Шагнув в камин из крошечной квартирки своей дочери — над кондитерской! — Эйдан подумал о том, что его затянувшееся отсутствие дома не могло пройти незамеченным, и Магдалина, вероятно, уже вытрясла из несчастных домовиков все подробности, которые из них можно было вытрясти.

Следующая его мысль носила почти философский характер: ему пришло в голову, что у мгновенных перемещений есть свои минусы. Один из них заключался в острой реакции организма на нарушающий законы физики моментальный перенос в пространстве, привычный для большинства волшебников, практикующих аппарацию, но дающий о себе знать при наличии ранений. Эйдан уже не раз замечал, что телесные повреждения во время таких скачков ощущаются особенно явно, и в совокупности с магическими перемещениями воспринимаются организмом с однозначным неодобрением. Можно даже сказать, с осуждением. Впрочем, на этот раз ему повезло: сейчас он чувствовал себя уже намного лучше, чем накануне вечером, а потому отделался парой неприятных, но вполне терпимых моментов, сопровождавшихся резью в боку. Но это было не так страшно.

Другой минус слишком быстрых перемещений состоял в отсутствии времени на обдумывание недавних событий и их возможных последствий — да даже просто на то, чтобы морально подготовиться к смене декораций. Там, дома, вдали от витавших в квартирке дочери ароматов кофе и свежей выпечки, его ждала Маг, и несколько мгновений спустя Эйдану предстояло встретиться с неизбежным.

Прикидывая в уме масштабы возможных разрушений, он, однако, очень быстро пришёл к выводу, что в случае с беременной женщиной это категория непредсказуемая. Но ничего хорошего ждать не приходилось точно. Его драгоценная фурия несомненно проконтролировала ситуацию и засекла факт его отсутствия дома этой ночью. Ничуть не меньше Эйдан был уверен в том, что эльфы вывалили на неё всё, что им было об этом известно. Эти мелкие подхалимы в совершенстве овладели тактикой выбалтывания секретов одного из супругов Эйвери другому в отсутствие первого или первой — в зависимости от того, кто наседал на них с расспросами. В принципе, это было даже логично и означало, что ушастые карлики сохранили в их доме остатки здравого мышления: они стремились, в первую очередь, избежать наказания здесь и сейчас, предпочитая отложенное возмездие со стороны отсутствующего хозяина или хозяйки, которого, если сильно повезёт, могло и не случиться. На самом деле, разумеется, не могло, но всем порой нравится обманываться, и домовики Эйвери-мэнора не были исключением.

Таким образом, Маг конечно же знала, как минимум, что его разыскивала Сандрин, пребывавшая на тот момент в состоянии заметного эмоционального и нервного возбуждения. И ещё, вероятно, про порт-ключ в его берлогу — а значит, и про саму берлогу тоже. Проклятье. Не то чтобы в этом было что-то концептуально новое, но Эйдан ещё помнил о том, что его благоверная должна подарить ему сына, а у неё было уже немало поводов поволноваться за этот месяц. К тому же, эта беременность давала Маг законные основания для того, чтобы снова начать бить посуду, как в самые громкие времена их семейных скандалов, а звук разбивающегося хрусталя и фарфора был не совсем тем, что Эйдан хотел бы сейчас слышать. А столкновение с реальностью, между тем, становилось всё ближе.

На полированный мрамор холла Эйвери-мэнора он шагнул, сдержав вздох и готовясь к локальному прорыву инферно с последующим армагеддоном. В первый миг, однако, ничего не произошло — только робко выглянула из-за вешалки домовиха.

— С возвращением, хозяин, — пролепетала она, выпячивая на него огромные круглые глаза. — Хозяйка вас искала. Но сначала вас искала рыжая ведьма, которая назвалась вашей дочерью, поэтому Тисси дала ей порт-ключ… Хозяйка была очень недовольна, когда Тисси ей об этом рассказала. А ещё хозяйка велела сообщить ей, как только вы вернётесь…

— Ну так сообщи, — сказал Эйдан, стряхивая с пальцев остатки летучего пороха. Оттягивать «встречу с прекрасным» он не видел смысла: чем дольше ждёт Магдалина, тем больше успеет себя накрутить. За ночь она наверняка и так неплохо с этим справилась.

Когда Тисси исчезла, чтобы доложить хозяйке о его прибытии, Эйдан, не торопясь подниматься наверх, заглянул в столовую, не обнаружил там никаких следов завтрака или хотя бы остаточного аромата кофе и сделал вывод, что Маг была настолько не в настроении, что решила сегодня бойкотировать утренние ритуалы. В общем, ничего хорошего. Эйдан успел вернуться в холл и подойти к лестнице к тому моменту, как на верхней площадке появилась его ненаглядная супруга. Выглядела она не выспавшейся, строгой и крайне недовольной, но это не мешало ей оставаться красивой той высокомерной светской красотой, которая презирала все трудности и невзгоды. Может быть, он ничего не заметил бы, если бы не искал в её лице следов бессонной ночи, однако Эйдан знал свою жену уже почти двадцать пять лет. Не могла же она просто спокойно пойти спать, не доведя себя до морального истощения, чтобы подготовить ему утренний концерт. Однако тяжёлых, острых и бьющихся предметов в её руках не было, и это было не самое плохое начало.

«Сегодня я закрываю галерею», — сказала Маг. Ладно: начало всё-таки было так себе. Поэтому Эйдан решил придержать комментарии, чтобы не подливать масла в огонь с самого первого аккорда и дать супруге возможность высказать ему всё, что она запланировала. Интересно, много ли времени у неё ушло на то, чтобы придумать, какими словами его встретить? Услышав продолжение, Эйдан подумал, что не прогадал, когда решил не торопиться вступать со своей партией: Магдалина пошла ва-банк. Очень по-испански.

— Доброе утро, дорогая, — поприветствовал её Эйдан — не без иронии, само собой, но и не переходя в спектр сарказма.
Закрытие галереи, назначенное на сегодня, наверняка было эффектным жестом и своеобразной вишенкой на торте в системе аргументации Маг. Почему ей приспичило закрыть её сегодня? Когда она вообще приняла это решение — этой ночью? До сих пор она, вроде бы, ничего об этом не говорила. Впрочем, может быть, он не слишком внимательно слушал.

— И давно ты решила, что сегодняшний день идеально подходит для закрытия галереи? — спокойно поинтересовался Эйдан, глядя, как его благоверная спускается с лестницы, стараясь держаться от него на некотором расстоянии. Вот ведь недотрога.

— Полагаю, эта мера временная, — произнёс он скорее утвердительно, чтобы не возникало никаких иллюзий: форма предположения была избрана им исключительно из вежливости. Потому что он, конечно же, ни в коем случае не стал бы навязывать горячо любимой супруге своё мнение по столь важным вопросам в её епархии. — Не стоит так сгущать краски, милая.

«После её закрытия меня в этой стране ничего держать не будет». Эйдан с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза, и ограничился неопределённым движением головы, одновременно положив ладонь на набалдашник перил.

— С этим я готов поспорить. И даже уверен, что найду пару-тройку убедительных аргументов, объясняющих, почему ты заблуждаешься, — заметил он, не ввязываясь, однако, в дебри этой печальной дискуссии. У Магдалины было мало шансов покинуть берега Туманного Альбиона без его одобрения, однако это наверняка было не то, что она хотела от него услышать. — Но для начала мне представляется более разумным прояснить, насколько совпадают наши версии случившегося этой ночью.

На этих словах он оторвался от своей импровизированной точки опоры и сделал несколько осторожных шагов по направлению к Магдалине.

— Судя по всему, проблема в том, что Сандрин снова побывала здесь без твоего ведома? Чудовищно, согласен. К сожалению, если бы она не вломилась в наш дом, я, возможно, уже истёк бы кровью и явился к тебе язвительным привидением, которое свело бы тебя в могилу своими крайне уместными и остроумными замечаниями. Мне кажется, это хотя бы немного её оправдывает.

Он сделал ещё пару шагов и остановился возле камина, подперев его плечом со стороны здорового бока.

— Давай поговорим, Маг, — отбросив насмешливый тон, предложил Эйдан. — Только не здесь. Этот каминный переход из меня чуть душу не вынул. Не возражаешь, если мы присядем?

Итак, первый промежуточный успех был достигнут: траектория движения Магдалины изменилась — вместо камина, через который она, очевидно, намеревалась гордо удалиться, его дражайшая супруга согласилась прошествовать в столовую. Этого, конечно, было маловато для того, чтобы начинать праздновать победу, однако согласие на переговоры — это уже кое-что. В их случае это было немало, потому что шансы на нахождение хрупкого баланса резко повышались, когда обе стороны хотя бы пытались его искать. Однако это ещё не делало предстоящие переговоры приятными.

— Не нашего декрета, а декрета Крауча, — поморщился Эйдан. Уж Маг-то точно знала, что он думает о введённых с одобрения Минчума мерах и какую уйму хлопот ему самому доставляет проклятый декрет. Следовательно, она нарочно бросила эту шпильку в качестве дополнительной демонстрации всей глубины своего негодования.

Что бы по этому поводу ни думала сама Маг, отпускать её в Испанию в планы Эйдана, естественно, не входило ни при каких условиях. Позволить беременной жене уехать в другую страну, да ещё в то время, когда границы были прикрыты благодаря всё тому же декрету, было по меньшей мере странно, а после выкинутого Эрлингом фортеля — и вовсе немыслимо. И Магдалина тоже должна была это понимать. Она же, между тем, имела вопиющую наглость не проявить никакого интереса к его словам. На её лице не отразилось даже тени беспокойства. Впрочем, может быть, согласие на продолжение разговора как раз и стало прямым следствием этих тщательно скрываемых реакций. Приглядываясь к своей обожаемой виверне, Эйдан пришёл к выводу, что всё было именно так: не могло же вдруг случиться, чтобы она не испытывала никаких эмоций по поводу его отсутствия нынешней ночью на фоне упомянутого ранения. А равнодушный вид Маг напускала на себя не впервые, но продержаться под этой маской по-настоящему долго ей в его обществе обычно не удавалось.

Вот и сейчас она не сумела скрыть своего удивления, стоило Эйдану заговорить с ней серьёзным тоном. Значит, их обычные беседы виделись ей обливанием друг друга желчью? Как мило. Однако поддаваться умилению он себе пока запретил, чтобы не сбивать настрой. В конце концов, предстоящий рассказ не мог порадовать Магдалину, а Эйдан чувствовал, что должен дать ей хоть что-то обнадёживающее и насколько это возможно приятное. Итак, уверен ли он?

— Абсолютно. Я хочу, чтобы ты осталась и не слишком сильно ненавидела за это себя и меня. Поэтому нам надо поговорить.

Они прошли в столовую, Маг села на своё привычное место, Эйдан занял своё. Тисси, по счастью, на глаза не показывалась: не хватало ещё только, чтобы она явилась и начала спрашивать, не принести ли кофе и ему.

— Если доход от галереи и прежде был абстрактным, значит, концептуально сейчас ничего не изменилось, — заметил он. — Следует ли понимать это так, что галерея тут в действительности ни при чём? Или что принятие такого решения по меньшей мере было ускорено моим отсутствием дома этой ночью?

И вот вопрос прозвучал. Про себя Эйдан улыбнулся. Ей всё-таки было любопытно. Он положил одну руку на стол и пару раз пробежался подушечками пальцев по столешнице.

— Да, — согласился он. — Не по делам Милорда. Строго говоря, я вообще не собирался умирать, это был крайне неожиданный побочный эффект от случайной встречи. — Подавив вздох, Эйдан поднял взгляд на супругу. — Вернее, она была неслучайной, только я об этом не догадывался — ровно до тех пор, пока эта девица не воткнула нож мне в бок.

Было бы нелепо скрывать очевидное — то есть, тот факт, что он соблазнился «удачно» подвернувшейся ему в конце дня молодой брюнеткой. Эйдан и не скрывал — просто посчитал лишним произносить эти обидные для любой женщины и, вдобавок, чересчур очевидные слова о том, что он собирался провести эту ночь с другой.

— После этого мне понадобилась помощь, а позвать я смог только Сандрин. Вернее, кулон, который я ей подарил, дал ей понять, что я очень сильно хочу её видеть. Но она не знала, что со мной произошло и где меня искать, поэтому сначала притащилась сюда, а наши домовики направили её дальше. Но это тебе, полагаю, уже известно.

Конечно, ничего приятного для Маг тут не было. Но за намерения не судят, а у Сандрин теперь появлялось какое-никакое оправдание: в Эйвери-мэнор она заявилась не по собственной инициативе, а исключительно по необходимости, вызванной настоятельным призывом отчаянно нуждавшегося в скорой колдомедицинской помощи отца. Хотя, возможно, для Маг этот аргумент был не особенно убедительным. Впрочем, какая разница? Эйдан не ставил себе целью подружить законную супругу со своей внебрачной дочерью, поэтому не видел смысла переживать об их, вероятно, взаимной неприязни. Куда хуже, в самом деле, было бы, если бы они внезапно спелись.

Бросив случайный взгляд на тонкие пальцы Маг возле крошечной кофейной чашки, Эйдан обнаружил, что они напряжены до белизны в костяшках. Его милая фурия злилась, но отчаянно сдерживала себя, чтобы не показать, насколько сильно всё это её в самом деле задевало — однако отчасти именно по этой причине Эйдану было намного легче думать, что она переживёт и этот инцидент, как многие до сих пор. Или этот случай всё же отличался от предыдущих? Раньше речь шла только о любовницах, теперь на горизонте появилась соперница в виде его внебрачной дочери, а это препятствие было крепче и стабильнее, чем все предыдущие, и цепко бросало корни в их общей жизни, стремясь срастись ими с родовым древом Эйвери. Да, в глазах Магдалины это наверняка было существенной проблемой. И большим ударом, вероятно.

— Ты сочувствуешь ей? — уточнил Эйдан, с трудом уловив суть только что прозвучавших слов. — Или себе? Хочешь сделать это сама?

Он аккуратно поднялся, подошёл к секретеру у одной из стен и извлёк из ящичка самый настоящий охотничий кинжал в кожаных ножнах. Ножны Эйдан оставил на секретере, а кинжал ловко крутанул в пальцах и положил на стол перед Магдалиной рукояткой к ней. Затем он снова сел на прежнее место.

— Где находится сердце ты, я думаю, знаешь. Если это для тебя слишком, можешь ударить вот сюда, — Эйдан указал точно на то место, где под одеждой у него была наложена повязка. — Попадёшь в заживающую рану, мне будет очень больно. Этот кинжал будет лежать здесь до конца нашего разговора — или до тех пор, пока ты не возьмёшь его в руку. Можешь сделать это через несколько минут, когда соберёшься с духом. Или когда я снова скажу что-нибудь, что выведет тебя из себя.

А пока можно было продолжить. Эйдан, однако, не слишком торопился это делать: он смотрел на свою суженую, изучая её и её состояние в этот отдельно взятый момент времени.

Это была уже не та молодая женщина, которую порой было так приятно выводить из себя. Нет, вообще-то, выводить её из себя было приятно до сих пор — может быть, даже больше, чем раньше — но сейчас почему-то не хотелось. Глядя на серьёзное, утомлённое, отчасти как будто побледневшее лицо, Эйдан внезапно проникся к супруге чем-то подозрительно похожим на сочувствие. За четверть века совместной жизни он, случайно или осознанно, причинил ей огромное количество страданий. Она пыталась бороться, возмущаться, отстаивать свои права всеми доступными способами, и это было порой болезненно, порой — весьма увлекательно. Но даже в те моменты, в которые Эйдан воспринимал это как захватывающую игру, для Магдалины всё было всерьёз — и сейчас её запас прочности, по-видимому, подходил к концу. Или ей так казалось. Возможно, это означало, что ему пора было сменить тактику, хотя бы на время её беременности, перестать преумножать боль и, для разнообразия, подставить ей плечо. Потому что из-за его похождений расстраивалась она почти всегда, но сейчас он, похоже, действительно приблизился к тому, чтобы перегнуть палку и исчерпать чашу терпения этой удивительной женщины, привязанной к нему узами более крепкими, чем чугунные цепи и брачные обеты. Этого он не хотел.

— Маг, прости.

Извинения были не в стиле Эйдана, и говорить это было совсем не обязательно, тем более в свете аргумента, который он собирался привести после — должно было хватить и его. Поэтому Эйдан в последний момент усомнился в необходимости произносить эти слова — но в итоге вернулся к тому самому первому порыву, которому Талейран учил не доверять как чересчур благородному. Да, без этого вполне можно было обойтись. Просить прощения у собственной жены — было в этом что-то противоестественное. Однако слова уже прозвучали, и теперь оставалось только с этим смириться.

— Я знаю, тебе больно и тяжело. Но я не могу отпустить тебя — особенно сейчас, когда ты можешь помочь Эрлингу так, как не сумею я один. — Эйдан сделал паузу, оставляя жене время перейти от едкого разочарования к восприятию смысла второй части его заявления. — Тёмный Лорд собирается отправить его с особым заданием на континент. Это может занять несколько месяцев. На это время нужно сделать так, чтобы никому не пришло в голову связать отсутствие Эрлинга в Британии с его истинной миссией. А ещё лучше — скрыть сам факт его отсутствия, насколько это будет возможно. Нашему сыну нужна твоя помощь, Магдалина.

Да, это уже было откровенное вымогательство. При такой концентрации действий, которые можно было счесть попытками манипулирования, Эйдан не удивился бы, если бы супруга и впрямь воткнула ему кинжал в незажившую рану. В принципе, он был к этому готов.

Кинжал оказался в руках Магдалины почти мгновенно, но она, со всей очевидностью, не задумывалась о том, чтобы применить его по назначению или хотя бы около того. Когда она назвала его паяцем, Эйдан улыбнулся.

— Между прочим, я почти уверен, что тебе стало бы легче. Вонзить нож в живую плоть — очень приятное ощущение. Отлично помогает от стресса.
Ему — помогало.

— Осторожно, он острый, — заботливо предупредил Эйдан, глядя, как супруга играется с клинком, упирая остриё в подушечку пальца. Интересно, о чём она думала в тот момент?

Эйдан бы не поверил, если бы его горячо любимая жена сказала, что ни разу в жизни не представляла, как всаживает в него кинжал. Впрочем, это ещё не означало, что она действительно этого хотела или что она думала об этом сейчас. Он сам, к примеру, не раз представлял, как сдавливает рукой её шею, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хотя сравнение было не самым удачным — Эйдан, в отличие от Маг, это делал — раньше, когда их отношения ещё не достигли нынешней стадии. То ли он тогда ещё не был таким сдержанным, то ли Магдалина в ту пору бесила его больше, но с годами Эйдан начал более бережно относиться к телу супруги. И он, определённо, находил волнующей мысль о том, что на фоне бесконечной вереницы его любовниц в жизни своей благоверной он оставался единственным мужчиной. Это было, вероятно, чудовищно несправедливо — и ровно в той же степени приятно для его самолюбия. Маг принадлежала ему безраздельно, и Эйдан упивался осознанием этого факта всякий раз, когда она давала слабину. В такие минуты он даже ощущал по отношению к супруге необъяснимую нежность: в конце концов, Магдалина была его единственной постоянной игрушкой, и он любил её, как свою.

Скупые извинения, о которых он почти сразу пожалел, всё-таки имели эффект: обожаемая супруга упрекнула Эйдана в том, что он повторялся — но судя по тому, как хорошо она запомнила, что в последний раз он говорил нечто подобное двадцать лет назад, Маг была впечатлена. Эйдан решил, что ей понравилось. Скользнувшая по её губам бледная улыбка подтверждала эту версию. Она, однако, быстро исчезла, когда речь зашла об их уже взрослом сыне.

Капля крови выступила на пальце Магдалины, когда она, погрузившись в нахлынувшие эмоции, перестала контролировать свои движения. Эйдан видел это, как и выражение её глаз. На миг что-то в их глубине застыло, будто река, внезапно схваченная льдом, а потом этот лёд треснул и просыпался миллионами осколков. Эйдан почти слышал звон разбивающихся чаяний Магдалины. Как утопающий, хватающийся за соломинку, она потребовала от него совершенно невозможную клятву. Он мог бы её обмануть, но сомневался, что от этого ей станет спокойнее.

— Нет, — Эйдан отрицательно качнул головой. — Поклясться в этом я не могу, потому что не могу контролировать каждый шаг Эрлинга, и меня не будет рядом с ним там, куда ему предстоит отправиться.

Магдалина задержалась у секретера, чтобы убрать кинжал на место — или чтобы выиграть несколько секунд возможности не поворачиваться к нему лицом. Эйдан подошёл к ней сзади и положил ладони на руки супруги чуть ниже плеч.

— Миссия, которую ему хочет доверить Милорд, ответственная и кропотливая, но едва ли рискованная, она связана скорее с исследованиями и поиском. Наш сумасбродный сын умеет находить неприятности, однако он достаточно изворотлив и изобретателен, чтобы найти и выход из них. Для Эрлинга там сейчас будет безопаснее, чем здесь, я в этом абсолютно уверен.

Эйдан коснулся губами волос Маг. Учитывая активно развернувшуюся деятельность террористического характера, в которую они все оказались втянуты милостью Тома, он искренне верил, что продолжительное задание за границей — лучшее, что могло случиться с Эрлингом в этом году. Потому что, оставшись в Британии, он неминуемо был бы вынужден приобщиться к массовым акциям устрашения и раз за разом ставить на кон собственную жизнь и свободу.

Магдалина так и не обернулась к нему, зато позвала его к себе, и Эйдан, улыбнувшись ей в спину, направился следом. Несмотря на то, что чувствовал он себя в целом сносно, путь вверх по лестнице показался ему длиннее, чем обычно. Поскольку своё намерение его дражайшая супруга озвучила ещё внизу, оказавшись в одной из её комнат, Эйдан почти сразу неторопливо снял пиджак и пристроил его на спинку ближайшего стула. Дело было за рубашкой, но он не спешил расстёгивать пуговицы.

— Может быть, тебе всё же не стоит закрывать галерею? — спросил он в надежде окончательно уйти от обсуждения ближайшего будущего Эрлинга и той ловушки, в которую благодаря этому непробиваемому аргументу угодила Маг. Всё-таки это было для неё каким-никаким хобби, дававшим миссис Эйвери хотя бы шанс отвлечься от её горестей и скорбей, что было бы для неё весьма полезно.

В те периоды, когда он не ставил себе целью угодить Маг или сделать её существование чуть более сносным, чем обычно, в жизни Эйдана всё было достаточно просто. Иногда обращать внимание на проблемы жены было ему элементарно неинтересно. Порой ему не хватало на это ни времени, ни желания. Однако в последние месяцы Магдалина избрала тактику, которой Эйдан пока не мог дать чёткого определения, но которая периодически вызывала у него желание чередовать привычные оскорбления её достоинства с чем-нибудь приятным для неё, чтобы не ввергнуть свою горячо любимую супругу в состояние глубокого психоза. Всё-таки, она носила его ребёнка, а Эйдан меньше всего был склонен к убийству собственных детей, независимо от того, насколько желанными они были.

Магдалина даже не пыталась с ним спорить. Как бы болезненно это ни было для неё, она проглотила обиду и молча приняла необходимость примириться с реальностью. Она не возражала, даже не шипела на него, и это требовало то ли большой внутренней силы, то ли безграничного отчаяния на стыке с депрессией. Депрессии Эйдану не нравились, потому что вели к душевной апатии и полному равнодушию к себе и окружающим, а безразличия к себе он терпеть был не готов. К тому же, это наверняка было плохо для их будущего ребёнка. Иными словами, это никуда не годилось, и Эйдан был бы рад поднять настроение своей бесценной супруге. Только он не знал, как это сделать в ситуации, которая должна была казаться ей совершенно безвыходной.

Её колкое замечание говорило о том, что предложение не закрывать галерею Маг восприняла в штыки — вероятно, просто потому, что его высказал он, её муж. Эйдан не расстроился, но принял это к сведению.

— Нет, Маг, — мягко сказал он. — Это один из тех редких случаев, когда я стараюсь найти решение, оптимальное в первую очередь для тебя. Я подумал, что если ты остаёшься в Британии, тебе не повредит продолжить твоё хобби, — пояснил Эйдан, несмотря на то что и без того был почти уверен: Магдалина с самого начала его поняла. Она просто была слишком расстроена сейчас, чтобы говорить обо всём этом спокойно. И в то же время ей хватало самообладания, чтобы не перевести их разговор в плоскость горячего конфликта и даже, как ни чудовищно парадоксально это выглядело, проявить заботу о нём самом.

— Я в порядке. Но если ты настаиваешь…

Следуя велению жены, Эйдан одну за другой расстегнул пуговицы рубашки, аккуратно стянул её с плеч и приобщил к пиджаку. Оттоманка, конечно, не была кроватью, зато Эйдан от души порадовался отсутствию необходимости разуваться: чтобы снять ботинки, ему пришлось бы проявить чудеса гибкости, на которые он сейчас был не способен. Так что в целом его всё устраивало. Раздеться и лечь — такие указания грешно не исполнить. Правда, повод Эйдан предпочитал несколько иной, но ведь и это могло бы стать началом. Хотя, может быть, не в этот раз…

Движения Магдалины были нервными и скованными и отдавались позвякиванием склянок с зельями в её личной «аптечке». И что-то подсказывало Эйдану, что едва ли его благоверная переживала в тот момент о его состоянии здоровья. С другой стороны, если бы ей было абсолютно всё равно, она не позвала бы его сюда и не стала бы возиться с раной, которая уже была подлатана и не представляла угрозы для жизни — разве что в его непостижимой супруге заговорила ревность к его же внебрачной дочери. Эйдан допускал, что в этом случае Маг могла пожелать осмотреть рану и проявить беспокойство о его состоянии или даже, страшно сказать, заботу о нём, всего лишь чтобы показать, что она умеет это не просто не хуже, но и намного лучше посторонней для неё девчонки.

— С Эрлингом всё будет нормально, — заверил супругу Эйдан и постарался устроиться на оттоманке с максимальным комфортом, между делом покосившись на скрывавшие под собой рану бинты.

— Как думаешь, мне стоит её убить? — в очередной раз меняя тему и возвращаясь к первопричине всего происходящего, поинтересовался он. Вопрос был, конечно, сугубо теоретическим, но Эйдан пока не решил до конца, как быть с шальной брюнеткой, а потому не отказался бы выслушать и версию супруги.

Вздох Магдалины был тяжёлым и одновременно смиренным, как будто посвящался безнадёжности, которую она давно приняла. Вероятно, примерно так оно и было — ведь не сбежала же она до сих пор от этой жизни. А способы в наличии имелись: убить себя, убить его, уговорить братца спасти её от этого несчастного существования, потребовать развода, используя шантаж, просто исчезнуть в неизвестном направлении — выход, при желании, можно найти всегда. Однако Маг, очевидно, не слишком-то этого хотела — как и сам Эйдан в случае с Томом, постепенно превратившимся для своих последователей и даже школьных друзей в Тёмного Лорда. А потом для перемены желаний стало попросту слишком поздно. В этом они с супругой были похожи. Впрочем, и не только в этом.

Вдобавок, за четверть века в этих холодных и серых по её меркам краях Маг научилась, несмотря на горячую испанскую кровь, проявлять самообладание и держать по крайней мере часть своих чувств и мыслей при себе, даже когда они касались одного из самых близких к ней людей. Эйдану это нравилось — нравилось смотреть, как она год за годом понемногу, а иногда резко, переламывает себя, подстраиваясь под него и его привычки, вопреки внутреннему протесту всего собственного естества. Он обожал эту способность в своей жене. Пожалуй, не будь её, они вряд ли прожили бы вместе так долго — и трудно сказать, кто не выдержал бы первым. А сейчас её, по-видимому, честное замечание о печальных перспективах владелицы галереи вызвало у Эйдана сдержанную улыбку.

— Дорогая, тебе не нужно об этом переживать, — заверил он Маг. — Такая безмятежная старость светит тебе только в том случае, если меня убьют или посадят в Азкабан, но тогда, я полагаю, у тебя найдётся уйма других хлопот.

Потому что, с его точки зрения, было совершенно очевидно, что при любом ином раскладе найдутся обстоятельства, которые не дадут его благоверной заскучать. Например, он сам.

— Но твоя прабабка в самом деле многовато позволяет себе для портрета. Вот ведь старая мымра, — душевно заметил Эйдан. — Я рад, что ты не торопишься слушать её советы, — прибавил он чуть серьёзнее, не сводя взгляда с супруги.

В следующий миг он поймал Маг за запястье той руки, в которой она держала нож для бумаг, и сжал его, уверенно, но не слишком сильно, тут же смягчая резковатое движение и притягивая свою всё ещё красивую жену ближе к себе. На излёте этого движения он бережно коснулся губами тыльной стороны её руки, не обращая никакого внимания на нож, несколько секунд подержал её сжатую вокруг рукояти ладонь в своей и отпустил.

Магдалина занялась изучением того, во что к утру, стараниями Сандрин, превратилась рана у него в боку, а Эйдан продолжал смотреть на свою бесценную супругу и размышлять о её жизни и о том, какое место в ней занимал он сам. Процесс был тем приятнее, что Маг в это время придирчиво изучала последствия его ранения, присев возле оттоманки прямо на пол. Не удержавшись от внезапного соблазна, он коснулся рукой её волос.

— С Эрлингом всё будет в порядке, — пообещал Эйдан. — Во всяком случае, ему не придётся участвовать ни в каких боевых операциях, терактах и стычках с аврорами. Это к лучшему, Маг.

Подушечки пальцев Эйдана легко скользнули по кромке лица супруги, заводя ей за ухо выбившуюся из причёски прядь.

— Дай ему порт-ключ, если тебе так будет спокойнее, — согласился он. — И я закажу сквозные зеркала, отдашь одно Эрлингу. — В конце концов, уж это он для неё сделать точно мог.

Когда Магдалина осторожно надавила на кожу пониже тонкой розоватой полоски подживающих тканей, Эйдан улыбнулся снова: если бы его заботливая жёнушка надеялась причинить ему боль, прикосновение было бы совсем иным.

— Скорее немного неприятно внутри, — уточнил он, благоразумно решив не вдаваться в детали и не расхваливать перед супругой колдомедицинские успехи своей внебрачной дочери. И это того стоило, потому что его молчание дало Магдалине возможность признать достижения Сандрин в этой сфере — в своём стиле, разумеется, но Эйдан был не в претензии. Вообще-то, его всё более чем устраивало. И отчётливо сформулированное Маг мнение о необходимости убить любую приближающуюся к нему женщину, в принципе, тоже ему льстило, хотя и создавало некоторые трудности в качестве побочного эффекта.

— Какая ты кровожадная, — довольно ухмыльнулся Эйдан. — Обожаю тебя.

Небольшой флакон из рук супруги он, разумеется, взял без всякой опаски.

— Спасибо, — сказал он, поднося виалу к губам. — Сама растирала? Две ночи на растущей луне?

Наверняка Маг в самом деле пила какие-то зелья — и до родов, и после — точно Эйдан не помнил, но его это нисколько не беспокоило. И только промелькнула по краешку сознания мысль о том, что его неподражаемая супруга запросто могла вот так подсунуть ему какую-нибудь амортенцию. Забавная была бы шутка.

Продолжая наблюдать за супругой, Эйдан увидел в её почти минималистично сдержанных движениях и ещё более скупых взглядах надлом, тщательно скрываемый за внешней отстранённостью. Маг ускользала, будто вытекающая сквозь пальцы вода, именно от тех прикосновений, которых избегать, казалось бы, не следовало, потому что они не несли в себе ни боли, ни угрозы. Или боль всё же была на месте?

Как любая хорошая мать Магдалина, несомненно, переживала за Эрлинга и его будущее, и туманная миссия сына где-то вдали от дома не могла вызывать у неё воодушевления. Эйдан ни за что бы не признался в этом вслух, но он, хотя, с одной стороны, не сомневался, что Эрлинг справится — должен был справиться — с другой тоже не мог не думать о том, куда их бедового наследника может занести в его изысканиях и чем всё это обернётся в конечном итоге. А ещё о том, что будет ждать сына по возвращении домой, но это была слишком тяжёлая тема для нынешнего утра, да и он не был прорицателем, чтобы с уверенностью заглядывать так далеко в будущее.

На саркастическое замечание обожаемой супруги Эйдан ответил вполне довольной улыбкой.
— Ну, если не с любовью, я могу быть спокоен. А то я уж было заподозрил, что наша семейная жизнь пошла на лад, — хмыкнул он в тон обожаемой жене.

Отдав ему склянку с зельем, Маг отвернулась и отошла к окну, и это в очередной раз навело Эйдана на мысль о том, что переживала она, возможно, не только из-за Эрлинга. Наверняка тут не обошлось и без волнений о будущем их ещё не родившегося ребёнка — да и их всех, если уж на то пошло. Однако Эйдан понимал, что и от него Магдалина отстранилась не просто так. После ночи, проведённой вне дома — со своей внебрачной дочерью, которую его жена сразу невзлюбила сильнее всех его любовниц, вследствие не состоявшегося должным образом свидания с одной из них — у Маг были все основания испытывать неприязнь при прикосновениях своего далеко не самого благоверного супруга. Сомневался Эйдан разве что в том, готов ли он был позволить ей роскошь отстраниться. Вообще-то, не сомневался: ответ был ему точно известен.

Влив в себя зелье, он отставил флакон на небольшой столик и поднялся на ноги. Надевать рубашку Эйдан не стал: сейчас в этом не было никакой насущной необходимости.

— Надоесть мне она не успела, — честно ответил он на вопрос жены, — по той простой причине, что я её не знаю. Эта особа решила отомстить мне за поруганную честь своей сестры, которой я не помню. Вернее, за её безрассудство, потому что девчонка наложила на себя руки.

Эту историю Эйдан рассказывал Магдалине спокойно и буднично, словно новостную сводку. Судьба женщины, покончившей жизнь самоубийством, вряд ли обеспокоила бы его, даже если бы он был уверен, что какая-то наивная дурочка решила скоропостижно отправиться на тот свет именно из-за него. Виновным в самостоятельном чужом уходе из жизни Эйдан себя точно не считал — он был куда более склонен возлагать ответственность за подобные решения на слабые нервы и впечатлительную женскую натуру. Единственной женщиной, самоубийство которой он мог бы посчитать и своей виной, была Маг — но она на удивление стойко держалась за жизнь и, как считал Эйдан, не помышляла о таких глупостях.

— Должен признать, я понятия не имею, кем она была, — поделился он с супругой, подходя ближе и останавливаясь у неё за плечом. Одна зацепка у Эйдана всё же была: незадачливая мстительница говорила о ребёнке — вероятно, родившемся недавно. А значит, стоило перебрать в уме женщин, с которыми ему случалось оставаться наедине не менее девяти месяцев назад — и, возможно, не более года. Тоже не самая простая задачка, но у него хотя бы был шанс.

— Однако по счастливому стечению обстоятельств эта дамочка с ножом оставила мне на память свою волшебную палочку. Полагаю, я смогу её разыскать. — Ладони Эйдана легли Маг на плечи, в то время как он подался вперёд и коснулся губами изгиба её шеи. — Впрочем, не думаю, что она опасна. Это было больше похоже на жест отчаяния, чем на хорошо спланированный акт мести.

С другой стороны, кто знает, не захочет ли Ребекка предпринять очередную, более тщательно организованную попытку в будущем? Но они могли и договориться. Эйдан мог бы, к примеру, обеспечить содержание ребёнка — разумеется, забрав его из его нынешнего токсичного окружения и поместив, скажем, в приют к Норе. Вот если родственники не захотят его отдавать — это уже другое дело. Тогда, вероятно, без радикальных мер будет уже не обойтись… Однако Эйдан не был уверен в том, что стоит посвящать Маг в такие детали. В конце концов, к чему они ей?

— Но я прослежу за тем, чтобы она больше не появлялась в нашей жизни, — пообещал он супруге, зарываясь носом в её волосы, мягко обнимая её со спины и сплетая пальцы на её ещё не успевшем округлиться животе.

В отличие от Магдалины, у которой причин избегать его прикосновений было столько же, сколько у него — любовниц и внебрачных детей вместе взятых, у Эйдана таких причин не было ни одной. Нежелание Маг считаться веским поводом тоже не могло, потому что оно вступало в противоречие с его собственным желанием, а в этой схватке верх всегда одерживал эгоизм. Эйдану доставляло удовольствие обнимать супругу, когда это было для неё приятно, но он испытывал едва ли не ещё большее наслаждение, делая это, когда она предпочла бы оттолкнуть его от себя. Если бы она попыталась выскользнуть из объятий, он смог бы удержать её силой, однако в последнее время в этом не возникало необходимости: Маг в достаточной мере примирилась со своей судьбой, чтобы стерпеть супружескую ласку, насколько бы несвоевременной она ни оказалась. И на этот раз его горячо любимая жена тоже не отстранилась.

— Только временами? — улыбнулся Эйдан ей в затылок и коснулся губами её волос. —  Кажется, я слишком много тебе позволяю. Совсем тебя избаловал; не ровен час, снова превратишься в капризную принцессу.

Это весьма спорное замечание, безусловно, произнесённое Эйданом с полным осознанием всей его неоднозначности и, в определённом смысле, несправедливости, сопровождалось мягким скольжением ладони по по-прежнему хрупкой линии талии Маг. Обойтись без колкостей его благоверная, конечно, не могла, но и в этом было что-то умиротворяюще привычное и домашнее, как милая семейная традиция.

— У всех жёны как жёны, а мне досталась ехидна, — уголки губ Эйдана приподнялись в намёке на улыбку, когда Магдалина повернулась к нему лицом. Вид он при этом имел весьма довольный. Как бы больно и обидно ей ни было, как бы она ни злилась на него, рано или поздно Маг всегда оборачивалась к нему, и это ощущение было, пожалуй, куда более приятным, чем внесение очередной женщины в список своих побед.

— Сам выбирал, — с удовольствием констатировал он, как в кокон обволакивая супругу любовным взглядом.

Магдалина, возможно, придерживалась несколько иного мнения по этому поводу, но Эйдан был абсолютно уверен в том, что это был именно его сознательный выбор. Сколько бы ни настаивала Маг, он ни за что не женился бы на ней, если бы в тот момент этого не захотел. А поскольку жалеть о своих решениях ему никогда не нравилось, Эйдан упорно придавал их семейной жизни такие формы, которые устраивали бы, в первую очередь, его самого.

Однако всё это вместе с внезапно угасшим интересом Магдалины к его вечерней гостье не помешало Эйдану на короткий миг задуматься о том, что упоминать о волшебной палочке, оставленной у него Ребеккой, или как её звали на самом деле, возможно, всё-таки не стоило. И, наверное, было бы лучше сказать, что это была просто очередная любовница, оставив прочие подробности за кадром. Кому и зачем нужна была эта честность? Эйдан мимолётно пожалел о собственной откровенности с Маг, оценив её как неоправданный акт великодушия, но очень быстро выкинул всё это из головы, когда супруга подалась к нему, привставая на цыпочки. Эйдан, разумеется, тут же поддержал и её, и её начинание, вновь обхватывая Магдалину за талию и пока ещё легко касаясь её губ своими.

— Достаточно хорошо, чтобы ты отложила закрытие галереи хотя бы на часок, — ответил он, притягивая свою принцессу поближе к себе, и поцеловал её уже как следует, основательно, зарываясь пальцами в её волосы на затылке. И тот факт, что в этой сказке он был не рыцарем, спасающим принцессу, а скорее драконом, её стерегущим, Эйдана нисколько не беспокоил.

Магдалина успокоилась как-то слишком легко. Нельзя сказать, чтобы Эйдану это не понравилось, но всё-таки в этом было нечто подозрительное. Как ни крути, он собирался провести эту ночь с любовницей, а провёл с внебрачной дочерью, но вряд ли это могло считаться смягчающим обстоятельством в глазах Маг. Скорее, обстоятельство было отягчающим, и в его пользу свидетельствовать могли разве что полное отсутствие сексуальных контактов этой ночью и заживающая рана в боку. Но это если мыслить рационально, а эмоции с разумом не дружат. Поэтому столь быстро полученное от обожаемой супруги прощение — ну, или что-то вроде него — заставляло задуматься.

Вариантов было два. Один сводился к тому, что Магдалина семимильными шагами движется к глубокой депрессии и уже настолько устала от всего на свете, что не находит в себе сил, чтобы злиться или как-то иначе переживать все горести, доставляемые ей страстно ненавидимым мужем. Второй вариант заключался в том, что Маг что-то натворила и потому ведёт себя паинькой. Правда, что такого ужасного она могла натворить, тем более за одну ночь, Эйдан сходу придумать не мог, а их разговор сегодня начался с её попытки триумфально покинуть помещение и переместиться, немного-немало, в солнечную Испанию, что не очень-то вписывалось в предполагаемые поведенческие паттерны. Хотя, конечно, оставался ещё шанс, что что-то натворить Магдалина ещё только собирается. К несчастью, в свете всех обрушившихся на неё новостей, угадать, в какую сторону устремилась её мысль в первую очередь, было затруднительно. К тому же, не следовало забывать и о том, что у непонятного смирения супруги могли быть и иные, менее очевидные причины.

Так или иначе, Эйдан не видел ничего плохого в том, чтобы воспользоваться ситуацией и получить от неё максимальное удовольствие. Поэтому он нисколько не возражал, когда тёплые ладони Маг заскользили по его телу, а её губы коснулись его скулы и шеи. Это было приятно, и он хотел, чтобы она продолжала, независимо от того, чем она руководствовалась в эти минуты и зачем всё это делала.

— Из сочувствия? — вскинул брови Эйдан. — Любовь моя, мне даже в голову не приходило, что тебе знакомо это понятие, не говоря уже о твоей способности применить его в отношении меня.

Слова ничуть не мешали ему покрывать поцелуями нежную кожу в вырезе платья, хулигански оставляя на шее красноватые отметины.

— Эрлинг и мой сын тоже, — мягко напомнил Эйдан, потому что Магдалина, кажется, решила об этом забыть. — И я сделаю всё, что понадобится, чтобы с ним всё было в порядке.

Это можно было счесть обещанием, а можно и угрозой — страшно подумать, как всё искажается с переменой угла зрения в этом мире, в котором всё так относительно.

Между тем, взгляд Маг оставался упрямым, холодным и твёрдым, как испанский клинок, что не очень соответствовало её действиям, но вполне подходило к сексу из ненависти. Во всяком случае, любви в её глазах Эйдан сейчас точно не наблюдал — и это было понятно.

— У меня выходной, а твоя галерея точно может подождать, — сказал он, когда Маг отвернулась от него, чтобы прошествовать в спальню. Упрашивать себя Эйдан не заставил. Проследовав за женой и снова подойдя ближе, он помог Магдалине высвободиться из платья, ловко расправился с застёжкой бюстгалтера и развернул супругу к себе лицом, заводя пальцы под кружево белья у неё на бёдрах и неторопливо опуская руку ниже к паху.

— Возможно, нам стоит немного разнообразить наши семейные традиции и добавить к ненависти щепотку унижения и пригоршню безысходности, — предложил Эйдан, не только не убирая руку, но и безапелляционно, хотя и мягко, прижимая Маг к себе.

— Тогда может не хватить и пары часов, — он легонько прикусил мочку её уха. — В конце концов, ты можешь закрыть галерею и завтра, — почти промурлыкал Эйдан супруге в шею, после чего внезапно подхватил её на руки и бережно, даже заботливо уложил на кровать.

За порогом спальни что-то неуловимо изменилось — будто что-то, наконец, сломалось в Маг, как происходило всякий раз, когда они приближались к минутам интимной близости. Она, несомненно, продолжала ненавидеть его и теперь, но уже не могла сопротивляться ни на деле, ни хотя бы на словах. Крепость пала, и последние рыцари разбежались, оставив принцессу на волю дракона.

Продолжая покрывать поцелуями шею, плечи и грудь Магдалины, Эйдан помедлил несколько мгновений лишь для того, чтобы избавиться от лишней одежды. Справившись с этой задачей, он прижал свою законную супругу к кровати и придавил её своим весом. Вероятно, он всё-таки погорячился, на несколько секунд поднимая Маг на руки: Сандрин хорошо обработала и подлатала дыру у него в боку, но рана ещё не зажила полностью, и напряжение сил отдалось в ней тянущей болью. По счастью, это было не настолько критично, чтобы отвлекаться или тем более прерывать своё занятие.

Традиционная поддразнивающая шпилька от Магдалины сегодня не уколола, а парадоксальным образом вызвала у Эйдана короткий всплеск жалости, потому что насколько же несчастной должна была чувствовать себя его милая бестия, если ей уже не хватало сил ужалить его как следует. Сочтя это достаточным поводом, чтобы побыть ласковым с собственной женой, Эйдан мягко провёл ладонью по её нежной, гладкой коже от талии к бедру, заводя руку ниже и подтягивая Маг к себе так, чтобы было удобнее найти точку опоры.

— Ты красивая. Это правда. Иначе я бы на тебе не женился, — невольно переходя на короткие, рубленые фразы, подстраивавшиеся под ускорившийся ритм дыхания, произнёс Эйдан и усмехнулся Магдалине в шею под мочкой уха, прежде чем коснуться её губами.

— Люблю запах твоих волос. От них веет жасмином и зноем южного солнца, — будто бы подтверждая эти слова, он зарылся носом в волосы жены, не прерывая размеренных движений.

— Люблю твои скулы. И мочки ушей. И шею. И твои ключицы. — Каждое звено в перечислении дополнялось прикосновением губ к названному месту, но спуститься ниже Эйдан сейчас не мог, поэтому с остальными частями тела пришлось повременить. — Люблю твои губы. И твой острый язычок.

Он жарко поцеловал Маг и теснее прижал её к себе, удерживая крепче и разгоняясь, забывая разом и о своей ране, и о причинах, приведших их обоих в спальню этим субботним утром. Мысли Эйдана в эти минуты не отличались ясностью, но он видел большие увлажнившиеся глаза Магдалины прямо перед собой и слышал её голос, будто бы разрешавший ему то, на что не требовалось разрешения, — и, значит, просивший об этом. Вся она сейчас была здесь, перед ним, в своей бессильной ранимости и беззащитности, и это будоражило кровь, доводя Эйдана до лёгкого головокружения.

— Моя маленькая наивная принцесса, — сквозь тяжёлое дыхание горячо прошептал он ей на ушко. — Я обожаю тебя, Маг.

Он мог бы сказать «обожаю мучить», и это тоже было бы верно — но только не сейчас, не в этот отдельно взятый момент времени. Сейчас Эйдану было не до того, чтобы проводить различия. Она нужна была ему вся, целиком и безраздельно.

По прошествии некоторого времени, устало, но довольно повалившись на кровать, Эйдан вновь прижал к себе Маг, зарываясь пальцами в её волосы и наслаждаясь близостью её хрупкого, всё ещё разгорячённого тела.

— Ты единственная женщина, которую я не хочу отпускать, — негромко сказал он и коснулся губами её макушки. И это было абсолютной правдой, подтверждавшейся простой истиной: любовницы Эйдана менялись калейдоскопом, а жена была и оставалась только одна.

— И не отпущу.

Отредактировано Aedan Avery (2020-12-19 13:55:17)