Marauders: stay alive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » Рамки парадигмы [07.01.1978]
РАМКИ ПАРАДИГМЫ
[закрытый]
AEDAN AVERY, ERLING AVERY
AVERY MANOR, ENGLAND | 7 JAN 1978
А что подумал Кролик, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный. ©
Выходя за рамки, не выходите далеко.Папа знает, как лучше.
donna murphy – mother knows best
Когда сын не явился в Министерство через пятнадцать минут после начала рабочего дня, Эйдан не придал этому большого значения. То, что не прощалось никому, при особых обстоятельствах могло быть прощено Эрлингу силой отцовского великодушия. Разумеется, если эти особые обстоятельства найдутся и будут сочтены убедительными, в чём можно было усомниться: Эйвери-младший мастерски находил отговорки на все случаи жизни, но Эйдану были хорошо знакомы его уловки.
Когда Эрлинг не появился на службе через час, глава Международного бюро магического законодательства решил устроить своему нерадивому сотруднику эпический разнос, несмотря ни на какие обстоятельства. Через два часа Эйдан счёл, что опоздание превращается в прогул, и для публичной порки это уже слишком серьёзно. Парадокс жизни заключается в том, что за мелкие косяки провинившемуся почти всегда достаётся сильнее, чем за реальные, полновесные нарушения. Причины бывают различными. В данном случае Эйвери-старший заботился о репутации семьи: лучше прикрыть сына и сделать вид, будто сам отослал его по особо важному делу, чем дать волю негодованию и позволить всем узнать, что у его отпрыска проблемы с дисциплиной. А после надрать ему уши в приватной обстановке фамильного особняка.
И лишь к середине дня выяснилось, что на деле всё куда хуже, чем полагал Эйдан. Это произошло почти случайно, когда одна из его сотрудниц, вызванная в начальственный кабинет для получения очередного ответственного задания, осторожно поинтересовалась, не следует ли ей также заняться подготовкой отчёта по результатам сопоставительного анализа отношения к обучению магглорождённых в школах с остальными волшебниками среди магического населения европейских стран. Тут в сознании мистера Эйвери зазвонил тревожный звоночек, потому что этого отчёта он ждал от Эрлинга, а просто так покушаться на чужую работу не стал бы никто.
– Чем вызвано ваше стремление заняться этим делом, мисс Лакс? – строго уточнил Эйдан, на что получил осторожный, но чётко сформулированный ответ (ибо его сотрудники были вышколены в достаточной степени, чтобы не мямлить, когда от них ждут внятных объяснений):
– Я подумала, что это важно, а найти Эрлингу достойную замену вряд ли получится быстро.
Мысли, чёрным роем вспыхнувшие в его сознании, никак не отразились на лице Эйдана, когда он одарил свою подчинённую тяжёлым взглядом и ровно произнёс:
– Займитесь этим, мисс Лакс.
Он выждал около часа, прежде чем наведаться в отдел кадров, где подтвердились теперь уже его худшие предположения. Оказывается, не далее чем вчера он подписал заявление собственного сына на увольнение и отпустил его на все четыре стороны. Только никакого заявления он вчера не подписывал.
Об этом Эйдан, разумеется, никому не сказал ни слова. Подделка подписи в министерском документе – должностное преступление, и узнать об этом не должен был никто. Поэтому он не подал виду, будто чем-то удивлён или недоволен, и даже любезно объяснил не в меру любопытному коллеге из соседнего отдела, что его сын решил поискать себя на ином поприще. Эйвери-старший безупречно владел собой.
Это умение сыграло ему на руку вечером того же дня, по возвращении домой, а также на следующий день, который был в Министерстве выходным. В пятницу вечером Эрлинг, снимавший квартиру в Лондоне, внезапно решил посетить родовое гнездо. По всей видимости, он искал беседы с отцом, однако Эйдан умело и ненавязчиво избегал необходимости оставаться с сыном наедине и при этом вёл себя так, будто всё в порядке – более того, будто он ни о чём не подозревает.
В результате Эрлинг был вынужден остаться в отчем доме на ночь, а наступившая вслед за тем суббота стала днём скромного домашнего торжества по случаю Дня рождения единственного наследника и гордости семьи, причём соответствующий тост Эйдан произнёс без тени иронии в голосе или во взгляде. Однако он делал это отнюдь не для того, чтобы не портить сыну праздник. Эйвери-старший сознательно оттягивал Страшную Кару, играя на нервах своего чада, и давал ему надежду на отсрочку и время усомниться в неизбежности наказания в самом ближайшем будущем – словом, мариновал его до готовности, прекрасно понимая, что ожидание казни ничуть не лучше самой казни.
И лишь поздно вечером, когда миссис Эйвери изъявила желание отправиться в постель, Эйдан предпочёл задержаться в гостиной и пропустить стаканчик огневиски, расположившись в кресле у камина.
– Составишь мне компанию, Эрлинг?
Хотя в его голосе в тот момент не звучало никаких явно выраженных эмоций, Эйвери-старший знал: сын услышит в его словах не приглашение, но приказ.
Дождавшись, пока Эрлинг займёт устраивающее его место в пространстве, Эйдан поставил стакан на низкий столик между двумя креслами, поднялся и подошёл к каминной полке. Там он остановился, коснулся маленьких песочных часов на полированном мраморе, обернулся и в упор посмотрел наследнику в лицо.
– У тебя есть минута, чтобы объясниться.
Часы перевернулись, тихо стукнув дном о камень, сейчас как никогда напоминавший могильную плиту. Время пошло.
Эрлинг с интересом наблюдал, как старший Эйвери пытается держать себя в руках, прежде чем отвесить метафорический (или не слишком) подзатыльник сыну за содеянное. Эйдан Эйвери, стоит отдать ему должное, прекрасно владел собой, но Эрлинг не даром был его кровиночной, чтобы не понимать, что чем дольше это длится, тем больше отражает степень бешенства главы семьи в ответ на содеянное его отпрыском. Себастьян не собирался торопить отца. Он знал, что нагоняй был неизбежен, но был крайне решительно настроен защищать свои позиции. Даже после того, как пошел, по сути, на административное преступление, но цель в глазах младшего Эйвери оправдывала, без сомнения, средства.
Когда старший Эйвери пригласил его на бокальчик Огневиски, Эрлинг испытал причудливую смесь трепета и облегчения. Его терпение изрядно поистрепалось, обозначая невольное начало его наказания, потому что терпеть младший Эйвери не любил. Несомненно, мог, но зачастую не видел в этом смысла. В этом их подходы с отцом несколько отличались.
Приказы на Эрлинга действовали плохо, но деваться было некуда. Минута началась, но заговорил Себастьян не сразу. И заговорил серьезно, без намека на издевку, прежде пригубив Огневиски, раз ему позволили последнюю трапезу перед смертью.
– Одна гадалка как-то мне сказала, что я добьюсь больших высот, если останусь работать в Министерстве.
– И что это никогда не принесет мне счастья, – следом констатировал Эрлинг.
О том, что к гадалке он ходил в маггловский салон, Себастьян предпочел упустить, не желая давать отцу дальнейших поводов лишить его наследства. Что было бы, несомненно, неприятно. Возможно, смертельно, но учитывая то, что Эйдан всё-таки любил и заботился о своем отпрыске, по большинству должно было быть лишь неприятно.
– Я не хочу так, пап, – искренне заявил младший Эйвери. Они нечасто разговаривали с отцом по душам подобным образом. Эрлинг считал, что мог воспользоваться правом на свободу слова в честь своего дня рождения. Наверное. Проблемы стоило решать по мере их поступления.
Эрлинг замолчал вовремя, прежде чем за него можно было бы додумать крамольную, совершенно не отражающую положение вещей мысль.
"Я не хочу быть таким, как ты".
Проблема была в том, что он хотел быть во многом похожим на отца. Всего лишь не знал, как это сделать, потому что пути, которые ему предлагал Эйдан Эйвери, мальцу не подходили. Эрлинг знал, что жёсткий характер порой положительно действовал на его воспитание, строя порядок из хаоса, но сейчас младший Эйвери бы предпочел, чтобы ему дали больше свободы. Всего лишь один лишний вздох к тому, что обычно позволял глава семейства.
«Уложился», – отстранённо подумал Эйдан, краем глаза отмечая движение песчинок в часах. И даже умудрился не подливать масла в огонь отцовского раздражения.
Эйвери-старший отметил про себя, что спокойный тон, искренность и прямота оказались, возможно, оптимальной тактикой и лучшим вариантом из всех, которые мог выбрать его сын в сложившейся ситуации. Однако это совершенно не означало, что его деяния должны оставаться безнаказанными, даже если внутренний категорический императив, требовавший от Эйдана дать сыну хорошую воспитательную оплеуху, теперь несколько поослаб.
– Ты подделал мою подпись, – вопросом это точно не было. – Твоё счастье, что я вовремя догадался, в чём дело, и смог тебя прикрыть.
И себя, между прочим, тоже, потому что слишком заметные «шалости» детей всегда бьют по репутации родителей, и если младшенького такие пустяки, по-видимому, не беспокоили, то Эйвери-старший своей репутацией дорожил.
– Полагаю, – спокойно продолжил Эйдан, отвернувшись от вяло потрескивавших в камине поленьев и ощущая исходившее от них приятное тепло, – ты сделал всё за моей спиной, потому что считал, что я не позволю тебе уйти?
Все рассудительные люди понимают, что цель оправдывает средства. По всей видимости, Эрлинг очень сильно хотел оставить министерскую службу и не рискнул пойти прямым путём, чтобы не напороться на слишком жёсткое сопротивление со стороны отца, которое только отдалило бы его от заветной цели. Что ж, во всяком случае, недостатком целеустремлённости мальчик не страдает.
– Горжусь твоим умением избегать лишних препятствий. По крайней мере, чему-то я тебя научил.
Говорят, детей надо иногда хвалить, даже если похвалить особенно не за что. Эта похвала была лишена иронии – но не оттенка разочарования.
Гадалок Эйдан ни во что не ставил и считал их в большинстве своём шарлатанками – однако не отказывал некоторым из этих особ в наблюдательности и скромных познаниях человеческой психологии, которые могли помочь им в общих чертах определить характер клиента. Положа руку на сердце, в этом случае «предсказательница» могла оказаться права. Хотя, скорее всего, никакой гадалки не было вовсе: с Эрлинга сталось бы облечь в столь занятную форму собственные мысли и желания.
Выбор сына был Эйдану неприятен, потому что сам он находил его неразумным и недальновидным. В самом скором времени, в этом он не сомневался, Эрлингу предстояло влиться в ряды сторонников Лорда, и лучше было делать это с подобающим «стартовым капиталом», потому что что такое в назревающей войне молодой волшебник без наработанных связей, удобного кресла в Министерстве или толстого, как у Малфоев, кошелька? Пушечное мясо, не более. Эйдану до оскомины претила мысль, что его сына может ожидать такая незавидная судьба.
Родители склонны желать детям только лучшего. К сожалению, представления разных поколений об этом «лучшем» редко совпадают. Эрлинг не был его точной копией, Эйдан это знал. Он даже готов был допустить, что идеальный путь для его сына может выглядеть не так, как он его себе представляет. И всё же решение Эрлинга уйти из Министерства его расстраивало. А когда Эйдан расстраивался, он злился.
Снова вернувшись к своему креслу, Эйвери-старший сверху вниз посмотрел на наследника.
– Ты так не хочешь, – сдержанно повторил он слова сына. – Хорошо.
Ничего хорошего.
– И какого же настоящего ты для себя желаешь?
Потому что будущее Эрлингу он теперь мог предсказать не хуже всякой гадалки.
Отредактировано Aedan Avery (2020-07-22 18:11:26)
Эрлинг считал, что будет нервничать больше, когда дело дойдет до разговора с отцом. Возможно, причиной было Огневиски или празднование, состоявшееся накануне, но в этот момент младший Эйвери был как никогда уверен в том, что делал. И в том, что им с отцом необходимо поговорить, потому что он в его планах не было попытки избегать обсуждения случившегося.
Отец, несомненно, бил в точку, когда уточнял, почему Эрлинг решился на административное преступление. Эйвери-младший не сомневался, что его мотивы при увольнении подобным образом были прозрачны, однако всё равно испытал укол удивления, когда услышал свою теорию со стороны.
– Да, – прямо заметил Эрлинг. Хуже всего, что Эйдан наверняка бы постарался, чтобы подписывать было нечего вовсе.
– Ты бы нашел способ уговорить меня остаться, и я бы не смог тебе отказать, – озвучил свои мысли вслух Себастьян. Отец должен был знать без лишних душещипательных признаний, что младший Эйвери его уважал, как и уважал его мнение.
– Я не видел смысла ссориться, – вдруг отметил Эрлинг, объясняя тем самым свой проступок. По большинству – подпись, никак не увольнение, которое он считал лишь своим выбором.
– Кроме того, я безукоризненно подделал твою подпись. Никто бы никогда не смог догадаться, что это твоих рук дело, – напомнил Эрлинг между делом.
Младший Эйвери улыбнулся следом – чуть шире, чем того требовала ситуация, в ответ на внезапную похвалу родственника – и взглянул на отца:
– Я рассчитывал на то, что ты сразу догадаешься.
Впрочем, рассчитывать на то, что буря пройдет так быстро, было глупо. Эрлинг без проблем чувствовал настроение отца и принял вид серьезнее, когда они, в свою очередь, перешли к серьезным вопросам. И здесь у Эрлинга начинались проблемы, потому что он знал всегда, чего он не хотел. С пониманием того, что он хотел, всё было сложно.
Эрлинг осознавал, что вариант "не знаю" не должен был сорваться с его уст даже под угрозой смертной казни. Потому что отец, несомненно, знать будет. Потому что он знал всегда, что было нужно, по представлениям Эйдана, его сыну.
– Мне нужно время, – со всей твердостью, на которую хватило храбрости, отозвался Эрлинг. Впрочем, он не сомневался в том, что говорил.
– Полгода, – взял с лихвой младший Эйвери, зная, что отец никогда не позволит ему бездельничать так долго. Если Эйдан захочет уменьшит срок его скитаний, то разумные остатки от полугода должны будут устроить Эрлинга.
– Я гожусь на большее, чем перебирание бумажек вместе с твоими стажёрами, – убеждённо заметил Эрлинг, уверенно встречаясь взглядом с отцом.
– Дай мне шанс.
Эйдан знал, что сын не будет отпираться. В сущности, Эрлинг рассудил верно: поговори они заранее, и никакого заявления на увольнение не было бы вовсе. Потому что это было единственное разумное решение, даже если его нетерпеливому отпрыску сейчас казалось иначе.
– Разумеется, – согласился Эйвери-старший. – Я бы убедил тебя остаться.
Один своевременный разговор избавил бы их от уймы проблем. Теперь, когда превентивные меры запоздали, приходилось проводить разбор полётов и работу над ошибками. В этом, вероятно, присутствовала и его собственная вина: он действительно мог бы догадаться обо всём раньше – задолго до того, как Эрлинг созрел на свою «тайную операцию», но…
– До последнего не хотел в это верить, – лаконично пояснил Эйдан и, наконец, снова опустился в кресло. Так было безопаснее – для сына, в первую очередь. Появлялся шанс не скатиться до банального рукоприкладства. Хотя, возможно, хороший подзатыльник этому малолетнему умнику бы не повредил.
Что характерно: чем дальше, тем больше Эйдан укреплялся в этой мысли. После того как Эрлинг сказал всё, что мог и хотел на текущий момент, Эйвери-старший дал себе паузу, взял со стола стакан и сделал хороший глоток огневиски.
– Итак, ты говоришь, что ушёл из Министерства, не имея ни малейшего понятия, чем собираешься заниматься теперь, – угрожающе ровным тоном произнёс он. – Верно ли я тебя услышал, Эрлинг?
Время. Полгода. Это могло бы быть смешно – при иных обстоятельствах. Сейчас Эйдану было не особенно весело.
– Да. Ты, определённо, способен на большее. Но должен быть способен на всё, а не ограничивать свои возможности, закрывая одни двери раньше, чем открыл другие.
Эйдан опустил руку с низким стаканом на подлокотник кресла и пристально посмотрел на сына.
– Полугода у тебя нет. За столько времени ты останешься без средств к существованию и пойдёшь по миру. – Это сложно было назвать шуткой, но некоторая ирония в словах Эйвери-старшего всё же присутствовала – как и намёк на то, что обеспечивать материально «творческие поиски» сына он не намерен – и матери тоже не позволит. – Но шанс у тебя будет.
Наверное, стоило считать всё случившееся знаком. Знаком, что в жизни сына пора что-то менять.
– Вероятно, ты слишком засиделся в уютном министерском кабинете. Тебе не помешало бы больше разнообразия. Регулярные физические нагрузки, больше адреналина, свежий воздух, работа с людьми и никакой бюрократии. У меня есть идея относительно того, как всё это можно устроить – если ты готов.
А какие могут быть оправдания теперь, когда ты ничем не занят и нигде не работаешь? Вот именно.
Отредактировано Aedan Avery (2020-07-22 18:54:34)
Эрлинг знал, что отцу это не понравится – его планы на будущее. Точнее, их отсутствие. Себастьян хорошо знал этот обманчивый тон. Молодой колдун не спорил, что поступил недальновидно, но иначе поступить не смог.
– Верно, – подтвердил открыто младший Эйвери, глядя в глаза отцу. Прямой контакт всегда был его сильной стороной. Возможно, потому что он был чересчур упрям, чтобы юлить. Возможно, потому что Эрлинг знал, что как бы отец ни злился, в этом доме он находился в безопасности. Даже если бы Эйдан, нависая над ним прежде, решился бы на подзатыльник.
– Ты сам сказал: ты бы не дал мне уйти, – припомнил Эрлинг.
– Не было бы никаких других дверей, пап, если бы я не закрыл эти.
Себастьян считал, что избавляться от Министерства было нужно словно срывать прилипший к подсохшей ране бинт. Неприятно, но необходимо.
Эрлинг вздохнул украдкой, когда отец подтвердил, что полугода не будет. Более того, осознал в полной мере, что остался без собственного заработка, потому что отец выражался четко. Ничего нового: Эрлинг, как и родственник, не был против самостоятельности. Впрочем, Себастьян остался бы благодарен, поддержи отец финансово его поиски себя в этот раз.
Эрлинг напрягся мгновенно, когда старший Эйвери принялся соглашаться с сыном. Ничем хорошим это не сулило. Себастьяну потребовались считанные мгновения, чтобы осознать, какую "заманчивую должность" ему продает отец.
– Ты хочешь, чтобы я получил метку, – проговорил Эрлинг. Он не спрашивал. Они с отцом уже говорили об этом не в первый раз, но у Себастьяна всегда находились другие, более важные дела. Вступление в ряды Пожирателей Смерти было заманчивой перспективой, но та никогда не стояла у Эрлинга на первом месте среди прочих увлечений. И он пользовался этим из раза в раз, никогда – из недобрых побуждений. Ему правда было некогда. Больше, однако, отнекиваться было нечем.
Эрлинг не торопился. Откинулся в кресле, допивая Огневиски, вернул бокал на столик между ним и родственником и лишь после этого снова посмотрел на отца. Молчание несколько затянулось.
– Если я получу метку, то смогу заниматься, чем хочу, – отметил младший Эйвери. У него не было права утверждать, но он старался не спрашивать.
Казалось бы, это было так просто. Такой простой обмен – свобода взамен на татуировку на его предплечье. Свобода в обмен на несвободу – но Эрлинг не думал об этом в подобном ключе.
Малец вдруг усмехнулся, интересуясь:
– Полагаю, ты будешь финансировать это предложение о работе?
Потому что его сбережений не хватит надолго, и Эрлинг собирался жить в родовом особняке, а не слоняться, не дай Гриндевальд, по знакомым.
Упрямый, как стадо баранов. Вот что думал о сыне Эйдан, глядя на то, как тот с упорством отстаивал своё половинчатое решение. Одно дело, если бы он точно знал, чего хочет, и служба в Министерстве этому бы мешала (хотя пост в центре сосредоточения официальной магической власти не мог, по убеждению Эйвери, помешать ничему). Совсем другое – сбежать с работы, как школьник с уроков, без всякого определённого плана дальнейших действий. Какое ребячество.
– Я не дал бы тебе совершить ошибку, – осадил сына Эйдан. Это прозвучало резко и хлёстко, как оплеуха, что вполне его устраивало. – Если сейчас двери не начнут захлопываться перед тобой одна за другой, обязан этим ты будешь исключительно своему имени, помни об этом.
Слова были негромкими, но напряжёнными и быстрыми, и под конец короткой отповеди два тёмных огонька предостерегающе сверкнули на дне глаз Эйвери-старшего.
– Ты мог вступить в нашу структуру как самостоятельный взрослый человек с перспективным положением у самой верхушки магической власти. Сомнительная свобода, которую ты предпочёл, уже лишила тебя этой возможности. Теперь твой личный статус стремится к нулю, и рекомендовать тебя я могу исключительно как своего сына. Это немало. Однако я считал, что тебе бы больше понравилось, если бы тебя ценили не только за то, в чьей семье ты родился, но и за твои собственные достижения. Очевидно, я заблуждался.
Эйдан почувствовал, что начинает не на шутку заводиться, и сделал глоток огневиски, чтобы притушить этот всплеск раздражения: он хотел дать сыну нагоняй, а не оттолкнуть его от себя.
– Время пришло, – подтвердил догадку наследника глава семьи. – Я не хочу, чтобы ты питал лишние иллюзии, Эрлинг. Ты сможешь заниматься, чем хочешь, – помимо того, что будет от тебя требоваться. Я не стану навязывать тебе никаких решений относительно твоей будущей карьеры. Хотя мог бы, – мимоходом подчеркнул Эйдан. – Более того, я поддержу тебя всеми доступными способами до тех пор, пока ты не определишься со сферой своих профессиональных интересов.
Эйдан мог бы сказать, что поддержит сына всегда, но это было бы слишком расхолаживающим утверждением. Не стоит перегибать палку. Он уже и так пообещал Эрлингу то, что мог и хотел ему дать. Потому что знал, как его сын дорожит своей свободой – а у свободы и служения мало общего. Если в Министерстве ему показалось слишком тоскливо, пусть так. Не стоит давить на мальчика сверх меры, чтобы ненароком его не сломать. Желающие ограничить его порывы в этом мире ещё найдутся…
– Двери этого дома открыты для тебя всегда, – добавил Эйвери-старший после паузы. Эрлинг должен был об этом знать без всяких напоминаний, но иногда уточнить детали бывает не лишним. Семья имеет значение. Эйдан хотел, чтобы его сын никогда не забывал, где его дом.
Эрлинг знал, что не будь он Эйвери, то вряд ли бы позволил себе запросто уволиться из Министерства Магии. Виной тому был ряд причин: начиная с того, что не каждый чистокровный родитель стерпел бы подобное, заканчивая тем, что будь он победнее и имей его семья менее значимый статус, увольнение из Министерства, особенно подобного толка, влекло за собой множество проблем. Впрочем, Эрлинг сам ожидал нагоняя от отца за произошедшее, будь он хоть сотню раз чистокровным и привилегированным в магическом сообществе.
Себастьян понимал, что невидимую оплеуху заслужил, и принял её послушно. Он знал, что отец злился, и понимал изначально, что так тому быть суждено. Старший Эйвери не отличался лёгким характером, а также обладал крепкой памятью в отношении проступков сына. Эрлинг рассуждал разумно и признавал за ним это право – быть разочарованным. Младший Эйвери чувствовал его, разочарование отца, когда Эйдан продолжил говорить, вещая о том, что потерял сын в итоге увольнения, и как Эрлинг отныне будет выглядеть в глазах окружения. Если точнее – Пожирателей, частью которых он теперь, несомненно, должен был стать. Эрлинг почувствовал это впервые: что пути назад не было.
Себастьян впервые ощутил внутренне сопротивление, когда отец заговорил о достижениях. О "самой верхушке магической власти", частью которого Эрлинг больше не был. Себастьян вспомнил о том, что говорила Медея – что он добьется в Министерстве Магии многого. Возможно, когда-нибудь это бы произошло, но сейчас Эрлинг относился с должной долей скептицизма, что присоединился бы к Пожирателем в статусе короля отчетов и бумажек – эпитет, также принадлежавший неизвестной Эйдану гадалке. Впрочем, Эрлинг не сомневался, что Министерство Магии должно было внушать трепет и благоговение таким же отпрыскам, как и он сам, которым с рождения готовили место в структуре.
– В том-то и дело, пап, что это были в большей степени твои достижения, а не мои. Я даже работал под твоим началом, – отметил Эрлинг, не сдержавшись.Он знал, что это не понравится отцу, но хотел быть с ним честным. У них выходил неплохой разговор.
– Даже если мне нравилось работать под твоим началом, – вдруг усмехнувшись, заметил Эйвери, взглянув на отца. Себастьян между делом заглянул в опустевший бокал с огневиски, прежде чем оставил его снова. Пожалуй, пить он больше не желал.
– Меня устраивает быть Эйвери, без прочих пояснений, пока я не определюсь с выбором, – примирительно заметил Эрлинг. Он считал, что его отец знал, что его отпрыск не был бездельником по натуре. Себастьян считал, что доказал это не раз.
Эрлинг взглянул на отца долгим взглядом, когда Эйдан подтвердил, что поддержит его, а потом заметил, что двери особняка всегда были для него открыты.
– Я знаю, пап, – немного подрастеряв прежнюю воинственность, отозвался младший Эйвери. И улыбнулся следом:
– Спасибо.
Семья была важна для Себастьяна, как бы он порой ни упирался, переча родителям.
Нет, всё-таки, свобода и демократия до добра не доводят. Стоит один раз проявить к ребёнку понимание, как он сразу норовит сесть тебе на шею. Наблюдая за поведением сына, Эйдан моментально извлёк из ситуации урок: пусть со своим ненаглядным сокровищем миндальничает мать – в их случае рабочие инструменты останутся другими.
Эйдан холодно проследил за тем, как его сын ставит на столик рядом опустевший стакан, как сидит, слегка поплыв в своём кресле от алкоголя, и как улыбается, произнося короткую благодарность. Он не улыбнулся в ответ. И его бокал был до сих пор наполовину полон.
– Ты рано расслабился, Эрлинг, – строго констатировал Эйвери-старший. – Мы ещё не закончили.
Свой стакан, так и не опустевший до конца, он поставил на стол рядом с сыновним, ощутив внезапное желание освободить руки.
– Министерство не ограничивается кабинетной работой. Если твоя тебя не устраивала, ты мог перевестись в другой отдел. В любой. Ты справился бы на любом месте, независимо от моего присутствия или отсутствия рядом. Вместо этого ты поступил, как капризный ребёнок, необдуманно перечеркнув сотни возможностей просто потому, что они достались тебе слишком легко. И после этого ты пришёл ко мне, увидел, что я не спешу сделать из тебя бифштекс с кровью, и обнаглел до того, что осмелился просить у меня денег, чтобы я обеспечивал твоё безделье. Я подыграл тебе, и ты тут же решил, что так и должно быть. Всё, что ты продемонстрировал сегодня, – это поведение инфантильного сопляка, который сам не знает, чего хочет от жизни, кроме веселья и развлечений.
Посмотрите, пожалуйста: его устраивает быть Эйвери «без прочих пояснений». Никого в этой жизни не будет интересовать, что тебя устраивает и чего ты хочешь. Никого и никогда.
– Я действительно хотел, чтобы ты примкнул к нам, и надеялся, что это случится скоро. Однако теперь я вижу, что ты не созрел для по-настоящему ответственных шагов. Учитывая, что тебе уже двадцать три, я начинаю сомневаться в том, что это вообще когда-нибудь произойдёт.
Эйдан посмотрел на сына с мрачной суровостью во взгляде.
– А хуже всего то, что представить тебя к получению Метки мне всё равно придётся. Я уже рекомендовал тебя Лорду и обещал привести к нему в скором времени. Очень жаль, что единственное достижение, которым я гордился, оказалось провалом.
Эйдан снова потянулся за стаканом, сделал глоток и поставил бокал на место. Огневиски сегодня как-то не пошёл. Ещё один взгляд на сына, и Эйвери-старший встал с кресла.
– Поднимайся. Ты идёшь со мной.
С этим Эрлинг благоразумно решил не спорить. Эйдан, не оглядываясь, вышел из кабинета, прошёл в холл и набросил на плечи мантию.
– Хозяин, если хозяйка спросит – вы вернётесь сегодня? – тихой тенью появившийся в прихожей домовой эльф почтительно вытянулся по стеночке. Эйвери-старший скользнул взглядом по циферблату больших часов, располагавшихся в холле напротив входной двери.
– Позже, – коротко ответил он, мимоходом посмотрел на Эрлинга, вышел из дома и зашагал в темноту сада по аккуратным каменным плиткам, едва припорошенным мокрым снегом, почти моментально таявшим при соприкосновении с землёй.
Там, во мраке промозглой ночи, среди раскачивавшихся на ветру обнажённых деревьев, Эйдан сжал плечо Эрлинга и аппарировал.
В первый миг могло показаться, будто ничего не изменилось. Их по-прежнему окружала темнота, и мелкий мокрый снег, больше походивший на дождь, всё так же сыпал с чёрно-серого неба. Но воздух стал другим – тяжёлым и тягучим. Запах смолящих труб и нечистот настойчиво лез в нос и щекотал ноздри.
Они находились на одной из самых грязных маггловских окраин Лидса, ничем не напоминавших аккуратные, словно по линейке выведенные улочки с благопристойными домиками «честных англичан». Здесь были только темнота, промозглая сырость январской ночи и полуразвалившиеся вонючие трущобы, окутанные саваном безысходности и отчаяния. Выбрав одну из лачуг, Эйвери молча посмотрел на сына и пошёл вперёд.
Когда он толкнул дверь рукой в чёрной перчатке, ржавые, годами не смазывавшиеся петли скрипнули. Это было нестрашно. Полы тоже скрипели и скрежетали – тут не было ни одной целой половицы, доски вздулись от влажности, прогнили и местами превратились в труху, так что мелкие камушки и кусочки штукатурки кое-где чиркали под ногами о голый цемент. В первом помещении было пусто. Второе отдалённо походило на комнату, однако и здесь царила тишина и разруха, и Эйдан уже начинал думать, что ошибся. Но за следующей дверью была жизнь. Стареющий мужчина с торчащей во все стороны бородой, в откровенно дырявом свитере и протёртых в нескольких местах штанах враждебно зыркнул на вошедших. В свете керосиновой лампы он выглядел особенно фантасмагорично – будто домовой эльф-переросток.
– Это частная собственность, – угрюмо прохрипел он. Эйдан насмешливо вскинул брови.
– Да что вы говорите, – усмехнулся он и повернул голову, чтобы видеть лицо сына, когда он услышит следующие слова. – Убей его.
kaleo – way down we go
Эрлинг увидел, когда закончилось терпение старшего Эйвери. Перемена в отце произошла разительная. Себастьян знал, что это рано или поздно это случится, но успел расслабиться, считая, что буря миновала. Снова – крайне недальновидно.
Себастьян ожидал услышать всё, о чем отныне говорил отец, с самого начала: о том, что он перешёл границы, и о том, что он, по своей сути, импульсивный глупец. Себастьян не спорил. Не спорил даже тогда, когда родственник окрестил это "провалом". В тот момент младший Эйвери начинал считать, что заслужил подобное не только за то, что подделал отцовскую подпись.
Эрлинг вспомнил, что молчание – золото, и поднялся с кресла, следуя за отцом, когда тот позвал. Младший Эйвери, как делал это всегда, ожидал худшего, однако всё равно оказался не готов к тому, что ему уготовил родственник. Себастьян быстро учился на ошибках, поэтому отбросил все возможные надежды, стоило им выйти за пределы особняка в ночь.
Эрлинг потрезвел в мгновение ока, стоило им оказаться на местности. Сцена была живописная, да и контингент вызывал много вопросов. Себастьян следовал за родственником механически, почти не озираясь по сторонам, чувствуя нутром беду, пусть не имея ни малейшего понятия, что его ждёт. Ждать, однако, долго не пришлось, когда Эйдан остановился в одной из комнат. То, что сказал отец после, стоило Эрлингу всей его выдержки, чтобы сохранить лицо, несмотря на малодушное желание отказать резко, не раздумывая. Он взглянул на отца и понял, что в этот раз у него, на самом деле, не было выбора.
Эрлинг увидел его таким впервые – Вальпургиевым рыцарем, а не собственным отцом. Эйдан, несомненно, всегда держал его в ежовых рукавицах, но сегодня ситуация была иная. От человека, как считал младший Эйвери, который обещал в него верить, не осталось и следа. Впрочем, отец успел высказаться о свои разочарованиях четко мгновениями раннее. "Поделом", неслышно скрежетнул зубами молодой колдун. Ему стоило догадаться, что разговор, который состоялся накануне, был слишком хорош, чтобы быть правдой. Эрлинг был зол, но не на отца, а был зол на себя – потому что доверился ему, был честен с ним, чтобы получить в ответ приказ об убийстве. Приказ, который исходил от его собственного отца. "Зверство", – промелькнуло в голове молодого колдуна на мгновение и быстро померкло, вытесненное иными проблемами. Проблем же были воз и маленькая тележка.
Младший Эйвери понимал механику непростительных заклинаний, пусть никогда ими толком не пользовался. Он не сдерживал злость, потому что знал, что та поможет ему в наложении проклятия. Отчего-то поднять палочку не составило труда. Происходящее отдавало безумством и запахом чужого немытого тела. Себастьян вздохнул поглубже.
Если это было показательным выступлением, Эрлинг был убежден, что простого убийства было недостаточно. Он хотел убедиться, что отцу больше никогда не придет в голову отколоть подобный трюк.
Младший Эйвери сделал шаг вперёд, оставляя Эйдана позади, и взмахнул палочкой, накладывая на помещение звукоизолирующие чары, чтобы следом наставить артефакт на маггла.
– Crucio, – отчётливо произнес Эрлинг. Вышло чересчур обыденно. Смешной старичок с торчащей бородой сначала завыл, захрипел, а после вовсе забулькал – сказывался возраст и сомнительные условия проживания, не пощадившие его здоровья. Себастьян снял заклинание лишь когда почувствовал, что маггл находится в предсмертных судорогах. Он мог бы дать ему умереть в невыносимых муках, но Эрлинг преследовал до отвращения эгоистичную цель – показать Эйдану свои способности. В этом было нечто изысканное: пытать человека, испытывая ненависть не к магглу, а к собственному отцу.
– Avada Kedavra, – обронил младший Эйвери, заставляя содрогающееся тело, наконец, замереть. Тусклые глаза старика, некогда помутневшие от боли, остекленели. Эрлинг выждал с мгновение, глядя на распростертого на полу маггла, прежде чем снял с помещения заклинание, позволившее забавам остаться незамеченными. Впрочем, район Эйдан выбрал подходящий, кишивший живыми мешенями, о которых и так никто и никогда бы не вспомнил.
Себастьян убрал палочку в карман мантии, поправил мантию и развернулся к отцу, неизбежно скрипя прогнившими половицами. Взглянул на родственника холодно, как не смотрел никогда; взглянул так, что слова оказались лишними.
Эрлинг не стал дожидаться ни последующих унижений, ни, тем более, похвалы. Себастьян направился прочь, перешагивая порог комнатушки, и аппарировал, воспользовавшись тем, что в убогом помещении больше не было ни души.
Они с сыном не понимали друг друга, и в то же время им хватало короткого обмена взглядами, чтобы обойтись без разговора. Эйдан находил в этом особую иронию. Такие разные, но слепленные из одного теста, связанные одной кровью.
Он не был уверен в том, как поступит Эрлинг. Именно поэтому, хотя гнев выполнил здесь роль хорошего катализатора, Эйвери-старший устроил ему проверку. После проявленной сыном беспечности и его выходки с увольнением из Министерства он не мог просто так взять и привести своего единственного наследника к Лорду, не будучи до конца уверенным в том, что Эрлинг выдержит всё, что его ждёт.
Кроме того, в этой ситуации присутствовал ещё один тревожный момент: сын всегда знал его как отца, и ещё как своего начальника на министерской службе. Так или иначе, они всегда были близки – в большей или меньшей степени. Однако консервативно-революционные (опять эта ирония!) планы Пожирателей Смерти и сложившаяся в их структуре твёрдая иерархия требовали большей дисциплины и отсутствия пристрастий. Это было необходимо, как ни парадоксально, для защиты семьи. Привязанности делают людей уязвимыми и позволяют другим пользоваться этим, чтобы манипулировать ими или причинить им боль. Поэтому Эйдан в первую очередь думал о сыне, когда жёстким пинком отталкивал его от себя.
Он не надеялся, что Эрлинг его когда-нибудь поймёт, и уж точно не собирался ничего ему объяснять. Во всяком случае, на обозримое будущее возможность поговорить по душам теперь была для них закрыта. Эйдан не хотел терять сына, но ещё больше он не хотел потерять его физически, безвозвратно – а такое вполне могло произойти, если бы Эрлинг продолжал ощущать за спиной тёплую и упругую подушку безопасности в виде отцовской поддержки. Всё становилось слишком серьёзно для того, чтобы оставлять за собой право на мягкость. Так эта система не работала, а потому средство оставалось только одно. Ненависть сына в обмен на его ускоренное взросление, которое должно было, в конечном счёте, гарантировать ему безопасность. У всего есть своя цена. Хочешь приобрести нечто стоящее – изволь заплатить сполна.
Эрлинг был прав, если думал, что в приказе Эйвери-старшего не было строгой жизненной необходимости, а в смерти несчастного маггла – смысла. Однако смысл всё-таки присутствовал, и необходимость тоже – только для того, чтобы увидеть их, нужно было смотреть с другой стороны. Рано или поздно это всё равно бы случилось. Эйдан предпочитал вызвать бурю по собственной инициативе и под каким-никаким контролем, не дожидаясь, пока Апокалипсис разразится при свидетелях. Он должен был подготовить сына к тому, что не всегда сможет быть для него отцом, к тому, что простые слова придётся научиться отличать от приказов, и что приказам надо молча подчиняться, вне зависимости от того, чувство противоречия какой силы они вызывают. Эйдан не сомневался, что для Эрлинга этот опыт был болезненным – в особенности потому, что исходил не от кого-нибудь, а именно от отца. Но это сработало в точности так, как должно было. К сожалению, быть для Эрлинга отцом Эйдан в этот миг перестал. Не оттого ли в глазах сына плескался этот холод арктических льдов?
И всё же непрошенный круциатус принёс Эйвери-старшему тайное удовлетворение. Он понимал, что Эрлинг делает это для него – бросая перед ним пыточное проклятье, как перчатку в лицо, и одновременно выплёскивая собственную злость. Однако злость – это тоже чувство, и оно способно делать нас сильнее. Если Эрлингу для этого нужно ненавидеть его, – пусть так.
Когда сын повернулся к нему, Эйдан не произнёс ни слова. Он даже не кивнул в знак одобрения, понимания или чего бы то ни было ещё – только отступил на полшага, предоставляя Эрлингу возможность пройти и скрыться во мраке этой тягостной ночи.
Выждав немного, Эйвери вслед за сыном покинул дом, аппарировал и вернулся в поместье один. И теперь огневиски зашёл замечательно.
[Эпизод завершён]
Отредактировано Aedan Avery (2020-07-22 18:53:00)
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » Рамки парадигмы [07.01.1978]
