На границе антиаппарационного барьера МакКиннон появилась растрепанная, в смятом платье, в котором еще ходила в морг с утра. Рыжие волосы неприятно лезли в лицо, но на них не было времени. Сердце колотилось, кажется, где-то в горле от боли и осознания, что если не сейчас, то никогда. Это было странное ощущение, которое сдавливало грудную клетку хуже, чем недостаток кислорода при беге. Наверное, надо было отправить сову, надо было назначить встречу, как взрослые приличные люди, но вместо этого глаза еще не успели просохнуть от слез, а она уже бежала по знакомому склону, надеясь, молясь, чтобы человек, к которому не успел её отец был там.
Марлин не знала почему, но ей было достаточно воспоминаний этого лихорадочного взгляда, шепота: "пожалуйста, не забудь", чтобы сейчас бросить все, потому что папа никогда и ничего у нее так не просил. Никогда не смотрел на неё как на последнюю надежду, а не маленькую смешную Марли, пытающуюся поднять в воздух чашку. Он верил в неё. Он доверился ей, а не своим коллегам. Не Аврорату. Не матери. Не другим родственникам-волшебникам. Он доверил что-то, ради чего пропадал все последние дни, своей солнечной Лин, которая теперь просто не имела права оставить его слова без внимания и задвинуть в кучу других дел. Последнюю волю всегда надо выполнять.
МакКиннон остановилась лишь у двери хранителя ключей и территорий, приглаживая волосы и одергивая платье, чтобы не выглядеть совсем уж дико. Вдох. Постучать и натянуть улыбку, хотя с заплаканными и опухшими глазами это должно было выглядеть весьма странно. Настолько, что на лице Рубеуса отразилось неподдельное беспокойство. Вот уж точно никогда ему не доводилось видеть веселую и шаловливую Марлин такой... И предложение чая сейчас было неуместно, так что пришлось покачать головой. Невежливо. Не положено. Но ей сейчас больше жизни нужно к директору. И удивление на лице мужчины её побуждало, как маленький ребенок, схватить его за руку, заглядывая в глаза и не давая шанса отказать, хотя тяжелый вздох явно показывал, что эта идея ему не нравится.
Тем не менее знакомые с детства коридоры встречали непривычной тишиной и пустотой. Не было детского гомона, беготни младшекурсников. Хотя, возможно, в этой части замка всегда было тихо. Марлин никогда не шалила настолько сильно, чтобы её вызывали в кабинет директора, хотя пару раз грозились, но все же не повели. Сейчас же она все равно чувствовала себя нашкодившей школьницей, и даже осознание важности вставало только комком в горле. А если ей не поверят? А если её не послушают? Марлин набрала в легкие побольше воздуха, пытаясь выглядеть старше, увереннее, пока Хагрид называл горгулье пароль и указывал лестницу. МакКиннон не уверенно посмотрела на верх, но все же тряхнула головой. Она не ребенок. У нее важное дело. В прямом смысле жизни и смерти. Папа сказал быть сильной и смелой, значит уж это ей точно по плечу.
Считая ступеньки волшебница пыталась придумать, что скажет, только слова все равно не складывались. Мысли все еще бегали растревоженными мышами в голове, рождая лишь тревогу и страх. Марлин в принципе никогда не умела красиво говорить, а сейчас и вовсе была слишком выведена из эмоционального равновесия, чтобы собрать слова в изящные и вежливые формулировки. Поэтому оставалось лишь уверенно взяться за молоточек в виде грифона, стуча пару раз в красивую дубовую дверь и успевая мысленно попросить Мерлина, чтобы сейчас хозяин кабинета оказался на месте.

Отредактировано Marlene McKinnon (2020-06-26 18:17:51)

Иногда секунды ожидания кажутся вечностью, заставляя судорожно перебирать в голове другие варианты. Куда бежать, если директора не окажется на месте? Может, у него отпуск? Или дела вне школы? Оставить кому-то письмо нельзя, но не бегать же ей по всей Британии... Посылать сову? Но она, скорее всего, прилетит сюда же и встреча может затянуться на недели или месяцы.... Вдруг, там что-то срочное? Марлин опустила взгляд на собственный карман, который словно жег изнутри несчастный скомканные и наскоро запечатанный лист бумаги.
Но приглушенный голос заставил очередной камень упасть с души, а саму волшебницу мысленно поблагодарить Бога за всё. В такие моменты ей действительно чудилось, что некоторые вещи случаются не иначе, как только его милостью, потому что шансы порой бывали настолько малы, что стремились к отрицательной величине. Или ей просто было настолько сейчас нехорошо, что даже высшие силы посчитали, что на сегодня хватит, потому как на смену ожиданию пришла тревога, робость, страх испортить всё, что доверил папа.
Марлин толкнула тяжелую дубовую дверь, неуверенно входя внутрь и по привычке пробегаясь взглядом по обстановке. Это было чем-то успокаивающим, хотя и с головой выдавало растерянность, неуверенность. Надо было что-то сказать, объясниться, почему она вот так внезапно без приглашения или хотя бы уведомления является сюда, когда все экзамены сданы и, формально, больше со школой её ничего, кроме воспоминаний, не связывает. Инстинктивно, волшебница попыталась поправить все еще растрепанные волосы, прежде чем поднять глаза на хозяина кабинете.
Директор Дамблдор всегда был добрым, он не ругался, если они встречались после отбоя в коридоре или находил какие-нибудь хулиганские штуки. Но Марли, как и все дети, чувствовала себя неловко наедине со старшими, которые еще пару недель назад могли выгнать её из школы, а сейчас они почти наравне. Сложно осознать себя тоже взрослым, тем не менее нужно, чтобы не оплошать. "Ты справишься, ты справишься", - пару раз мысленно повторила девушка, стараясь выглядеть как можно спокойнее, насколько это вообще было сейчас возможно.
- Здравствуйте, профессор. Прошу прощения, что без приглашения, но... - она всё же осеклась, не сумев ни подобрать слов, ни произнести вслух. Не скажешь ведь: "извините, у меня погиб отец, а перед этим он взял с меня обещание, что я передам вот этот странный клочок бумаги и не менее странную фразу". Это было бы совершенно неуместно. Честно говоря, Марлин не думала, что директор знает о смерти её родителя. В конце концов, они никогда не были друзьями или близкими людьми, как коллеги или знакомые, с которыми встречались каждые выходные еще со времен его учёбы в школе.
Внезапно вся ситуация стала выглядеть совсем нелепо, отчего в груди противно защемило. Да кто ей даст гарантию, что её вот сейчас не выставят за дверь? Что воспримут серьезно? И страх последнего промелькнул в карих глазах, прежде чем Марлин сама себя мысленно поймала за руку. Успокойся. Не паникуй. Все нормально. Не стой столбом, разговаривай словами через рот, как нормальные взрослые люди, иначе тебя точно выгонят за бессмысленную трату чужого времени.
- Сэр, извините, мне просто нехорошо, - неуклюже оправдала собственной замешательство волшебница, опуская руку в карман и извлекая тот самый наскоро свернутый и скомканный лист бумаги, запечатанный сургучом с оттиском крестика, который сейчас мирно висел у неё самой на шее, - Мой отец, Маркус МакКиннон, он... погиб сегодня ночью и просил передать вам это, - она протянула свою ценную ношу собеседнику, прежде чем сделать глубокий вдох, словно собираясь с мыслями, потому что произнести такие простые слова, чтобы не расплакаться оказалось сложнее, чем остановиться фестрала на полном ходу, - И то, что все будем хорошо, и мы верим в рассвет, - голос все же предательски дрогнул, будь её папа не военным - никогда бы не осмелилась приходить с такими заявлениями к кому-нибудь, но родитель научил не думать, если говорят повторить слово в слово, значит, это важно. Действительно важно и не стоит своевольничать, когда речь идёт о жизнях людей, а на его работе по-другому не бывало, - Простите, пожалуйста, еще раз, что я в таком виде и заранее не предупредила.

И все-таки есть что-то невероятно успокаивающее в том, чтобы чувствовать себя не одиноким. Или хотя бы не быть одной в пустом доме, где все напоминает о том, что еще сутки назад они всей семье могли обсуждать какую-нибудь глупость, есть мамин сладкий пирог и планировать пойти на выходные в парк аттракционов. Ей нужно было отвлечься, переключиться хоть на что-нибудь, чтобы в горле перестал стоять противный комок, мешающий нормально разговаривать и путающий все мысли. И сейчас невольно внимание перешло на директора Дамблдора, на его знакомую с одиннадцати лет улыбку, которой он встречал их каждый год на праздничном пиру в сентябре. Это было что-то теплое, стабильное, доказывающее, что мир не рухнул, жизнь продолжается, даже если чертовски больно.
Девушка благодарно кивнула, садясь в заботливо пододвинутое кресло и немного неловко складывая руки на коленях. Кончики пальцев едва заметно подрагивали не то от напряжения, не то от общего пережитого эмоционального потрясения. Колесо событий, запущенное сегодня с утра письмом из Мунго наконец начало замедляться, позволяя хотя бы попытаться отдышаться, вернуть себе присутствие духа. В конце концов, ей еще забирать Тобби, разговаривать с бабушкой и дедушкой, а потом ехать к маме в больницу - нужно привести себя в подходящее состояние. Их тоже нужно будет успокаивать, им нужна будет её поддержка, а не слёзы, поэтому чай, что так приятно пах травами, был первым шагом к тому, чтобы превратить разрывающую грудную клетку боль в глухую тоску, а через пару месяцев светлую печаль. Мертвых не вернуть, а живым ты еще нужен - так говорил отец, и даже сейчас он всё еще был прав.
- Спасибо, - все же уголок губ чуть дрогнул в слабой попытке выдавить улыбку, когда Марлин осторожно взяла разрисованную цветами чашку, делая глоток теплого напитка и чувствуя, как тот успокаивающе согревает все тело. 
И все же волшебница не смогла сдержаться - взгляд карих глаз беспокойно скользнул по тому, как профессор вскрыл письмо. Что там? Что там такое важное? Что важнее мамы и Тобби? Нет, это был не обида, но непонимание. Она все еще помнила это выражение последней надежды у родителя, словно он цеплялся за что-то, но не мог сказать всего. Папа ничего не скрывал, кроме рабочих аврорских тайн. Но почему тогда нужно было идти в школу, а не в Аврорат? Почему это было настолько важно? Когда проходит первый шок, приходят вопросы, бесконечное количество "зачем" и "почему".
И выражение лица директора это подтверждало. Марлин никогда не видела его таким... напряженным. Что там могло быть написано, чтобы заставить самого мудрого волшебника столетия выглядеть таким в миг посерьезневшим? 
- Мне бы хотелось в это верить, - с горечью, но искренне отозвалась МакКиннон, которая знала, что отец спасет чужие жизни ежедневно, но свою сберечь не смог, и это все еще больно кололо где-то в области сердца, а, может, души, - Благодарю, я не голодна, - девушка едва заметно качнула головой, опуская взгляд на собственные руки, сжимающие чашку.
Есть ей совершенно не хотелось - после всего случившегося никакой кусок в горло не лез. Конечно, разумом Марлин понимала, что так нельзя и пища необходима, но сейчас у нее не было сил заставлять свой организм. Станет легче - поест, не умрет, в конце концов, даже за сутки такого голода. Но, возможно, на нервной почве ей еще долго не захочется прикасаться к еде. Об этом они с матерью подумают позже. Сейчас ей хотелось спросить слишком много, но не хватало смелости.
Рука в инстинктивном поиске поддержки потянулась к цепочке с крестиком на шее, это всегда отрезвляло, но сейчас даже сквозь ткань платья наткнулась не на привычный маленький металлический, а на резной деревянный, сжимая его пальцами. Может, его тоже следовало отдать? Им был запечатан конверт, его отец надел ей на шею, хотя раньше с ним никогда не расставался и никому не позволял прикасаться? Где-то в горле появилась неприятная горечь от мысли, что эту вещь у неё заберут навсегда - это было как вечное напоминание, папин талисман, стоило снять который и... все, его не стало. Но слово дочери офицера - это больше, чем просто звук, она обещала быть сильной и все запомнить.
- Профессор, - волшебница все же аккуратно выпутала из-за пазухи отцовский крестик на кожаном шнурке, который невооруженным взглядом можно было соотнести с рисунком на сломанной сургучной печати, - Я... я не знаю, точнее не помню, говорил ли папа отдать его вместе с печатью вам, но, письмо было с ним. Почему? У нас есть ведь печать с инициалами нашей семьи, мы так запечатываем все другие конверты, - она все же помедлила, прежде чем неуверенно посмотреть в глаза собеседнику, собираясь с силами, - Можно я оставлю его себе? Пожалуйста. Если это не что-то жизненно важное.

Отредактировано Marlene McKinnon (2020-06-29 18:25:34)

Марлин неловко опустила взгляд при словах о том, что нужно есть, чуть крепче сжав красивую чашку в руках. Ей была отчасти приятная чужая забота, а, с другой стороны, немного странно отвлекать взрослого и серьезного директора. Даже если повод действительно был. Просто привычка...справляться самой, держать все внутри себя, а тут слабость все равно вырывалась наружу и было...стыдно? Да, наверное. Хотя разумом она и понимала, что не стыдно плакать, когда умер дорогой человек, но принять это все равно было тяжело.
- Хорошо, спасибо, - согласилась девушка, аккуратно беря из вазы небольшой кусочек шоколада.
Сладость приятно растворялась на языке, запитая глотком теплого чая, даря какое-то успокоение. Сахар всегда снижал выработку норадреналина, это она читала в отцовском учебнике по физиологии. Чего только у папы ни бывало по работе... и магловского, и магического... Сейчас эта мысль отдавала горечью, так что Марлин попыталась запить её уже почти закончившимся напитком с привкусом трав. Нужно было держать себя в руках, не расклеиваться окончательно.
Вопрос о крестике заставил её пару мгновений помедлить, немного напряженно сжимая пальцами дерево, словно у нее его отбирали. МакКиннон понимала, что это выглядит глупо и даже невежливо, но ничего не могла с собой поделать - это была единственная ниточка, связывающая её с прошлым, в котором отец кружил на руках, учил пользоваться чарами и всегда повторял, что она вырастет самой-самой сильной и замечательной волшебницей. Да, ради него стоило именно сейчас найти в себе силы, чтобы кивнуть и осторожно вложить дорогую вещь в раскрытую ладонь директора. Если уж идти, так до конца, не отступая на полпути, пусть даже из-за сильных чувств и боли.
Правда следующие действия волшебника заставили девушку в недоумении сдвинуть брови. Что сейчас произошло? Ей ведь не показался этот едва уловимый звук... Может, отец не расставался с этой вещью из-за ей свойств... Нет, это была не защита. Что-то другое... более личное. Использующееся для сообщения - за эти слова ухватился разум, пытаясь подстроить под уже имеющиеся данные. Конверт, судорожное сообщение, пароль, крестик, связь... Будучи с рождения воспитанной двумя аврорами - отцом и дедушкой, Марлин довольно неплохо, даже в откровенно стрессовых ситуациях строила логические цепочки, порождающие очередную кучу вопросов.
- Что вы сейчас с ним сделали? - все же уточнила МакКиннон, принимала крестик обратно и надевая его на шею, - Вы сняли с него какие-то чары?...
Девушка понимала, что не имеет права задавать таких вопросов - они неуместны, и тем более в чем-то подозревать профессора Дамблдора. Но если отец так торопился, если клятвенно просил передать именно этому человеку сообщение, а теперь выясняется, что еще были какие-то заклинания... Альбус Дамблдор не работал в Аврорате, а папа всегда был верен только идеалам родины, он бы ни пошел на предательство... Тогда что? Что связывало отца и директора школы? Они ведь даже друзьями-то особыми не были, насколько знала Марлин.
- Конечно, сэр, я помогу вам, - все же с готовностью кивнула волшебница, честно  и открыто глядя в глаза собеседника, хотя и вновь почувствовала себя немного неловко, - Только...скажите, пожалуйста, почему папа просил пойти именно к вам? Если там было что-то важное, - она перевела взгляд на распечатанное письмо, - Может, это стоило отдать в его коллегам или хит-визардам? Я знаю, что он не стал бы делать это просто так. Ничего такого не делается просто так.

Хотелось тут же спросить, что за чары, зачем они, но волшебница вовремя прикусила язык. Это было бы совсем неуместно, она пришла сюда по просьбе отца, а не вести допросы. Тем более, раз папа доверял, значит, это должно было быть что-то важно и очень серьезное. Хотя образ Маркуса МакКиннона, вечно правильного и строгого к любым мелочам, совершенно не вязался с чем-то, что нельзя было в полной мере сообщить его коллегам в Аврорате. И это вызывало слишком много вопросов, которые Марлин все же, пока что, не решалась задать, допивая свой чай и чувствуя, что действительно почти успокоилась и уже мыслит весьма практичными категориями.
- А что не надо знать Аврорату? - нет, эти слова все-таки сорвались с губ против воли, потому что в голове Марлин не укладывался добрый директор Альбус Дамблдор, принципиальный папа и какие-то тайные переписки, которые еще и могут не целиком попасть на стол служителей правопорядка.
К тому же, её все же смущали слова о том, что происходит в мире и что они в ответе за это. Отец говорил так же. Каждый раз, приходя с работы, с тяжелым сердцем замечал, что если бы люди были чуточку более ответственными думали не только о том, что их это якобы пока не касается, то стольких бы смертей можно было избежать. Марли его понимала - ему было больно снова и снова видеть заголовки в газетах, приходить на место преступления и видеть только искалеченные тела волшебников, которые не были ни в чем виноваты. А потом, если удавалось даже поймать какую-то мелочь, слушать едкие и нарочито высокопарные фразы... Это жгло, сжирало его изнутри - это не было не для кого секретом в семье МакКиннонов, даже девятилетний Тобби это неплохо понимал и пытался поддержать родителя. А что теперь? Что делать теперь? Как не дать всем его старания кануть в лету? Она просто физически не могла себе позволить оставить дело папы. Тот всегда учил бороться, поднимать оружие, если друг упал мертвым.
- Но тогда мы ведь все в ответе, - справедливо заметила волшебница, аккуратно отставляя пустую чашку на стол и пытаясь собраться с мыслями, воскрешая в памяти прошедшую ночь, чтобы при этом сердце не сжималось от щемящей боли. Это нужно. Сама же сказала, что тоже в ответе за все, что происходит, а за слова надо отвечать, - У папы была смена сегодня, с полуночи. Но он ушел раньше, около половины девятого, а без семи или пяти минут двенадцатого аппарировал домой, - Марлин глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, - Уже в форме, но весь грязный... То ли в лесу был, то ли где-то в подобном месте, он передал мне письмо, надел на шею крестик и попросил обязательно найти вас, передать все это. Повторял, что это очень важно, чтобы я ничего не забыла, была сильной и не боялась. К сожалению, я не успела что-нибудь спросить, он опаздывал на смену... И все. Потом, утром, прилетела сова из мунго с просьбой прийти на опознание. А дальше я пошла к вам.
На словах это звучало почти просто... За исключением выпитого успокоительного, сердечного приступа у матери, беготни по больницам... Но она сюда не жаловаться пришла. Нет. Отец хотел, чтобы директор все знал, значит, это было нужно. И он явно что-то не успел. Что-то важное, судя по тому лихорадочному взгляду, что МакКиннон запомнила теперь на всю жизнь - так выглядят, когда уже чувствуют дыхание смерти на затылке.
- Извините, что так скомкано. Но больше он, правда, ничего не успел сказать. Может, я могу помочь вам чем-то еще? Папа ... первым делом просил идти именно к вам.

Девушка задумчиво взяла с тарелки кусочек шоколада, рассматривая его, словно тот мог дать ей ответ вместо загадочно молчащего директора. Подозревать кого-то было плохо, но когда умирает дорогой тебе человек, ты волей-неволей пытаешься отыскать причину, объяснение, хоть какую-то зацепку, чтобы понять, где оступился, где не дал ему достаточно поддержки и как больше не повторить таких ошибок. Знал ли дедушка, если не знал Аврорат? Наверное, нет... Иначе бы папа доверил ему, а не Марлин. Тот был старше, опытнее, надежнее, сильнее, а она всего лишь вчерашняя школьница, но именно ей сейчас нужно было сидеть, именно её хотел тут видеть отец и это давало каких-то внутренних сил, определенный лимит доверия, чтобы немедленно не кидаться с расспросами.
Все это было слишком странно для уставшего разума, измотанного слишком сильными впечатлениями и только сейчас начавшего немного отходить, полноценно успокаиваться. МакКиннон положила шоколад на язык, не спеша жевать и чувствуя, как сладость медленно тает во рту позволяя обдумывать все сказанное.  Что-то подобное она слышала в семье всю жизнь... Невыразимо, менее конкретно, но каждый раз ей напоминали об ответственности. Прививали это чувство с детства и, наверное, только оно и привело её сюда. Только из-за него Марли не заливалась слезами, не проклинала судьбу и не замкнулась в себе еще пару часов назад, а проверила мать в больнице, вспомнила о Тобби, пришла к директору и уже думала о том, как им всем жить дальше. На что жить, на что в этом году собирать брата в школу, ему ведь только исполнилось одиннадцать. Её разум пытался справиться со всеми проблемами сразу, потому что привык, что если не папа, то она должна быть старшей в семье и обо всех позаботиться. С миром так же - все люди немножко ответственны за других, но кто-то чуть больше, кто-то должен быть старшим и взять на себя это бремя.
- Я хочу пойти в Аврорат, - опустив взгляд на собственные колени просто призналась Марлин, даже слегка пожав плечами, - И до этого хотела, а теперь просто не могу по-другому... Папа всегда говорил, что если кто-то падает, товарищи и семья должны поднять его оружие - только так можно победить даже в, на первый взгляд, безнадежной битве. А мы ведь все ответственны за то, чтобы этот террор прекратился. Если я могу помочь, то хочу это сделать. И чтобы папа умер не зря, и чтобы больше никто не пострадал.
Наверное, это должно было звучать высокопарно и торжественно, а получилось как-то скомкано, но хотя бы уверенно. МакКиннон всегда мечтала, что придет в Аврорат, её возьмут на стажировку, отец будет гордиться ей, а потом они вместе обязательно переловят всех-всех преступников. С годами наивная мечта обросла довольно ужасающей действительностью, но это только прибавило решимости -  Марли старалась быть лучшей в чарах в школе, упорно готовилась к экзаменам, добросовестно тренировалась с папой в беспалочкоовй магии, которую справедливо считала очень полезной для такой работы. Но признаваться в этом все еще было неловко... Наверное, потому что это решение она должна была озвучить самому родителю, но у нее просто не хватило времени.
- Сэр, - все же, набравшись смелости, девушка подняла глаза, прямо глядя на собеседника, - А что за "хотя"? Все не хорошо. Ни у меня. Ни у того, чем занимался папа. И если я могу помочь, я хочу  и обязана помочь. Я обещала ему быть сильной и не дать всему пропасть.