Пройдя в собственный кабинет в башне Директора, первым делом он заметил ящик с входящей почтой. Поверх всего набежавшего и тщательно упакованного в ящике эльфом, лежало увесистое послание с официальной печатью дипломатического корпуса Министерства Магии. Из Австрии, констатировал волшебник взяв послание в руки. Он вроде как не ждал писем из колыбели Габсбургской империи, поэтому тут же вскрыл конверт и принялся за чтение.
Среди всей отработанной годами витиеватостью слога Уильяма Корноулла, посла Соединённого Королевства в Вене, выделялись два слова — «скандал» и «инцидент», притом было не очень ясно, что, по мнению самого достопочтенного Корнуолла, является главным «скандалом» и «инцидентом»: то, что счастливо (другие варианты для общественного мнения не принимались) женатый глава Департамента международного магического сотрудничества Эйдан Эйвери отправился на Рождественский прием в обществе счастливо замужней, но определенно при этом не имеющей отношения к Эйвери, Беллатрикс Лейстрейндж, хорошо известной светской львицы  и прожигательницы жизни, или то, что во время самого приема возник дополнительный «инцидент» с участием не только вышеупомянутых Эйвери и Лейстрейндж, но и некоего Хайнриха фон Дорна.  Фамилия у достопочтенного Хайнриха была слишком приметной, чтобы подобный казус мог пройти незамеченным и не отмеченным во всех рапортах всевозможных послов, консулов и атташе, присутствовавших на приеме. Дипломатический корпус просто обожал подобные истории. К тому же, как намекала не очень ясная приписка в конце письма, это был даже и не самый ее конец. Альбус почесал бородатую щеку и принялся за ответ.
Второе письмо пришло два дня спустя, но не с ответом от Корнуолла, а с приветом от Эммануила Баэна, давнего приятеля, бельгийца по происхождению, нынче проживающего в Вене и вхожего в те же круги, что Корнуолл и фон Дорн. Содержание послания Эммануила включало в себя куда больше деталей и куда более тревожные вести. Сова с обратным посланием покинула совятню не более чем спустя полчаса после того, как Альбус Дамблдор вскрыл конверт от барона Баэна, бывшего союзника в международной анти-Гриндевальдской коалиции магов.
В понедельник, 4 января нового 1971 года, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор,   победитель Геллерта Гриндевальда, рыцарь Ордена Мерлина (первой степени), глава британской делегации в Международной Конфедерации Магов, он же президент вышеупомянутой конфедерации, ну и прочая красивая чепуха, которой его обсыпали за годы, положил перед собой чистый лист бумаги и слега поразмышляв с сжатым в пальцах пером не оставляющим клякс (разумная предосторожность ни кому и ни где еще не мешала), вывел на бумаге несколько строк, приглашающих своего бывшего студента и выпускника школы чародейства и волшебства «Хогвартс» Эйдана Эйвери на неспешную беседу за чашечкой чая или чего-то покрепче каким-нибудь ближайшим и свободным для обоих вечером. Местом встречи должен был стать его кабинет в Министерстве.
Эйвери выбрал пятницу, что полностью устраивало и Дамблдора. За последующую неделю он успел обменяться еще парой писем с Эмманиулом Баэном.
Пятничный вечер Альбус Дамблдор встретил за письменным столом, только в этот раз уже не в башне Директора, а в собственном кабинете Министерства. Эйвери не особо спешил понимать приглашение как буквально первую же минуту после окончания официальных рабочих часов, и Альбус от него этого и не ожидал. Пока глава Департамента международного магического сотрудничества выдерживал полагающуюся (как он, видимо, считал сам) по случаю паузу, Дамблдор занимался бесконечным потоком корреспонденции и прочим бумажными (не)интересностями. За его спиной тихо тикали большие напольные часы, но Дамблдор не обращал внимание на время — дел всегда все равно было больше.
Наконец, в дверь постучали.
— Входите, — отозвался волшебник,  возвращая в ящик для важных, но не неотложных дел начатый, но не оконченный документ. Когда дверь открылась, он поднялся посетителю на встречу.
— Вечер добрый, Эйдан, — мягко улыбнулся входящему волшебник.
— Прошу, — радушный жест Дамблдора указал в сторону от письменного стола, в отличие от большинства жителей кабинетов с очень важными чинами, он предпочитал вести особо важные и длинные разговоры не на твердых стульях, а в уюте и комфорте. Испытание порой куда более тяжкое, чем неудобная, твердая подставка для лощеного зада.

Отредактировано Albus Dumbledore (2020-09-16 20:46:07)

- Я думаю, ты вполне можешь звать меня Альбус.
Имена, титулы, обращения. Слова. Орудия. Инструменты. Оружие.
Эйдан Эйвери пришел если и не с миром, то и не с мечом в руке. Занятно, как то же обращение, одно единственное слово произнесенное в слух двумя разными людьми, одним сейчас, другим( черной тенью маячащим где-то на краю поля зрения) могло иметь столь разное значение. В другой обстановке, при других обстоятельствах, он оставил бы эту символическую дань уважению и респекту перед собеседником чертой проведенной между ними, границей их разделяющей, сегодня же он предпочитал стереть эту грань. Символический жест. Приглашение опустить оружия или призыв к атаке, Дамблдору даже было  интересно, как именно это воспримет его гость.
- Не стоит извинений, - благодушно отмахнулся от Эйвери хозяин кабинета, - я не хуже тебя понимаю непомерность и тем более необходимость этого Сизифого труда.
Было бы крайне наивно предположить, что главу департамента международного магического сотрудничества задержали именно они. Нет, конечно, заподозрить достопочтенного Эйдана в том, что он просто отсиживал минуты на которые посчитал нужными «опоздать» было бы кощунственно. Эйвери был человеком прагматичным и высоко организованным, а значит просиживал он эти минуты с толком, но и пришел ровно в это время, а не, взгляд Альбуса мельком скользнул по циферблату, скажем минут сорок назад, ровно по тому, что считал данный отрезок времени той самой чертой обозначающей его отношение к этому приглашению. Без ритуалов и церемоний в их работе было просто нельзя. Можно даже сказать дурной тон.
- Надеюсь, мне не пришлось оторвать тебя от чего-то срочного и неотложного? - почти-что кокетливо махнув ресницами, поинтересовался у Эйвери Дамблдор и непритязательно улыбнулся, - Хотелось бы иметь возможность поговорить без спешки.
Держать Эйвери силой он в любом случае не стал бы. Он не любил ни короткие поводки, ни намордники, предпочитал этому всегда открытые двери. Через них можно было выйти. Их можно было даже захлопнуть. Но они всегда оставались не запертыми. Он лишь время от времени об этом напоминал. Быть может сегодня был ровно такой случай. Напомнить.
- Мятный чай, - предложил Дамблдор успевшему устроится со всем возможным комфортом гостью. Он мог предложить к нему еще сладости, например, нечто из ближнего востока. Поддержать, так сказать, образ чудака-сладкоежки, но Эйвери был слишком умным, чтобы попасться на подобную нелепицу. По этому хозяин продолжил, - Или быть может огневиски, коньяк или нечто более экзотическое? - Последнего за годы работы в МКМ у него собралось даже с излишком, а гостей, друзей или просто знакомых готовых испытывать новое и неизведанное явно не хватало. Даже любовь Горация к новым вкусовым ощущением не могла справится с подобным количеством дегустируемых экземпляров, тем более что не все из них хотелось дегустировать по второму разу.
Он принял заказ Эйвери и обзаведясь напитком для гостья и для себя, присоединился к нему, усаживаясь в кресло напротив.
- Надо ли мне это понимать как укор моей негостеприимности? - закинув ногу на ногу, чуть насмешливо поинтересовался у своего гостья Дамблдор, - Если так, я обещаю исправится.
Он пригубил собственный бокал, почти-что лениво разглядывая Эйвери. Вопросов насчет фон Дорна и поездки Эйвери с миссис Лестрейндж в Вену все еще было больше чем ответов, но кое какие контуры начали прорисовываться, осталось выяснить можно ли при помощи его гостя хотя бы попытаться начать их раскрашивать или надо искать другой комплект цветных карандашей.
- Но поговорить я хотел о другом приглашении, которое вы получили. О вашей поездке в Вену. Я слышал она была весьма плодотворной.

Поползшие вверх брови Эйвери, в ответ на приглашение обращаться к нему по имени, Дамблдор встретил с легким увеселением. Дети. Даже если им было немного за сорок и они уже какое-то время сидели в очень важном кресле очень важного департамента Министерства Магии, они все равно оставались детьми. А в случае, если данный ребенок, к тому же, был еще гордым выпускником зелено-серебристых, он без сомнения должен был искать в этом какой-то подвох, потому, что в мире больших и маленьких слизеринцев практически не существовала вероятность, что твой бывший профессор, а ныне коллега по работе, мог, скажем, просто признать, что ты вырос и вы вполне можете общаться на равных, даже если при этом не разделаете взгляды на мир в целом и что-то в частности.
К тому же, то как именно тебя звали, какими титулами обвешивали и какие намеренно упускали, имело значение только для того, кто весь этот церемониал путал с настоящим положением дел. Титул или его отсутствие менял расстановку сил, только тогда, когда ты сам в себе сомневался, когда тебе требовались вспомогательные средства или когда твой собеседник был настолько падок на них, что оно могло значительно сократить время переговоров, но Эйдан Эйвери вроде как давно вырос из этих штанишек. Они вполне могли попробовать поговорить как люди взрослые.
- Ох, уж это священное «позавчера», - хмыкнул волшебник, подавая своему гостью бокал с коньяком, - и наивная вера моих учеников, что очередное эссе по Астрономии, это вершина зла. - Эйдан Эйвери, насколько Дамблдор помнил, никих трудов в учебе не испытывал, даже наоборот, скорее придерживал свой, уже тогда явно не малый, потенциал. Едва ли это была нехватка амбиций, скорее осторожность, тихо шепчущая на ухо, что излишне яркие личности привлекают слишком много внимания. Случись у них когда-то разговор подобной откровенности, Дамблдор мог бы сказать молодому волшебнику, что подобное принижение собственных талантов, привлекает внимание не в меньшей мере, но разговор, по крайней мере такой, у них никогда не случился, а к настоящему дню Эйдан Эйвери научился маскироватся и микрировать под окружающую среду уже в достаточной мере, чтобы привлекать внимание только тех, кто знал куда именно следует смотреть.
- Аж до завтрашнего утра..,  - улыбнулся Дамблдор и чуть качнул головой, - я все же надеюсь, что разговор у нас получится немного короче.
Себе он выбрал тот же напиток, что и гостью, хотя пожалуй за редкими исключениями не особо жаловал ни его, ни его собрата огневиски. Для своего удовольствия он предпочитал вино или какую нибудь из бесчисленных наливок Горация. Впрочем, крепкий напиток вроде коньяка имел и свои положительные стороны, его можно было пить часами, так ни разу и не осушив бокал. И глядя на то с какой задумчивостью, собственный бокал разглядывал Эйвери, его гость придерживался, примерно, того же мнения.
- Благодарю, - еле заметным кивком принял комплимент как себе, так и напитку седовласый волшебник, - Это скорее упущение с моей стороны. Работая столь близко просто грех, что мы не встречаемся для подобных бесед немного чаще.
Это было даже не предупреждение, тем более не угроза, а простая констатация факта. Формально им полагалось сотрудничать во имя благосостояния Магической Британии и ее союзников, уже существующих и лишь потенциальных, реально же они словно крутились каждый в своей орбите так толком нигде, кроме как бесконечного потока бумаг, не сталкиваясь. У этого, само собой, было объяснение, одновременно простое и сложное, как буквально все в этом подлунном мире. Их встреча сулила конфликт взглядов, было бы глупо отрицать, что он или Эйвери этого не понимают, но одновременно с этим они этот конфликт не искали. Худой мир лучше доброй войны. Обычно, но, как показывала практика, далеко не всегда. Мир менялся, а значит следовало меняться и подходам к решению проблем.
- Вся дипломатическая работа строится на паре другой знакомств. Порой куда в большей мере, чем подписанные там и тут коммюнике и соглашения, - с удовольствием откидываясь в кресле, заметил Дамблдор. Будь его гость идиотом, он бы не сидел в том кресле, в котором сидел, а следовательно был более чем способен предугадать тему их разговора. Даже больше, Эйвери не только парировал еще даже не прилетевшие в его сторону упреки, он даже попытался отвести те в сторону, вот только сторона была не совсем верной.
- Предостеречь?  Нет, Эйдан, - качнул головой Дамблдор, - Ты вместе с мадам Лестрейндж, без сомнения, стал главным достоянием послерождественнской дипломатической переписки в Европе, но при этом тебе далеко уже не 16 лет, чтобы не осознавать последствий того или иного поступка или решения. Нет, дорогой, я всего лишь хотел поговорить о твоих впечатлениях о новом после Австрии и том, что его назначение может означать для нас.

Отредактировано Albus Dumbledore (2020-10-02 21:01:51)

- Оно зависит, - Дамблдор чуть качнул завернутым к верху носком торчавшей из под края сиреневой мантии, мягкой туфли, - как от преподавателя, так и ученика.  - По лицу старого волшебника скользнула улыбка человека, видевшего за жизнь предостаточно примеров как хороших, так и плохих учеников и учителей. При этом приходилось признавать, что ы большинстве случаев ученики и учителя просто были, не более чем уже на завтра забытые галочки в жизни дргу друга, а те редкие случаи, когда образовывалась настоящая связь, когда учитель был готов давать, а ученик брать, пока не насытится, а потом начинать отдавать обратно, от этого становились лишь более ценными. А те, когда ниточка вас связывающая как будто начинала образовываться, но потом внезапно рвалась, особенно грустными. А самыми печальными были случаи, когда ты так и не сумел нащупать то самое слово, тот самый взгляд или жест, который помог бы твоему ученику как следует раскрыться или просто вырасти, стать взрослым, не исключительно в плане годов, а куда больше в духовном плане. И если ему пришлось бы таких искать среди собственных выпускников, то он не сомневался, что большинство их отыскалось среди бывших слизеринцев. Стена вознесенная между зелено-серебристыми и всеми остальными была слишком крепкой и разбирать ее приходилось буквально камень за камнем, ученик за учеником, иногда это получалось, иногда приходились мирится с неудачей.
И если говорить исключительно в категориях учеников и учителей, то Эйдана Эйвери пришлось бы зачислить к последним. Конечно, всегда можно было найти отговорку и посчитать, что попытка наладить контакт с наследником одного из священных 28 была обречена на провал с самого начала, но подобное отношение было не только не достойным и и малодушным. Это означало сдаться даже не начав, это означало быть столь же зашоренными как те, кто делил мир на достойных и нет, на хороших и нет, на черное и белое.
- Да, ты вырос, - мягко отметил Дамблдор, быть может дальше больше для себя, чем своего собеседника. Эйвери давно не был мальчишкой, который так охотно задавал вопросы на уроках Трансфигурации. Он был оппонентом в игре, в которой они пока оба делали вид, что являются союзниками.  И самое глупое, что можно было бы сейчас сделать, это позволить себе потонуть в тщеславном самообмане и счесть его недостойным противником, дурным дипломатом или недальновидным политиком.
Дамблдор омочил губы коньяком и склонил голову, внимательно наблюдая и слушая мысли Эйвери о новом после Австрии. В момент, когда глава отдела магического сотрудничества сделал допущение, что австрийский таким образом желали услать фон Дорна с глаз по дальше, рука старого волшебника приподнялась и скользнула по бороде, выравнивая и приглаживая. Если даже не учитывать «Венский инцидент» сам по себе, назначение Хайнриха фон Дорна в Лондон, тем более при наличие подобного характера, заставляло задумываться. Заставляло вспоминать. Та, самая последняя, битва и падение Гриндевальда в мановение века заставило отказаться от него очень и очень многих из его союзников, включая этих самих австрийцев до селе принимавших его к себе более чем радушно. И с одной стороны их было как будто даже не чем упрекнуть, они разделывались со своими, родными приверженцами Геллерта не менее яро, чем это делали, например, французы или русские, они сохранили Нурменгард и позволили тот превратить в темницу, бывший замок Геллерта стал напоминанием национального стыда и соучастия в творимых им ужасах, но одновременно с этим существовала и другая Австрия, та самая, где Райнхард фон Дорн так никогда и не был осужден за соучастие, а его младший сын, этот самый Хайнрих тут же получил пост при Австрийском Департаменте Магического сотрудничества.
- И как, этот диалог может работать? - Дамблдор неожиданно поддался вперед, внимая и всматриваясь. Тем более, что письма, которые он получал из Вены, складывали в его голове весьма тревожную картину. Они не то, что намекали, и тем более не говорили это напрямую, но тем не менее имели лишь одно возможное объяснение, диалог с фон Дорном, а то и всей Австрийской Республикой будет вестись на двух уровнях одновременно. Один будет доступен им всем, во втором…, втором ,ой, как не кстати, мелькало так же имя Райнхарда, развивалась тень Гриндевальда и шепталось нечто очень похожее на упоминание Даров Смерти.

Отредактировано Albus Dumbledore (2020-11-02 23:34:39)

Одних из пока(но он надеялся, что лишь пока) не сбывшихся планов Дамблдора как директора Хогвартса, был понизить возраст с которого начинали принимать детей в школу. В идеале года на три или даже четыре. И в этом они были бы далеко не первопроходцами, даже их самые близкие соседи в Шармбатоне принимали детей с возраста семи лет. Да, оно так же удлиняло бы обучение на несколько курсов, требовало бы увеличение преподавательского состава, а так же понимание не только и не столько ремесла, сколько особенностей детского созревания, но при этом могло бы дать магическому обществу тот самый пинок, позволяющий выйдти на качественно иной уровень развития общества. Более ранний возраст приема, позволял бы куда более эффективно выравнивать предмагическую подготовку детей. Сейчас, когда азы нумерации и письменности, не говоря уже о чем-то более замысловатом, всецело зависело от по большому счет денежным возможностей родителей. Если достаток был, детьми занимались специально нанятые гувернеры, если его не было, детей обучали сами родители, если вообще обучали где-то в промежутке между работой, уборкой и готовкой ужина. И в этом заранее предопределенном соревновании, дети чистокровных в итоге приезжали в школу куда более подготовленными и как следствие показывали куда лучшее успеваемость по школьным предметам, и делали из этого вывод, что причиной этого является не столько выигрыш лотерее по факту рождения, а их исключительный ум. То, что при этом маглорождение дети, имеющие за пазухой начальное обучение магловских школ, в этом им ничуть не уступали, они конечно предпочитали не замечать. Тем более, что у детей маглов, зачастую были если не академические, то чисто социальные проблемы с тем, чтобы органично влится в магический мир. Все это можно было решить начав принимать детей раньше. Оно означало бы дать как можно большему количеству детей возможность достигнуть их настоящего потенциала и оно означало, наконец таки, сломать систему, которая работала исключительно во благо тех, у кого и так было если не все, то очень многое.
У подобного, мог быть еще один плюс. Дети на пару лет младше, были куда менее склоны делить всех на своих и чужих, черту за них еще никто толком не провел, а следовательно оказавшись в школе, бок о бок, чистокровные, маглорожденные и полукровки, они были менее склонны отвергать кого либо только на основании наличия родословной и такого или иного уровня чистоты крови. Оно помогало бы найти друзей им, оно помогало бы магическому миру, наконец, вырасти еще немного.
Увы.
Дети приезжали в школу уже с предначертанными границами. И там где должна была появится возможность навести мосты, начать диалог, появлялась вражда. Противостояние по факту разделения на Свой и Чужой. И чем глубже эту линию прочерчивали на земле, чем чаще разбивали друг другу носы или отращивали прыщи и бородавки, тем меньше возможностей оно оставляло для пересмотрения границ и убеждений. Смотреть вне получалось лишь единицам, и лишь единицам из единиц по настоящему стереть эту грань, куда чаще разочаровавших в убеждениях одной стороны, ты просто переходил на другую. И война все продолжалась, а сами воюющие напрочь забывали, что все различия между ними не более чем наносное.
- При условие, что это и правда диалог, - Дамблдор мягко улыбнулся своему собеседнику, и приподнял бокал с коньяком в словно не до конца нереализованном тосте. Эйвери всегда, насколько Альбус его помнил, был более чем смышленым. Он мог бы добавить так же хитрым, куда больше умеющим выкручиваться и выживать не смотря на все, чем фанатиком и идеалистом. Идеальным политиком или, например, шпионом. Ровно таким, кто должен понимать все условности любых, а тем более твердых убеждений. Они должны были суметь найти ту нить, ту лазейку, которая дарит возможность к действительному диалогу.
- А они могут чем либо друг друга заинтересовать? - поинтересовался старый волшебник не сводя взгляда Эйвери. Ему было что предложить. Как еще только начинающему обогревать кресло главе департамента магического департамента, так и бывшему студенту, нынешнему отцу. Что было сомнительно, так то, что Эйвери захочет его по настоящему слушать. Преграда на которую он натыкался раз от раза, и лишь изредка был способен преодолеть. Уверенность чистокровных волшебников, что признавая права и способности всех прочих, оно как-то уменьшает их самих. Находящиеся у власти веками и веками, они исконно верили, что это именно их притесняют.
- Судя по твоему рассказу фон Дорн едва ли настроен к сотрудничеству, - Вот только из писем Корнуолла и Эммануила у меня создалось чуть иное впечатление, мальчик мой. Более того, им, а особенно Баэну показалось, что желание сотрудничества было более чем обоюдным. При том, что я лично не вижу не вижу ни одной причины, по которой ты лично мог бы интересоваться фон Дорнами и тем более Дарами Смерти. Это не твой уровень, Эйдан. Так за кого ты в этом играешь?
Быть может стоило хотя бы попробовать найти на это ответ и пригубив еще немного коньяка, Альбус позволил своему разуму потянутся к Эйвери. Когда с уст главы магического сотрудничества слетело имя Геллерта Гриндевальда, ментальным контакт толком еще не состоялся, но не смотря на это давно известное Альбусу имя вспыхнуло в пространстве между ними ярким фейерверком. Если сравнивать с чем-то более привычным, то замечание Эйвери было похоже на нечто произнесенное в слишком высокой голосовой модуляции. Она выдавала нервозность, уязвимость собеседника в том, что касалось этой темы. Альбус позволил ментальному контакту скользнуть в эту сторону.
- Ну, я определенно рад, что мы, - седовласый волшебник позволил себе легкую усмешку, - не требуем подобного.
Что открылось практически тут же, так то, что Эйвери имел ментальный блок защищающий его сознания. Окклумент? Да еще тренированный. Весьма занятно.
- В курсе, - продолжая исследовать выставленные Эйданом ментальные стены, беспечно признал победитель Гриндевальда. Если быть еще более точным, они иногда переписывались. Главным образом обсуждали академические вопросы и тщательно избегали все прочие. Те, конечно, все равно просачивались, где то там, между строк.
- Как тебе сказать, - Дамблдор пожал плечами, - Как всякий, кто должен провести остаток жизни в одиночном заключении.
Синие глаза Дамблдора отыскали карие Эйвери. Он слегка, самую малость, надавил. Ему было интересно, как его собеседник отреагирует на потенциальную перспективу, оказаться примерно в таком же месте.
- С другой стороны, - Альбус улыбнулся, - в Нурменгарде нет дементоров.

В ответ на замечание Эйвери голубые глаза старого волшебника сверкнули озорными огоньками. Дамблдор преподнес бокал к губам и омочив губы нежно промурлыкал, - Приятно слышать, что оно обоюдно.
Пусть даже это знание постоянно терялось и забывалось в болоте повседневных забот и личных амбиций, но диалог в конечном счете приносил куда больше дивиденд и доходов, чем брутальная демонстрация силы. Проблема состояла в том, что пусть даже более крупный в итоге, этот выигрыш был растянут во времени и требовал постоянной работы над ним. Он был похож на танец, требующий от участником понимание, что для достижения цели порой следует остановится, а то сделать шаг или в два в сторону, или даже назад. При при этом получаемый был куда более эфемерный,  требовал компромисс, содействие и время от времени оглядываться назад, чтобы оценить пройденный путь.
Все это было общим, пусть даже в чем-то даже прожитым им самим, но самый главный вывод пронесенный Дамблдором через годы состоял в том, чтобы никогда не отказывать в самой возможности этого самого диалога. Ни тогда, когда в подобную возможность не верил и даже не желал верить твой собеседник, ни тогда когда раз от раза разбившиеся у твоих ног чужие жизни утверждали, что всякая возможность на взаимопонимание давно утеряна. Да, без сомнения с каждым днем, неделей и годом, который твой оппонент проживал, с каждым словом, которое тот произносил, с каждым делом, которое совершал, было все труднее найти альтернативы. Нервно переминающийся перед церемония Сортировки первогодка, не смотря на принесенный с собой багаж из дома, был куда более чем открыт к диалогу, чем тот же  школьник отправляющийся домой в начале лета. Профессора, главы факультетов, однокурсники и вся накопленная веками история Хогвартса, мифы и сказания, при этом чуть ли не больше, чем сухие факты, пестовали и придавали форму убеждениям будущего юноши, а потом взрослого. И даже если Дамблдору хотелось верить, что в большинстве случаев они раскрывали перед молодыми волшебниками и ведьмами новые пути, он слишком часто убеждался в обратном, и то, что оставалось ему, это не дать угаснуть в его учениках идее, что  даже в самый темный момент, на самой узкой дорожке, есть возможность  остановится, что-то поменять, передумать, исправить, или лишь простить.
Мог ли при этом все еще остановится Эйвери? Мог ли он передумать и поменять приоритеты? По мнению Дамблдора более чем мог, быть может не на том уровне, на котором пришлось бы отказаться от веры в превосходство чистокровных волшебников или волшебников вообще, но чуть более приземленно, там где решался вопрос выживания и благополучия тебя самого и твоей семьи. Самый простой и одновременно сложный способ как это сделать, было лишить Эйвери, а за одно с ним и многих других, отвлекающего фактора по имени Том Риддл.
- Неосведомленность в нашем деле — большая беда, - подхватил кинутую Эйданом фразу старый волшебник и закивал головой. - А уж отсутствие плодотворного сотрудничества между департаментами или даже отдельными волшебниками
-  сущее проклятие, - вдохновенно развил он мысль дальше, плавно качнув бокал с коньяком.
- Столько начинающих и не только чиновников выбирающих прокладывать свой собственный путь через терни, - как будто совершенно бесцельно продолжал размышлять в слух Дамблдор, - в то время, когда под рукой всегда есть возможность получить помощь, а иногда лишь совет о том с какой стороны кусты менее густые. Для общей цели в конце концов трудимся, - заключил седовласый волшебник глядя прям на Эйвери.
И это даже не было ни ложью, ни преувеличением. Девяносто девять  и девять десятых процента их работы состояли из рутинной бюрократии, вроде согласования стандарта толщины ввозимых медных котелков или визовой квоты для иностранных спортсменов или музыкантов. Поиск баланса между нехваткой ингредиентов для драконьего тоника в одной стране, поиска рынка сбыта для летучих ковров во второй и требованиям международной защиты миграционных путей морских змеев в третей, за исключением того, что игроков за столом переговоров, конечно, было куда больше троих, а их хотелки куда более разнообразнее.
Эйвери, без сомнения, был более чем способен справится с большинством из этих задач и без сторонней помощи. При этом задач всегда было больше чем времени их решить,а накопленные Дамблдором за годы связи (и знания) позволяли ускорить этот процесс. Вопрос был в том, хотел ли, готов ли был Эйвери с ним работать. Скажем в том, чтобы немного усмирить пыл докучающего ему(а за одно и всей Магической Британии) Роберта Фриланда.
Дамблдор широко улыбнулся Эйвери и махнул в сторону его бокала, - Еще?
- Меня определенно радует твой энтузиазм насчет герра фон Дорна, - усмехнулся старик, продолжая изучать ментальное эхо, которое порождала эта тема в его собеседнике. Ровная, ровная гладь за которую Эйвери толком не позволял заглядывать. С одной стороны ничего особо удивительного,  врожденный темперамент, умноженный на выучку едва ли позволял кому-то вроде младшего фон Дорна сильно задеть главу магического сотрудничества, с другой Дамблдор с точностью знал, что это было не так, пусть даже скорее касалось личности, а не профессиональных качеств австрийца.
- Что касается тебя лично, мне бы очень хотелось надеяться, что своего бывшего профессора ты скорее причисляешь к друзьям, а если еще нет, - чуть повел носком туфли Дамблдор, - то готов рассмотреть данный вариант в ближайшем будущем. Мне, определенно, хотелось бы видеть в тебе союзника, - добавил волшебник спустя короткую паузу и снова сконцентрировался на попытке считать ментальный отклык внутри Эйвери.
- Видишь, начало уже положено, - хмыкнул старик в ответ на замечание о Гриндевальде. Могли ли они быть действительно союзниками, вопрос был открытый, пусть даже лишь на крохотную щелку, но даже если в итоге ответ был отрицательный, куда разумнее было не враждовать. Как говорится, держи друзей близко, а врагов еще ближе, так куда удобнее за ними приглядывать.
- Определенно, - сухо кивнул Дамблдор. Отсутствие дементоров в Нурменгарде было не в последнюю очередь его заслугой. И дело было не в Геллерте, а в глубокой неприязни его самого к этим созданиям. Увы, в Британии его взгляд разделяли слишком не многие.
- Но было бы неразумно забывать, что раны нанесенные той войной все еще не зажили. Одно лишь подозрение в  сотрудничестве с бывшими соратниками Гриндевальда могут повлечь за собой весьма плачевные последствия, - ему было надо немного, лишь самая крохотная лазейка, лишь малейшее колебание ментальной защиты Эйвери и он получил бы свой ответ, и Дамблдор продолжил терпеливый поиск изьяна.
- Уличенному тут, пришлось бы перебираться именно в Азкабан.

А что ты сильнее всего боишься потерять, Эйдан?  Что больше всего желаешь получить?
Учись Эйвери на его собственном факультете, быть может сейчас Дамблдору не пришлось даже задумываться над подобными вопросами. Но лишь быть может. Сколь сильно не хотелось бы обратного, найти ключик от каждой души было физически невозможно. Всегда оставался кто-то слишком в тени, слишком на заднем фоне или в стороне, чтобы даже его или ее имя с годами терялось. Эйдан Эйвери Дамблдору запомнился,  главным образом от того, что входил в окружающую Тома Риддла свиту, крохотный кружок избранных в более обширной толпе последователей, но среди этого находились и пара-тройка воспоминаний касающихся лично самого Эйдана. Оно вырисовывало контур, но этого было далеко не достаточно, чтобы увидеть цельную картину. Смести в сторону все наносное и отыскать тот самый ответ. И все же, уже приняв решение о необходимости этой беседы, но еще не приступив к написанию приглашения, Дамблдор потратил немного времени, чтобы освежить краски и добавить глубину имеющегося у него образа Эйвери.
Смерть отца и необходимость брать в руки дела семи, чуть ли не сразу после выпускного. Неспешная, но бессменно уходящая все выше и выше карьера в Министерстве. Регулярные поездки по континентальной Европе, из одной из которых Эйвери возвращается уже вместе с супругой-испанкой. Рождение сына, очередное повышение. Единственное, что немного выпадало из складывающегося внешне образа благовоспитанного, консервативного джентльмена, это неспособность и даже не желание Эйвери пропустить ни одной, могущей заинтересовать его юбки. И даже в этом, Эйвери едва ли был таким уж исключением, но в именно этом вырисовывались крохотные трещинки славного образа, именно между ними находилось место для случайно оброненных фраз или слухов. Ничего конкретного, ничего слишком, но достаточно, чтобы у Дамблдора оставались вопросы. Или даже появились бы догадки вне того, что было видно всем.
Но был ли в этом ответ на то, что он искал? Возможно. Можно ли при этом получить тот результат, который он предпочитал? Время покажет. Не использованной информация точно не останется.
Дамблдор мягко улыбнулся в усы. Замечание истинного слизеринца, дельца, дипломата, но в куда большей мере замечание именно Эйдана Эйвери. Осторожного и расчетливого волшебника, ищущего во всем подвох, возможность увернутся еще до того, как по нему нанесли удар, и нанести свой собственный.
- Не больше, чем ты можешь дать, - хмыкнул старый волшебник. Он мог дать и задаром, не все, но достаточно многое, но сомневался, что Эйвери способен принять даже теоретическую возможность подобного расклада. И если собеседнику проще принят предложения веря в его корыстность, пусть так и будет.
- Ты вроде уже достаточно взрослый, чтобы опасаться «заразится» неугодной тебе философией, - насмешливо заметил старый волшебник, - но ради Мерлиновой бороды, зови это союзом, если дружба - слишком сильное для тебя слово.
В этом подчеркивание существующих между ними отличий было нечто занятное, словно Эйвери требовалось иметь строго определенную границу между самим и Дамблдором, словно сама возможность, что его могут заподозрить в союзе с бывшим школьным учителем сулила некую опасность. Но может и правда сулила? Дамблдор допускал, что Том с его откровенной неприязнью, вполне мог требовать подобного отношения и от своих приближенных. Мог ли он при этом запугать Эйвери? Если да, то насколько сильно? И относилось ли оно только лишь к самому Эйдану?
Ментальный блок Эйвери при этом держал безукоризненно, плавно уводя в сторону каждую попытку чуть надавить или найти изьян.
Дамблдор фыркнул и качнул головой, - Я вроде как на тебя не указывал, что не отменяет саму проблему. Быть может ты достаточно осторожен и предусмотрителен, чтобы не попастся в подобную ловушку, но есть и другие, куда более молодые и пылкие, могущие поддаться на зов далекого эха Гриндевальдских идей.
- Думаю за фон Дорном и его общением следует присмотреть и вне его дипломатических интересов. Во избежание, так сказать, - благодушно закончил мысль волшебник.

Отредактировано Albus Dumbledore (2021-03-15 20:04:59)