Ночь тянулась долго. Не то чтобы угнетало одиночество, скорей угнетала обстановка. В родных стенах аврората, в одиночной камере в униформе заключенного — мотивация на великие свершения.
Сначала, конечно, Хэмиш чувствовал себя полным идиотом. В целом, он себя им чувствовал и тогда, когда осознал, на чем попался и каким образом. В голове звучали мысли от «то же мне аврор» до «то же мне мужик», но это самокопание закончилось достаточно быстро, так как Фоули эту стадию прошел задолго до допроса со Скримджером. Дальше он снова вернулся к истинному негодованию от того, что сделал его руководитель: юношеский максимализм, которому, казалось бы, пора бы уже заткнуться, буквально орал на все подсознание, что Хэмиша все равно ни во что не ставят и что Руфус мог бы найти иной выход из этой ситуации.
Где-то через час он попытался успокоить себя, что иного выхода не было. По Министерству давно ходят слухи и опасения, что Пожиратели и сподвижники Волдеморта явно уже проникли во все щели, причем настолько, что удар можно было бы ожидать из любого отдела. Когда ты на войне, у тебя нет возможности идти на уступки.
Все равно это мерлинов бред. Как будто меня подставили.
Фоули уже самому стало интересно, как и чем продолжится его допрос, и даже вздохнул с облегчением, когда дверь в камеру наконец открылась.
Правда, потом Хэмиш вытянулся по стойке смирно и вдохнул, забыв выдохнуть. К нему в камеру пожаловал сам Бартимеус Крауч. А это значило, что его дело принимает совсем скверный оборот.
— Здравствуйте, мистер Крауч, — сухо поприветствовал он верховного начальника и сел на кушетку.
Дракл вас всех дери, он лично меня в Азкабан что ли отправит? Да что такое-то!
Фоули надеялся, что в полумраке одиночки не было видно, как округлились его глаза. Руфус его выгораживал? Прям вот серьезно? Сначала отправил с позором в камеру, а потом нашел ему оправдание? Аврор метался и не мог понять, это шутка, уловка или чье-то помутнение рассудка. Пока что он принял решение молчать и дать себе хотя бы пару секунд обдумать ответ. Все-таки «все, что будет тобой сказано, будет все равно использовано против тебя».
— Мистер Крауч, я могу говорить лишь о том, что я знаю и что я помню, — осторожно начал Хэмиш. — Пусть даже, по словам мистера Скримджера, помню я не совсем правильно. Строить предположения — неверная тактика, нас учили изучать имеющиеся факты и исходить из аргументов, на которые можно опереться. А если вы здесь, то все переменные, равно как и решение этой задачи вам известны. Конечно, мне бы хотелось, чтобы версия мистера Скримджера оказалась верной, но… — он замялся буквально на секунду. — Не значит ли это, что среди нас есть крот поглубже, который сейчас прикрывается мной? Ведь, если оценить все факты, о том, что я помогал артефактологу с трейсерами, знали только внутри. И пока все возятся со мной и моими исправленными воспоминаниями, настоящий крот на свободе.