Квинтус устал.
Хотелось выпить. Нет, даже не так – хотелось нажраться до одурения, чтобы не думать ни о хит-визардах, ни о необходимости постоянно скрываться, ни о других волках, что благодаря судьбе или случаю стали теми, кого Уоррингтон мог теперь считать своей стаей. Потому что доверять он мог только Фенриру. Вожаку не было никакого смысла их сдавать. Зачем? Среди своих он казался настоящим героем, который вёл их к новой жизни, к вседозволенности, к возможности заявить о себе и к призрачной пока что надежде поставить магическую Британию с ног на голову. А что будет, если он лишиться тех, кто пошёл за ним? Тогда за жизнь самого Грейбека не дадут ни кната. Он не может этого не понимать.
Межу тем, кто-то их сдавал. Волшебник, работавший не так давно в Министерстве Магии и умевший видеть ситуацию относительно объективно, не мог не понимать, что неудачи не станут идти по пятам постоянно. Если ты раз от разу с трудом уходишь от погони, если не везёт всё время, то значит, это уже закономерность. А закономерности не появляются просто так.
- Как скажешь, вожак.
Уоррингтон неторопливо поднялся со старой коряги, потянулся. Почесал заросшую щёку. Даже не удосужился отряхнуть одежду от налипшей во время недавнего дождя земли, которая теперь подсохла и превратилась в сероватую пыль.
Всё правильно. Кому-то охранять место стоянки. Кому-то добывать жратву.
   …В старой кожаной куртке, которую Квинтус не снимал даже летом, потому что ночи подчас были прохладными, да и тратить время на то, чтобы собирать барахло, при такой жизни не стоило, в потёртых джинсах – их оборотень стащил с дохлого магла – и готовых вот-вот порваться армейских ботинках, он совсем не был похож на того волшебника, что почти десять лет назад закончил Хогвартс, а потом стажировался в Министрестве. Старые знакомые могли сразу и не узнать.
Переживал ли оборотень по данному поводу? И да, и нет. Что и говорить, порой он скучал по своей прошлой жизни. Но при этом Уоррингтон отдавал себе отчёт – поскольку не был последним кретином – что эту жизнь не вернуть. Всё. Точка. Следует приспосабливаться к тем условиям,  в которые он попал, и выбирать меньшее из зол.
Фенрир казался Квинтусу злом меньшим.
Сейчас волшебник переживал только по одному поводу – по поводу того, что нажраться в ближайшее время точно не удастся. И опасно терять контроль, и выпивки не наблюдается...
Мог бы он сам претендовать на место вожака? Пожалуй, что мог бы. Уоррингтон был неплох в боевой магии, он окончил Хогвартс и кое-как умел разбираться в людях. А ещё он был не менее жесток и не менее отчаян.
Отчего он тогда решил подчиниться волку, что был моложе и далеко не факт, что опытнее?
Быть может, потому, что ощущал в Грейбеке ту готовность вести за собой, которой не обладал сам. По сути Квинтус был одиночкой, он прибился к стае лишь для того, чтобы было проще выживать. И также легко ушёл за Фенриром, когда ощутил, что в его банде будет больше свободы, что не придётся ни в чём ограничивать себя и сдерживать звериную сущность…
   
… Он даже не удосужился вспомнить название этой деревеньки. Помнится, они проходили это место с неделю назад. И нарвались на засаду. Но ведь молния не бьёт два раза в одно и то же место. Или всё-таки бьёт?
Квинтус улыбнулся – это была усталая и злая улыбка – и присел прямо на землю у зелёных зарослей бузины, так, чтобы видеть стоявший на самом краю деревни двухэтажный дом, но самому оставаться незамеченным. Уоррингтон не спешил. Внимательный взгляд холодных голубых глаз подмечал любое движение, останавливался на малейших деталях – но мысли оборотня были далеко. Он всё пытался прикинуть -  кто же решил их подставить? У кого была возможность слить те сведения, которыми вожак делился со стаей? И, к сожалению, пока что не находил ответа. 

- Жратва, - коротко сообщил Уоррингтон, бросая на траву тело, которое казалось безжизненным лишь на первый взгляд.
Парень лет четырнадцати-пятнадцати, не слишком высокий, но плотный, застонал и постарался кое-как приподняться, опираясь на левую руку. Правая была заляпана кровью и неподвижно висела вдоль тела.
- Лежать, - Квинтус перевёл дыхание – последнюю милю он тащил на себе этого ублюдка, чтобы не аппарировать прямо к месту стоянки – и от души врезал ему по почкам тяжёлым шнурованным ботинком. – Будет отбивная.
Шутка показалась Уоррингтону смешной, поэтому он широко улыбнулся, стёр ладонью пот со лба и достал из внутреннего кармана куртки фляжку с виски. Сделал несколько долгих глотков.
- Магловский выродок. Простите, волшебников поблизости не нашёл. Но уж, чем богаты…- сплюнул на землю, обвёл взглядом присутствующих. – Жирный. На всех хватил. Я бы охренел, пока допёр его, если бы не знал нужного заклинания. Появиться прямо здесь не решился – ещё примите за охотника и кончите прямо на месте.
Равнина была плоской, продуваемой тёплым летним ветром. То, что здесь заранее можно было увидеть любого, кто рискнул бы приблизиться к расположившейся на солончаке банде, немного успокаивало. Немного.
- Там, где мы уже были, искать больше не станут. Скорее всего. А в деревне и бабы есть. И выпивка. Развлечься можно. Я просто первого попавшегося схватил, чтобы не возиться слишком долго.

- Отходил, - Квинтус ответил быстро, словно бы и не пытался припомнить или хоть как-то собраться с мыслями. На самом деле, всё было просто – он ведь тоже следил за остальными членами банды, старался подмечать любые странности, любое хоть сколько-нибудь необычное поведение, надеясь, что выдать предателя может незначительная мелочь, едва заметный пустяк, если только суметь на этот пустяк взглянуть под правильным углом. – Сказал, что ужин был жирным, живот скрутило. А по мне, так хороший ужин.
Взгляд голубых глаз скользнул по линии горизонта. Море… Плеск серебристых волн, в которых уже отражался ранний летний рассвет, мог бы действовать умиротворяющее. Правда, в иной ситуации – сейчас Уоррингтону было точно не до того, чтобы любоваться красотой пейзажа. Он сплюнул на песок, вытер губы тыльной стороной ладони, мимоходом заметив на руке запёкшиеся тёмные брызги, вероятно, оставшиеся с последней трапезы, и на миг остановился, переводя дыхание. Если им впрямь удалось оторваться, в очередной раз обмануть смерть и пока что запутать свои следы, то было бы неплохо искупаться. Признаться, за прошедшие годы Квинтус привык к тому, что частенько бывал потным, грязным, испачканным в чужой крови, и принимал это как должное. Плевать на мелочи – главное, остаться в живых. А уж когда отыщется безопасное место, тогда и можно будет приводить себя в порядок. Если настроение появится. Но вот иногда, особенно в тёплые летние деньки, было всё-таки приятно окунуться в воду, смывая с себя усталость и пыль.
- Его довольно долго не было. Я за ним не следил, отвлекаться не мог, сам понимаешь. Из вида он потерялся. Да и понятное дело – ночь. Сказал, что отошёл за палатку, боялся, утром кто-нибудь зубы выбьет, за то, что  всю стоянку обосрал.

   …Минувшая ночь вспоминалась, как в тумане – набор сменяющих друг друга картинок и запахов, сопровождавшихся гулкими ударами сердца и привкусом стекающего по лицу собственного пота.
Ужин, к слову, прошёл нормально. Если бы несколько лет назад старшему сыну Хэмиша Уоррингтона сказали, что он будет сидеть у костерка возле какого-то магловского полигона в обществе оборотней, кое-кто из которых едва научился держать волшебную палочку, и жрать человеческое мясо, Квинтуса, пожалуй, стошнило бы. А сейчас, как ни странно, всё представлялось вполне естественным – и запах разбрызганной по каменистой земле крови, и вкус добытой им самим еды. Он молча ел кусок грудинки, кое-как очищенной от кожи, и думал о том, что набить брюхо – уже полдела. На сытый желудок и отдыхать, и принимать бой лучше.
Нет, Квинтус не стал тогда спорить с вожаком. Без разговоров убрал фляжку с выпивкой в один из карманов кожаной куртки. Они были не в том положении, чтобы пререкаться по пустякам. Если вся стая перегрызётся из-за такого вот дерьма, их голыми руками возьмут.  Да и раз он пошёл за Фенриром, то стоило проявлять уважение. Здесь всё было просто – или уходи, или дерись. Или признавай вожака. И, говоря откровенно, Уоррингтону даже нравились подобные порядки. Он не собирался уходить и точно не готов был драться. Так что выбор казался очевидным. Впрочем, выкидывать виски он не стал, потому что в душе не был согласен – ему казалось, что после доброй порции крепкого напитка в голове наоборот проясняется, а все чувства становятся более острыми…

- С другой стороны, он может то же самое сказать тебе и про меня. Только, видишь ли, Фенрир, я не предатель. Знаешь, почему? Потому что не питаю иллюзий. Если я сдам тебя, то мне всё равно никто не простит всё, что мы уже успели натворить вместе. Наобещать-то могут многое, но вот только хрена с два кто эти обещания выполнит, - Квинтус говорил медленно и негромко. Голос звучал отрывисто, хрипло. Уоррингтон устал и даже не думал скрывать этого. Да и идти по берегу было тяжелее, чем по каменистой равнине – ноги давным-давно промокли, влажный песок забивался в старые ботинки. Надо бы, кстати, новыми разжиться в ближайшее время.
Он поднял взгляд на Грейбека.
- Мы так перемазались в крови, что нас на месте положат – и всё. Никаких обвинений, никакого приговора. Да и с тем, кто наводит на наш след, будет то же самое. Прощения уже не заработать. Я это понимаю. А кто-то из молодых, возможно – нет. И ты прав, до полнолуния этот вопрос надо решить. Иначе после того, как луна зайдёт, всех, как овец, перережут.
Палочку он всё ещё крепко сжимал в правой руке. Осознав это, усмехнулся, убрал во внутренний карман. Отвернулся, разглядывая бредущих по берегу членов банды. В сентиментальности Уоррингтона вряд ли кто-то сумел бы обвинить. Но всё-таки он поймал себя на том, что в какой-то мере даже успел привязаться к тем, кто вместе с ним пошёл за Фенриром – слишком многое им уже пришлось испытать вместе. Тем неприятнее было понимать, что один из волков стал врагом.

Квинтус стоял берегу и смотрел вслед вожаку. Сейчас было самое время пожалеть о том, что он оставил прежнюю стаю и ушёл с Грейбеком. Не сказать, что там жилось намного сытнее. А вот спокойнее – однозначно. Можно было спать, не опасаясь каждую ночь того, что нужно будет вскакивать и бежать в неизвестность, можно было не оглядываться судорожно по сторонам, в любой момент ожидая нападения. Можно было не прятать выпивку в кармане, чтобы не бесить лишний раз Фенрира – и так ведь у всех нервы на пределе. Жизнь оборотней в любом случае вряд ли кому-то покажется со стороны лёгкой. Но одно дело рассуждать об этом, демонстрируя показную жалость – или, наоборот, призывая убивать всех волков без исключения. И совсем другое – испытать всё на собственной шкуре. Мучительную боль обращений, непереносимую, сжигающую изнутри жажду крови,  зависимость от ночного светила, которое полностью подчиняет твою жизнь. Там – в первой стае – тоже приходилось нелегко. Но ещё никогда Уоррингтон не чувствовал себя окончательно загнанным в угол. Если преследователи появятся снова, то… что? Куда бежать-то? Возвращаться назад по своим же следам, как он сам предлагал накануне, делая ставку только на то, что подобной наглости от них не ожидают? Вряд ли удастся. Сегодняшняя ночь это наглядно показала. У них просто не хватит сил проделать весь этот путь снова. Если бы в банде состояли опытные волшебники, шанс – пусть и призрачный – можно было бы разглядеть. Но сложилось так, что среди самых отчаянных, самых бешеных волков, рискнувших пойти за Грейбеком и готовых убивать каждый день, не испытывая ни сожалений, ни пресыщения кровью, тех, кто с лёгкостью использовал боевую магию, практически и не было. Кроме самого Уоррингтона. Они все стали хищниками слишком рано… Так что, как ни крути, как ни раздумывай, а вариант только один – разобраться прямо сейчас. Пока все на виду. Пока затесавшийся в новую стаю ублюдок не успел снова предупредить своих приятелей.
Тем не менее, сожалений не было. Квинтус никогда не принимал полумеры, всегда старался идти до конца. Раз уж всё сложилось так, что он стал волком – значит, он будет волком всегда. Не только под Полной Луной. Каждый день, каждую ночь существовать по волчьим законам, брать от жизни всё по праву сильного, а не прятаться по углам.
И только здесь, только среди оборотней, поверивших вожаку, ему могли предложить подобную жизнь. Не значит ли это, что по факту Уоррингтон обладал лишь иллюзией выбора? Он не мог поступать по-другому. Выходит,  жалеть и не стоило.
  - Флэннаган, - волк нетерпеливо махнул рукой. Прокашлялся – в горле пересохло после попыток оторваться и сбросить «хвост». Квинтус снова плюнул на мокрый песок, подождал, пока Фенрир с О’Нилом отойдут подальше, вытащил стеклянную фляжку и с удовольствием сделал несколько глотков. Покрепче закрутил пробку и убрал обратно от греха. Запах-то вожак всё равно унюхает. Но запах – одно. Откровенное неподчинение – другое. А сейчас, надо думать, на пустяки Грейбек размениваться не станет.
Когда Флэннаган приблизился, Квинтус наклонился и начал неторопливо расшнуровывать ботинки.
- Искупаться не хочешь? А то от нас скоро так нести будет, что все бабы проблюются, когда в деревню какую войдём. Грейбек дело говорит – нас хера с два сожрать кто-нибудь сумеет. Так что скоро загуляем… - он даже чуть усмехнулся. Так усмехаться может лишь человек, ничуть не сомневающийся, что к нему лично сказанное точно не относится.  – Уоррингтон абсолютно был уверен, что попросту не может не понравиться бабам, в каком бы состоянии ни был. – Ты же после меня дежурил, под утро, верно?
- Ну, да, - кивнул собеседник, едва державшийся на ногах. Энтузиазма Квинтуса тот явно не испытывал. И раздеваться не спешил. И когда, разувшись, Уоррингтон бросил на песок куртку, тот попытался присесть на неё.
- Эй, убери жопу-то, - позвучало вполне спокойно, без намёка на недовольство или раздражение. Но парень всё-таки подвинулся и устроился прямо на влажном песке, не обращая внимания на то, что штаны промокают. Что и говорить. Прошедшая ночка вымотала всех. Квинтус и сам держался только на злом кураже, который пока не отпускал, не давал расслабиться окончательно от осознания того, что хоть какое-то время можно дышать спокойно, не слыша звуков погони прямо за спиной.
- Слышал, как Красавчик орал в палатке, когда мы сменились? Наверное, снилось, что девок к Хогвартсе пялит, - он даже заставил с себя рассмеяться, стаскивая джинсы с рубашкой.
- Да с кем не бывает, - безразлично отозвался Флэннаган, потёр глаза и шумно вздохнул.
- И то верно, - Уоррингтон постоял немного на берегу и пошёл к воде, оставляя за собой ровную цепочку следов, которую уничтожила первая набежавшая на берег волна.
Утром вода была холодной, она не смывала усталость, но всё-таки хоть немного проясняла мысли. Если выпить ещё вискаря, может, он и продержится до того, как появится возможность передохнуть. 
Когда пришла пора выходить на берег, чтобы натянуть на мокрое тело все те же грязные, потные шмотки, Квинтус думал о том, что Красавчик-то на самом деле вовсе и не орал.
Отчего Флэннаган сказал, что не слышал этого? Попросту от усталости не захотел вдаваться в подробности? Уснул на посту? Или его вообще не было в лагере?

Всё-таки Красавчик…
Жаль.
В принципе-то Уоррингтону было плевать, кого надо замочить, чтобы, наконец, оторваться от погони. Только вот Джек чем-то – совсем немного – напоминал Квинтусу о прошлом. Он тоже учился в Хогвартсе, пусть и не успел закончить его. Он тоже строил планы и наделся жить дальше – делать карьеру, идти к цели.
На самом деле, волк хрен забил на все эти сантименты – на кону стояли их жизни. И уж точно не стоило ставить себя на место другого, к чему Квинтус никогда не имел склонности. Ему, пожалуй, было даже любопытно, на что надеялся этот недоносок, идя на подобный риск. Чего ему могли наобещать охотники?
Регистрацию?
Клетку в Полнолуние?
Вряд ли ведь выторговал себе амнистию и полный карт-бланш на дальнейшее.
Нет, Уоррингтон был убеждён, что сам на такие условия в жизни не пошёл бы – лучше уж сдохнуть, забрав с собой побольше преследователей, погуляв, пусть в последний раз, но от души.
Но всё-таки он был бы рад, если бы это оказался не Красавчик, а кто-то ещё…
- Ну, да. Раз Флэннаган спал, всё совпадает.
Сейчас, если честно, он чувствовал лишь облегчение – смутное сожаление, усталость, даже животный страх, который порой испытывает каждый, даже далеко не самый трусливый, человек при мысли о близкой смерти, все эти чувства терялись и отходили на второй план. Если убить того, кто наводил погоню, шанс пожить дальше – и пожить не без удовольствия – ещё был. И, надо сказать, очень неплохой.
Рюкзак валялся на земле. Квинтус не спешил доставать свои вещи. Да и вещей-то, если честно, было не так уж много. К чему таскать с собой лишнее барахло – жрать-то всё равно надо. И если удавалось поймать к обеду кого-нибудь получше лесного зверья, то и шмотками можно было разжиться. Так что, по мнению оборотня, и носить с собой стоило лишь самое ценное. Правда вот, ценное – и спереть проблема.
- Выходит, валим Красавчика.
Летний день выдался тёплым, хоть и ветреным. Даже с места новой стоянки был слышен шум набегающих на берег волн. Влажный воздух был наполнен криками чаек и солёным запахом моря. На этой голой бесприютной пустоши было некуда спрятаться от солнечных лучей, но Уоррингтон всё равно не снимал куртку. Прошедшие сутки его вымотали. Знобило не от холода, а от усталости. От желания лечь хоть на землю и отрубиться.
Да и виски делал своё дело. Каждый ведь знает, что в маленьких дозах он усыпляет. Если уж пьёшь, надо градус поддерживать.
Квинтус пнул камень, что валялся среди жёсткой травы, но закинуть далеко его не вышло – камень ударился о старую, высушенную морским ветром корягу и лениво откатился в сторону, притаившись среди мха.
Волк потянулся, разминая уставшие мышцы. Зевнул. Пригладил ладонью влажные волосы.
Он прекрасно осознавал одно – попросту завалить Красавчика, подарив ему быструю и безболезненную смерть, будет неправильным. Здесь нужна расправа – такая, чтобы каждый мог оторваться, выплеснуть  злобу, что скопилась за те дни, когда они, словно загнанные звери, метались по пустошам и лесам, уходя от преследователей. И чтобы каждый навсегда запомнил, что станет с тем, кто решит сдать стаю – потому что их безопасность будет держаться, в частности, и на этом страхе.
 
…Уоррингтон направился к илистому ручью – следом за Джеком. Тот нёс фляжку, чтобы набрать воды. Почти поравнявшись с Красавчиком, Квинтус остановился. Запрокинул голову, поглядел на высокое летнее небо – сейчас на нём практически не было облаков. Только голубой простор и белые чайки.
- Херово подыхать в такой денёк, - буднично заметил волк. И когда Красавчик обернулся, задумчиво добавил. – В дождь лучше. Настроение более подходящее.
А затем достал волшебную палочку.
- Axelitus.
Он смотрел, как бывший приятель – с которым было столько пройдено и прожито – начинает задыхаться. Падает на колени. Исступлённо бьёт руками, стараясь сорвать петлю с шеи. Стоял и смотрел, удерживая заклятие и невольно улыбаясь – просто из-за того, что сегодня сдохнет не он. Что сегодня не его черёд. Потому что останься жить Джек, их всех бы положили если не грядущей ночью, так сразу после Полнолуния.
Уоррингтон убрал волшебную палочку, лишь когда Красавчик посинел и начал затихать – движения становились совсем уж частыми и судорожными, а глаза бестолково уставились в пространство.
- Пошли, падла, - удар ногой под дых. От души, с разворотом, что увеличивало силу за счёт движения. А в следующий момент он схватил парня за воротник и потащил обратно в лагерь – по земле, по острым камням и сухим веткам. Фляга так и осталась валяться  неподалеку от ручья.
- Что будем делать, Фенрир? – Квинтус швырнул жертву перед вожаком. Кашлянув, плюнул на землю. Вытер ладонью губы. – Камень к ногам – и в море? Или поговорим для начала?

Дело было даже не в бабах и не в выпивке. Хотя, если честно, и то, и другое делало жизнь куда более сносной. Если отказывать себе в этих удовольствиях, то что останется-то?
Ради чего бороться, изо дня в день проливать чью-то кровь, рвать плоть, доказывая всем – и, прежде всего, самому себе - что ты действительно стал хищником, и что это не зависит от того, появляется ли над горизонтом Полная Луна?
Воля, та самая, которой плевать на правила и чужое мнение, которую не ограничивает ничего, кроме необходимости, вынуждая  соблюдать законы стаи и подчиняться вожаку, была лучшим, что узнал Уоррингтон после того, как стал оборотнем, оставив позади всю прошлую жизнь. Но всё-таки и эта воля чувствовалась куда острее, если глотнуть пойла покрепче – по-настоящему хороший виски сейчас перепадал Квинтусу не особенно часто – или задрать юбку первой встречной красотке, зажав её в углу.  Именно в такие моменты можно было, почти не кривя душой, признать, что жалеть, в общем-то, и не о чем. Что это новое существование, которое, словно бы в насмешку подкинула бывшему выпускнику Хогвартса капризная судьба, не лишено хмельного очарования, что может перечеркнуть все радости, отведённые законопослушному волшебнику.
Тем не менее, именно сейчас волк думал не об этом. Слова Фенрира лишь слегка задели сознание и вызвали глухое раздражение – но и только. Злобы это не прибавило, хотя Квинтус и понимал, что всё верно – последние дни выдались слишком тяжёлыми для всех, лишили каждого даже намёка на тот минимальный комфорт, с каким можно было отдыхать, не вслушиваясь ежеминутно в темноту. Но вот теперь Уоррингтон испытывал по большей части лишь облегчение – примерно то же может чувствовать человек, сбросивший на землю до отказа набитый тяжёлым барахлом рюкзак, который пришлось тащить по жаре долгие мили, прежде чем позволить себе небольшую передышку.
Всё.
Если они с вожаком не ошиблись, уже сегодня есть неплохой шанс надолго оторваться от преследователей, запутать свои следы так, что охота в грядущее Полнолуние не станет последней – она будет лишь возможностью в очередной раз в полной мере проявить звериную суть, погулять на славу, а затем продолжить свой путь, оставляя позади разрушение и смерть. Именно то, что, по мнению Квинтуса, и заслуживали волшебники, вычеркнувшие его из числа тех, кто достоин править этим миром.
- Страшно? – почти дружелюбно осведомился оборотень. Впрочем, ответа он не ждал. Так что приказа не нарушал, в разговор с жертвой вступать не собирался. Всё ещё улыбаясь, словно в предвкушении необычного развлечения – хотя, по крупному счёту, именно так оно и было – вновь ударил Красавчика тяжёлым ботинком в солнечное сплетение. Почти не торопясь, почти лениво, не вкладывая особенно много сил. Всё равно ведь валявшийся на земле противник не мог оказать сопротивления. Это был способ не столько причинить боль, сколько выплеснуть эмоции, не более того.
Если Уоррингтона что-то и бесило – настолько, что это бешенство прорывалось даже сквозь горьковатое, словно выросшие на камнях сухие травы, веселье, царившее теперь в душе – так это копившееся непонимание, что приходило на смену любопытству и удивлению.
Зачем, твою мать? Что такого мог выторговать Джек у тех, кому сливал информацию о стае? С какой целью потребовалось так подставляться?
Именно непонимание всегда порождало в Квинтусе желание убивать, уничтожать то, что никак не укладывалось в его видение реальности, что выглядело нелогичным, а, стало быть, существования не заслуживало.
Откровенно говоря, он не испытывал бы ненависти, если бы мог оценить мотивы Красавчика. Да плевать-то, что этот ублюдок готов был подставить их всех – если бы тот сыграл ва-банк надеясь сорвать действительно крупный куш, в глазах Квинтуса это, пожалуй, даже заслуживало бы уважения. Но какой кретин предложит что-то стоящее этому сопляку и сдержит потом обещание?..
Только теперь Уоррингтон вновь вытащил волшебную палочку. Покрутил её задумчиво в руке, потянул немного время. Улыбка стала чуть шире. Примерно с такой улыбкой можно говорить о своих чувствах красивой женщине, не сомневаясь в том, что чувства эти взаимны.
- Ignis flagrum! – отрывисто произнёс он – и голос явно не вязался тем довольным, расслабленным, хоть и уставшим видом, какой только что был у оборотня.
Он частенько тренировался на досуге, вспоминал те заклинания, о которых читал в запрещённых книгах, что прежде ему удавалось время от времени доставать на деньги, выделенные отцом. Поэтому сейчас всё получилось, как надо. Огненная плеть вырвалась на свободу, подчиняясь волшебной палочке красного дерева. Хлестнула по земле, а затем размашистым ударом прошлась по телу Красавчика, разрывая одежду и прожигая до мяса кожу на правом боку.
Истошный крик. Запах тлеющих тряпок и горелой плоти.
Предатель корчился на земле, не переставая кричать.
- Решать, конечно, тебе, Фенрир. Но всё-таки было бы полезным узнать, кто именно за нами охотился. И как они на него вышли, - Квинтус произнёс это ровно и буднично – словно предлагал пойти порыбачить или ещё разок искупаться.

Квинтус понимал, что Фенрир прав – за ними действительно охотится весь мир. Редко встретишь волшебника, который без ненависти, без страха и отвращения мог смотреть на оборотней. А тем из волков, кому позволяли жить вроде бы прежней жизнью, оставаться после заражения в своих домах и не покидать близких, создавали совсем уж невыносимые условия для существования. Возможность зарабатывать лишь жалкие монеты тяжёлым трудом, потому что все двери моментально закрывались перед теми, кто обращался каждый месяц в зверя, подчиняясь лунным циклам. Презрение бывших друзей и коллег. И необходимость биться каждое полнолуние о прутья клетки, мечтая о вкусе тёплой, солоноватой крови и не имея ни малейшего шанса сомкнуть клыки на горле жертвы.
Нет, Уоррингтон не пожелал бы себе такой участи. И потому – да, он готов был драться с целым светом за право взять всё то, на что имел право, чего лишила его судьба. Драться до тех пор, пока хватит сил. Смерти он не боялся, хоть и не торопил её.
Но всё-таки, хоть вожак и был, по крупному счёту, прав, он слишком обобщённо смотрел на жизнь. Ведь она состоит из нюансов, из полутонов, складывается из мелочей. Именно эти мелочи позволяют порой просчитать тактику противника, запутать следы и нанести удар первым. Именно мелочи указывают на неожиданный выход, когда, казалось бы, остаётся лишь готовиться сдохнуть.
И пусть волков ненавидел весь мир – опасность представляли далеко не все. А вот те, кто загнал их к морю, кто столько времени висел на хвосте, являлись настоящей угрозой, теми, у кого были очень хорошие шансы загнать хищников. А раз так, следовало выяснить о них всё, что только можно было выяснить. Чтобы попытаться угадать, как они станут действовать впредь, когда отыщут на берегу растерзанное тело предателя.
Впрочем, спорить с Фенриром он не стал. Тот принял решение – и раз Уоррингтон согласился признать Грейбека вожаком, подвергать сомнению его слова точно не стоило. Тем более при других волках.
Хотя Квинтус не произнёс бы ни слова поперёк и наедине. Смысл? Переубедить всё равно бы не получилось. И пусть они были вместе, пусть готовы были порвать глотку каждому, кто встанет на пути у отчаянной банды, что уже превратилась в настоящую стаю, всё равно правда была у каждого своя. Глупо этого не понимать. Но между тем… Между тем, именно здесь, именно с этим вожаком можно было окончательно забыть про страх и дерзко заявить всем остальным, что с ними придётся теперь считаться – хотят того сидящие в Министерстве твари или нет.
- Да, мы имеем право выбирать им смерть. А они пусть сначала попытаются нас взять, если захотят доказать обратное.
Уоррингтон всё ещё улыбался. И взгляда не отводил. Он не испытывал сострадания к тому, кто валялся теперь на земле, хотя ещё пару часов назад считал Красавчика за одного из своих, за того, кому мог доверить в драке прикрывать себе спину. А ещё было приятно – очень приятно, примерно настолько же, насколько приятно хлебнуть по-настоящему дорогой выдержанной выпивки – увидеть изумлённые взгляды остальных оборотней, после того, как он прошёлся плетью по телу сдававшего их наивного недоноска, опаляя его плоть. Впрочем, вожак-то восхищения не разделял. Но это неважно. Важно то, что Квинтус был полезен, что на него можно было положиться – и спутники убеждались в этом раз за разом во время тех бесконечных скитаний, что выпали им на долю в последнее время. Ну, а сам он просто получал удовольствие от ощущения собственной силы, от мощи заклинания, которое удавалось легко, словно бы играючи, стоило лишь на миг сконцентрироваться, произнося его и вкладывая часть эмоций, часть своей души.
Он не переставал улыбаться и тогда, когда Грейбек, наступив на тело ногой, вырвал кусок мяса из раны Красавчика. Что ж, тот тоже был способен на эффектные жесты – Уоррингтон этого, собственно, никогда и не отрицал. И если бы этот оборотень не сумел впечатлить его, никогда не пошёл бы за ним, никогда не признал бы его первенство. Впрочем, на миг он всё-таки брезгливо поморщился – нет, крови старший сын Хэмиша не пугался, как не пугался и причинять боль себе подобным. Иначе разве стал бы изучать тёмную, запрещённую магию? Но сейчас жертва стала орать слишком уж громко – этот крик бил по барабанным перепонкам и мешал наслаждаться ситуацией, мешал прочувствовать происходящее полностью, снова и снова повторяя про себя, что они всё-таки очень удачливые ублюдки, раз сумели в который раз пройти по краю и оставить преследователей ни с чем.
Обычно чужие вопли, в которых соединялись отчаяние и боль, оборотня только вдохновляли. Он не любил сразу расправляться с добычей, прерывая мучения одним точным ударом. Но вот теперь отчего-то хотел слушать лишь крики чаек и с наслаждением вдыхать влажный морской воздух, впитывая в себя аромат свободы, щедро сдобренный привкусом свежей крови, не ощутить на языке который было попросту невозможно, глядя на расправу.
   Квинтус больше не подошёл к Красавчику, дал возможность развлекаться остальным.
Он своё дело уже сделал.
Сладко потянулся, вновь убирая волшебную палочку, закинул руки за голову, сцепил на затылке пальцы в замок. На миг закрыл глаза, подставляя лицо ласковому ветру.
- Слушай, вожак, а ведь это надо отметить. Провернуть что-нибудь такое, отчего они все обосрутся от злости. Мы выжили, а, значит, заслужили награду. Напасть бы на какое-нибудь поселение и вырезать на хрен всех. Как думаешь, а?
«Но сначала выспаться и нажраться… Хотя нет, наверное, лучше в обратном порядке…»