Молли крайне редко предавалась праздному безделью.
Для настоящего, самозабвенного безделья, которым можно было наслаждаться без угрызений совести и зудящего желания нестись и немедленно делать накопившиеся дела, нужно было обладать сверхспособностью не замечать очевидного, а Молли обладала только мужем, которого поглотил маггловский Форд «Англия» 105Е; четырехлетним сыном, от которого приходилось отмывать пронзительно голубую краску, купленную для теплицы; трехлетним сыном, который недавно открыл, что бросаться едой из тарелки очень забавно, и еще одним сыном в животе, который пока доставлял меньше всего хлопот. Праздно бездействовать Молли могла только в случае острой необходимости.
Острая необходимость обычно была связана с беременностью и сопутствующими состояниями – отекшими ногами, внезапно навалившейся усталостью, легкой меланхолией от затянувшегося ожидания новой жизни и далее по почти бесконечному списку, который к седьмому месяцу третьей беременности Молли выучила наизусть. В этом, собственно, и заключалось неоспоримое преимущество третьей беременности перед первыми двумя – Молли уже почти ничему не удивлялась и даже более-менее уверенно планировала свои дни, учитывая все погрешности.
День, когда Артур обещал присмотреть за детьми (даже если он собирался это делать, лежа под своей новой маггловской игрушкой), нельзя было тратить зря: Молли запланировала на утро завершение работы над теплицей, которую они с Артуром сделали из старых, но все еще крепких, оконных рам; затем в ее списке следовало приготовление обеда на всю семью, включая Ксенофилиуса Лавгуда, собиравшегося заглянуть в гости в районе обеда; следом, если будут силы, можно будет  заняться помидорами в новенькой теплице, а потом, если останется время, она могла бы просто почитать. Это сладкое «просто почитать» манило Молли как почти недостижимая мечта, для воплощения которой в жизнь существовало слишком много условий и требовалось слишком удачное стечение обстоятельств.
На текущий момент, впрочем, все складывалось неплохо: Молли докрасила теплицу, превратив ее из нагромождения старых окон из темного дерева в почти изящный стеклянный домик с небесно-голубыми гранями, убедилась, что детей по-прежнему интересовал только их наполовину погребенный под машиной отец, и отправилась готовить обед.
День был такой замечательный, что Молли в порыве вдохновения еще сделала десерт и лимонад, разобралась с грязными тарелками и кастрюлями и даже успела привести кухню в подобающий вид. «Подобающий вид» в доме Уизли, впрочем, был понятием весьма относительным: в доме царила эклектика.  Когда они только начали переделывать домик «Тюдор» в «Нору», у них не было денег на изысканную мебель и сил на то, чтобы у дома сразу же появился единый стиль. Предметы мебели появлялись в «Норе» как будто сами собой: большой обеденный стол подарили родители Артура на новоселье, диван и кресла в гостиной пришли от Пруэттов. Два стула, кажется, они когда-то одолжили у Лавгудов или каких-то других соседей на первое время, но все никак не могли отдать. Другие стулья подарили Фабиан и Гидеон, которым надоело таскать тарелки с кухни в гостиную, чтобы сидеть на диване, а не есть стоя. Шкафчики они выбирали с Артуром, а занавески – с мамой Артура. Потом эти занавески испачкал Билл, и их пришлось заменить на первые попавшиеся, чтобы солнце утром не мешало готовить завтрак и не светило в глаза у раковины. Первые попавшиеся занавески, в свою очередь, испортил уже Чарли, он же привел в негодность порядком истершийся ковер и часть обивки мебели, на которой остались яркие, солнечно желтые маленькие ладошки. Итоговый вариант занавесок – как Молли оптимистично называла их про себя – пока был в целости и сохранности и даже непостижимым образом вписывался в интерьер (Мерлиновы штаны, вот уж за чем они явно никогда не гнались).
Из-под полуприкрытого итогового варианта занавесок Молли увидела, что у калитки появился Ксенофилиус Лавгуд с бутылкой сидра и свертком подмышкой. Она высунулась из окна и помахала ему рукой.
- Артур ждет! – крикнула Молли, но потом решила, что этого недостаточно, и, волшебной палочкой отправив тарелки на стол, отправилась встречать гостя на улице.
Билл и Чарли выбежали из гаража почти одновременно с ней: каким-то непостижимым образом они чуяли приход Ксенофилиуса еще до того, как он появлялся в их поле зрения. Молли честно собиралась остановить или хотя бы притормозить детскую радость, но мальчишки промчались к Лавгуду так быстро, что она только и успела, что беспомощно махнуть рукой.
- Вы же его снесете! – для порядка прикрикнула она, но миллион детских ручек уже сомкнулся вокруг Лавгуда, и Молли оставалось лишь виновато улыбнуться. – Детская любовь беспощадна, привет, - сообщила она Ксенофилиусу то, что он и сам уже знал, и добавила со смешком, оглянувшись в сторону гаража, откуда донесся голос Артура. – Артур уже очень ждет. Пойду ему скажу, что ты пришел. 
В подтверждение ее слов из гаража донесся приглушенный голос Артура. Молли оставила Ксенофилиуса с детьми (кажется, от детских объятий еще никто в мире не умер) и отправилась проверять свою вторую половину.
Как она и предполагала, Артур нашелся там же, где она видела его последний раз – под Фордом «Англия» 105Е.
- Ксенофилиус придет не раньше, чем его затискают наши дети, - сообщила она, опираясь ладонью на машину, чтобы наклониться пониже. – У тебя даже есть время вылезти из-под машины, - предложила Молли, хотя в общем и целом было понятно, что скорее Ксенофилиус заберется под машину, чем Артур из-под нее выберется.

Рабочий объем двигателя Ford Anglia 105E составлял около двух десятых галлона, и для поддержания его в рабочем состоянии требовалось чуть больше половины галлона масла. Машина, которая досталась Артуру по какому-то невероятному сочетанию случайности, везения и чужого недосмотра была 67-го года рождения, пробег на её датчике показывал сорок семь тысяч миль, и (информация, которая самому Артуру, правда, была неизвестна) последнее техническое обслуживание проходила на тридцати тысячах. Иными словами, масло, придававшее поршням и сочленениям плавность в скольжении, давно успело превратиться в почти черную смолу весьма специфического запаха.
Большая часть этой смолы теперь клякосой растеклась по рукам и груди Артура. Меньшая - покоилась в предназначенном специально для неё ведерке, которое Артур подставить как бы и успел, но как бы и не совсем своевременно.
Казус со стороны казался незначительным и решался одним взмахом волшебной палочки, но палочка предусмотрительно была оставлена на той полке, до которой дети пока не дотягивались, а Молли успела появиться в гараже раньше, чем до неё успел дотянуться её супруг, что заставляло его срочно решать задачу по расставлению приоритетов.
С одной стороны, машинное масло на одежде, в теории, могло украшать мужчину примерно так же, как и шрамы. С другой - вид перемазанного в нем Артура мог расстроить Молли, подать плохой пример детям, чьи голоса звучали все ближе и, наконец, породить вполне обоснованные сомнения относительно компетенции будущего водителя. По крайней мере, самому ему виделось некое дурное предзнаменование в черном пятне перед полетом, как виделась и взаимосвязь между талантом к раскручиванию гаек и кручению руля.
- Сейчас вылезу! - Зачем-то крикнул Артур, на самом деле пока еще не уверенный в протяженности этого “сейчас”. Для начала ему, по крайней мере, стоило закрутить гайку обратно. За ней-то он и отвернулся весьма технично, когда Молли заглянула под машину, отсрочив демонстрацию своего промаха на еще некоторый срок.
В свободном от автомобиля пространстве гаража, в котором физически пока находились только ноги Артура, тем временем становилось шумнее. Детей было слышно по громким крикам. Присутствие Ксенофилиуса ощущалось по содержанию этих криков.
Очень хотелось верить, что “птеродактиль” - это не заклинание из тех, которое используют при высушивании дурман-травы, но четкой уверенности не было.
Появилась она только тогда, когда Чарльз, пихаясь со старшим братом, едва не залез в скромное убежище отца, в вытянутых ручках демонстрируя вполне механистичного, хоть и странноватого на вид дракона. Дракон вызывал у ребенка объяснимый восторг, в отличие от вида и, особенно, запаха, источаемого родителем.
- Ой, ФУ! - Резко осекшись с радостью вокруг подарка, объявил Чарльз.
- Пап, ты изговнякался, - добавил подоспевший Билл, и устами двух младенцев истина проглаголила в два раза увереннее. Отступать больше было некуда, оставалось набраться мужества и повинно предстать перед женой.
- Во-первых, Билл, так говорить нехорошо, - выползая из машины, Артур выполнил своего рода почти акробатический этюд, стараясь одновременно ничего не задеть грязными руками и ни обо что лишний раз не задеться самому. Смотрящим на него сверху вниз Молли и Ксенофилиусу он отсалютовал черной рукой еще до того, как встал. - Во-вторых, привет, Фил! Молли.
Улыбнувшись жене и не подавая гостю руку, чтобы, выражаясь терминами Билла, не изговнякать еще и его, Артур встал, старательно сделал вид, что не случилось ничего отличающегося от стандартного волшебного быта и махнул ладонью в сторону белоснежного бока Форда.
- Ну, хороша? Я уже поменял клапаны, все фильтры, дополнил конструкцию несущим остовом, по тому же принципу, что у метел или восточных ковров, но, конечно, остается вопрос с весом. Почти тонна в снаряженном состоянии… Фух, задача. Полагаю, что нас спасет примесь летучего пороха в топливо, но нужен эксперимент. Впрочем, дай мне залить свежее масло и вернуть на место свечи и мигом оформим.
Чем он больше говорил, тем, разумеется, больше распалялся, чтобы продолжить говорить, а чем больше распалялся, тем больше забывал о всем прочем, кроме темы разговора. К счастью, в качестве внешнего источника памяти у него была Молли и теперь почти трое детей.
От рассказа о техническом совершенстве маггловского автопрома в симбиозе с магической смекалкой, Артура отвлек смущенно дергающий за штанину Чарльз и Билл, стоящий за спиной у брата.
- Пап, ты еще и воняешь.
Артур пару раз хлопнул глазами, а потом вспомнил о воспитательной функции родителя, ну и о пятне на груди заодно.
- Так говорить тоже нехорошо, - погрозив сыну пальцем, он посмотрел на жену и, поскольку совмещать строгость и умоляющие интонации у него не получалось никогда, промашка вышла именно с первой. Зато с извиняющимся видом затруднений не было, - Моллс, ты мне не поможешь?

Ксенофилиус умел говорить с детьми на взрослодетском – причудливом наречии, от которого непонимание и гнев от этого непонимания или несправедливости мира сменялись на детских мордашках на чистейший, беспримесный восторг. Молли не удержалась от улыбки, когда представила, сколько «синонимов», правильных и совершенно не подходящих, Билл и Чарли придумают сегодня к вечеру. В их варианте, конечно же, это будут просто все слова, которые сказал им Ксенофилиус  и которые им удалось запомнить, и все прочие слова на свете, уже успевшие найти себе место в их головах. Это был удивительный подарок. Немного похожий на игрушечный музыкальный инструмент: принесет немало радости детям и, к ночи, почти наверняка головную боль взрослым. Но «синонимы» были хорошей штукой. Хотя бы потому, что Артур может больше никогда не услышать, что изговнякался. Отныне он будет похож на горного тролля, выползшего из пещеры.
- Горный тролль, выползший из пещеры, мне тоже нравится, - сказала Молли и заговорщицки подмигнула Лавгуду. От нарисовавшейся в голове картинки Молли окончательно пришла в хорошее расположение духа и даже с готовностью прильнула к мужу, потому что когда ее горный тролль был чистым, это было даже очень приятно и удобно: Артур не мог, конечно, разгрузить ее спину от почти двадцати лишних фунтов, но когда он ее обнимал, все определенно становилось терпимее.
Даже «Руководства метлоинженерии. Издание для чайников» в выписках Ксенофилиуса Лавгуда. Хотя почему – даже. Сама по себе идея существования руководства для чайников-метлоинженеров Молли была даже очень симпатична – все должны с чего-то начинать, в том числе и метлоинженеры. Особенно те, у которых не было детей, жен, родителей, прочих родственников и социальных обязательств, взваленных на себя добровольно. Истинный конструктор должен быть одиноким волком, бороздящим просторы науки и техники.
Пользуясь тем, что Артур развернул конспект Ксенофилиуса так, чтобы она тоже могла прочитать, да еще и проделал все это, продолжая обнимать ее за талию, Молли заглянула в записи и рассмотрела там несколько примирившее ее с грядущим экспериментом слово «подстраховка». Если метлоинженеры-чайники хоть немного думали о безопасности, значит, Лавгузли тоже должны были.
Лавгузли возникли в голове Молли под влиянием гормонов и материнского инстинкта: выговаривать «Артур и Ксенофилиус» даже про себя было слишком долго, к тому же, в данном случае мужчины выступали как единый, слаженный тандем, и, как всякий тандем, хотя бы в безопасной конфиденциальности воображения Молли, нуждались в соответствующем имени. Когда (если) магический Форд «Англия» 105Е все-таки получит потоковое производство, его вполне можно будет назвать «Лавгузли-3000». Как «Чистомет», только «Лавгузли».
- Страховка – это отлично, - подтвердила Молли, в общем-то, очевидное, оставив при себе, что в страховке здесь нуждались Артур, Ксенофилиус, дети, детская игрушка, и она сама, вместе с еще не рожденным наследником Уизли, который даже девочкой опять не был. – Повторить-то мы ее сможем, - задумчиво кивнула Молли, разглядывая руну в конспекте Ксенофилиуса, а потом поднимая на него взгляд, потому что это Лавгуд читал «Руководство» и делал из него выписки. – Но то, что годится для метлы, наверное, не годится для машины?
Может быть, ей тоже стоит приобрести какое-нибудь пособие для чайников. Только для маггловских, а не магических. Она могла бы порыться в букинистическом в Оттери-Сент-Кэчпоул и найти там для Артура в подарок какую-нибудь книженцию для чайников-автолюбителей. Или справочник для продвинутых. Были же у магглов такие справочники, раз у них были машины?
Не найдя ответа на этот вопрос сразу же, потому как без визита к букинисту Оттери-Сент-Кэчпоул тут было не обойтись, Молли вернула внимание Артуру и Ксенофилиусу. Артур времени даром не терял, и уже даже открыл дверцу со стороны водительского сиденья. Дети, не забыв про свою обновку, влетели в салон без приглашения, и устроились на сиденье, для них более чем просторном, нетерпеливо ерзая и поглядывая на взрослых.
- Ты предлагаешь мне оказать честь и нанести руну или оказать честь и помочь вам учесть вес? – уточнила Молли, самую малость насмешливо вскинув бровь. Спорить, впрочем, она не стала бы ни за что, потому что отпускать Форд в полет с собственноручно нанесенной страховочной руной ей было куда спокойнее, и, приняв помощь мужа, устроилась на сиденье и достала палочку.
- А тут удобно, - сообщила она, чуть подавшись влево, чтобы видеть обоих инженеров.

Если вдуматься, то у Артура было на редкость конформистское сознание. В тот момент, когда Молли объявила, что ей удобно в машине, оно тут же решило, что удобно и ему, и что в Форде разве что танцевать нельзя, а так - идеальное место. Когда Ксенофилиус собрался поставить музыку, Артур подумал, что именно её-то им и не хватало и, даже не задумавшись и не пропустив через предварительные фильтры и оценки, громко высказалось после первых же аккордов на весь гараж:
- О! Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера! Отлично, Ксено! Отлично!
С минуту назад он сам выбрался из машины, чтобы не мешать жене, забрав с собой детей под предлогом того, что ему очень нужна их помощь. Еще парой секунд ранее он поцеловал Молли в щеку, вызвав у Билла, а следом и у копировавшего старшего брата почти во всем Чарльза такое выражение лица, будто они только что съели по бобу Берти Боттс со вкусом грязных носков. Со свойственным каждому перспективному молодому рыцарю и потенциальному герою в возрасте до тринадцати-пятнадцати лет энтузиазмом дети считали, что нежничание стоит на пути подвигов. Пусть даже эти подвиги и состояли в том, чтобы комментировать действия родителя, пока он просит подать ему то разводной ключ (“Это не похоже на ключ, пап”) или свечи зажигания, которые тоже свечами не являлись и точно ничего не зажигали, сколько их ни крути.
Регулярные попытки Билла выяснить у Артура, как называется та или иная деталь под капотом, вызывали у него ровно столько же недобрения, сколько любопытства было вложено в вопрос и, если честно, две засунутых под стальную крышку головы изрядно тормозили процесс обещанной заправки масла и прилаживания отдельных деталей двигателя на место, но лучше было так, чем мешать Молли или тревожить гостя.
По крайней мере с точки зрения внутреннего Артура-конформиста.
- На, - в какой-то момент, закончив заливать в мотор свежее масло, Артур-папа протянул Чарльзу воронку, - отнеси, пожалуйста в-о-о-он к тому верстаку. Только не испачкайся.
- Чтобы не стать, как горный тролль?
- Чтобы не стать, как горный тролль.
Иногда Артуру казалось, что его дети учатся слишком быстро.
Когда Чарльз засеменил в сторону, держа воронку на вытянутой руке, можно было подвинуть оставшегося на время без брата Билла от капота, и хлопнуть крышкой, не боясь прищемить никому руку или, что было бы совсем неприятно, голову. Сквозь лобовое стекло на Артура теперь смотрела Молли и ему показалось, что окружение стального корпуса и внутреннего пластика ей очень идет. Примерно как тем девушкам в машинах, которые попадались на рекламах в маггловских журналах, с цветными косынками на головах и в больших солнцезащитных очках с разноцветными стеклами, только еще лучше. Он улыбнулся ей, а потом повторил, как эхо, за Ксенофилиусом:
- Нужна помощь?
Такой женщине, как Молли, помощь с руной, разумеется, не требовалась. Скорее с тем, чтобы выбраться обратно из авто, но с этим справлялся, не без привычки, Артур. Подвинув её кресло и подав снова руку, он отозвался:
- Можем лететь, Ксено!
И, неожиданно, восприняв весь масштаб события, сам восхищенно замер. Маленький гаражный балаган из него самого, его слегка чудаковатого друга, его жены, двух семенящих вокруг и одного пока присутствующего только в виде неотъемлемого дополнения к той самой жене детей, а также принявшихся любопытно заглядывать в гараж кур приобрел какую-то невероятную значимость, о которой он уже готовился вычитать со страниц “Придиры”, чей экземпляр бы обязательно сохранил, только чтобы показать внукам. Ну, или для начала, собственным детям, но поменьше, из тех, кто не присутствовал или по техническим причинам не мог считаться полноправным очевидцем.
Маггловские “Жуки” уже допивали про некую Люси в небесах с бриллиантами, и Артур, не скрывая волнения, повернулся к Ксенофилиусу.
- Ну, кто за рулем?
Откуда-то из-под ног выскочил Билл, добавляя торжественному беспорядку внутри гаража еще больше хаотичности, и встал между отцом и дядей Ксено:
- Я! Я посчитаю: “Наглый наргл нашел носок и куда-то уволок. Ты - герой и ты - герой, но потом утащит твой!”
Артур, внимательно отследив за перемещениями детского пальчика по воздуху, завис на секунду, когда считалочка закончилась, будто размышляя, стоит ли доверять справедливости детского жребия, но, подняв глаза на друга, беззлобно спросил все равно не об этом:
- Ты его этому стишку научил или Пандора?

Когда Ксенофилиус командует «замри!» и вытаскивает из своего магического во всех смыслах, кроме обыкновенного, свертка походный колдофотоаппарат, Молли почему-то невольно смягчается в своих тревогах. В то время как у Артура есть дар заразительной увлеченности, у Ксенофилиуса есть светлая способность поддерживать огонек надежды. От них обоих, когда они вместе, все приходит в какую-то радостную, похожую на маленький, разместившийся в гараже, среди кур и шестеренок, парк развлечений, с каруселями больше жизни, на которых даже Молли легко забыть о том, что она уже взрослая, уже мать двоих детей, да еще и беременная третьим.
Молли ловит Билла за ворот и притягивает к себе, положив ладони на худенькие плечи. Мальчишка для вида ворчит, но пока с ней не спорит, прижимается плотнее, обнимает ее за ногу и доверчиво заглядывает в глаза. Пока Артур возится с Чарли, а Ксено – с колдофотоаппаратом, Молли подмигивает Биллу и из-за этого не успевает возразить, что на фото должны быть все они, включая Ксенофилиуса, неотъемлемую часть Лавгузлей, которые в ее голове постепенно превращаются в международную корпорацию.
Вспышка колдофотоаппарата на секунду ослепляет их всех, а потом приборчик тарахтит, как кот, просящий ласки. За миг до того, как на ладони у Лавгуда оказывается снимок, упорядоченное им на секунду семейство Уизли снова распадается на хаотичные частицы: Билл уже уверен, что птеро-кто-то-там-тиль должен быть и у него тоже, Чарли нипочем не отдаст свое сокровище, дети затевают возню, и Молли цыкает на них, но для того, чтобы не растерять со всем нахлынувшим на нее спокойствием мамской хватки.
- Очень красивое фото, - сказала Молли Ксено и кивнула, соглашаясь с мужем. – Вообще-то, если вы оба вернетесь целыми, а вы, конечно, вернетесь целыми, потому что иначе я вас обоих убью, нужно еще и ваше общее фото. Мастера у своего творения.
«Лавгузли»  почти сорвалось с губ Молли, но предусмотрительно осталось только в ее голове. Как подсказывал ей многолетний опыт общения с мальчишками разных возрастов, их хвалить – только портить.
Артур, видимо, думал если не совсем о том же, то примерно в том же направлении, потому что прежде чем отправить Молли в зрительный зал, зачем-то обнял ее и пообещал ей, что все будет хорошо. Это Молли опять очень не понравилось. Во-первых, потому что иногда, очень редко, очень-очень редко так же делал его старший брат, когда оставался приглядывать за детьми, и после этого всегда приходилось приглядывать еще и за старшим братом. Во-вторых, потому что ничто хорошее в мире не начиналось с обещаний мужей женам, что все будет хорошо, и, возможно, Гектор, отправляясь биться с Ахиллом, тоже обещал Андромахе, что все будет хорошо и он даже не опоздает к ужину.
Молли бы сдвинула по этому поводу брови, но у нее не хватило духа портить атмосферу. Да и времени на это уже не было: Артур тут же направился к машине, на ходу рассуждая о принципе ее действия, а Ксенофилиус – за ним. Молли только и оставалось, что собрать в кучу мальчишек и кур и отвести обе группы на безопасное расстояние.
Слова «аэродинамика», «коробка передач», «валы и шестерни» невольно вызывали у Молли восхищение – может быть, за это не ставили самых высоких баллов в Хогвартсе, но только потому, что и сами ни драккла не смыслили в том, как сделать обыкновенную скучную маггловскую машину летательным аппаратом. В такие торжественные моменты, как этот, когда Артур понимал в происходящем все, а она – почти ничего, Молли охватывало нежное и теплое чувство, сильнее и крепче, чем первая влюбленность, потому что влюбилась она в Артура задолго до того, как узнала, сколько всяких полезных, но бесполезных вещей он знает и умеет.
Когда в недрах Форда заурчал мотор, дети и курицы организованно отступили к ней, привычно ища защиты, и Молли прижала к себе сыновей. Сдвинув брови, - больше по привычке – она наблюдала, как машина сначала медленно двинулась вперед, как будто набирая обороты и разминаясь, а потом начала постепенно и плавно набирать высоту.

Артур чувствовал, как ладони, сжимающие руль, нещадно потели, и движения, которые тратились на переключения передач, поднимающих машину выше, выходили резкими и неумелыми, будто он впервые сидел за рулем, до этого не тренируясь водить Форд по земле, наворачивая вокруг Норы милю за милей в аккуратном отдалении от грядок Молли. Его восторг перед полетом был так велик, что даже ужасал, и руки, плечи и спина немели так, будто они с Ксенофилиусом не рассекали чистое пространство неба, а лавировали в плотном потоке или принимали участие в Париж-Дакар, вырывая марафонские секунды у соперников.
Как-то невпопад Артур пояснял о принципах работы сцепления, оборотах мотора, запасе топлива, спидометре и дворниках, отвечая на едва выцепляемые из шума ветра за бортом вопросы Ксено, с каждой новой фразой сам все больше и больше восхищаясь тому, как в машине или, вернее, в Машине, все хитро продумано и устроено. Отошел от своего, в чем-то родственного Фордику, механического оцепенения он нескоро, когда Нора стала казаться уже совсем игрушечным домиком, а пролетавшая мимо ворона каркнула ему в лицо обескураженно и не очень довольно. Артур с извиняющимся видом проводил укоряющий его взгляд черных бусинок-глаз и, опомнившись, включил в машине хамелеоновы чары. За них в ней отвечал бывший рычаг поворотников, в назначении которых он, по правде, попросту не разобрался, хотя мигание разных лампочек на фарах казалось ему завораживающе прекрасным и обидно было, что его пришлось временно убрать. Хотя теперь он понимал, для чего. Мигающие лампочки по разные стороны кузова были очень крутыми, но и в половину не такими крутыми, как текущий полет.
До того, как суметь начать им наслаждаться в полной мере, Артур, конечно, долго еще видел перед собой только небо в строгих пределах рамки лобового стекла и приборную панель перед собой, но, освоившись, понемногу начал глядеть и по сторонам и на убедительно кивающего на все его слова Ксено. Только когда приятель спросил об истории появления авто в Норе Артур густо покраснел, нечаянно делая цвет кожи близким к цвету собственных волос, и снова сделал вид, что очень увлечен поворотами руля и положениями стрелок на приборах.
- Понимаешь, автомобиль числился среди изъятых на время расследования у магглов предметов в деле об одном дурацком проклятом месте. Его хозяин умер, попавшись в магическую ловушку, машину оставили где-то рядом с ней. Но в официальных документах его прописали как Ford Anglia 105E, а никто ведь из наших толком не разбирается в марках машин. - Артур старался звучать максимально спокойно и убедительно, но голос слегка сбоил, подрагивая, как та самая стрелка между делениями на спидометре.
- Из наших не все и о машинах имеют четкое представление, так что, - он вздохнул и покаялся, - я купил в маггловском магазинчике игрушечную модельку и сдал её в отдел, а настоящую машину перегнал сюда. Молли сказал, что купил её и долго экономил, но она стоит примерно в сотню галлеонов, если на наши деньги, так что какое там. Не говори ей, пожалуйста. Думаю, она расстроится, скажет, что мы и сами могли позволить, что она откладывает, но у нас скоро третий ребенок, так что...
Он махнул рукой, впервые дав ей совершить бесполезное для управления заколдованным автомобилем действие, и как-то сразу почувствовал себя лучше не то от того, что в окаменевшую от напряжения конечность прилила, наконец, кровь, не то, потому что наконец-то покаялся хоть кому-то в своем проступке. Следом за этим и мир вокруг стал неожиданно ярче и, подкрепившись уверенностью, что здесь, на высоте, ему ничего не грозит, а как пилот и водитель он вполне состоялся, Артур стал глазеть по сторонам.
На деревню с площадью, на птиц, на облако, которое…
- Не знаю, по-моему, оно все-таки больше похоже на чайник. Я не утверждаю, конечно, что на кизляка оно не похоже, я их никогда не видел, но чайник из него вполне определенный - вон носик, вон крышечка…
Бодрящая команда: “Влево”, - заставила Артура до того круто сдать рулем, что машину повело, и какой-то неожиданный поток воздуха под днищем подбросил честь её вверх, напрочь лишая управляемости. Если до этого кто-то думал, что занос возможен только там, где теряется равномерность сцепления колес с дорогой, то эмпирический талант А.Уизли и К. Лавгуда только что продемонстрировал всему миру, что занос возможен и там, где сцепления нет вообще. Как и дороги.
С треском проломив несколько более тонких веточек дуба и изрядно расцарапав себе кузов о те, которые были попрочнее, Форд Англия со звоном и грохотом врезался в дерево в том его месте, где автопроизводитель, скорее всего, даже представить себе не мог. Скренившись на правый бок, ближе к водителю, машина застряла и заглохла. Грустно вернулись в положение “ноль” стрелки, затихло урчание мотора, и только что-то снаружи скрежетало неприветливо по корпусу. У Артура в глазах были искры, а в ушах стоял шум и только кое-как проморгавшись, он обнаружил, что пробившая лобовое стекло толстая ветка чудом прошла аккурат между ним и Ксенофилиусом, не задев водителя и, хотелось бы верить, что и пассажира тоже.
- Ксено! Эй! Ксено! Ты в порядке, ты цел?
Артур дернулся было проверить, но понял, что натянувшиеся ремни безопасности прочно держат его своим заклинившим механизмом. Кое как вытянув шею, он постарался рассмотреть за ворвавшейся в техническое совершенство авто буйной природой своего друга, потом перевел взгляд в другую сторону, где, сквозь прорехи между ветвями далеко и как-то не очень обнадеживающе чернела земля.
- Молли меня убьет. Второй раз убьет, если я умру здесь.