Каждая чистокровная семья время от времени должна давать приёмы, независимо от того, насколько сомнительным находят это удовольствие хозяева дома и виновники торжества. Кому и каким образом удалось развести на новогодний праздник Энтони Блетчли, для Эйдана оставалось загадкой, однако он подозревал, что дело не обошлось без активного вмешательства его юной дочурки, вернувшейся из Хогвартса на рождественские каникулы. Фриде Тони никогда не мог отказать. Впрочем, идея в самом деле была уместная: должность заместителя министерского департамента обязывала Блетчли к высокой степени публичности и периодическому проведению «дней открытых дверей». А когда и устраивать праздник, как не накануне Нового года, коль скоро Рождество было омрачено кровавыми событиями на вокзале и в Хогсмиде.

Разумеется, они с Маг были приглашены, и всё те же неписаные правила, по которым жила и дышала светская среда британской магической аристократии, требовали от четы Эйвери присутствия на этом развлекательном мероприятии. Эйдан и не собирался увиливать от исполнения своего благородного долга, потому что испытывал в отношении семейства Блетчли искреннюю приязнь. К тому же, совместное посещение приёма давало ему возможность провести вечер в компании супруги, но не наедине с ней, а значит, избежать любого рода неприятных сцен и разговоров: в обществе Магдалина держалась безукоризненно — искры летели только за закрытыми дверями и задёрнутыми портьерами Эйвери-мэнора.

Неприятностей вечер не сулил, напряжённых переговоров с отдельно избранными высокопоставленными гостями — тоже (строго говоря, он сомневался, что на этом торжестве появится кто-то выше его по рангу… во всех смыслах), и Эйдан намеревался использовать эту редкую возможность для того, чтобы по-настоящему развлечься и расслабиться. Будь нынешнее сборище чуть более пафосным, оно рисковало бы вызвать у него снисходительное, тщательно заретушированное презрение, однако приём, насколько ему было известно, планировался почти «домашний». Это означало всего лишь несколько десятков гостей, море алкоголя и миролюбивую атмосферу почти семейного праздника, на порядок снижавшую градус фальши улыбок и надуманности комплиментов — в общем, примерно тот масштаб, от которого оставался шанс получить чистое и почти ничем не замутнённое удовольствие.

Мистер и миссис Эйвери прибыли в особняк Блетчли в сопровождении двух домовиков, Фобоса и Деймоса, тащивших подарки для хозяев дома: редкий справочник рун из Исландии для Тони, набор итальянских волшебных красок для Оливии, зачарованные на удачу карманные часы для Александра и браслет с малахитовыми вставками и защитой от сглаза для Фриды. Эрлинг благополучно улизнул от необходимости посещения вечера под вымышленным предлогом, но Эйдан и не настаивал на его присутствии: в данном случае оно не являлось строго обязательным.

Когда подарки были вручены, обмен любезностями с хозяевами приёма завершён, а домовые эльфы Эйвери отпущены обратно, Эйдан вместе с Магдалиной прошёл в ярко освещённую залу, где происходила основная часть нынешнего действа. Подхватив пару длинных узких бокалов с проплывавшего мимо них подноса, Эйдан вручил один из них супруге. Вернее, попытался вручить, потому что Маг с обворожительной улыбкой сообщила ему, что предпочитает потанцевать. Вероятно, это означало, что он должен срочно придумать, куда сплавить бокалы, и пригласить благоверную на танец, но вместо этого Эйдан ответил жене такой же обаятельной улыбкой: «Развлекайся, дорогая». Неизвестно, что сказала бы на это Магдалина, но удивительно вовремя появившийся рядом Александр помешал сцене получить развитие, церемонно предложив миссис Эйвери свои услуги в качестве партнёра на ближайший экосез, и Эйдан великодушно вверил заботу о супруге юной пожирательской поросли рода Блетчли. Маг, по-видимому, тоже была только рада на время избавиться от его повышенного внимания.

В попытке пристроить куда-нибудь лишний полный фужер шампанского Эйвери переместился с центральной части зала к его периметру, незаметно очутившись возле фуршетного стола и, если судить со спины, незнакомой ему особы с каскадом горящих огнём рыжих волос. По молодости он питал к рыжим определённую слабость, хотя со временем начал ценить более широкую цветовую палитру, не ограничивая себя в спектре возможностей.

— Ваш спутник крайне неосмотрителен, — заметил Эйдан, приближаясь к девушке со спины. — И сильно рискует, оставляя такое сокровище без присмотра.

Пожалуй, кому вручить лишний бокал, он уже нашёл. Окажется крокодилом — на том и закончат, а нет — там видно будет.

За словом она в карман не лезла, как и все истинно рыжие по духу, а не только по цвету волос: ответ пришёл незамедлительно — волшебница заговорила раньше, чем успела обернуться.

— И что же он надеется приобрести — головную боль? — Вестимо, от прорастающих на макушке рогов — если только эта бестия не была свободна, как птица в полёте.

К этому моменту короткое движение достигло завершения, и Эйдан, наконец, получил возможность оценить внешние данные «осмотрительного сокровища». Формулировка, к слову, вызвала у него негромкий смешок. Он даже сразу вспомнил, почему раньше ему нравились рыжие (а потом появилась Магдалина и заполнила собой эту нишу, несмотря на полное отсутствие медных оттенков в волосах, компенсировавшееся страстным южным темпераментом).

Молодой ведьме было навскидку меньше тридцати, и её лицо сразу показалось Эйдану смутно знакомым. Вероятно, он уже встречал её где-то раньше — может быть, на одном из подобных приёмов. Или, возможно, где-нибудь в министерских лифтах и коридорах. Средний рост, хрупкая фигурка, светлая кожа, внимательные карие глаза. Она могла бы быть красивой, если бы не этот французский нос, вносивший некоторый дисбаланс в пропорции лица. И уж она-то его, разумеется, знала. Правда, отчего-то предпочла сделать вид, что это узнавание далось ей не без напряжения мысли. Эйдану далеко не в первый раз приходилось сталкиваться с такими играми — женщины частенько прибегали к подобным хитростям и уловкам, как правило, преследуя при этом единственную цель — набить себе цену.

— У меня очень незапоминающееся лицо, — усмехнулся он, вкладывая в свои слова самую толику иронии, и протянул девушке один из фужеров, которые по-прежнему держал в руках. — Вы не ошиблись, мисс Сэллоу.

Эта фамилия была ему хорошо знакома. Стивен Сэллоу работал у него в департаменте и в последнее время состоял на дипломатической службе магической Британии — до тех пор, пока не вернулся на историческую родину и не закрепился в местном филиале международной конфедерации магов, что произошло не так уж и давно.

Ничего особенного во внезапно вскрывшемся родстве Сандрин Сэллоу с его подчинённым не было — магический мир тесен. Одно примечательное обстоятельство, однако, имелось: Эйдан припоминал, что когда-то прежде водил весьма близкое знакомство с ненаглядной супругой Стивена Сэллоу — такой же рыжей, как эта особа перед ним. Стоило бы передать привет, да вот беда — он никак не мог вспомнить хотя бы имени. Да и фамилию, признаться, запамятовал: всё это было уже давно, а женщин на свете много. Достаточно и того, что её род не обладал необходимой степенью чистоты крови — в противном случае, имя не выветрилось бы из памяти настолько надёжно.

Подсказка пришла с той стороны, откуда Эйдан её не ждал: Сандрин любезно обосновала своё присутствие на этом празднике жизни отдалёнными родственными связями с Блетчли. Эйвери наскоро прикинул в уме и всё-таки вспомнил искомую фамилию. Монтегю. Точно, Монтегю.

— Если я правильно понимаю, ваш отец — Стивен Сэллоу? — уточнил Эйдан, между делом небрежно скользнув взглядом по залу и отмечая отсутствие Магдалины в опасной близости от фуршетного стола. — Он работает у меня в департаменте.

Эйдан сказал это исключительно для того, чтобы показать, что помнит, о ком идёт речь. Конечно, формулировку можно было бы выбрать и более мягкую, не акцентируя внимания на отношениях «начальник — подчинённый», но Эйвери не видел особого смысла в подобном проявлении тактичности и не гнушался лишний раз подчеркнуть своё привилегированное положение. Заодно и «напомнил» волшебнице о том, кем является он сам.

— А чем занимаетесь вы, Сандрин? И почему я не вижу среди гостей ваших родителей?

Стоило поинтересоваться этим с самого начала — во избежание никому не нужных казусов.

Сандрин Сэллоу чистосердечно призналась, что явилась на этот праздник жизни в сопровождении бабушки, и Эйдана это в целом устроило. Бабушка — не молодой муж, сильно мешать не будет. Разумеется, старшая родственница рыжей волшебницы наверняка преследовала вполне конкретные цели и строила матримониальные планы для своей внучки и за неё, и с этой точки зрения Эйвери-старший интереса не представлял. Но даже очень целеустремлённые бабушки должны понимать, что их любимым внучкам ничем не может повредить знакомство с целым главой департамента международного магического сотрудничества. Ну, почти ничем. Вероятно.

Исходя из полученной информации, можно было сделать вывод о том, что Стивен Сэллоу и его супруга на приёме не присутствовали. Это радостное известие заставило Эйдана выдохнуть чуть свободнее.

— Уверен, ваша бабушка хочет для вас только лучшего, — понимающе хмыкнул он, приподнимая узкий вытянутый бокал. — Пусть ваши разногласия по поводу того, что считать «лучшим», разрешатся благополучно, — с лёгкостью пожелал волшебнице Эйвери, рискнув сделать смелое (или не очень) допущение на эту тему, отсалютовал Сандрин бокалом и отпил пару глотков из своего фужера.

Шампанское Тони выбрал отличное — хотя, возможно, выбирал его вовсе не Тони — однако Эйдан едва не подавился игристым, когда услышал следующее изречение мисс Сэллоу — не потому даже, что оно началось с упоминания о её матери, а потому, что комментарий был слишком уж неестественным — и в то же время чересчур конкретным. Выдержка у шампанского в пятьдесят первом? Такие пассажи не бывают случайными и непременно несут в себе тонкий намёк на толстые обстоятельства — что вынуждало Эйдана напрячься и задуматься о том, где он был и что делал в означенном году. На ум приходили, в первую очередь, воспоминания о похоронах мистера Коветта, а также об одной из его первых поездок за рубеж в рамках министерской службы, но вряд ли это могло быть как-то связано с рыжей ведьмочкой, стоявшей сейчас перед ним. Или могло?

Пока Эйдан лихорадочно обдумывал, что это такое только что было, и продолжал сохранять лицо, выдав свои эмоции разве что настороженным блеском на мгновение сузившихся глаз, Сандрин продолжала говорить, и теперь он слушал её с несколько большим вниманием. В результате Эйдан почерпнул информацию о том, что Сэллоу — аврор, что было неожиданно, но не так плохо. Может быть, даже хорошо. Среди этой братии Эйдан её не помнил, но он и не стал бы утверждать, что знает всех авроров в лицо и поимённо. Девиц среди них было, на его вкус, даже слишком много, да и процент рыжих тоже зашкаливал — по всей видимости, в том числе благодаря Сэллоу.

Слова о нездоровье её матери поначалу задели сознание Эйдана по касательной, однако определённый эффект они всё же имели, потому что дали его мыслям толчок в правильном направлении: он вспомнил имя. Вивьен. И их тесное знакомство приходилось примерно на начало пятидесятых. Не исключено, что и на тот самый 1951-ый. Теперь во взгляде Эйдана промелькнула искра понимания или, по крайней мере, догадки. Однако следующий его вопрос был вовсе не об этом.

— Кто такие мы? — в обычной светской манере сдержанной заинтересованности уточнил Эйвери. — Которые стали воевать друг с другом, — пояснил он.

Потому что в исполнении Сандрин эта фраза звучала очень уж прицельно — даже в большей степени, чем недавний пассаж о шампанском урожая пятьдесят первого. Как будто она обращалась к нему лично. Как будто знала, кто он такой на самом деле. Но откуда ей было это знать?

— Я думал, авроры ловят тех, кто нарушает закон и практикует при этом тёмную магию. Неужели в это Рождество было иначе?

Пусть этот разговор совершенно внезапно вышел на тонкий лёд — Эйдан не собирался разгуливать по нему в одиночестве.

— Мне повезло, — сказал он, отвечая на вопрос Сандрин, — я всегда знал, к какой цели иду.

Сомнительный вопрос, уклончивый ответ. Возможно, стоило бы припереть её к стенке и вынудить к прямому разговору, но Эйдан не был уверен, что это в его интересах. Возможно, Сэллоу не знала ровным счётом ничего и только один за другим закатывала пробные шары. Если так, то у него точно не было никакого резона ей помогать. Но полностью проигнорировать её заявления он тоже не мог. В этом деле нужно было разобраться.

— Выдержка шампанского определяется его типом и тем, как оно было произведено. От года урожая это не зависит, — неторопливо поведал Эйвери. — Что ещё ваша мама рассказывала вам о 1951-ом, Сандрин?

Нет, самое страшное из его предположений, по-видимому, не оправдывалось. Мисс Сэллоу умела держать себя в руках, но промелькнувшее в её взгляде недоумение не могло быть поддельным. Всё-таки, занимаясь тёмными делами и одновременно вращаясь в дипломатических кругах — что, по сути, одно и то же, с той лишь разницей, что дипломатия, как правило, не предполагает открытых терактов — слишком привыкаешь к интригам и начинаешь ко всему относиться с подозрением. Ничего особенно плохого в этом, впрочем, не было: осторожность — верный спутник выживания.

Несколько расслабившись и сделав ещё пару глотков из фужера, Эйдан с удовольствием прослушал краткий обзор политической ситуации от Сандрин Сэллоу и чуть улыбнулся.

— Держу пари, кое-кто из ваших коллег мог бы счесть, что вы говорите крамольные вещи. Однако я вполне готов согласиться, что в вашей интерпретации эти волшебники больше напоминают революционеров, чем преступников. В конечном счёте, революции ещё никогда не совершались бескровно.
Иначе они назывались бы реформированием.
— Впрочем, эти люди, насколько можно судить, не хотят перемен. Скорее даже напротив.

Эйдан поставил бокал на стол, освобождая себе руки. Слишком глубоко уходить в эту тему сейчас не следовало: для начала этот брод нужно было хорошенько проверить.

— Верно, — подтвердил он слова собеседницы. — Магия — это дар, и те, кто не умеют ценить его, его недостойны, — обращённый на Сандрин взгляд сделался ещё более внимательным, не пронизывающим, но изучающим. — Должен сказать, от представителей вашего поколения подобные рассуждения можно услышать не так часто — если только речь не идёт о молодых людях из священных аристократических семей, которым с раннего детства прививают мысли о ценности этого высокого искусства.

Между строк проглядывал отнюдь не философский и весьма прагматичный вопрос: так какое же отношение ко всему этому имеете вы, милая барышня?

— Позвольте поинтересоваться, Сандрин: вы пришли к этому сами, или об этом вам тоже рассказывала ваша матушка?

Намёк на улыбку снова обозначился на его губах, но причина крылась не в воспоминаниях о Вивьен Монтегю и их не самом продолжительном, но страстном романе. Эйдан уже понял, к чему клонит «мисс Сэллоу». Пока что он не мог знать точно, зачем ей это нужно, но уже видел, почему это может быть выгодно ему. Перспектива обзавестись своим личным аврором представлялась ему до крайности соблазнительной.

— Здесь становится душновато, вы не находите? Не откажетесь выйти со мной на балкон? — Там ушей меньше. Эйдан знал: она не отказалась бы.

Балкон пустовал: внутри многим сейчас казалось уютнее, что было неудивительно для конца декабря. Убедившись, что им удалось улизнуть из общего зала и остаться наедине, Эйдан сделал неуловимое движение, от которого расстояние между ним и рыжим приветом из прошлого сократилось до не совсем приличного для двух малознакомых людей в светском обществе.

— Вашу мать зовут Вивьен, её девичья фамилия — Монтегю, и она не считает мистера Сэллоу вашим кровным отцом. Вероятно, она также рассказала вам, что в конце пятьдесят первого года у нас был роман, — негромко, но с высокой степенью уверенности перечислил Эйдан. — В связи с чем у меня возникает только один вопрос. Чего вы хотите, Сандрин?

Он говорил без враждебности, но и без явно выраженной приязни. Сейчас ещё был шанс повернуть всё в любую сторону. К тому же, версия, при всей своей правдоподобности, ещё нуждалась в подтверждении. Слова — это только слова.

Она могла быть его дочерью. В общем-то, она держала себя так, что Эйдан даже был бы не очень против, если бы так оно и оказалось в действительности — не в том плане, что готов был раскрыть навстречу Сандрин свои отцовские объятья, немедленно принять незаконнорожденную дочурку в семью и отписать на неё половину наследства, разумеется. Просто пока её поведение и хладнокровная манера вести деловые переговоры импонировали ему в достаточной мере, чтобы не испытывать досады за существо, в жилах которого, вполне возможно, текла его кровь.

Сандрин держалась уверенно и, даже если её самообладание давалось ей ценой усилий, а не было обусловлено природным складом характера, выглядело это убедительно. Говорила она взвешенно, ровно и чётко, не терялась на скользких темах, не сбивалась на невнятный лепет, не стеснялась высказывать свою позицию, вместо того чтобы во всём поддакивать собеседнику. Сандрин не зажималась и не замораживала свои эмоции искусственно — Эйдан заметил, как заблестели её глаза и как немного ускорился темп речи, когда она заговорила о «террористах». Над идеологией ещё, конечно, стоило поработать, но для аврора подобная расстановка акцентов была простительна, тем более что волшебница быстро снова взяла себя в руки.

Она не испугалась остаться с ним наедине, не отстранилась и не дёрнулась, когда он бестактно вторгся в её личное пространство. Она не смутилась его прямому вопросу, но главное — она была достаточно умна для того, чтобы ничего не требовать и не замахиваться на то, чего он мог не пожелать — и не пожелал бы — дать ей в случае, если бы она повела себя иначе. «Мисс Сэллоу» лишь говорила о том, чего она хочет, и, стоило признать, выбор формулировок ей давался прекрасно. Сандрин оценивала ситуацию трезво, и это подкупало — как и дважды высказанное ею самой условие, что наличие кровных уз прежде всего надлежит проверить.

Даже если её слова о покровительстве были только первым шагом к тому, чтобы добиться чего-то большего в будущем, девочка выбрала наиболее разумную тактику из всех возможных. Более того, если бы через некоторое время выяснилось, что на самом деле никакой биологической связи между ними нет, у неё всё равно оставался бы шанс добиться своего: завоевав расположение главы Департамента международного магического сотрудничества, она могла претендовать на его поддержку и в ином статусе. Целеустремлённая. Амбициозная. Эйдан улыбнулся. Такая дочь ему нравилась. Весьма многообещающе, если учесть, что они были знакомы что-то около пяти минут. И к слову: принадлежность к роду Монтегю и Блетчли в дальних родственниках Сандрин делали её почти идеально чистокровной, если исходить из того, что её настоящим отцом был не какой-то полукровный волшебник, а представитель одной из двадцати восьми Священных семей. Недурно. Вероятно, она бы не отказалась от официального признания своего кровного статуса, но ей хватало выдержки не настаивать на этом — во всяком случае, не сразу.

Появление весело щебечущей парочки на том же балконе пришлось как нельзя более некстати, но Эйдан принял его во внимание, поймав условный сигнал Сандрин, непринуждённо перешедшей на приличествующий светскому обществу тон.

— Случалось неоднократно, мисс Сэллоу, — подхватывая эту игру, произнёс он. — В зимнем виде есть своя прелесть, но сегодня здесь слишком свежо. Пожалуй, нам лучше вернуться в зал.

Была своя пикантность в том, что он не успел ей ответить, пока они оставались наедине. Однако этот разговор был ещё далёк от завершения. Поддавшись порыву, соблазном вспыхнувшему внутри, Эйдан поймал тонкую кисть дочери и, глядя ей в глаза с затаённой улыбкой, коснулся губами тыльной стороны её ладони.

— Танго я обещал супруге, но следующий танец будет ваш, — сказал Эйдан, выводя Сандрин обратно, в тёплый, ярко освещённый зал.

Он в самом деле обещал Магдалине танго: в танцах страсти испанки отменно хороши. Особенно испанки, отчаянно ревнующие своих мужей к молодым рыжим волшебницам.

Только кто же мог знать, что следующий за тем танец будет объявлен «белым».

Танго было одновременно битвой и своеобразным перемирием, потому что в нём присутствовало много страстных жестов и выразительных взглядов, но совсем никаких слов. К некоторому сожалению Эйдана, это закончилось слишком быстро, и они с Магдалиной вернулись к привычному режиму противостояния. «Белый» танец тоже был воспринят двояко: он позволил избежать необходимость реагировать на колкости супруги, но заодно подлил масла в огонь её собственнических инстинктов. Эйдану это, впрочем, доставляло определённое удовольствие. Маг могла скрывать свои эмоции от других, но он знал правду: она была просто не в состоянии успокоиться. Особенно когда та самая рыжая ведьма увела её благоверного на следующий танец. Отказывать колдунье Эйдан, разумеется, не стал.

Её приглашение было встречено учтивым полупоклоном, после чего рука Сандрин снова очутилась в его руке, а оба они — отец и дочь — переместились вглубь зала, подальше от буравившей их спины взглядом миссис Эйвери. И на этот раз Эйдану попалось на глаза лицо бабушки Сандрин, с повышенным вниманием следившей за образовавшейся на время танца парой. Вряд ли она одобряла выбор внучки — так бездарно потратить такую возможность на женатого мужчину! Эйдан ухмыльнулся. Строго говоря, на них смотрели все, и после этого вечера сплетни о том, чего на самом деле не существовало, должны были хаотично расползтись во все стороны, как щупальца каракатицы.

Эйдан перевёл взгляд на дочь, занимая позицию напротив неё, и улыбнулся. Да, думать о ней как о дочери оказалось на удивление легко. Тем более что эти мысленные обозначения ни к чему его не обязывали. По залу разлились первые торжественные аккорды «Вальса цветов». Эйдан мягко сжал в одной руке пальцы Сандрин, другая его ладонь коснулась её бока выше талии и осталась там. Мгновение спустя все пары, включая их, начали движение.

— Смелый шаг, — отметил Эйвери, пользуясь тем, что им снова представилась возможность поговорить. — Но достаточно осторожный, чтобы не переступать границы самонадеянности. Можно сказать, комплимент. — Слизерин?

На несколько секунд они опасно сблизились с соседней парой, но Эйдан вновь ловко вернул их на приличествующую дистанцию, позволявшую говорить без обиняков: слова тонули в звуках музыки, и расслышать их можно было, только находясь в непосредственной близости друг от друга.

— Вивьен ничего не говорила мне о тебе.

А он и не интересовался, утратив к своему увлечению интерес, едва они распрощались, — знал, разумеется, что мисс Монтегю вышла замуж, но только порадовался про себя, потому что в то время это избавляло его от покушений на его холостяцкую свободу. Между тем, было вполне возможно, что Вивьен так скоропалительно выскочила замуж именно потому, что на тот момент уже была в положении.

— Но она и не стала бы ничего говорить. — Она уже тогда была достаточно сообразительной девочкой. В этом смысле Сандрин пошла в неё — и в него самого, вполне вероятно. — Чтобы раз и навсегда избавиться от сомнений, будет уместно проверить наверняка. Способ есть. Если ты не против заглянуть ко мне в гости через пару дней, конечно.

Магдалина будет вне себя. Пожалуй, всё-таки стоит объяснить ей, что к чему… как только вокруг тайны взаимоотношений небезызвестного мистера Эйвери и молодого аврора мисс Сэллоу сложатся «правильные» слухи.

— Если версия подтвердится, мы обсудим там же, что делать дальше. Тебя это устроит?

Эйдан говорил дружелюбно, мягко кружа свою спутницу в вальсе, и ни разу не покривил душой, предельно честно избегая каких-либо обещаний. В поспешном благородстве не было никакой необходимости. Более того, он уже не сомневался, что дочь оценит это больше, чем брошенные на ветер лестные слова.

— Не бойся, Сандрин, я тебя не съем, — с лёгкой усмешкой добавил Эйдан, вдруг подумав о том, как бы она не сочла, что он приглашает её к себе, чтобы по-тихому избавиться от неё. Однако мисс Сэллоу, хотя и представляла себе, с кем имеет дело, вряд ли понимала это до конца. Что ж, пусть это будет просто шуткой.

Отредактировано Aedan Avery (2020-09-05 19:08:28)