Несмотря на категоричное заявление Мальсибера «Ежедневному Пророку», спустя пять дней после взрыва в Королевской Опере маггловская Британия казалась Элфиасу Дожу местом куда более безопасным, чем магическая. В магическом Лондоне был объявлен красный уровень тревоги: Министерство Магии в очередной раз за последние месяцы стояло на ушах; отделение травм от заклятий Мунго было набито битком; еще один любимый многими праздник был осквернен и навсегда испорчен – для кого-то, возможно, даже трауром. А маггловский Лондон продолжал упрямо нестись вперед, и людей на пересечении Оксфорд стрит и Риджент стрит нисколько не убавилось.

Дож аппарировал на Грейт Касл стрит, в небольшой и относительной тихий закуток у итальянского кафе Понти, спрятанный в плотной застройке маггловского центра. Встретиться с Доркас в многолюдном и немагическом месте, пожалуй, было со всех сторон замечательной идеей: людской поток мчался по этим улицам так быстро, что заметить кого бы то ни было, даже высокого пожилого джентльмена в старомодном темном сюртуке, было не так уж просто. Для этого, по крайней мере, пришлось бы задержать взгляд и вычленить его из разноцветной, во всех смыслах пестрой толпы, состоявшей из множества людей, у которых были дела поважнее, чем задерживать друг на друге взгляд. Чтобы расслышать, о чем этот пожилой джентльмен собирался говорить со своей яркой спутницей, с которой он встретился у истока людской реки, – станции Оксфорд Серкус – необходимо было ненадолго умолкнуть, замедлить шаг и прислушаться. Непозволительная роскошь в вечно куда-то спешащем Лондоне. Такая, которую зачастую не могли себе позволить не то что магглы, но и волшебники.

Как он и предполагал, ждать не пришлось – они с Доркас были одинаково пунктуальны, и появились с разных сторон, но почти одновременно. Дож ускорил шаг, чтобы влиться в поток людей, спешащих к станции, и через пару минут оказался рядом с молодой женщиной. Он улыбнулся и подал Доркас руку в знак приветствия. У нее, должно быть, выдалась невыносимая неделя – Дож прекрасно мог представить, сколько работы после терактов было у департамента магических происшествий и катастроф, в частности, конечно же, и у его главы.
- Спасибо, что нашла время, - сказал он Доркас.

Дожу не нравилось чувство, поселившееся в нем после рождественских терактов: в такие дни, как эти, он снова чувствовал себя беспомощным и бесполезным, а еще – невправдоподобно удачливым. Только стечение обстоятельств уберегло их в Рождество, и только счастливый случай отнял у Айрис возможность приобрести для себя и подруги два последних билета в оперу. Приобрести не то что назло ему, но отмахнувшись от его предупреждения – Айрис, как и многие, верила в то, что упрямым желанием жить так, словно ничего страшного не происходит, можно отвести от своего дома беду. Увы, с декабря прошлого года становилось все более и более очевидным, что таким образом беду можно было разве что привести в свой дом.

Маггловский Лондон в этом смысле был не то чтобы более неприступной крепостью. Он был скорее крепостью, расположенной в совершенно другом мире. В этом мире вину за теракт в опере охотно свалили на полуабстрактную радикальную группировку, сделав целью этой группировки не стремление прервать призрачное рукопожатие двух миров, а одну-единственную женщину – Маргарет Тэтчер. Так, возможно, Скотленд Ярду было куда проще жить и работать. Но ни Дожа, ни Доркас, ни прочих думающих волшебников это не устраивало. И устраивать не могло.

Отредактировано Elphias Doge (2020-10-17 20:48:03)

Можно было предположить, что теперь, когда в толпе их стало двое, пробираться сквозь людской поток, порой стремившийся в противоположном выбранному ими направлению, будет сложнее. Следовательно, и начало любого хоть сколько-нибудь важного разговора придется отложить до того, как они хотя бы отойдут подальше от метрополитена. Но маггловский бурный поток оказался неожиданного благосклонен к благообразному пожилому мужчине и его молодой спутнице – мимо них с Доркас проскальзывали мягко, почти не мешая, словно они были камнем, внезапно образовавшимся посреди течения реки.

- Об этом, да, - подтвердил Дож. Его взгляд почему-то зацепился за несущегося к Оксфорд Серкус парня, в неплохо, но не лично для него, пошитом маггловском костюме начинающего клерка, с потрепанным, видимо, перешедшим ему по наследству, портфелем, в незастегнутом пальто и с удивительным, незамутненным никакими потерями выражением лица – он весь был этот бег. Весь – погоня за какой-то большой мечтой, которую парен увидел недалеко от Оксфорд Серкус, но по-настоящему настигнет и схватит только годам к сорока, когда обзаведется собственным офисом и тяжелым кожаным креслом на утлых колесиках.

- И не только об этом, - добавил Элфиас, взглянув на свою собеседницу. Разговор об Эдгаре почему-то не хотелось начинать сразу. Не только потому, что он был самым важным в долгосрочной перспективе. Даже совершенно не поэтому. Доркас, должно быть, только выдохнула, разобравшись со всем, что свалилось на ее департамент в день всех влюбленных, и после всех смертей, потерь и огромной проделанной работы переходить к будничным решениям было как-то странно и почти что противоестественно. – Но позже. Сначала расскажи, как ты после этой недели.

Элфиасу казалось, что Доркас была не из тех упрмяцев, которые собирались вести обычную жизни назло самому Темному Лорду, никак не меньше. Для этого она была слишком умной женщиной и слишком хорошим профессионалом. Глупо было думать, что ничего страшнее Рождества с ними не произойдет. Вопрос был разве что в том, какое событие Пожиратели выберут, чтобы нанести следующий удар. С оперой они совершенно точно не просчитались. И это было самое отвратительное – они вынуждены были признать этот раунд за Пожирателями Смерти. И вынуждены были смириться, что за ними останется еще не один раунд.

- В маггловских газетах, естественно, свои правые и виноватые, - начал Дож с того, о чем думал, собираясь на встречу с Доркас. – И они могут быть рады стечению обстоятельств, но, как нам известно, не при чем. А вот у нас… Смешно сказать, я просто покупал Артуру десерт к ужину, и услышал разговор о том, что сближаться с магглами – затея опасная и недопустимая. И она уже, - Элфиас дал понять, что все, что он говорит, есть прямая цитата, - слишком дорого нам обошлась. Сокрушительное идеологическое фиаско для нас.

Но не такое уж удивительное: организации настолько тайные, как Орден Феникса, не могли себе позволить идеологической борьбы. По крайней мере, не такой безбашенной и открытой, как Пожиратели Смерти. И, откровенно говоря, путь к пониманию и принятию всегда был сложнее, чем прямая и проторенная дорога к ненависти и нетерпимости.

Элфиас, признаться, и не ждал другого ответа. Но вопрос задал не из праздного любопытства – с Доркас об итогах очередной прошедшей и по случайности оставившей их всех в живых неделе можно было говорить без обиняков и необходимости оглядываться на правила хорошего тона, которые незаметно прочно поселились во всех министерских коридорах. На все теперь существовала безопасная, коллективная точка зрения, защищавшая сакральной принадлежностью к чему-то настолько большому и неповоротливому, что почти в этом неуязвимому. Такой подход никогда не был Дожу близок. Скорее напротив. Он ценил конкретность и, по возможности, честность. Хотя бы в тех немногих личных разговорах, которые сумасшедший семьдесят восьмой им оставил.

- Боюсь, они не ограничиваются только вами и авроратом, - качнул головой Дож. – И даже Министерством в целом.

Не стал добавлять «магии», потому что в этом разговоре с Доркас существовало только одно Министерство, а магглам необязательно было слышать, даже краем уха, такое приметное и в каком-то смысле до сих пор притягательное для них слово. Магии, во всяком случае, в ее душеспасительном изводе, в мире больше не существовало, и утешить магглов здесь было совершенно нечем.

- Спой ты им в декабре, к февралю они нашли бы способ обойти и это. А мы, признаться, даже не имеем внятных представлений, от чего нам искать ключи и к чему искать подходы. Разве что к тому, что любое многолюдное место отныне уязвимо.

Хогсмид, вокзал, Мунго, Косой и Лютный, Гринготтс, Мунго… Хогвартс, в конце концов. Список не заканчивался, как бы долго он ни тянулся – многолюдных мест, в которых любое происшествие мгновенно раздулось бы до масштабов катастрофы, было даже слишком много. И волшебники, вопреки увещеваниям, запретам и даже здравому смыслу, как показала опера, не собирились ни в чем или почти ни в чем себя ограничивать. Как будто беды в их мире до сих пор случались с другими.

- Сомневаюсь, что там, где я покупаю внуку сладости, лимонные кексы вместе со мной приобретают двадцать восемь священных фамилий, - Дож невольно отчасти перенял ее раздражение. Он всегда был в целом терпим к чужой глупости, даже к откровенной, ничем не прикрытой и не смягченной, но не к такой, как эта – не к такой, которая грозила им всем бедой. – Что мы вообще можем, если уж ты об этом. Транспаранты, в сущности, - это даже очень неплохая идея, потому что никак иначе сейчас транслировать миру то, что проблема в консервативных ценностях, а не в стремлении протянуть друг другу руки, не получится, - Дож скривился.

Они добрались до проезжей части и, вместе с собравшимися вокруг них магглами, от скуки глазевшими на них и друг на друга, дождались, когда поток автомобилей ненадолго утихнет, чтобы можно было перейти дорогу. 

- Даже сейчас мы с тобой наверняка нарушаем какое-нибудь очередное министерское предписание или новый, секунду назад принятый, декрет о том, что мы должны отгородиться от мира магглов для нашей же собственной безопасности. Тебе не кажется… - Элфиас сделал короткую паузу, потому что признавать это было не очень приятно. – Что сейчас уже поздно противопоставлять тому, что предлагают они, единение, сотрудничество и прочие вечные ценности?

Доркас рассуждала с той самой категоричностью, какой им, возможно, не хватало, когда они принимали решения. Возраст, совершенно другой опыт, даже – принадлежность к совершенно другому поколению, делали их с Альбусом другими. Порой Элфиасу казалось, что основной проблемой Ордена было именно это – они все пришли из совершенно разных жизней, многие из которых никогда бы не пересеклись, если не Лорд Волдеморт. В то время как те, кто боролся за чистокровие и власть, были относительно однородны, – хотя бы потому, что большей частью чистокровны, богаты и властью уже наделены, - те, кто боролся против них, были просто разными людьми, которых можно было сравнить между собой подчас лишь на основании одного критерия: непосредственно принадлежности к роду человеческому. Идеалам Ордена это вполне соответствовало, разумеется, а вот с вызовами, на которые они должны были ответить, зачастую никак не соотносилось.

- Ты права, вполне возможно, жертв в самом деле стало бы меньше, - кивнул Элфиас. Доркас была сильной волшебницей. Замечательной волшебницей, если уж на то пошло. Но потери им приходилось исчислять десятками, а не единицами. И, вполне вероятно, скоро счет перевалит на сотни. Озвучивать эту мысль Дож не хотел – он столько раз успел обсудить со всеми все, что произошло в Рождество и несколько дней назад, что почти все, что он мог сказать по этому поводу, теперь казалось ему самому самоочевидным и буквально витающим в воздухе, словно воздух вокруг них стал одним огромным Омутом Памяти.

Они с Доркас пропустили стайку смеющихся подростков, которые совершенно искренне предпочитали игнорировать все страшное и непоправимое, что происходило в мире, и немного помолчали, думая каждый о своем. Дож думал преимущественно о магглах, пробегавших мимо: ему нравилось наблюдать за людьми, и долгие годы наблюдений позволяли ему занимать свои мысли, представляя чужие жизни в обе стороны – в прошлое и будущее. Предположения такого рода, естественно, были очень смелыми, но вся прелесть такой уличной игры с самим собой состояла в том, что проверить свою правоту или убедиться в своем фиаско никак не представлялось возможным.

- Я опасаюсь, признаться, ловить кого бы то ни было в Министерстве на наживку, - неохотно признал Элфиас. – В первую очередь потому, что мы только смутно представляем себе, кто именно должен ее заглотить. А должны были бы еще иметь представление о том, кто сумеет ее распознать и потенциально обратить против нас самих. Возможно, впрочем, возраст просто сделал меня чрезмерно осторожным, - Дож отмахнулся от собственных мыслей. Возможно, всему виной был возраст. Возможно, богатый опыт работы в Министерстве, в котором и без единомышленников Темного Лорда всегда хватало подлецов, любителей подковерных интриг и беспринципных карьеристов.

- Трусы, возможно, - печально улыбнулся Дож. – Но такова наша природа – среди нас мало борцов. Мало таких, как ты. Большинство просто хочет спокойно жить и так же спокойно умереть. Они или не знают, что могут что-то сделать, или просто не желают об этом знать. Второе, по всей видимости, их право – их выбор, их жизнь и жизнь их детей. Но первое… С первым, возможно, мы могли бы что-то сделать. Неплохо, возможно, было бы закинуть словцо, передать от одного другому…

Это было опасно. Даже, вполне вероятно, очень неразумно. Но если такие, как Хагрид, или такие, как Арабелла, или такие, как он сам, поделятся хотя бы с одним человеком своими настоящими мыслями о том, что происходит, – одними только мыслями, даже не планом действий! – у них, возможно, появится надежда. Или у мира, который придет после них.

- Недопустимо, чтобы два волшебника верили, что в маггловском мире им безопаснее, чем в родном, - усмехнулся Дож. – Хотя ты снова права – палочки сломаются, кончатся зелья, испортятся артефакты, и наш мир будет в точности таким же, как их. Только мы будем в нем куда более беспомощными.

Дож помолчал, размышляя о Декрете и Непростительных заклинаниях.
- У них во многом больше навыков, не только в этом. Вспомни вокзал и Хогсмид. Это глупо отрицать. И мы не можем с уверенностью сказать, что никто из них не наблюдает изнутри за тем, как аврорат анализирует те нападения и готовится к следующим. Словно между использованием темной и светлой магии и так недостаточно дисбаланса, - раздосадовано добавил Дож.

- Разумеется, они ощущают свою безнаказанность. У них было достаточно поводов, чтобы убедиться в том, что в общем и целом все, что они задумали, все равно сойдет им с рук, - кивнул Дож. – Но я бы предпочел не низводить их до уровня чудовищ, упрямо движущихся к своей цели. Меня не покидает мысль, - помедлив, поделился он с Доркас, - что ровно в этом и заключается опасность допустить ошибку. Ты говоришь, что наша проблема – трусость. Опасения – за собственную жизнь, за жизнь наших близких людей, за сохранность наших принципов и за то, чтобы оставаться ими верными… Но и они не маньяки. Не преступники, убивающие ради эйфории, которую получает убийца, разделавшись со своей жертвой. Они добиваются цели, в которую верят. И едва ли это только чистокровие магического общества. Это власть, доступ к знанию или ресурсу… мало ли что еще. Я допускаю, что они мечтают о том, что эту власть, знание или чудесно чистокровный мир они оставят своим наследникам, которым более не придется заботиться о кривизне мироздания. Я допускаю, что они любят этих наследников. Своих детей. Жен, мужей. Они же такие же люди, как мы с тобой, в конце концов. Если мы сделаем их бездушными, они превратятся в непобедимых врагов, потому что мы не сможем воспользоваться тем, что они чувствуют, и тем, чего боятся они сами.

Это все было нагромождение размышлений, которыми Дож особнено ни с кем не делился, потому что мир стремительно терял краски и превращался в черно-белое недоразумение, в котором «добро» разом теряло все зубы, но обретало нерушимые принципы, а «зло» вдруг становилось едва ли не пожирающим собственных младенцев в своем мрачном упорном желании дойти до конечной цели. Элфиасу не нравилось ни то, ни другое. Пожиратели были в Министерстве, и у Альбуса были на этот счет соображения. У него у самого уже имелись кое-какие соображения на этот счет. Но ни один из тех, кого они подозревали, не был чудовищем. Напротив, они были хорошими, прагматичными специалистами, сделавшими великолепные карьеры. Кое-кто даже мог оказаться одним из тех коллег Дожа, с которыми ему всегда нравилось работать. Одно не исключало другого, и, чтобы не проиграть окончательно, не следовало забывать то, с чего после рождественских терактов начал свое выступление Эдгар – мы можем даже пожимать им руки и пить кофе в министерском кафетерии.

- Я тебя понимаю, - мягко улыбнулся Дож в ответ на и в самом деле более чем объяснмимое раздражение Доркас. Энергии и жажды деятельности в ней в самом деле было столько, что не возненавидеть плывущих по течению, должно быть, становилось все труднее и труднее. – Но в нашем деле предпочтительнее было бы обойтись без трусов, преодолевших себя. Они слишком лакомый кусок. Организация, конечно же, нужна. Я бы хотел проанализировать силы, которыми мы располагаем в настоящий момент. Чтобы понять, как их использовать дальше. В ситуации, которую мы имеем сегодня.

Они перешли еще одну дорогу, и людской поток вдруг схлынул, оставив их посреди маггловской улице в уже почти непривычном одиночестве. Можно было замедлить шаг, но они и так уже взяли удобный им обоим темп, и разве что могли порадоваться полному отсутствию посторонних ушей, даже если эти уши все равно не смогли бы разобрать, о чем именно говорят в сердце маггловского Лондона два волшебника.
- Люди крупноваты, подозрения бездоказательны – на языке правосудия это означает, что ничего против них у нас нет. Кроме подозрений, которые легко списать на какую-нибудь личную неприязнь. Приглядеться нужно и к тем встречам, которые странно не выглядят. Такие люди не могут себе позволить грубых оплошностей. Иначе доказательства против них давно бы уже нашлись. Я подумываю о том, чтобы поговорить с бывшими коллегами из международного сотрудничества. Хотя бы пособирать сплетни. Сплетники могут знать даже больше, чем шпионы. Кроме того, я все думаю… Если наши подозрения справедливы… Каким-то образом, кто-то в Министерстве, в департаментах или отделе кадров, обеспечивает этим людям алиби. Регулярно.

Дож усмехнулся, припоминая обвинения Скримджера и Робардса.

- Еще это похоже на щелчок по носу – власть, которую они имеют над авроратом. Пусть даже у них, очевидно, тоже недостаточно средств, чтобы завершить начатое. Или просто другие планы.

Он собирался обсудить с Доркас Боунса, но, чем больше они разговаривали, тем дальше отодвигалась эта тема. Эдгар находился в таком щекотливом положении, а Докас была так зла из-за произошедшего, что Элфиас не хотел случайно привести ее к ошибочным, нежелательным для всех них умозаключениям. Он хотел просто узнать ее мнение, чтобы дополнить им свое.

- А твои ребята? Ты в них уверена? – спросил Дож.

- Себя или тебя – нет, разумеется, нет. Но я достаточно проработал в Визенгамоте, чтобы мне не нужно было ничего представлять. Преступления, в том числе и с целью очистить мир от чего бы то ни было, и почему бы не от нечистых кровью, устраивают такие же люди как мы с тобой – до того, как совершить преступление, они ходили на работу, собирали в школу детей, готовили им подарки на Рождество. В день совершения преступления они целовали жену и уходили убивать другого человека, а потом магией уничтожали его кости, мышцы, внутренние органы. Потому что этот человек криво взглянул на них на работе и вдруг оказался «грязнокровкой», - Дож скривился, произнося это слово, но решил остаться верным чужому слову. Вероятно, Пожирателям Смерти было не так уж сложно заполучить в свои ряды очередных адептов религии чистокровия. Во всяком случае, тех, кого легко было бы разменять при случае или необходимости. Чистокровие, как и национальность, шли бок о бок с обыкновенными продуктами человеческого сосуществования: изменила вторая половина, обидели ребенка, отняли повышение, из-под носа увели последний желанный товар, отказали в займе… Список продолжался до бесконечности, и делопроизводитель Визенгамота мог бы рассказать Доркас о страшных деяниях, которые совершают обычные люди, даже больше, чем он. И еще о том, почему важно помнить, что «они» - кем бы эти «они» ни были – всегда обыкновенные люди.

Элфиас снова вспомнил о Боунсе. Маловероятно, что Эдгар пошел бы однажды убивать детей, чтобы очистить мир от скверны. Его история в рядах Пожирателей Смерти, должно быть, закончилась ровно на такой необходимости. Но держать Эдгара в голове как некоторое мерило или собирательный образ, все равно было полезно. К таким, как Эдгар, чистокровным, амбициозным министерским коллегам, Дож начал присматриваться с самого Рождества и к февралю пришел к неутешительным выводам. Непопулярные меры, принятые Министерством, всевозможные перегибы в работе каждого департамента и накопившиеся мнения о нечистокровных превратились во взрывоопасную смесь. И теперь Элфиаса тревожило еще и то, что справиться с ней, по всей видимости, не смогут уже и Пожиратели Смерти. Не то чтобы он хотел предоставить им возможность в этом убедиться, разумеется.

- Сомневаешься, потому что тебе тяжело смириться с тем, что они могут быть людьми, чьи дети, к примеру, уже выросли? Или решили в этом году остаться в Хогвартсе по наущению родителей? – уточнил Дож, тоже понижая голос. Он отлично понимал, почему Доркас горячилась, и, кажется, не мог донести до нее мысль, что представить оппонента не монстром вовсе не означало перестать с ним бороться. – Никого не собираюсь оправдывать, разумеется, но людей, равнодушных к жизни не то что чужих детей, к чужой жизни вообще, гораздо больше, чем тех, кто помнит о том, что чужих бед не бывает. Мы не можем называть их монстрами и пытаться мерить по себе.

Доркас все еще злилась и, скорее всего, сказала ему далеко не все, о чем думала в связи со всем, что случилось за неполных два месяца семьдесят восьмого, но, когда она продолжила говорить, ее голос звучал уже совершенно спокойно, и Элфиас расценил это в целом как хороший знак для беседы.

- Уборщики, секретари, помощники, сотрудники кафетерия – мало ли среди тех, кого мы называем обслуживающим персоналом, тех, кто захочет нам помочь, - пожал плечами Дож. К таким кандидатурам он тоже присматривался, но о такой большой и довольно опасной работе еще следовало подумать – привлечь так много новых людей к подслушиванию, подглядыванию и наблюдению за другими людьми, к тому же, в Министерстве далеко не последними, означало в определенном смысле им довериться.

- Потому что в этих структурах довольно легко можно спрятать больничный лист, командировку, отсутствие по собственному желанию. Не думаю, что нужно искать то, что выглядит подозрительным. Скорее – регулярно совпадающее отсутствие на рабочем месте, частые больничные листы, отлучки. Если всего этого нет, - Дож умолчал о том, что они могут ничего не найти не в последнюю очередь благодаря усилиям Боунса, - мы хотя бы будем знать, что использовали и эту возможность. А если удастся обнаружить хотя бы зацепку, это уже будет успех. Люди, о которых мы говорим, занимают положение настолько высокое, что я бы не разбрасывался никакими возможностями отыскать хоть что-то.

Хоть даже и призрачную надежду.
Элфиас коротко рассмеялся вместе с Докас.
- Я слишком стар, чтобы тратить остаток жизни на перебирание трех сотен твоих сотрудников, - усмехнулся он. – Я имел в виду глав подразделений. Про аннулирование случайного волшебства я кое-что знаю, конечно, а вот про комитет по выработке объяснений для магглов и стирателей памяти – нет. А у них, прямо скажем, в последнее время было очень много очень важной работы.

В юности, еще до того, как устроился на работу в Министерство Магии, Элфиас верил, что представления о людях можно привести к некоторому общему знаменателю объективности: например, придумать универсальную оптику, с помощью которой можно будет безошибочно и непредвзято рассудить всех людей на свете. Хороших – в одну кучу, плохих – в другую; талантливых – сюда, обыкновенных – туда; этих – налево, тех – направо. С годами стало ясно, что идея унифицировать что бы то ни было симпатична лишь юности, которой не хватает опыта, чтобы сладить с многообразием точек зрения и ракурсов. По понятным причинам, не обладая тем же врожденным даром, что и Доркас, Дож никогда не сумел бы взять в руки те инструменты, которыми пользовалась она. А если бы мог, вполне вероятно, он согласился бы с ней по каждому пункту, слету и не раздумывая ни секунды. Если бы он подхватывал, как тонко настроенный прибор, то, что чувствовали другие люди, день за днем, с самого детства, он бы смотрел на людей иначе. Как именно, Элфиас не знал, но был уверен, что совершенно по-другому.

- Я и не призываю ни к сочувствию, ни к сожалениям, - улыбнулся Дож. – На все это у нас нет времени.

Времени у них действительно было мало. И с каждой секундой становилось все меньше. Чтобы действовать исподтишка, в соответствии с ресурсом, который у них имелся, требовалось иметь в виду и согласовывать между собой множество вещей. В том числе – сводить непохожих, как будто бы на первый взгляд разделяющих их убеждения людей в единый механизм, который позволял собирать необходимую информацию.

- Посмотрим, что удастся найти Арабелле. Но твоя помощница определенно не будет лишней – еще одна пара глаз и ушей всегда полезна. Хотя бы для того, чтобы вполглаза приглядывать за помощниками глав других департаментов.

Доверять что бы  то ни было важное этим помощникам, разумеется, не следовало, но присмотреться к тем, кто работал, скажем, с Эйвери, определенно стоило. Подозрения, которые копились у них с Альбусом, следовало каким-то образом проверять.

О предшественнике, который посоветовал кандидатуру Боунса, Элфиас знал, пожалуй, несколько больше, чем Доркас, пусть это знание преимущественно было основано на предположениях и догадках, возникших после их предрождественского разговора с Эдгаром. Впрочем, и о том, почему Эдгар едва не утопил начальство в вине и отчаянии, Дож тоже знал. Но делиться этим с Доркас не собирался – в данном случае чрезмерная информированность могла сыграть злую шутку и искривить суждения Доркас, которые были Дожу так необходимы. Мнение о Боунсе, не омраченное и не высветленное перспективами вступления того в Орден и потенциального сотрудничества с Пожирателями Смерти. Тот редкий случай, когда один из них и правда требовал сожаления и сочувствия. По крайней мере, как казалось Дожу.

- Я, честно говоря, не очень представляю, каково тебе пришлось, когда вокруг было столько чужих эмоций, к тому же – таких сильных. Возможно, у этого есть простое объяснение, - предположил Дож. Например, что после рождественских событий Эдгар Боунс передумал быть Пожирателем Смерти. Проще простого. – И твои сомнения вызваны только его поведением в то время?

Элфиас улыбнулся смертоубийственной метафоре, несколько иронично прозвучавшей в контексте их разговора. Он, впрочем, нисколько не сомневался, что Доркас хотелось убивать. И основания для такого желания у нее наверняка были – все-таки триста человек в подчинении, да еще и отвечающих за устранение последствий, когда что-то в мире пошло не так. Интересно, как с ней работалось Эдгару? И догадывался ли он, что его смятение, равно как и любое другое чувство, если не лежат у Доркас на ладони, то, по крайней мере, не остаются для нее тайной.

- Если бы эмпатию можно было использовать в качестве доказательства чьей бы то ни было сопричастности к каким бы то ни было преступлениям, боюсь, однажды я бы остался без работы, - хмыкнул Элфиас. – Но это все несбыточные мечты.

На несбыточные мечты у них тоже не было времени. У них вообще было слишком мало времени для того, чтобы делать то, что они делали, - практически ничего. Слишком мало времени, чтобы обдумывать стратегию поведения. Проблема в том, что и их самих было слишком мало, чтобы позволить себе действовать наобум. Это могло послужить аргументом в пользу Эдгара, если такой аргумент когда-нибудь потребуется. Обливиатор, умеющий лгать, не изменившись в лице.

Характеристика, данная Доркас, возвращала Дожа к его собственным размышлениям об их разговорах с Эдгаром, состоявшихся после того самого предрождественского ужина, с которого все и началось. Он не то чтобы начал с тех пор сомневаться в Боунсе. Напротив, он постепенно приходил к мысли, что его первое впечатление в тот декабрьский вечер не было ошибочным, и Эдгар, хотя, несомненно, умел лгать, в тот вечер лгать не хотел. Косвенно это подтверждало то, что ощущала, общаясь с ним в те дни, Доркас.

- Такому полугодию на новом месте, как у Боунса, не позавидуешь, - задумчиво сказал Дож. – С другой стороны, это отличная кадровая проверка на прочность. Вполне возможно, что на его месте, оказавшись на такой должности  в такой момент, я бы тоже чувствовал вину и отчаяние. Впрочем, я и сейчас это чувствую. И бессилие, пожалуй. Вот оно раздражает более всего.

Дож ненадолго перенес фокус своего внимания на окружающий мир: в потоке магглов, по-прежнему пробегавшем мимо них, он находил некоторое успокоение. Даже если они тоже не жили после оперы так, как раньше, в полной мере, им не приходилось – пока – думать о неотвратимой угрозе, которая над ними нависла, и от которой они не смогут ни уйти, ни увернуться, просто потому, что никакого ресурса на это у них нет и, вероятнее всего, не будет.

По старой привычке, Дожу захотелось обсудить это с Альбусом. Не потому, что этот вопрос стоял на повестке дня острее всего, а потому, что они вдвоем уже почти прожили чудной век, и то, что они видели на излете собственного столетнего рубежа, совершенно не внушало оптимизма.

- И в чем же отличие? – заинтересовался Дож. С его точки зрения, между тем, чтобы иметь дело с преступлениями и преступниками, и тем, чтобы устранять последствия этих преступлений, а вместе с ними – и всех прочих катастрофических событий, разница была небольшая. И то, и другое подразумевало лобовое столкновение с чужой болью, страхами, злостью и горем. И то, и другое подразумевало, что эмпат должен ловко лавировать между всеми обступившими его чужими чувствами и делать свою работу – ставить свой дар-проклятие на службу обществу, которое зачастую оставалось глухим к чувствам других. В Визенгамоте дело было поставлено иначе. Виноват подсудимый или нет, решали – в идеальном мире – беспристрастные факты. До того, что подсудимые чувствовали, совершая преступления, дело было разве что защитникам, пусть даже не всем и не всегда. И то, что эмоциональное состояние обвиняемого «не бьется», как выражалась Доркас, с материалами дела не могло и, на взгляд Дожа, даже не должно было, браться в расчет.

Поэтому Элфиас всегда удивлялся, как Доркас справлялась со всем, что попадалось ей на пути к креслу главы Департамента магических происшествий и катастроф: как она умудрялась чувствовать вместе с посторонними людьми и по-прежнему оставаться борцом за казалось бы благородное, пусть как будто бы немного обреченное в своей сути, дело.

- Если бы он уходил с работы на пожирательские дела после обеда, ты бы давно уволила его за прогулы, - улыбнулся Дож. Удивительно, что Боунсу удавалось делать Пожирателям небольшие услуги в Министерстве. Или при этом – до и после – он не чувствовал ничего подозрительного или выходящего за рамки своего обычного состояния.

- И что ты предлагаешь, чтобы не бездействовать? – с искренним интересом уточнил Дож. На кону едва ли стояла необходимость любой ценой остаться честными и принципиальными. Проблема скорее заключалась в том, что ресурс Ордена был чрезвычайно ограниченным. Настолько ограниченным, что разбрасываться им было бы крайне неосторожно. Но осторожность запирала все предприятие в замкнутый круг, и это Дожу совершенно не нравилось. Как и то, что обстоятельства требовали быстрого принятия решений, а расклад сил – вдумчивости и гибкости.

Дож всегда подозревал, что эмпатия – это один из самых тяжких даров, которые может получить волшебник, но до знакомства с Доркас никогда не задумывался, насколько велико может быть бремя. Особенно если волшебник желал поставить свой дар на службу другим. Мир вокруг бесконечно искрил и переливался разнообразными чувствами, и Дож мог только догадываться, в какую взрывоопасную смесь все это превращалось для Доркас, когда к работе стирателя памяти или аврора с утра вдруг прибавлялось личное чувство вины.

- Могу тебе только посочувствовать, - совершенно искренне сказал Элфиас и повторил вслед за собеседницей. – Сильные, но понятные эмоции. У тебя интересное отношение к этому. Совершенно практическое. Но это объяснимо, разумеется.

В ответ на мысль приглядеть за Боунсом, рассмеялся уже Элфиас. Так, словно само предположение о лояльности Эдгара Пожирателям Смерти было просто безобидной шуткой, глупее которой невозможно было придумать.

- Если у тебя сейчас столько свободного времени, можешь приглядеть и за каким-нибудь специальным советником Визенгамота. Уверен, в мой рабочий график я тоже легко смогу втиснуть работу на полставки на какого-нибудь темного лорда. Одного или двух – смотря какая нагрузка.

Не будь за его плечами многих лет работы в международном законодательстве и Визенгамоте, Дож бы непременно испытывал что-нибудь по поводу этих шуток. Как минимум – опасения за Боунса. Но Элфиас не испытывал ровным счетом ничего сверх уже заявленных чувств, которые к Эдгару никакого отношения не имели. Беспокоиться за Боунса, конечно, стоило бы, но беспокойство в данном случае  не могло решить ни одной проблемы, и Дож практично выбирал другое – действовать, и по возможности осторожно.

«Ощущение, что нас вообще нет», - лучше и не скажешь. И Доркас, естественно, была права в том, что более подходящего (и неподходящего) времени  действовать, чем сейчас, у них не будет. С каждой минутой они теряли все больше шансов. И все-таки Дож не мог с ней согласиться в полной мере.

- И у тебя есть мысли, как можно выманить на выдуманную приманку, к примеру, главу какого-нибудь департамента? Что же нужно выдумать, чтобы вместо того, чтобы отправить кого-то, кого им не жаль будет потом отдать аврорату, заставить действовать тех, кого мы подозреваем? Да еще и без помощи из вне, с которой у нас просто нет ресурса справиться. Здесь, боюсь, не может быть выдуманного случая. Только реальная возможность, которую нужно искать.