Каменная глыба в озеро – это нехитрая метафора идеально описывала последние дни в Мунго. Сначала было озеро – больничная рутина, однообразная каждый день и лишь изредка, как вода от ветра, будоражимая оригинальными случаями. А потом с невероятной высоты на бешеной скорости в озеро рухнул гигантский валун. Тем огромным камнем было естественно веселое Рождество – на вокзале да в деревне. Упавшая глыба взволновала стоячую воду – и той бурей на озере стали вечер и ночь после кровавого праздника, когда в Мунго тянулись бесконечные толпы полумертвых, раненных и просто перепуганных. Но как камень быстро уходит под толщу воды, так и госпиталь за одни безумные сутки проглотил глыбу боли новых пациентов – разложили по палатам, кого-то подлечили, кого-то успокоили, кого-то вынесли в холодную комнату, чтоб потом отдать родственникам хоронить, кто-то сам сбежал от больничной атмосферы. Улеглось. Остались только волны – то затишья, то небольшой гребень.
Этот день был как раз гребнем волны. Как назло, чуть ли не у всех пациентов, которым по клинической картине предписана возможность приступов и обострений, эти приступы и обострения случились и одновременно. Ближе к концу смены весь персонал отделения в целом, и Алекто в частности, валились с ног от усталости и мечтали поскорее сдать дежурство, аппарировать домой, упасть и уснуть. Зелье, обезболить, перевязать, следующий, зелья, снять воспаление, снова успокоительное, снова повязка, обезболивающее, кровоостанавливающее. И кофе, кофе, кофе – да, потери вкуса. И снова зелья, обезболивающее, раскрывшиеся раны, снова кровь, успокоительное, да дайте же кофе – да, не ему, а мне – а ему кровоостанавлиющее. По венам течет раствор кофеина с каплей крови, вызывая нервное перевозбуждения и заставляя волей неволей украдкой коситься на часы, ожидая конца дежурство. Скорей бы новая смена.
А потом – ближе к вечеру, под самый занавес дежурства - вдруг как отрубило, волна на их озере проскочила гребень, и наступило затишье.  Больные затихли, персонал перестал метаться как в лихорадке между палатами, больничный быт снова вошел в привычные берега. Можно было выдохнуть и даже на пару минут присесть, прежде чем идти в следующую палату.
- Добрый вечер, как самочувствие? Я принесла ваши вечерние лекарства, начать нужно вот с этого, - с дежурной мертвой улыбкой обращается к очередному пациенту Алекто, она старается не приглядываться к больному, не заострять собственное внимание на его личности. Чем более безликий пациент, тем меньше желание дать яд вместо лекарства. На фоне усталости не думать, кто перед тобой, гораздо проще, чем защищать карьеру от демонов собственной души. Эх, душу за маховик времени, чтоб шагнуть сразу в конец смены.

Отредактировано Alecto Carrow (2020-09-03 23:52:44)

- Да, кому он нужен этот шоколад лягушатнико-о-ов, - буркнул в сторону закрывшейся за спиной коллеги двери аврор Смит. Это должно было прозвучать как едкий укол в спину, как доказательство того, что он еще ого-го-го и умеет оставить за собой финальное слово. Вот только концовка получилось смазанной, прозвучало почти как судорожный вздох - "ох". А все потому, что ровно в этот момент Алекто начала снимать бинты чуть резче, чем могла бы.
- Ох, - выдохнул сквозь зубы старый аврор, балансируя на грани между неумением терпеть боль и желание сохранить лицо.
- Извините, - будто бы опомнившись, пробормотала Алекто и поспешно сотворила обезболивающее заклинание, про которое она до этого будто бы случайно будто бы забыла.
- Внимательнее надо быть, - нравоучительно заметил аврор, которому обезболивающее вернуло прежнюю язвительность.
- Под руку не надо говорить, я все таки младший целитель, - с невозмутимым лицом отозвалась Алекто. Теперь, когда обстоятельства заставили ее вглядеться в пациента, ей было сложно продолжать лечить его - хотелось не просто забыть об обезболивающем, а добавить еще пару проклятий, кости ему перемолоть в пыль, медленно по одной, чтобы он стал похож на слизняка, которым и является. Алекто, в принципе, не любила авроров, а этого именно за капризных характер не получалось даже уважать, только брезгливость с каплей злости. И как такого лечить? Алекто пришлось собрать нервы в кулак и все же заставить себя спокойно, не травмируя пациента, продолжить снимать повязки.
Но аврор Смит, видимо, на старости лет начисто лишился инстинкта самосохранения, и потому, вместо того, чтобы молчать, он проворчал:
- Так им и останетесь, если будете так с раненными обращаться, - слово "раненный" прозвучало с нотками гордости, будто бы травма была в несколько раз серьезнее, чем сейчас.
- Извините, - оскалилась в виноватой улыбке Алекто и, сняв последний бинт добавила, - зажило почти, вас можно выписывать, и к работе вернутся сможете, правопорядку нужны люди, а Мунго - свободные места.
Скрытая угроза подействовала, аврор явно хотел отдохнуть в больнице подольше, и потому прикусил язык. Воцарилась тишина, Алекто спокойно смогла закончить перевязку и, еще раз дежурно улыбнувшись, выйти за дверь.
Оказавшись в коридоре, Алекто заметила Сандрин, подпиравшую стену в нескольких шагах от палаты. Вид у бывшей однокурсницы был чуть измотанный. Не то, чтобы Кэрроу это волновало, чисто по человечески чужие настроения ей были безразличны. Но они все же были в Мунго, а она была целителям. Так что девушка заставила себя подойти к школьной знакомой и спросить:
- Сандрин,все в порядке? Случилось что? А...
В таких ситуациях по протоколу полагалось спрашивать еще - нужна ли помощь. Но одно дело больничные регламенты, а совсем другое дело давние традиции - она и так проявила излишний для уровня "случайная встреча случайных однокурсников" интерес к чужому состоянию.

Ответ отказался как кипяток с неба вместо дождя. Алекто ждала дежурной светскости или изящной лжи, а вместо этого на нее свалилась дикая полуправда. Полу - потому что в абсолютную искренность Кэрроу не верила. А дикая, потому что укладывалась в сознании с трудом, царапая извилины. В отделении и так в состоянии разной степени тяжести валялось пару десятков авроров. Неужели хоть кому-то из них стало бы легче, если рядом уложить еще одно раненное тело? Вряд ли, без шансов. Алекто это знала, они с Миком еще в школе проверяли. Был первый месяц, как они попали в Хогвартс, на зельях Алекто порезала палец, да еще и что-то из ингредиентов в рану попало. Было больно. А в больничном крыле Алекто услышала, как какие-то старшеклассницы болтали, что когда-то кто-то чувствует, разделяет твою боль, становится легче. Это сейчас Кэрроу не сомневалась, что все это бред, но тогда она была еще маленькой, а рука болела. И она решила попробовать, и Мик по ее просьбе рассек себе ладонь ножом. Брызнула кровь, брат всецело ощутил ее боль, но Алекто от этого легче не стало, ни на каплю. С тех пор Алекто в силу эмпатии и сопереживания не верила. И ее очень удивляло видеть эту веру в других, особенно, в тех, за кем не помнилось особого сумасшествия. Может Сандрин и правда нездорова?
Выучка колдомедика требовала от Алекто не бросать в коридоре мага, в чем состоянии есть сомнения. И потому вместо того, чтобы отделаться вежливо-формальным "рада, что все нормально" и попрощаться, Алекто заставила себя найти иные слова и шагнуть в разговор как в трясину.
- Нелегко? - осторожно, будто бы проверяя почву под ногами, переспросила Алекто, - хочешь сказать, что кто-то из твоих коллег считает, что один вызванный из отпуска аврор изменил бы события Рождества? - во всегда прохладном голосе Кэрроу прозвучали скептические нотки. - Или думаешь, что кому-нибудь было бы легче, если бы ты сейчас со всеми раненная здесь лежала? У вас там что - культ общей боли? Если одному аврору больно, то и все должны это ощутить? Чтоб страдали все? - прозвучало как засуха на реке, где в пересохшем русле интонаций кое-как угадывается, что здесь могли быть волны интереса.
Но даже этот призрак любопытства был быстро задушен голосом разума, твердивший, что она прежде всего целитель, и потому Алекто сочла своим долгом сказать что-то бодрящее:
- Я вот думаю, что они - коллеги твои - благодарны должны быть, что кто-то за них работает, пока они тут лежат.

Отредактировано Alecto Carrow (2020-09-14 23:37:23)

- Солидарность в бою? – выдыхает Алекто будто бы сквозь легкий кашель, который на самом деле смех, наиболее искренний из ей свойственных.
Перед глазами возникает морщинистое лицо мистера Яксли, который, казалось, мог быть по-настоящему солидарен только с собой и немного с женой, и до какой-то степени с Лордом, для всех остальных были лишь маски. А ведь заслуженный аврор, почетный.
Алекто давится очередным больше похожим на кашель смешком.
Еще ей вспомнился Хогсмит, где как бы войны министерства и порядка, которые, вроде как, должны были стать единой стеной против диких зверей, то и дело путались в личных амбициях.
Третий смешок все же застревает в горле.
- А мне всегда казалось, что все истинно командные игроки идут в квиддич, чтобы солидарно биться на стадионах, - Алекто пробует хоть как-то объяснить, что именно вызвало у нее смех, чтобы он не ощущался как укол.
В конце концов, должен быть хоть какой-то намек на этикет, раз уж у них, как верно заметила Сандрин, уже почти светская беседа.
- Что до твоих рабочих сложностей и моего к ним личного интереса, то никаких проблем, кроме переутомления от работы за себя и за других, я не вижу, - Алекто почти не врет, - как целитель могу предложить животворящую настойку или шоколад, - последние слова прозвучали с проблеском человечности, искусственной такой, насквозь профессиональной и заученной человечности.
- Понимаешь ли, Сандрин, ровно через тринадцать минут нужно будет менять повязку еще одному из местных пациентов, так что мне далеко отсюда не сбежать. Нужно скучать где-то поблизости. Долг и скука – аутентичный повод для светской беседы, так ведь? - последняя фраза получается исключительно рафинировано и манерно, будто бы они не в больничном коридоре, а в уютной гостиной, где вот-вот принесут пятичасовой чай.

Отредактировано Alecto Carrow (2020-09-23 00:26:23)

И пускай выражение лица ни на каплю не изменилось, и даже не дернулась бровь, Алекто была изумлена. Она знала про заразность магических болезней, она знала, что ликантропия передается через укус, но она никогда не думала, что идеализм тоже можно от кого-то подцепить. Верить в желание быть сплоченной команды – да, барсук ее, что ли, покусал?! А может, правда, нервный срыв, и без хорошего зелья тут уже никуда.
- Если хочешь, успокоительное я найду, - осторожно, чуть неуверенно предлагает Алекто.
- Возможно, оно еще осталось. Сама понимаешь, Рождество. Сначала дети и деревенские, потом родители детей, потом родственники покойников, жены раненных, да и стажеры некоторые оказались слишком впечатлительными.  В общем, успокоительное глотали быстрее, чем варили, - сухо объяснила свою неуверенность Алекто, - но не на всех этажах была суета, так что я думаю, смогу найти нужно зелье, даже без воззваний к Салазару, - усмехается Алекто. - Он, кстати, если помнишь, верил только в кровь, клятвы на крови и временные союзы на прагматизме, так что вряд ли он помог бы понять чье-либо желание быть единой командой.
Алекто все же решается ответить на вопрос, как целитель она знает, что не стоит травмировать отказом и безразличием подозрения на нервный срыв. Кэрроу выбирает слова, ищет их, но все-таки ответу далеко до идеальной гладкости, паузы как трещинки проскакивают то тут, то там.
- Я что квиддич вспомнила, когда они с метлы падают и сюда отдыхать попадают, тут половина разговоров всегда о команде, как же они там в следующей игре, и вечные попытки сбежать раньше, чтоб не подводить, - звучит очень сухо, даже безжизненно, Алекто очень старалась выдавить из голоса свое истинное отношение к подобным глупостям, так что в результате были вытравлен любой намек на интонации, осталась лишь сухая пустота.
- В с авроратом другое. Их же сейчас много здесь, и многим интенсивное лечение требует, так что приходится слушать, о чем болтают. Единицы стремятся быстрее обратно в строй. Многие вспоминают, что пострадали, потому что кого-то своего не было там, где должно быть. Но большинство говорят о том, что они слишком ограничены в заклинаниях, что чуть более жесткие действия, могли бы изменить ситуацию. Жестокости им не хватает, а не сентиментальных слов про одну семью и команду. Вот поэтому я и сомневаюсь, что этот дух командный хоть когда-то ночевал где-то за пределами спортивных раздевалок, - Алекто замолчала на секунду, а потом попыталась вернуться к более простой теме, где не надо идти по тонкому льду. – Так поискать успокоительное?

Далеко на востоке – где-то в Индии – маги верят в реинкарнацию – возвращение в мир в другой ипостаси, предопределенной нынешними поступками. Алекто к этой дикости относится с изрядным скепсисом, но иногда все же ловит себя на мысли, что если в этой чуши хоть капля истины, то у нее есть все шансы после смерти воплотиться дементором. Это ведь так занятно - задевать других словами, провоцируя на эмоции, а потом впитывать их реакцию.
Алекто слышит в чужих словах честные ноты сомнения, и ей это нравится. Маленький внутренний дементор плотоядно облизывается, демонстрируя заинтересованность продолжить разговор. И Алекто не видит повода отказывать себе в этом капризе, тем более что не этаже относительно тихо, жетон не горит.
- Разные заклинания, - безразлично и туманно отзывается Алекто, давай возможность собеседнице еще немного побарахтаться в волнах собственных сомнений, - таких например, - Алекто тыкает жетоном колдомедика в ближайшую стенку, и там на, казалось бы, ровном и глухом участке вдруг проступает смутный силуэт двери. Еще одно прикосновение жетона куда-то в район невидимой замочной скважины и дверь приоткрывается.
Алекто жестом приглашает Сандрин войти. За дверью ординаторская – небольшая, пустая в данный момент и с чуть большим бардаком, чем обычно. Даже для зачарованной комнаты нынешнее Рождество не прошло без последствий.
- Удобное заклинание, - Алекто прокручивает между пальцами жетон прежде, чем убрать его обратно в карман, чтобы однозначно показать, о каких чарах она говорит. – Алохомора не сработает, выбить тоже еще не у кого не получалось. А тут запас обезболивающих есть, так что многие пациенты, и авроры тут не исключения, ночами бредят этим заклятием. Видимо, чтобы забыться и не думать про другую магию, - вновь едва заметно трогает тонкий лед сложной темы Кэрроу и тут же делает шаг назад, - кстати, о запасах.
Алекто достает из почти пустого шкафчика флакончик успокоительного зелья и формуляр на расход и пополнение, которые заполняет мгновенно и не глядя, после чего отдает склянку Сандрин.
- На вот, держи. Хоть целиком, если хочется. Легче станет, хотя бы ненадолго, - в голосе звучит капля скепсиса, целитель не верит в лекарство. – Хотя знаешь, все эти кривотолки про отпуск, жажда другой магии, то, что ждали другого, но не такого, и не желание повторит, это все потому, что авроры сами не знают, за что они здесь. Вас же учили защищать правопорядок. А что это такое? Некая политика министерства, новый министр – новый правопорядок, а авроры на его защите все те же. Игрок в квиддич бьется за команду, а аврор за что-то, что завтра может измениться. Шаткая цель, вот и пытаются подпереть ее средствами. Думаешь, если количество разрешенных к применению заклинаний расширят, цель станет лучше? – сухо, как бы между делом, интересуется Алекто.

Скользя взглядом по чужому лицу, как бы мельком, без намека на пристальное внимание Алекто ловит эмоции. Сандрин хмурится – Алекто вскользь следит за движением чужих мимических мышц, шевеление бровей, легкая морщинка задумчивости, на секунду пересекшая лоб, а потом исчезнувшая. Отражение мыслей на лице – это увлекательное зрелище, особенно, когда догадываешься, что причина совсем не философские рассуждения об успокоительном зелье – пить или не пить. Это же не яд, в конце концов. Так что работоспособность лишь чуть дрогнет, но не умрет. И нет тут повода для сомнений. А значит, причина выразительного движения бровей – малюсенький червячок сомнений, который возник  в чужом сознании и будет стремиться остаться там надолго. Алекто бесконечно может смотреть, как другие сомневаются, и потому ей хочется подкинуть несколько питательных тезисов, вгрызаясь в которые маленький червячок сомнений будет расти в огромного монстра.
- Ты называешь их террористами, а почему? – светски интересуется Алекто, таким тоном, будто бы она спрашивает, почему именно этот цвет мантий моден в этом сезоне. Так буднично и безразлично, будто бы она ровным счетом ничего не знает о методах Пожирателей. Голос звучит так холодно, будто бы и не важен ответ, а вопрос был лишь вежливостью.
- Террористы ведь всегда выдвигают требования, так ведь? Сначала кровь, а потом ультиматум, так же, вроде, должно быть? – продолжает Алекто, как будто она тут в предыдущий перерыв прочитала учебник для желторотых стажеров правопорядка и теперь просто желает уточнить, правильно ли она поняла некоторые термины.
- Но, знаешь, я от пациентов слышала и про вокзал, и про деревню. Все говорили разное, в основном про жертв, кровь и бойню. Но никто не упоминал, например, что в какой-то момент на голову всем живым и умирающим на платформе вдруг начали падать листовки с требованиями, или, например, о том, что вдруг в деревне усиленный заклятием голос невидимки зачитал манифест. Не было ведь ничего подобного. Точнее никто не помнит, что что-то подобное видел. То есть требований не было, так ведь? Или может ты что-то иное слышала? – всерьез уточняет Алекто, будто бы она и правда знает о страшном Рождестве лишь по чужим рассказам.
- Получается, что есть ужас в маске, но нет требований. И раньше не было. В газетах писали про смерть, но не про ультиматум. Очень странный террор, убийства есть, а больше ничего. И только в Министерстве рокировки, кто-то приходит, кто-то уходит, где-то появляются новые полномочия. Прямо бридж какой-то, где один игрок кричит «смотрите, какой ужас», а когда все поворачиваются поглядеть, перетасовывает карты или достает козыря из рукава, меняя рисунок игры. Под шум о терроре удобно проводить линию по усилению контроля и усиления позиций. Мне кажется, что для чьих-то амбиций в Министерстве Рождество стало огромным подарком, - Алекто будто размышляет вслух, сухо и не демонстрируя предпочтений. Ничего личного – только абстрактная философия.

Алекто даже не пытается возражать, когда слышит, что она не совсем права. В конце концов, они ведь не о целебных мазях, а о террористах, так что не будет целитель спорить с правопорядком. Встречные доводы Кэрроу выслушивает исключительно спокойно и покорно, даже чересчур. Это уже даже не ее привычный лед над водой чувств, это промерзшее насквозь озеро эмоций, оледеневший до самого дна и потому тихий омут эмоций, со дна которого царапается гриндилоу.
- А знаешь, - вскользь бросает Алекто, - в поезде были дети из разных семей, а деревня так вообще самая магическая из ближайших в округе. И среди пациентов у нас даже трети магглорожденных не будет. Как-то очень неаккуратно целились в магглорожденных, как будто боевыми заклятиями от мошкары над озером отмахиваться, - осторожно замечает Кэрроу, она будто бы выбирает слова, будто бы старается никого не задеть, будто бы ей за последние дежурства хватило травм на три жизни вперед. И в ровном голосе даже может привидеться намек на усталость, будто бы она не ледяная и что-то живое ей таки свойственно.
- Тоже и со страхом, какие-то неаккуратные террористы, напугали всех подряд и никого конкретного. Слишком случайно все как-то. Кажется, что бояться все, независимо от взглядов и убеждений. По крайней мере, здесь, на этом этаже, - зачем-то уточняет Алекто, словно сама боится, пугается глобальных суждений. Хотя, по безразличному тону и не скажешь.
- И кому такое выгодно, интересно? Кому нужен массовый страх? Разве что герою какому-нибудь. Сейчас появится в ореоле света и всех спасет, а потом установит свои порядки и правила. Или может не света, а зари, - предполагает Алекто, замолкает, будто бы ловя только что пришедшую на ум мысль за хвост.
– Ты поэтому сказала, что сейчас из аврората точно уходить нет смысла, бесцельно. Ждешь, кто из ваших будет тем самым спасителем ордена зари, и боишься, что при установке новых порядков сметут сомневавшихся и уставших? – как бы невзначай интересуется Алекто.
Она не пытается ведь ни на что намекать. Ведь нет? Она даже не произносит вслух банальности о том, что добро победит зло, кто победил – тот и добрый. Она просто озвучила вдруг пришедший в голову вопрос.
Наверное, это все-таки усталость.

Отредактировано Alecto Carrow (2020-10-30 00:11:47)

- Считаю? Я ж видела его, - фыркает Алекто, давясь словами.
Внешне это похоже на судорожный, беззвучный смех. Искренний или насмешку - тут уж истина в глазах смотрящего. В глазах Кэрроу веселья ни на кнат, лишь темная пустота.
Алекто ловит себя на мысли, что неожиданная характеристика удивительно в цель. Сандрин, сама того не понимая, случайно угадала суть.
Он ведь и правда - гений-одиночка, тут обманывать себя не нужно, они все лишь свита, фигурки разного статуса на черно-белой доске или просто листья на ветру - кому какая иллюзия удобнее. И ведь у него правда есть хитрый умный план. Ведь есть? Иначе ничего бы не было. И он желает шума - они ведь этим занимались в Рождество, создавали тот самый шумок, под который он желает захватить власть и помять весь магический мир под себя. А что же со спасти? Так ведь спасает - всех от инакомыслящих и прочей грязи. Так что сходится до слова, идеальный портрет - по крайней мере, под этим углом зрения.
Вот только имя героя на портрете слишком сакрально, чтобы называть вслух. Да и не место, и не время.
Вместо имени Кэрроу «признается»:
- Да, шучу я. Не совсем удачно, - Алекто разводит руками, немного резко, чуть нервно, но в этом абрисе жеста можно разглядеть что-то похожее на «уж извини», - ты, может быть, помнишь, что в моей семье противоречивое отношение к школьному директору, а ведь пациенты шепчутся, что в деревни ситуацию он переломил и многих спас, - достаточно сухо поясняет Алекто, не стоит вдыхать слишком много жизни и интонаций в бесплотные домыслы.
- Так что можешь, наверное, официально победить страх. Не аврорат, так кто-то еще найдется сражаться. И, кстати, скорее не аврорат. Мне кажется, слишком очевидная мишень, как стена на пути, которая видна всем и потому принимает на себя основной удар, - безразлично, будто об абстрактной философии в темной пустоте, рассуждает вслух Кэрроу, - но ведь стена крошится, кусочки трутся друг от друга, как вы с тем из тридцать седьмой, что сверкал на тебя глазами за то, что не ясновидящая и не вернулась за день до. И пока стена идет трещинами от внешних и внутренних ударов, бороться будут другие. Ты ведь веришь, что существую другие? Этот… как его… как же называют. Орден Гриффона? Ястреба? Дракона?... Феникса? Ты думаешь, они миф? Или одиночки, которые всех спасут? – на последних словах даже прорезается живой интерес. Будто бы Алекто, правда, интересно, как простой аврор реагирует на появление конкурентов в борьбе за условные добро и порядок.

"Переработала? Левой рукой лечила, правой калечила," - про себя фыркает Алекто, мысль получается неуютная, как трещина на разломе сознания. Обычно Алекто предпочитает не думать в Мунго про Ставку, и, надевая маску, забывать про больных. Невыносимая легкость дуализма сознания. А тут всего лишь одно слово связало вдруг слепило две сущности в одну, и это оказалось неуютно. Настолько, что видимо, отражается на лице. Не зря же Сандрин предлагает ей успокоительное.
Алекто прикусывает язык, невесомым уколом боли, вытряхивая лишние мысли из сознания, возвращая себе спокойствие.
- Не более, чем все здесь, - чуть пожимает плечами Кэрроу, стараясь сгладить ситуацию, - обычно в Рождество этаж пустеет, все, кто могут шевелиться и хоть слегка в сознании, просятся домой. А в этот раз наоборот, ажиотаж и все только и говорят про нападение. Перебирают воспоминания, строят версии, делятся теориями, сплетнями, слухами, - Алекто чуть кривит губы на последних словах, демонстрируя пренебрежения и истинное отношение к ценности циркулирующей в коридорах и палатах информации. В исполнении больных события Рождества перевраны, утрированы и искажены до неузнаваемости. Что временами она даже начинает сомневаться, что действительно была сама в тот вечер в деревне.
- И варясь в этом потоке домыслов, - продолжает Кэрроу, - начинаешь уже сама верить в небылицы и сочинять их. Вот и чудятся миссии, герои одиночки и странности в поведении разных известных лиц, - если бы не безжизненно-безразличный тон, то можно было бы подумать, что Алекто оправдывается. Но отсутствие эмоций в голосе убивает эту версию, она просто сухо констатирует факты.
- Мне потому и хотелось, услышать другое мнение. Чтобы не пациентов, а от кого-то еще, кто может оценить объективно насколько реальны химеры или они иллюзии, - все так же сухо поясняет Кэрроу и как бы мельком интересуется, - то есть ты считаешь, что птица Феникс в небе - это не знак новой силы, а просто стихийная самооборона, в которой аврорат не видит для себя конкурента? И так думают все ваши? Или есть другие мнения? - вопрос звучит как-то слишком осторожно для Алекто, а потому она спешит объяснит причину нетипичной для себя робости. - Но я, наверное, в служебные тайны лезу. Ты не говори, если нельзя.