие на пораженный участок легких. Инвазивно. А перед этим резать. Осталось лишь еще чуть обдумать детали.
Кэрроу задумчиво кусает губы и косится на полки стеллажа. Скорее всего, там найдется склянка с нужным варевом. Убрать к дракклу треснутые ребра, а заодно и лишние, если потребуются, открыть себе обзор на разодранное легкое, спокойно, зряче заткнуть дырку – вот и полдела, а потом зашить и дать зелью сделать свое дело, вырастить недостающие ребра. Вроде и нормально, но как-то нет. Алекто резко дергает головой, отводя взгляд от стеллажа. Не вариант. Оно ведь почему работает без шин и повязок это варево? Исключительно, потому что вызывает спазм мышц, которые деревенеют, обеспечивая столь нужную фиксацию в правильно положении, расти все ровнехонько. А в этом теле что? Два анестезирующих уже как минимум, если до нее в приемном не постарались. Мышцы-то могут и напрячься как надо, а с фиксирующей повязкой еще попробую подлезть, получиться разброд и шатание, и срослось со смещением, кувыркайся потом с последствиями. Да, не, к дракклу. Лучше подлезть сквозь осколки. Решено. И как точка в измышлениях Алекто прикусывает губу до крови. Сахар на языке становиться с привкусом крови. Но Кэрроу это мало сейчас волнует. Все ее внимание – это тело на столе. Еще одно очищающее – контрольное, а потом взмах палочки – разрез – и обнаженные ребра, осколки и поврежденное легкое где-то там. Раз, два, три – Алекто мысленно считает до трех, больше времени у нее нет, дальше будет слишком много крови и это уже не лечение, а вскрытие по живому. Раз – и чудеса магической лигатуры. Два - и чары заменят зажим. Три - люмус, да будет свет. А теперь, Кэрроу, не тупи и не промахнись. Алекто продолжает считать - раз, два, три. Раз - заживляющее чары на легкое, примерно куда надо. Два – осколки ребер собираются вместе. Три – повинуясь движению палочки, осколки становятся единым целым. Готово. Разрез на грудной клетке заращивается обратно. Выдох. Кровью истечь не успел. И дыхание выровнялось. Алекто творит контрольные диагностические чары. Что ж, легкие целы и ребра тоже. Новых повреждений нет. А остальное? С остальным можно разобраться и позже, когда перестанет кружиться голова. Или даже завтра.
Алекто достает еще один леденец – переслащенное яблоко, но от него становится легче. И видимо, не только ей. Кэрроу замечает, что пациент будто бы начинает приходить в себя.
- Лежать, - командует Алекто. Вообще-то, ей стоит выражаться иначе. Сказать, что в таком состоянии резкие движения противопоказаны. Вот только сил на этику нет. И потому:
- Шевелиться нельзя, вопросы можно, - безапелляционно чеканит Кэрроу. Вежливой она будет потом. Когда-нибудь. Может быть.
технические детали изнасилования пациента
Надрез был небольшой и магический.
Нетрадиционная хирургия - чудеса вместо тампонов и зажимов. Волшебство заменит лигатуру.
Легкие и ребра починены. Остальные травмы - без изменений.
Боли нет, но есть слабость послеоперационная.
От пыли почищен, но кровью заляпан. Раздет.
Отредактировано Alecto Carrow (2021-03-05 00:33:44)