Marauders: stay alive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Архив альтернативы » Изувеченный рай [02.07.1983]
ИЗУВЕЧЕННЫЙ РАЙ
[закрытый]
MEDEA MEDICI, ERLING AVERY
LONDON, ENGLAND | 2 JULY 1983
У нас есть всё, чтобы быть счастливыми, но мы несчастны. ©
Когда следует оставить её в покое.Как оставить в покое себя?
needtobreathe – happiness
Отредактировано Erling Avery (2020-08-02 14:11:48)
Всё изменилось одним днём, когда отца посадили в Азкабан. Эрлинг не готовился нести ответственность за семью, потому что знал, что их посадят вместе. Знал, что иначе быть не могло, потому что на его руке красовалась метка, а последние три года он провел, убивая невинных. Звучало жутко, а Азкабан в определенные дни казался избавлением, а не наказанием.
Эрлинг остался на свободе, потому что отец взял всю вину на себя. Себастьян не мог в это поверить даже тогда, когда Визенгамот выдвинул Эйдану Эйвери пожизненный приговор. В ушах стоял белый шум, когда отца уводили под белы рученьки, даже не дав им толком попрощаться. Эрлинг знал, что должен был быть за решеткой вместе с ним, и смотрел стеклянными глазами отцу в спину, пока тот вместе с процессией авроров не скрылся в коридорах Министерства Магии, направляясь к камерам предварительного заключения, откуда его должны были перенаправить в тюрьму – туда, где дементоры должны были растаскивать его душу по кускам.
Эрлинг считал, что всё встало на свои места, когда он женился. Элоизе, чистокровной волшебнице с окраин Парижа, шла его фамилия, а Эйвери, отныне глава семьи, делал то, что был должен. Себастьян вырос из бунтующего мальчишки в примерного семьянина за одну ночь, и ему не составило труда внушить себе, что так было нужно. Это было его долгом перед отцом, потому что Эйдан на него рассчитывал, даже если не являлся ни на одну из тюремных встреч.
Вернувшись в Министерство, Эрлинг много работал, что делало из него ещё более образцового чистокровного мужа, потому что на измены сил не оставалось. Ни он, ни Элоиза никогда не были влюблены, чтобы Себастьян мог похвастаться "любовью до гроба" между собой и женой, но брак был удобен им обоим. Им не составляло труда провести вечер у камина, разговаривая о чепухе, и ни Эрлинг, ни новоявленная миссис Эйвери не жалели о сделанном выборе. Кроме того, как было известно Себастьяну, кавалеров, желающих развлечь его суженную, было достаточно.
Отношения между супругами не сильно изменились и с рождением сына, Эйрона Эйвери. В основном потому, что из Эрлинга слабо выходил образцовый чистокровный отец, видящий сына раз в неделю, и то – в окружении гувернанток. Первые недели после рождения Эйра Эрлинг вовсе был неспособен отойти от детской кроватки, никогда не предполагая, что в нем вовсе существовал отцовский инстинкт.
Время шло, и ничего не менялось. Эрлинг знал, что ему стоило этому радоваться – стабильности, но в горле вставала все большая кость с каждым новым днём, когда Себастьян перешагивал порог Министерства, потом возвращался домой, принимал как должное семейный ужин и уходил спать, пообщавшись с сыном. Обычно Эрлинг запрещал себе думать о том, что произошло в семьдесят восьмом году, но невольно возвращался мыслями к Медее Медичи, даже если того не хотел.
День выдался погожий, особенно – для центрального Лондона, и Эрлинг вышел из Министерства после обеда, не желая засиживаться до вечера. Они ожидали ответ из Брюсселя по поводу одного из очагов возгорания активности Пожирателей смерти в Европе, и Себастьян собирался вернуться к работе, когда у них будет больше информации.
Вывеска гадального салона заставила Эрлинга остановиться, разглядывая крыльцо заведения. Он редко ходил этой дорогой, как и редко прогуливался по окрестностям вовсе, и сейчас не мог вспомнить, предлагались ли подобные услуги здесь ранее.
Эрлинг почувствовал абсурдный прилив адреналина в кровь, потому что за последние три года не мог позволить себе этого – быть спонтанный.
Девушка, приветствующая гостей, не была похожа на Амалию, и отчего-то Эрлинг ощутил укол разочарования на этот счёт. В этот раз Себастьян расплатился, как водилось, галеонами, сохранив в целости и сохранности единственное кольцо на его пальцах – обручальное.
Эйвери наблюдал за интересом, как одна из девушек что-то шепнула той, с которой расплачивался Эрлинг, и та, ослепительно улыбнувшись, тут же попросила Себастьяна пройти внутрь, хотя до этого обещала некоторое время ожидания.
Дверь в комнату, где должно было проводиться гадание, открылась – и сердце Эрлинга на мгновение опустилось.
Он знал, что ничем хорошим его авантюра не закончится.
– Дея, – произнес с запозданием мужчина вместо приветствия, пока её ассистентка закрывала за ними дверь.
В жизни Медеи Медичи все складывалось прекрасно. Семьдесят восьмой отпечатался в ее голове как год, перевернувший с ног на голову ее привычную, беззаботную жизнь, в которой не было места далеко идущим планам и конкретным, осязаемым целям. Не известно было достоверно, повлияло ли на нее так расставание с Эрлингом или почти физическая потребность чувствовать твердо почву под ногами и какую-никакую безопасность после некоторых событий, но она осознала это ясно - оставлять все как есть было бы преступлением. Она не хотела позволять себе больше этого - чувствовать беспомощность, а потому желала доказать как самой себе, так и всему миру, что способна на большее, чем выдумывать пророчества для наивных, растерянных магглов.
Она относилась к ним - к магглам - с особым трепетом, наблюдая, как те выстраивают свой хрупкий, отчасти странный мир без магии. Ей было с ними комфортно, и за это ведьма была им благодарна, но понимала отчетливо, что они не могут дать ей желаемого. Потому что уживаясь прекрасно с обоими мирами, она все же чуточку больше принадлежала тому другому, о котором мечтал каждый маггловский ребенок, слушая сказки. И она планировала взять от него все, что он готов был ей дать и чуточку больше.
Дея искала не столько выгоду, сколько защиту. Пользовалась тем, что нравится людям - богатым, бедным, магглорожденным и чистокровным. Нравится, располагая их к себе, вызывая доверие. Она полагала временами, что это было обратной, неконтролируемой стороной ее способностей. Более сильные эмпаты могли внушать по собственному желанию необходимые им эмоции, она же так не умела. Не умела, но не могла не замечать, как относились к ней другие, предполагая разумно, что как ей передаются чужие чувства, так и она в какой-то степени влияет на других. Ей было достаточно этого осознания, чтобы поступившись собственными симпатиями обрести новых клиентов из числа тех, кто не скупился на щедрое вознаграждение.
Медичи не испытывала мук совести, добиваясь определенных привилегий. Она отдавала чертовски много взамен, потому что это никогда не было просто - делать правдивые предсказания. Галеоны и благосклонность людей, обладающих определенной властью, она считала достойной платой за ее старания. А оставленную маггловскую жизнь - разумной платой за отсутствие кошмаров по ночам.
Ее звали Сильвия - пожилую американку, обосновавшуюся несколько лет назад в Великобритании. Она говорила, что Дея похожа на ее безвременно почившую внучку. Ведьма подозревала, что та несколько тронулась умом от горя, так и не сумев пережить потерю, но не находила в себе сил разбивать иллюзии пожилой дамы, когда та приглашала ее к чаю и делала трогательные подарки. Она платила ей тем же - теплым, внимательным отношением. Сильвия ей действительно нравилась, и она горевала искренне, когда той через два года не стало.
Она не была удивлена, когда ее пригласили на чтение завещания. Знала об этом - Сильвия говорила перед самой смертью, что позаботится о ней и ее мечте открыть собственный салон. Она сдержала слово, оставив ей внушительное состояние, которого хватило на то, чтобы чуть поодаль от Косого переулка, на одной из тихих и спокойных улиц появился салон, который раньше был только в ее голове. Ведьма отбирала гадалок тщательно, тщательно же продумывала интерьер и всякие мелочи. Он открылся через пару месяцев.
У нее был круг постоянных клиентов и тех, кто пришел именно к ней по совету. Медея не принимала случайно забредших клиентов сама, но в этот день случай был особенный.
Она услышала его голос, спускаясь в глубине зала со второго этажа. Ей не составило труда опознать старого знакомого, и она мысленно чертыхнулась, чувствуя, как в непонятной, неуместной панике забилось сердце. Она не видела его так давно и предпочла бы не видеть еще дольше, но проклятое любопытство брало верх над разумом.
Медичи попросила одну из помощниц проводить его к ней и скользнула за дверь, ведущую в одну из комнат для гадания.
Она почувствовала это сразу - ту растерянность, которую ощутил Эрлинг, увидев ее. Была с ним солидарна - кто бы мог подумать, что они встретятся вновь и встретятся так. Однажды он уже приходил к ней за гаданием, ничего путного из этого не вышло.
- Судя по твоей реакции, ты снова не знал, куда идешь, - она бросила на него цепкий, внимательный взгляд, отмечая, что он изменился. В нем было что-то другой, отличавшее его сильно от того Эрлинга, с которым она познакомилась несколько лет назад. Живого, мальчишески любопытного и открытого. - Собираешься совершить ту же ошибку вновь?
Ведьма считала, что ему для его же блага стоило держаться от подобных мест подальше. Вопреки собственным размышлениям она предоставляла ему выбор: уйти или остаться.
- Присядешь?
Чистокровные волшебники не любили распространяться к своих походам к гадалкам, поэтому Эрлинг не был наслышан об этом салоне. Даже если ходили слушки, никто не упоминал имени Медеи Медичи – и, признаться, было похоже на то, что сама Медея не принимала каждого бы из них. Однако отчего-то приняла Эрлинга. Эйвери считал, что их обоих не доведет до добра ностальгия.
– Я думал, ты предпочитаешь работать с магглами, – отозвался Себастьян, присаживаясь на предложенный стул. Антураж салона разительно отличался от забегаловки, где они познакомились раньше, и это впечатляло.
Эрлинг больше не улыбался так часто, как улыбался прежде, и вернул Медее цепкий, но не агрессивный взгляд. Не мог не отметить, что она больше не была той двадцатилетней девчонкой – как и не был сам бунтующим против отца подростком. Отца больше не было – и Эрлинг сам был отцом.
Себастьян вспомнил об ошибке, про которую говорила Медичи, и в этот раз все же улыбнулся, не размыкая губ. Эрлинг знал, что она чувствует его – и к своему возрасту владел эмоциями лучше, чем раньше, а ещё – не доверял никому.
– Я никогда не считал нашу встречу в том салоне ошибкой, Дея, – заметил Эйвери, помня о том, что честность была лучшей политикой при общении с гадалкой.
Эрлинг не мог перестать думать о том, что многое изменилось.
– Как поживает Амалия и её матушка? – казалось бы, из ниоткуда спросил Себастьян, а после решил, что расспросит её об этом после – о её салоне и о том, как прошли те пять лет, которые они провели порознь.
Эйвери расстегнул пиджак от костюма-тройки, устраиваясь комфортнее, и после вдруг взглянул на Медею на мгновение так, как смотрел прежде, с мальчишечьим азартом, но этот взгляд быстро потух.
– Погадай мне, – попросил Эрлинг.
Он хотел, чтобы она сказала ему, что ему стоило делать дальше с жизнью, которой он больше жить не мог, но был должен.
– Кофейная гуща, – напомнил Эйвери.
– За тобой всё ещё остался должок.
- Предпочитала.
Дея подтвердила легко, не скрывая, но отмечая, что то осталось в прошлом. Она давно не была в маггловском районе дольше нескольких часов, когда заглядывала туда, чтобы встретиться со старыми знакомыми, а после возвращалась обратно. Теперь, учитывая обстоятельства, ей было куда удобнее жить в этой части Лондона. Здесь ее легче было найти, здесь она смотрелась уместнее для ее клиентов. Жизнь здесь давала определенные преимущества, когда она не давала другим повода прицепиться к ней и ее образу жизни. Она скучала немного по той жизни, что была у нее раньше, но стремилась получать удовольствие из всего, что имела на на данный момент. Выходило неплохо.
Медичи не составило труда подметить его сдержанность, разительно отличавшуюся от того, что ей всегда было с ним знакомо. Она помнила его эмоции яркими, искренними, а его щедрыми на них. Он, вероятно, вырос и, вероятно, взял многое от отца. Она чувствовала сейчас определенное сходство, о котором предпочла бы не знать.
- Ее матушка умерла, - она отозвалась ровно, потому что это было давно, и они все уже смирились с этим. - Многое изменилось за эти годы, Эрлинг.
Она напоминала об этом и ему и себе, не желая поддаваться ностальгии, отвечая на его вопросы, звучащие так, словно это было вчера. Прошло достаточно времени, и им не стоило заниматься самообманом.
Ему несомненно было лучше уйти, даже если он не считал их прошлую встречу ошибкой. Судя по тому, что он так или иначе, но получил метку, а после вернулся в родовое поместье, в его жизни, вероятно, никакой ошибки и не произошло. Все сложилось так, как должно было, как хотел его отец, как ждали от него окружающие. В контексте своей жизни она не думала об этом как об ошибке тоже. Как минимум, потому что вряд ли сидела бы сейчас здесь - в своем салоне, напротив него, ощущая отчетливо спокойствие и уверенность.
Медичи подметила, как он устроился комфортнее, и вздохнула глубже. Она помнила о том злополучном обещании погадать на кофейной гуще, но гадать ему не хотела. Помимо нежелания знать, что ждет его в будущем, ее смущало еще и другое - то, что он казалось действительно хотел этого. Хотел получить ответ, а может быть и совет, как тот, который она дала ему по неосторожности в первую встречу. Она ощущала в этом налет отчаяния. Усталости, вызывавшей в ней беспокойство.
- Что ты хочешь знать?
Ведьма спрашивала осторожно, не торопясь соглашаться, но полагала, что кофе им не помешает в любом случае. К моменту, когда они его допьют, она решит, что с этим делать.
- Ты же знаешь, я не хочу видеть твое будущее.
Медея вопреки словам встала из-за стола, выглядывая за дверь. Две чашки крепкого кофе без сахара и обойдутся без угощений.
- Уверен, что хочешь этого сам?
Эрлинг не нашелся, кроме как кивнуть в ответ на обьявление о смерти матери Амалии. Говорить о том, что ему жаль, было нелепо спустя столько лет. В этот момент Себастьян особенно осознавал, сколько времени прошло с момента их последней встречи с Медичи, и также понимал, что их больше ничего не связывало: не было ни салона, за который они оба радели, ни общих знакомых, которыми дорожили. Непростительное, наложенное Эрлингом на Медею пять лет назад, обернулось не только физической пыткой.
Как и в первый раз на гадании, Эйвери было тяжело формулировать вопрос. Особенно сейчас, когда ничего внутри, кроме отчаянного крика, не было: Эрлинг желал вырваться из мира, в котором все играли по правилам, когда сам по правилам всегда играл плохо.
Несмотря на сопротивление, которое демонстрировала Медичи, Эрлинг не мог не заметить, что та отправила помощницу за двумя правильными для гадания чашками кофе. Эйвери тем временем молчал, давая себе мгновение на раздумья. Он не хотел говорить лишнего, но в общем-то понимал, что с их предысторией лишним для Медеи будут любые подробности его жизни.
– Я не отличаю один день от другого, – наконец, произнес Эрлинг. Колдун не хотел смотреть на Медичи, но всё равно смотрел, не пытаясь с ней играть.
– Мне нужно знать, есть ли шанс разорвать этот порочный круг, – ровно произнес Себастьян, не желая лишней драмы.
Эйвери улыбнулся, в этот раз – слабее, давая усталости едва заметно пробиться наружу.
– Этого достаточно для вопроса?
На самом деле, Эрлинг понимал её нежелание видеть его будущее, как и не жаждал знать о нем сам, но сейчас искушение взяло над ним верх. Несмотря на искреннюю заботу об Элоизе и любовь к сыну, Себастьян каждый день чувствовал, что живёт не своей жизнью. Он боялся, что рано или поздно не выдержит, и это произойдет в самый неподходящий момент.
– Пожалуйста, Дея, – тише попросил Эйвери, не отводя взгляда от гадалки.
– Мне это необходимо.
Отредактировано Erling Avery (2020-08-03 02:29:47)
Медея чувствовала, что его что-то гнетет. Он был сдержан насколько мог, но откровенно сдавал позиции, задумавшись над ее вопросом. Задумавшись и подыскивая ответ, приемлемый для них обоих. Такого быть попросту не могло - либо ей было бы мало, либо ему чересчур много. Приходилось говорить как есть и вместе с тем неизбежно говорить больше, чем хотелось бы. Она уважала его право не хотеть делиться с ней подробностями, но вместе с тем полагала, что если он пришел сюда, пусть даже не к ней, то должен был быть готов к этому.
Ей чертовски не нравилось то, что он спрашивал. По итогу - просил совета, а не предсказания. Как и в прошлый раз, когда ему нужен был лишь повод, толчок чтобы решиться на то, что он хочет сделать и так, и он нашел ее, сделав так или иначе виновницей произошедшего. Все повторялось вновь - они оба знали, как разрываются подобные порочные круги. Оба знали, что не было никогда никакой надежды на то, что все само наладится. Что все, что с ними происходило, было творением их рук. Она не собиралась более брать на себя подобную ответственность, когда перед ней был не двадцатилетний озорной мальчишка. Он, вероятно, работал там, где ему было положено, и совершенно точно был женат - она видела заметку в Пророке и, своему ужасу, целую статью о завидном, но уже не холостяке в "Ведьмином досуге". На его руках красовалось кольцо, не оставляющее сомнений.
Медичи хотела ему отказать. Напомнить о психологе, о том, что его личностный кризис не может и не должен ее касаться, о том, что у него, в конце концов есть семья, и он может обратиться за советом к ним. Она хотела высказать многое, но не могла, читая в его глазах искреннюю просьбу. Ему это действительно было необходимо.
Она кивнула благодарно, когда помощница занесла два кофе, и бросила на нее красноречивый взгляд, подмечая лимонные пирожные. Гадалка не просила угощений, более того - акцентировала на этом внимание, потому что их посиделка не была дружеской, а он не был в числе дорогих клиентов. Она не хотела делать ему поблажек, особенно - в подобных мелочах.
Кофе им предстояло еще выпить, и она, не отказываясь от просьбы о кофейной гуще, взяла в руки шар.
- Позволишь, я начну с него? Хочу знать, насколько все плохо.
На самом деле, конечно, не хотела, но деваться было некуда. В целом, ей не нужен был для этого шар, чтобы определить плачевность его состояния. Ей казалось, что она знала, в чем дело. Знала, почему он пришел к тому, что у него было сейчас. Потому что когда-то давно у него не хватило сил и смелости противиться этому.
- Пей неторопливо. Мы здесь не любим спешку.
Она улыбнулась мягко, ощущая в руках прохладу шара. Вспомнила отчего-то то, как он отреагировал на Эрлинга в их первую встречу. Пробежала пальцами по поверхности ласково, напоминая о былом. Они с шаром отлично понимали друг друга, и она почувствовала удовлетворение, подметив, как он начал заполняться светлым, полупрозрачным дымом.
Он отзывался силуэтами. Понятными, если уметь видеть, быстро сменяя один за другим. Эрлинг не врал, говоря, что каждый его день был похож на предыдущий.
- У тебя есть ребенок? - ей не удалось скрыть удивление в голосе, когда один из образов стал ей наконец-то понятен. - Это мальчик?
Медея не знала подробностей, но спрашивала, ведомая интуицией. Пораженная тем фактом, что у него вообще мог быть ребенок. Осознавая сейчас наконец-то, как много действительно времени прошло, и как сильно они успели отдалиться.
- Сколько ему?
Ведьма сделала глоток, ловя его взгляд внимательным своим и спрашивая прямо:
- Тебе нужен совет, что с этим делать, или предсказание, что тебя ждет? Ни одно предсказание не даст ответ на тот вопрос, который ты задал.
Потому что в нем не было конкретики. Потому что в нем все зависело от него. Единственное, что она могла сейчас - заглянуть в его будущее чуть дальше, достав для него что-то.
- Если тебе нужно предсказание, то переверни чашку на блюдце, как допьешь.
Эрлинг был благодарен Медее за то, что она его не выгнала. Несмотря на свой сдержанный вид, Себастьян помнил о том, какую боль ей причил, и знал, что не каждого пускают на порог после подобного. Медичи его же пустила не единожды, если включать случай сегодняшний.
Себастьян помнил её магический шар и смотрел, как в прошлый раз, с интересом за тем, как тот оживает, что-то рассказывая Медее. Читать его образы, разумеется, Эрлинг не мог, да и не хотел. Колдун перевел взгляд на Медею и больше не смотрел по сторонам, пока она гадала: он всегда любил наблюдать за ней во время предсказаний – наблюдать за ней тогда, когда Медичи занималась любимым делом. Эйвери отвлекся лишь на глоток кофе – аккурат тогда, когда Медея задала свой первый вопрос.
– Эйрон. Эйр, – не задумываясь, произнес имя сына Эрлинг, пытаясь осознать, что Дея не знала о том, что у него был ребенок. Ей было, разумеется, знать неоткуда, но удивление в её глазах в очередной раз заставило вспомнить о том, как они были близки, когда делили квартиру в маггловском районе. Даже если делили её недолго.
Эрлинг улыбнулся тепло, как всегда улыбался, когда говорил о сыне:
– Ему два года. Его мать не может смириться, что он взял многое от меня и практически ничего – от неё.
Элоиза была красивой женщиной, и Эрлинг хотел бы, чтобы Эйрон был похож на нее, но семейные черты семьи Эйвери выступали чересчур явно.
Поделившись, Себастьян вслед за Медеей взялся за чашку, делая очередной глоток, прежде чем Медичи поставила его перед выбором. Эйвери нравилось, что она оставляла ему пути к поступлению, и не нравилось совершенно.
Ему, несомненно, нужен был совет.
– Мне нужно предсказание, – уверенно сказал Эрлинг.
Эйвери, как просила Медея, послушно допил кофе, оставляя гущу – и вдруг мягко усмехнулся, следом перевернув чашки и произнося ради красного словца, припоминая детскую сказку, которую читал сыну:
– Свет мой, зеркальце, скажи...
Зеркальца как такового не было, однако отполированное донышко чашки обещало за него сойти.
Отредактировано Erling Avery (2020-08-03 13:48:55)
Теплота и любовь, с которыми Эрлинг говорил о сыне, были практически осязаемы. Медея чувствовала их отчетливо, как и чувствовала свою растерянность и смятение от того, что этот разговор вовсе происходил. Ей стоило подумать об этом раньше - о том, что семья, которой он обзавелся, была настолько реальной, насколько могла. Не ограничивалась заметкой в газете и смутным фоновым осознанием, что где-то там у него есть какая-то жена. Не какая-то, а вполне реальная, родившая ему сына. Ее отчего-то ставила эта мысль в тупик.
Вопреки размышлениям, она не могла удержаться от улыбки в ответ, отмечая как по-домашнему мило звучит сокращение имени малыша.
- Красивое имя, - ведьма отозвалась искренне и усмехнулась следом, - тебе придется с ним помучаться, если он действительно похож на тебя.
Она по-детски глупо хотела игнорировать тот факт, что он женат. Словно она не заметила ремарку о жене, оставленную вскользь. Не специально, но отчетливо разделяющую их жизни, демонстрируя, как мало сейчас их связывало друг с другом.
Медичи не шутила и не лукавила, предлагая ему выбор. Считала, что он сам не осознает, что на самом деле ему нужно, и хотела, чтобы он подумал. Потому что советчик из нее выходил сомнительный и, более того, советовать она не хотела. Не хотела лезть в его жизнь, в которой ей не было места ни в каком статусе. Вероятно, отчасти боялась навредить, ведомая собственными интересами или перенимая его настроение. С годами она куда лучше научилась отделять свое от чужого, но временами чужие жизни захлестывали ее волной, лишая разума и логики. Она не хотела поддаваться этому сейчас.
Ведьма не сомневалась, что он лукавил, выбрав предсказание. Вздохнула глубже, наблюдая, как он переворачивает чашку на блюдце. Она противилась этому всем естеством, но отчего-то так и не смогла найти в себе силы отказать ему.
Вместо этого усмехнулась дружелюбно:
- Ты ль на свете всех милее?
- Не думала, что ты интересуешься маггловскими сказками.
Медея выждала еще несколько долгих мгновений, прежде чем взять в руки его чашку, аккуратно бросая взгляд на узоры на стенке. Выдохнула следом расслабленно, чуть улыбнулась, поднимая глаза на него. Ей не хотелось о мрачном, о том, что делать с его жизнью сейчас. Что будет завтра не хотела знать тоже и была рада этого не видеть.
- Ты чего-то очень ждешь, - она начала мягко, поглядывая на разводы вновь. - Что-то имеющее большое значение для тебя.
Минус такого гадания был в том, что она не видела ни живые образы, ни действия. Лишь смутный итог, который можно было трактовать как угодно. Она доверяла в этом интуиции.
- Ты получишь это, правда придется подождать еще какое-то время. Возможно, год или два, не знаю.
Она поддалась порыву, протягивая молодому мужчине чашку, приглашая взглянуть тоже. Обычно использовала подобные небольшие фокусы для магглов, давая им ощутить причастность к магии, происходящей вокруг, но сейчас не шутила. Эрлинг не был магглом, пусть и явно никогда не увлекался прорицаниями, но ей хотелось, чтобы он взглянул.
- Видишь какие-нибудь символы?
Эрлинг находил свои разговоры с Медеей о малыше полными сюрреализма, но по-доброму усмехнулся в ответ на замечание Медичи о возможном характере малыша.
– В отличие от моего отца, у меня есть повод быть готовым к такому повороту событий, – с долей самоиронии отозвался Себастьян. То, что у вышколенного Эйдана Эйвери будет сын, каковым Эрлинг проявил себя в семьдесят восьмом году, представить было сложно, когда Себастьян лишь родился. У маленького Эйрона же глазки уже имели свойство поблескивать так же, как у его отца, несмотря на невеликий возраст самого младшего представителя семейства Эйвери.
Эрлинг улыбнулся снова, когда Медея продолжила начатую им в шутку фразу. Замечание о том, что Эйвери читал сыну маггловские сказки, могло бы быть неудобным в том обществе, в котором существовал Себастьян сейчас – но только не наедине с Деей. Эрлинг вдруг осознал, как сильно скучал по ней все эти годы. Нежданное чувство накрыло с головой на мгновение, прежде чем Эйвери снова взял себя в руки. Он знал, что она почувствует его; знал и не хотел ощущать себя неловко. Учитывая кольцо на его пальце, вероятно, стоило.
Медея начала предсказание. Эрлинг знал, что хотел этого – по крайней мере до того, как услышал то, о чем стала говорить Медичи. Если в тот раз, в маггловском салоне, он не относился к её словам серьезно, то теперь, видя гадалку в деле чаще, чем кто-либо, Эйвери знал, что она была хороша в своем деле. Настолько хороша, что его в этот момент это испугало. Такого никогда не случалось прежде, да и Эрлинг никогда не был из пугливых.
Эйвери неосознанно вытянул руку, накрывая своей ладонью ладонь гадалки, и вдруг поговорил уверенно:
– Хватит.
Он осознал, что не хочет высматривать фигуры в кофейной гуще, на которой пытался настоять все эти пять лет. Медея была права, спрашивая его о том, действительно ли он хотел этого. Эрлинг осознавал в этот момент четко, что не знал бы, что делать, если бы Медичи снова нагадала ему потаенные желания. В отличие от семьдесят восьмого года, на нем отныне лежало больше ответственности, чтобы он мог позволить себе быть эгоистом. Понятие об эгоизме перестало существовать для Эрлинга, когда он стал отцом.
– Перестань, Дея, – негромко повторил Эйвери, признавая открыто:
– Я совершил ошибку. Ни тебе, ни мне не нужно это предсказание.
Эрлинг заставил себя вздохнуть глубже, справляясь с неожиданным порывом эмоций. Опомнившись, убрал свою ладонь, оставляя ту, впрочем, лежать на столе недалеко от ладони Медеи.
Эйвери вдруг усмехнулся, взглянув на Медичи:
– Не стоит искать выбор там, где его быть не может.
Эрлинг считал это своей дурной привычкой. Другой же дурной привычкой для него, очевидно, было встречать Медею Медичи каждый раз, когда он пытался сделать выбор, которого делать не стоило.
Эйвери считал, что ему стоило подняться со стула и уйти, но так и не сдвинулся с места. Себастьян поднял взгляд на Медею, помолчал, а после поделился мыслью, которая не покидала его с момента, как он осознал, кому принадлежит гадальный салон.
– Я забыл тебя поздравить: ты исполнила свою мечту.
Медея почувствовала это внезапно - чувство, волной накрывшее Эрлинга и ее вслед за ним. Она скучала по нему и сейчас ощущала это в разы сильнее. Хуже всего было, конечно, сначала. Через пять лет ей казалось, что она оставила прошлое в прошлом, где ему было самое место, и более не собиралась вспоминать об этом. Вспоминала неизбежно, но без прежней щемящей тоски и разочарования. Не только и не столько в нем, сколько в том, как причудливо сложились обстоятельства. Ей было это известно лучше всех - то, как порой могла повернуться жизнь, оставив тебя разбираться с последствиями.
Ей стоило определенных трудов взять себя в руки. Вероятно, как и ему, но она оценила его старания. Бросила беглый взгляд на кольцо на его руке, не зная где проходит та черта, после которой им стоит разбежаться в разные стороны: ему больше никогда не ходить этой дорогой, а ей, как и прежде, избегать всего, что может быть с ним связано. Это было удобно все эти годы, когда в крошечном магическом Лондоне стоило быть внимательной к тому, куда идти и с кем видеться.
Ведьма поймала себя на мысли, что хотела бы знать, чего он так сильно ждет. Так сильно, что его пугает предсказание, которого он сам просил. Она сдержалась с трудом от того, чтобы не отдернуть руку, не испытывая неприязни к нему, но против воли впитывая сильнее его страх от неосторожного, внезапного прикосновения. У нее перехватило на мгновение дыхание, а сердце забилось быстрее, заставляя сглотнуть немного нервно. Ей потребовалось время, прежде чем наваждение прошло, и она пришла в себя.
- Чего ты боишься?
Медичи проводила взглядом его руку, отметив зачем-то, что он не торопился убирать ее далеко. Улыбнулась еле заметно собственным размышлениям, но быстро стала серьезнее, переведя на него внимательный взгляд. Они вновь возвращались к тому, с чего начинали когда-то - у него всегда был выбор. Не всегда были силы для того, чтобы выбирать всерьез.
- Ты знаешь, что это не так, - она проговорила негромко, аккуратно, не давя. - Вопрос всегда лишь в том, готов ли ты выбирать.
- Впрочем, плыть по течению - это тоже выбор.
Она не имела в виду ничего больше, чем говорила. Не хотела бы ворошить прошлое, но отдавала себе отчет в том, что они оба думают о нем. Эрлинг скучал слишком явно, неприкрыто, чтобы оставлять простор для воображения относительно его мыслей. Ее сбивало это с толку, приводя в растерянность и заставляя приложить усилия, чтобы отвлечься, не зацикливаться на его и собственных чувствах. У него был, в конце концов, тысяча и один день, чтобы прийти к ней вновь, если он этого когда-то хотел.
Она кивнула, принимая поздравления. Ей казалось порой тогда давно, что в какой-то момент ее это желание они делили на двоих. Ведьма помнила, что ему нравилось, когда они работали вместе.
- Я - да. А ты?
Медея спрашивала спокойно, без вызова, но с искренним интересом. Хотела знать, как он ощущал себя сейчас, через пять лет, выбрав то, что выбрал, что считал нужным. Отчего-то ей казалось, что у нее был ответ на ее вопрос. Его присутствие здесь было ответом само по себе.
- Ты доволен своей жизнью?
Вы здесь » Marauders: stay alive » Архив альтернативы » Изувеченный рай [02.07.1983]
