[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Отец закрыл книжную лавку большим ключом со сложной, гоблинской работы резьбой и положил его в приоткрытую пасть статуи грифона, стоявшей у входа. Статуя приняла подношение – клюв закрылся так плотно, что представить себе, что еще секунду назад статуя выглядела иначе, было совершенно невозможно. Маша наблюдала за этими манипуляциями по необходимости и без особого интереса – вокруг, кроме них, все равно никого уже не было, и смотреть тоже было больше не на что.

Место, где Косой и Лютный переулки встречались в круге света, отбрасываемом установленными Гринготтсом фонарями, всегда казалось ей безопасным. Здесь размещались книжная лавка; «Эльф-трубочист», которым владел пожилой волшебник с кустистыми бровями и густыми бакенбардами; «Котлы Потаж» и «Стрижка бород Бэтворси». Было очень легко представить, что в Лютный переулок всех этих людей привели низкие цены на аренду или, как Малпеппера, многовековое географическое расположение семейного бизнеса. Ничего общего с сомнительными, пропитыми, блуждающими в поисках неприятностей владельцами других заведенний, расположенных за поворотом, после аптеки, у этих людей не было, поэтому в общем и целом Маша ощущала себя уставшей, но в безопасности.

Непривычное в использовании сильное заклинание отняло у Маши неожиданно много сил. Столько, что она даже ничуть не сожалела о принятом щедром предложении родителя проводить ее до аптеки, хотя идти было всего-то два дома. На свежем, холодном воздухе голова прояснилась, спина как будто снова стала ровнее и прямее, и дышалось, в общем-то, тоже легче. Возможно, теперь было самое время попрощаться, напомнив себе, что большую часть жизни она прекрасно самостоятельно справлялась с перемещениями из точки А в точку Б, и в Лютном жила уже не первый год. Но что-то Машу остановило. Может быть, то, с какой спокойной решимостью отец зашагал вперед, к аптеке. Ничуть не сомневался, kozel, что она пойдет за ним.

Всколыхнувшееся было внутри упрямство – Маше совершенно не нравилось брести за кем-то беспомощным ребенком – улеглось, когда они подходили к аптеке. Из «Дистальной фаланги», издалека подмигивавшей им единственным выходящим в Лютный переулок окном витрины на первом этаже, громко хлопнув дверью вывалился ее владелец, откликавшийся исключительно на фамилию Нисбет.

- Эй! – призывно крикнул он, радостно и пьяно махнув Долоховым рукой. Маша предательски вздрогнула, услышав оклик, и на миг инстинктивно прильнула ближе к отцу. Но тут же отстранилась, бросив на него мимолетный взгляд. – У меня это… знаешьте че… сын родился! – провозгласил тем временем Нисбет. – Сыну-у-у-у-уля… Насто-это-ящий… Вообразиче, - протянул он, замер, вглядываясь в лица Долоховых, а потом махнул рукой, не дождавшись от них ответа, и удалился размашистым, неровным шагом, направляясь в сторону «Виверны».

Маша неопределенно пожала плечами и достала волшебную палочку. Когда она только приехала в Лондон, в аптеке стояли гоблинские замки, изумительные и надежные, но уже давно неудобные для Малпеппера. Поэтому замки они замели на магические, не менее надежные, но куда более простые в обращении. Такие, которые, к тому же, как показал сегодняшний вечер, экономили владельцам массу времени.

До конца рабочего дня аптеки технически оставалось еще полчаса, и в любой другой день Маша потратила бы это время, пересчитывая дневную выручку и составляя план заказов на завтра. Но появление отца внесло в привычный уклад жизни некоторые коррективы, и, открыв дверь, Маша, взмахов палочки оживив один из светильников в зале, обернулась к отцу.

- Я живу над аптекой. Заглянешь? – коротко спросила она, не отводя взгляда от его темных, в тусклом свете зала почти черных, глаз. Маша сама не знала, зачем сказала то, что сказала: одно ненужное никому уточнение, один нелепый вопрос. Заглянешь – зачем? Поговорить? О чем. Выпить чая, вина, огневиски? Для чего. Кому вообще это нужно, кто его разберет. Почему-то подумалось, что дед бы такого поворота событий не одобрил. Но деда давно не было, связи с несуществующей небесной канцелярией, чтобы с ним подискутировать на эту тему – тоже, и Маша решила, что оставит этот ход за родителем, хотя бы для того, чтобы подтвердить или опровергнуть все свои представления о нем. Ничего личного. Исключительно научный интерес.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-21 22:17:18)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Квартира над аптекой была далека не то что от идеала, даже от комнаты в доме Малпеппера и, тем более, - от дедушкиного просторного и светлого дома в Париже. Ее основное достоинство, впрочем, состояло не в высоких потолках или шикарной меблировке, а в том, что эта квартира была ее собственной, и пользовалась ею Маша тоже по собственному усмотрению и по полному праву – квартиру она у Малпеппера выкупила, несмотря на его возражения, несколько облегчив свой банковский счет, в который уместились и дедушкин дом, и бабушкины украшения, и все, что осталось от их фешенебельной парижской жизни. На эти деньги у Маши были другие планы, но оставаться в должниках она очень не любила. Судя по всему, в этом она, упрямая русская дура, как говорил Малпеппер, пошла в отца.

Маша коротко хмыкнула, когда отец попытался проявить заботу, хотя заботы и вообще хоть какого-нибудь беспокойства в его голосе было куда меньше, чем тогда, когда ему нужна была помощь с чумой в книжной лавке (пусть даже и тогда ее было немного). Он что, всерьез полагал, что хоть какой-то человек не сообразит, что после такого заклинания нужно поесть и чем-то восполнить силы? Отцы что, на это запрограммированы, и даже воспитанием и силой воли не в силах преодолеть позыв дать дурацкий и самоочевидный совет? Вопрос возник в голове без всяких сопутствующих чувств – исключительно с общим интересом, потому что Маша не помнила, когда последний раз она становилась объектом такой – пусть и своеобразной – заботы. Наверное, когда живы были дедушка и бабушка, но они всегда верили в ее силы и когнитивные способности, и последним человеком, советовавшим ей поесть, вероятнее всего, была гувернантка. Или Эрве, вечно пристававший со своей заботой.

- И тебе не помешает, - пожала плечами Маша и неторопливо направилась на кухню. Кухня, впрочем, в ее квартире отлично просматривалась из гостиной, а гостиная, в свою очередь, из кухни, поэтому, при необходимости, они с родителем могли продолжать общение и дальше. Только в целесообразности такой необходимости в стенах дома у Маши возникли вполне закономерные сомнения.

– Внизу, в аптеке, - не оборачиваясь, ответила она отцу на вопрос о зельях, и, помогая себе магией, принялась за ужин. Еду про запас Маша в доме не держала – ей нравилось есть свежее, приготовленное непосредственно перед употреблением, и стол она по возможности сервировала если не красиво, то приятно.

- Выпьешь? – поинтересовалась Маша просто потому, что к ужину, когда в доме были гости, полагался хоть какой-нибудь алкоголь. Отказ она бы приняла совершенно спокойно – ей вообще не очень хотелось затягивать отцовский визит. Ей только нужно было дать ему понять, что он по-прежнему ей должен. Если не за ингредиенты, то за жизнь своего приятеля. Долг этот, справедливости ради, Маша собиралась употребить в полезном и исключительно безобидном для общества деле, не требуя от родителя ничего невозможного. Или оставить про запас – в Лютном, в чужой стране, да и в деле, которым они с Малпеппером занимались, иметь должников было очень полезно. Запас, как иногда говорил дедушка, карман не тянет.

Присутствие отца в ее доме пока ощущалось странно – как присутствие незнакомого, но не враждебного человека, который, даже если не подавал вида, все равно неизбежно рассматривал, оценивал и выискивал что-нибудь в ее жизни. В глазах отца, если, конечно, он помнил парижский дом, квартира Малпеппера была просто шалашом. В ее собственных глазах, если уж совсем начистоту, тоже, но у этого шалаша была история, и история, должно быть, слишком длинная для того, кто едва ли до сегодняшнего дня вообще слышал, как звучит ее голос.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-21 22:17:00)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Когда отец вдруг развернулся и ушел в аптеку, на первый этаж, Маша даже удивилась. Еще неожиданнее, впрочем, было то, что отец вернулся, да еще и с двумя бутылочками тонизирующего зелья. Кажется, отцы, подобные Антонину Долохову, вот так и исчезали из жизней своих семей – просто уходили куда-то в один прекрасный день и не возвращались больше никогда. По Машиным ощущениям, много лет назад он примерно так и растворился в неизвестности, избрав денежные суммы в качестве никому не нужного напоминания, что он все еще жив и здоров настолько, что в состоянии зарабатывать себе на жизнь и еще немного – на жизнь своего ребенка.

Маша вдруг задумалась, завелась ли за это время у отца какая-нибудь еще семья. Лет ему, по ее расчетам, должно было быть ровно столько, чтобы уже можно было задуматься о молодой жене, которая согреет самолюбие и родит вместо недовоспитанного, неправильного старого ребенка какого-нибудь нового, от которого, в принципе, можно будет уйти той же, проложенной много лет назад дорожкой. На стареющего идиота, впрочем, ее отец был вроде не похож, и это вселяло в Машу не очень определенную, но все-таки надежду.

В ответ на его согласие выпить Маша коротко кивнула и взмахом палочки призвала бутылку вина и два бокала. Можно было, разумеется, предложить отцу огневиски, но он был для такого гостя слишком дорогим, а для разговора – слишком крепким. Хорошие продукты по ерунде Маша переводить не привыкла.

- О победе пока рано говорить – мы еще не знаем, поправится он или нет, - сказала она, вторым взмахом палочки отправляя на стол наскоро приготовленный ужин. Стол она сервировала по привычке, как для себя, быстро и не задумываясь, не глядя на отца, который подошел ближе, видимо, чтобы посмотреть на нее.

Главное, чтобы он не разочаровал и вдруг не раскис запоздалыми чувствами, подумала Маша. Маловероятно, конечно, что в роду Долоховых водились сентиментальные идиоты, но взрослые дети, за которыми уже не нужно было присматривать, и услугами которых можно было пользоваться по необходимости, вызывали у родителей самые разнообразные чувства, включая и необъяснимую, загадочную и обманчивую нежность.

Отец. Папа. Papen’ka. Она, кажется, очень давно не произносила это слово даже про себя, имея в виду настоящего Антонина Долохова, который сейчас стоял перед ней, а не собирательный – и заместительный - образ козла отпущения, который она держала в голове. Должно быть, поэтому слово не тянуло за собой никаких ассоциаций – оно было такое же стерильное, как запах Антонина, из которого исчезли уже даже малейшие напоминания о Мунго.

- Это была не помощь, а услуга, - пожала плечами Маша, садясь за стол и доставая сигареты. – За нее ты мне должен. А за ужин – нет. Ужин – это мое ошибочное предположение, что нам будет о чем поговорить, кроме дел. Сама виновата, - усмехнулась она и закурила, не отводя от отца взгляда.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-21 22:16:45)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Маша едва заметно пожала плечами, затягиваясь, отвечая не то на замечание о живучести владельца книжной лавки, не то на то, как отец поморщился, вдохнув сигаретный дым. Второй пункт был исключительно вкусовщиной, а первый… а какая разница? Живуч – не живуч. Если лавка у Гринготтса опустеет по причине смерти владельца, едва ли надолго, и, вероятнее всего, новый сосед будет таким же приличным, как скончавшийся – для маргинального бизнеса у Лютного переулка существовал другой отросток, его слепая кишка, пропитавшаяся смесью натрового щелока, кедрового масла и алкогольных паров.

- Верю, - без особого интереса согласилась Маша и тоже пригубила вино. Можно было, конечно, спросить, откуда отец так хорошо знал этого Игоря и какие передряги они делили на двоих, но, откровенно говоря, забивать голову этим не хотелось. Зачем она вообще это начала, вот вопрос. Двадцать семь лет она прекрасно жила без отца. Более того, Маша нисколько не сомневалась, что следующие двадцать семь лет ее жизни тоже пройдут без него, и качество этих лет никак не будет зависеть от его присутствия или отсутствия.

Может быть, она была из тех, кто отрицал необходимость в кровном родственнике и в глубине души страстно желал умилительных отношений между отцом и дочерью? Маловероятно. Маша порылась в себе, выискивая в себе какие-нибудь чувства к отцу, но обнаружила только чувство голода. И им и занялась, еще раз, напоследок, затянувшись и потушив сигарету. Надо переходить к делу и поскорее с этим заканчивать. Нелепая встреча слишком затянулась.

Отец, видимо, тоже это осознавал. Но согласился остаться, по крайней мере, из чувства обыкновенного долга, а не отцовского. Следовательно, она не ошиблась, и для делового разговора он бы вполне пригоден. Если бы только не пытался ее сейчас воспитывать и не держал таких драматических пауз.

Маша улыбнулась, насмешливо дернув уголками губ.
- Эта трагическая пауза посреди предложения – фантомные боли педагогического прошлого? – уточнила она с интересом и пригубила вино. Отец отплатил ей, в общем-то, той же монетой, потому что за ужин принялся неторопливо, явно избрав в качестве оружия светскую беседу и монотонность. – Когда я переезжала, она не была опасной.

Справедливости ради, Англия не была опасной до недавнего времени. Буквально до января сего года. И как раз об этом Маша и собиралась поговорить, раз уж ее выбиравшийся из всевозможных передряг, сопоставимых с магической чумой, отец сам плыл ей в руки.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-21 22:16:29)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Маша не то чтобы ожидала от встречи с отцом чего-то конкретного. Строго говоря, она и встречи с отцом не ожидала: ей казалось, что Антонин Долохов из ее детства так и останется именем на конверте, который сова приносит раз в несколько лет, или строчкой в выписке с банковского счета, которую дедушка всегда будет пробегать взглядом хмурясь, сдвигая брови и плотно сжав губы, будто не желая лишний раз поминать имя сына всуе. В мире, где никакого другого отца у нее не было, Маша прожила в самом буквальном смысле всю жизнь. Не считать же за встречу обрывочное воспоминание об отцовской руке со шрамом, который она успела чуть-чуть погладить кончиком указательного пальца. И в этом мире ей было всегда так хорошо и спокойно, что никаких заготовленных заранее ожиданий у нее не было.

По опыту шармбатонских приятельниц, книжек и просто окружающей действительности, которая множественными сущностями свалилась на Машу во время работы в министерстве, она знала, что на появление отцов в жизни можно реагировать по-разному. Например, их можно в чем-то обвинять. С порога, смачно, бросая в лицо одну за другой все накопившиеся обиды. Но как накопить обиды на того, кого просто в твоей жизни никогда не существовало? Кто вообще-то, к настоящему моменту, уже давно мог оказаться гниющим в земле мертвецом, недоступным для обвинений и упреков? Тем более что беспочвенную злость, которая ушатом выливается на постороннего человека, Маша уже недавно пробовала, и ей не то чтобы очень понравилось.

Еще можно было сходу бросаться родителю на шею. Это, насколько Маше было известно, практиковали немногие, потому что для таких экспрессивных жестов нужен определенный, заточенный на такие перипетии судьбы склад характера. Характера такого у Маши не было, а обнимать Антонина искренне и от души ей до сих пор не захотелось. Любить его тоже поводов не было – он еще ровным счетом ничего для нее не сделал. И даже тонизирующее зелье, которое принес из аптеки, все равно выпил сам.

Промежуточных вариантов поведения, не достигающих экстремумов обожания и ненависти, было огромное количество, но ни один из них им как будто бы не подходил. Больше всего их встреча походила на людей, которые заочно были знакомы много лет, но лично никогда не пересекались. Поэтому к отцу Маша испытывала все еще приблизительно ничего с редкими проблесками любопытства, преимущественно продиктованного тем, что, раз уж отец вдруг нарисовался в его жизни, его следовало в эту жизнь вписать с максимальной выгодой. И желательно – куда-нибудь с краю, потому что родители были величиной непостоянной и все время исчезающей из уравнения.

- Как ты и ожидал? А ты что-то вообще ожидал от меня? И как долго? – усмехнувшись, уточнила Маша, разрезая мясо. В Дурмстранге, видимо, у всех фиксация была именно на этом инстинкте. Хотя, если в Дурмстранге все преподаватели были такие, как вот этот, сидящий напротив, кое-что определенно вставало на свои места.

– Я купила эту квартиру, - пожала плечами Маша, откладывая приборы, беря бокал и принимая расслабленную, почти зеркальную с отцом, только более элегантную, позу. – Она меня устраивает, потому что позволяет сосредоточиться на научных исследованиях, которыми я занимаюсь, не отрываясь от работы. И все ингредиенты в аптеке в моем распоряжении. Если бы не это и не помощь, которую оказывает Малпеппер, я бы вообще не стала переезжать.

А еще очень удобно по ночам доставлять зелья красоты для покойников, веритасерум для должников и костерост в бойцовский клуб. Но отцу об этом знать совершенно не обязательно.

- А зачем в Англию приехал ты? Разочаровался в Дурмстранге или хотел побольше заработать на лечении чужих увечий? – она пригубила вино, почти не почувствовав его вкуса.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-21 22:16:13)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

Papen’ka, видимо, хотел, чтобы его слова прозвучали значительно – так, словно за его наблюдениями, если они вообще были, стояло что-то еще. Что-то, должно быть, напоминавшее неравнодушие, беспокойство, нерушимую связь, вшитую, как и все прочее, в жизнь каждого человека, который обзавелся ребенком. На деле же, скорее всего, за его словами не стояло ничего, и вес всему, что Антонин говорил о родительстве, придавал разве что его тяжелый, по-преподавательски цепкий взгляд. Маше было даже немного жаль, что, воспитанная в любви дома и во взаимном уважении между преподавателем и студентом в Шармбатоне, она не могла подыграть отцу необходимым трепетом. Из уважения, так сказать, к сединам.

- Осторожнее с такими родительскими сентенциями, - совершенно нормальным голосом, таким, каким она обычно давала рекомендации по применению зелья от головной боли, посоветовала Мария. – Они могут с непривычки привести тебя к неким логическим казусам.

Основной логический казус для самой Маши состоял в том, что она понятия не имела, что делать с ожиданиями, которые она явно не оправдывала и которые отец явно пытался на нее возложить с опозданием в четверть с лишком века. Можно было пойти ва-банк и предъявить от имени дедушки с бабушкой счет за их ожидания, с которыми не справился сам Антонин, но никакой сатисфакции это Маше бы не принесло, да и услугу, о которой она собиралась просить, наверняка бы перечеркнуло.

Кроме того, был еще один вопрос, который начинал Машу заботить все больше и больше. Отец так настойчиво вел к тому, что ожидания у него были, что это следовало понимать как его намерение обосноваться в Машиной жизни и попытаться задушить ее своим запоздалым воспитанием? Тогда никаких услуг от него ей не надо, благодарю покорно.
Так и не определившись до конца, к чему отец вел, Маша снова пригубила вино, на этот раз по-настоящему.

Судя по тому, что о смене профессиональной деятельности отец ответил длинно, подробно и не задумываясь ни секунды, как и она сама, он врал.
- Складная ложь, - одобрила Маша и улыбнулась. – А на самом деле как было?

Задавая такой вопрос, следовало быть готовой к тому, что во лжи уличат и ее саму. На этот случай в арсенале у Маши была полуправда, которая произносилась несколько более сомневающимся тоном и от которой веяло атмосферой секрета, доверенного одному-единственному человеку. Впрочем, почему-то Маше казалось, что ее тайны и тайны Малпеппера в данном случае находятся в полной безопасности – более равнодушного к ее жизни человека, чем Антонин Долохов, найти было сложно.

- Ты второй человек, который мне об этом говорит. И я, признаться, тронута заботой, - равнодушным к отцовской заботе тоном заметила Маша и продолжила, вдруг обнаружив, что они нечаянно подобрались к той теме, которую она и сама собиралась поднять. – Нет, не обучали. В Шармбатоне не обучают таким вещам. C’est trиs cruel, - с сарказмом добавила она.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-16 15:07:31)

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

В глубине души Маша опасалась какой-нибудь призрачной, тянущей боли о невозвратном прошлом безотцовщины, о которой так много писали в художественной литературе. Но поняла она это только тогда, когда изо рта ее отца выпало непривычное, незнакомое им обоим слово – «доченька». К Антонину Долохову, который был похож на грубо, одним могучим движением отрубленный от скалы кусок, на первый взгляд не подходили вообще никакие нежности. Даже просто ее имя не подходило, как будто весь Долохов был не заточен на то, чтобы произносить что-то нежнее непростительных. К ней самой «доченька» тоже давно не подходила: никто никогда не называл ее «доченькой», даже ради издевки. И себя Маша всегда ощущала взрослым или почти взрослым человеком, на которого все уменьшительно-ласкательные прозвища не оказывали никакого эффекта.

Машины опасения, впрочем, были напрасны – она не почувствовала вообще ничего. Ни единого всплеска эмоций, даже раздражения от отцовской выходки. Они просто притирались друг к другу, как любые оказавшиеся за одним столом незнакомцы. Какие-то маневры проходили более успешно, какие-то – менее. Но ни те, ни другие не отзывались в душе. Занятно, что столько написав о наличии всевозможных чувств (от любви до ненависти) к заново обретенным родителям, человечество стыдливо обошло стороной вопрос отсутствия этих чувств.

- Я подвергаю твои слова сомнению, потому что ты ответил на вопрос, которого не ожидал, человеку, которого ты вряд ли ожидал сегодня встретить, быстро, складно и подробно, в ненужных деталях. Так делают, когда лгут. Отцы, незнакомцы – неважно. Это общечеловеческий принцип. Но если тебе нравится думать иначе. Что ж, - Маша пожала плечами и добавила с непроницаемым лицом и насмешкой, залегшей в уголках губ. – Папочка.

Разговор затягивался и натягивался, как струна. Он шел не по плану, и не в последнюю очередь потому, что никакого плана у него не было: если бы у Маши было время подумать, как говорить с отцом, когда он вдруг объявится на пороге ее аптеки, она бы обязательно это сделала. Но до сегодняшнего дня ничто в ее жизни не указывало на то, что отец вообще когда-нибудь появится, и проблема, как и о чем с ним говорить, вдруг встанет так остро. Кроме того! И что, отношения с родителями из этого и состояли на самом деле? Из их попыток вызвать у тебя несуществующие чувства, чтобы потом ими манипулировать?

Маша могла бы об этом спросить, но не успела: отец резко посерьезнел и даже перешел на французский, который, в теории, мог бы связать их с общей родиной, где в кругу им подобных он считался хорошим тоном, или второй родиной, для которой другого языка просто не существовало. Но отец выбрал другое. И к этому, следует признать, Маша была не готова.

Она не то чтобы не ждала от него подлости. Просто ей казалось, что подлость Антонина Долохова примет какую-то более изысканную форму. Кто бы еще знал, почему она возлагала на родителя такие надежды? Кулон* с кириллицей на клейме полагался на людское воображение куда меньше, чем Маша. Серебристый щит Protego развернулся перед ней одновременно с брошенной отцом Impedimenta и, не дрогнув, как Костелецкий и обещал, отразил одну случайную атаку. Надо же.

Маша приняла подарок из деловых соображений: она предлагала Костелецкому рискнуть с неиспытанным ни на ком, кроме нее самой и его бойцов, зельем, для такого сотрудничества, по крайней мере, на начальной его стадии, требовался некоторый уровень взаимного доверия. То, что Костелецкий не пытался убить ее этим артефактом, засвидетельствовал за довольно приятную сумму мистер Борджин, к которому Маша отнесла безделушку в родном футляре, предварительно надев перчатки из драконьей кожи, использовавшиеся при работе со сложными и токсичными составами.

Щит погас, и их с отцом взгляды встретились.
- Merde, - выдохнула Маша, скривившись. – Это от переизбытка отцовских чувств?

[icon]https://funkyimg.com/i/3a6uw.gif[/icon][info]<div class="lzname"> <a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=816">Мария Долохова</a> </div> <div class="lztit"><center> 27 лет; Шармбатон, Руссан'70, N</center></div> <div class="lzinfo">чистокровная <br>зельевар и управляющий в аптеке Малпеппера, парфюмер<br><br><a href="http://stayalive.rolfor.ru/viewtopic.php?id=820#p65188">совиная почта</a></div> </li>[/info]

«Какая разница, подарок это или нет?» хотела спросить – огрызнуться, точнее, - Маша, но даже рта не успела раскрыть, потому что ее ногу прошила острая игла боли. Merde!
Merde! Merde! Merde!

Она схватила ртом воздух, но выдохнуть не смогла, и даже унизительный, инстинктивный вскрик застрял у Маши в горле, плотно зажатый между стиснутыми зубами и запертый прикушенной губой. Боль от удара, показавшаяся сначала острой, но обманчиво сиюсекундной, быстро разбегалась по всей ноге, словно отец ударил ее не один раз, а несколько. Эта монотонная, тупая боль была Маше знакома гораздо лучше, чем она бы хотела, и это отчего-то ее разозлило.

Малпеппер сказал ей на прошлой неделе, что поймет, если она захочет вернуться во Францию. Сказал торжественно, как будто она уже объявила ему о переезде, и он с великодушием отца – как a otez, а не the otez – принял ее решение. Шестнадцатого января утром, когда тело еще казалось Маше вывернутым наизнанку от костероста, а на лице и спине неприятно тянула кожу сеточка ссадин и ранок, она бы, наверное, задумалась об отъезде хотя бы ненадолго, заведи Малпеппер такой разговор. Инстинкт самосохранения непременно пробился бы сквозь упрямую русскую дуру, которой Маша была на все не отпускавшем ее адреналине. Но тогда Малпеппер не догадался, а потом стало поздно. Не Лютный переулок будет решать, когда и куда она уедет.

Злость придала ей достаточно сил, чтобы получилось, наконец, выдохнуть и принять прежнюю невозмутимую – только теперь несколько натужно – позу. Первым импульсивным решением было запустить в отца Variare virgis, которое он уже ей подарил, произнеся вслух. Маша даже палочку вскинула, но здравомыслие вовремя взяло вверх, и вместо того, чтобы запустить в отца вероятнее всего бесполезным заклинанием, Маша взмахом палочки наполнила и свой бокал тоже. Она же не могла позволить отцу пить в одиночестве, словно он обыкновенный алкаш.

- Потрясающе, - сказала Маша. – Довольно убедительное резюме для преподавателя некромантии. Надеюсь, из Дурмстранга тебя не уволили за применение боевой магии к студентам, и ты в самом деле ушел оттуда по собственному желанию. 

В общем и целом Маша по-прежнему была в душе полностью согласна с Костелецким, посоветовавшим ей носить с собой что-то поострее острого языка. Но все в ее жизни в последнее время происходило так быстро, что всегда с собой у Маши, к сожалению, пока был только язык. К тому же, если ее убьет на ее кухне собственный отец, это будет слишком mauvais goût. Не настолько mauvais goût, конечно, как если бы она воплотила в жизнь шальную мысль подсыпать отцу медленно действующий яд на случай, если он не согласится на ее условия сразу же, но тоже очень похоже на дешевый русский роман, в котором все безысходно умирают в конце.

- А сделка меня устраивает. Если только ты в самом деле после исчезнешь насовсем, а не как в предыдущий раз, - кивнула Маша. Можно было, конечно, чтобы его побесить, еще раз назвать его «папочкой», но это был слишком дешевый трюк. К тому же, ну какой из Антонина Долохова был отец? В лучшем случае – донор биологического материала. И то, мягко говоря, сомнительный. К тому же, теперь, когда между ними была сделка, можно было не притворяться, что он может быть отцом, а она – дочерью. Или нет, Антонин?.. Маша пытливо склонила голову набок.

Оказывается, отец умел удивлять. И удивляться, видимо, тоже умел. Значит, несмотря на то что казалось, что ее нога сейчас отвалится вместе с половиной тела, она все сделала правильно. Чувство, что она хоть что-то сделала правильно, посещало Машу в последнее время так редко, что на какой-то короткий миг удовлетворение от этого перекрыло физическую боль.

Маша чувствовала удивление Антонина – одно микроскопическое мгновение, едва заметное изменение выражения лица – так, как будто это удивление было ее собственным. В действительности, а не на дедушкиной колдофотографии, в неярком кухонном свете, Антонин на миг показался Маше ее искривленным отражением: словно она была мужчиной, старше в два раза, жестче и тверже; словно они были кусками, отколовшимися от одной породы, просто он – большим и сдвигаемым с трудом, а она – куда более легким и беспомощным.

Главное – ни в коем случае не позволить себе проникнуться этим чувством. Оно сиюминутно и обманчиво. И появилось лишь потому, что от Антонина отклеился, так и не найдя себе место, ярлычок «отца», «papen’ki» и прочих неподходящий ему социальных ролей. Как the muzhik, появившийся в ее аптеке по чистой случайности и неожиданно без всяких дополнительных понуждений предложивший выгодную и своевременную сделку, Антонин выглядел куда более сносным. Практически даже терпимым.

Не может же быть, чтобы ее так размягчил ополовиненный бокал вина натощак.

Интересно, чему именно он удивился? Чего от нее ждал? Просчитывал ли вообще последствия своего поступка или поддался импульсу, видимо, совершенно для него естественному еще со времен преподавания в Дурмстранге?.. Маша попыталась представить себя на месте студента, к которому легко в любой момент на занятии мог применить магию человек, который выглядел как Антонин, и потерпела поражение. В Шармбатоне ценили рацио, что бы там ни говорили об этой школе. Телесные наказания только вбивали в спину студента прут, который после изрядно мешал ходить. Впрочем, и гибкость помогала далеко не всегда.

- Сколько самомнения, - фыркнула Маша, удачно замаскировав на выдохе напряжение от старательно сдерживаемой тупой боли, от которой избавиться можно было, лишь поднявшись со стула и продемонстрировав свою слабость. – Означает ли это, что из Дурмстранга тебя попросили на выход, когда ты с возрастом размяк и начал промахиваться, не попадая Непростительными по студентам?

Сложно было представить, что человек, только что ударивший волшебными розгами собственную взрослую дочь, размяк, но Антонин говорил о Дурмстранге и своих пыточных методах с такой гордостью, что Маша почему-то посчитала нужным вступиться за напуганных мальчишек и девчонок, которых ни с того ни с сего приложили боевой магией в первый раз. Сочувствие такого рода было ей обычно не свойственно, но в этот вечер подстегнуто опытом борьбы с магической чумой и некоторыми предшествующими событиями в жизни. А еще тем, что Антонин явно пытался таким образом произвести на нее впечатление. Словно отныне и впредь, встретив выпускника Дурмстранга, факультета Локи, Маша должна была с придыханием спрашивать, не покалечил ли ее отец собеседника на всю оставшуюся жизнь.

- Хорошо, - задумчиво кивнула Маша в ответ на предложение встретиться через два дня. – Я думаю, Малпеппер не откажется посидеть в аптеке один рабочий день. Ради такого дела.

Можно было бы сказать что-нибудь о воссоединении семьи, ради которого Малпеппер даже прервал бы свой заслуженный отдых, к вящей радости постоянных покупательниц глубоко уважаемого возраста, для которых «мисс Долохоффффф» была слишком быстрой и слишком непохожей на Малпеппера. Но Маша опять сдержалась. То, что Антонин поучаствовал в ее появлении на свет и несколько раз прислал чеки, еще не означало, что сейчас речь шла о каком-то воссоединении. Или о какой-то семье. И вообще, если сказать вслух, как говорила ее бабушка, можно и беду накликать.

Отредактировано Maria Dolohova (2021-01-30 00:00:18)