Мир за окном был бесконечно далеким, немым в своем шумом многоголосье, таким чужим. Маргарита все смотрела и смотрела на него, часами, или, быть может, то были лишь минуты? Безразлично. Серость, не имевшая границ и четких очертаний, жила лишь по собственным, неизвестным для простых колдунов, законам. Была ли она настоящей? Или таковой являлась ослепительная снежность палаты? Она конечно всё знала, все помнила, но так сложно было поверить в это теперь, когда даже собственное тело казалось неповоротливым и чужим? Но это Маргарита вновь приукрашивает, вновь позволяет себе увязнуть в темных закоулках собственных мыслей. Вот и колдомедик говорит раз за разом, что состояние ее теперь гораздо лучше, что они подобрали уже оптимальную комбинацию зелий, и требуются лишь усилия с ее стороны… Но ведь они говорили так и раньше? Сейчас она почти уверенна, что помнит.
Когда действительно становится лучше настолько, что Маргарите хватает сил обдумать свое поведение, она ощущает стыд. Приглушенный, далекий, но столь явный на фоне общего затишья. Она не имела никакого права бросать свою семью в столь непростые времена. Кто без неё смог бы отвлечь отца беседой о прошлых временах? Кто смягчил бы его гневливый нрав нежностью жестов и манерой речи, что так напоминала матушку? Эту свою особенность девушка понимала хорошо и без колебаний использовала теперь, когда под удар попал и её старший брат. В самые тяжкие дни, в полусне и безвременье, Маргарита всегда держалась за мысль о нем, самом важном, самом лучшем. 
Когда же Игорь приходит, она неизменно оживляется. Пусть едва заметно, но глаза ее уже блестят, мир вокруг не кажется плохо сработанной декорацией.  Каски становятся чуть ярче, звуки ближе, и уже можно разобрать их на отдельные составляющие.
Она отмечает и теплую одежду его, и легкие аромат свежести. Где-то за пределами этой комнаты уже идет снег. Хорошо бы закрыть глаза и представить, что это не здешняя грязноватая пародия, но благородная бескрайняя чистота из рассказов бабушки…
Ответить сразу она не может, слишком давно не пыталась заговорить. Язык тяжело ворочается, лениво и бесполезно. Но она справляется, хорошо помня о своем долге. Пусть его участие и забота вызывают приглушенное довольство, но именно сестра должна стать опорой, утешением и даже защитой для брата, для наследника Рода.
- Намного лучше. Я не выдумываю. Так говорит миссис Квикли.
Говорит она тихо, короткими предложениями. С легкой заминкой припоминает фамилию своего целителя.  Слабо сжимает руку брата (та придает Маргарите силы больше, чем любое укрепляющее зелье). Все это словно подлинная реализация прежних ее приемов, но она готова поклясться сейчас всеми великими магами прошлого – лучше бы это был лишь очередной маленький спектакль.
Упоминание о письме Германа почти не тревожит. Она помнит, что получить от него весточку – важно, но не способна прочувствовать это сейчас. Герман где-то далеко, он – призрачный образ. А Игорь не забывает о ней, он здесь. И слушать его голос всегда приятно.
- Отец не… тревожится? Больше обычного?
Нельзя задеть чувства брата, спросить прямо о том, не давит ли на него Александр Олегович излишне. Теперь, когда нет мамы, чтобы сохранить хрупкое равновесие в их семье. Отвести беды, привлечь удачу. И она, Маргарита, не справилась.
И разве может она отказать в такой малости, как позволить ему быть выслушанным? Старается приподняться выше на подушке, сильнее сжимает руку брата.
- Ты ведь знаешь, я больше всего необычные истории люблю. И страшные, чтобы дух перехватывало.

Подпись автора

Мальчик сказал мне: "Как это больно!"
И мальчика очень жаль.
©  А. Ахматова

Маргарите сейчас тяжело. Никто не научил её быть в одиночестве с собой. Она с самого детства не боялась темноты, тишины, страшных снов – с ней всегда было успокаивающее ощущение принадлежности. Легко представлялись и мягкость материнской ладони, и ровный голос отца, и улыбка брата. Образы и ощущения эти являли собой основу всего ее мира, они казались незыблемыми. Вечными. Можно было пойти, позвать, немедленно ощутить и освежить все в памяти. Стоило только захотеть.
Когда Герман объявил, что собирается продолжать образование в Америке, Маргарита впервые остро ощутила, что привычное может и не быть вечным. Она испробовала все доступные методы: уговаривала, нежно за руку держала, рыдала, отказывалась говорить и есть. Но он такой упрямец, в самом деле, мать всегда смеялась. Бездумно на отца похож. А Игорь вдумчивее, всегда чувствует тоньше, больше понимает. Быть может, передались ему и деловы таланты, станет ведать будущее, поможет семье подняться, окончательно оправиться и прижиться в этой чужой равнодушной стране. Конечно, временно. Когда-нибудь они вернуться домой, но вернутся в надлежащем положении. Не растеряв, а приумножив Владислава Сергеевна никогда не теряла надежды.
Она умела сама становиться и надеждой, и удачей. Сил не жалела.
Маргарите сложно вспоминать, разделять четко фантазии и реальность.
- Ты не поедешь!
Ничего не помогало, всё было испробовано. Могла ли Маргарита предположить, что он так просто проигнорирует все признаки её недовольства? Обиды.
Герман только морщится, потирает переносицу и аккуратно откладывает испорченное письмо. В комнату она вошла весьма энергично, не отвлекаясь на проявления элементарной вежливости. И вот уже на ровные строчки падает уродливая клякса. Для него, такого логичного, такого правильного – это недопустимо.
- Тебе следовало бы стучаться, Марит. И поправить прическу.
Равнодушный тон его разозлил ещё больше. Только Герман был способен злить Маргариту так, что она не могла удержаться в давно установленных рамках. Не плакала уже, не уговаривала нежным голосом. Выпускала на волю то темное, жадное и собственническое, что всегда было надежно срыто от чужих глаз. Даже от себя было скрыто.
- Останься. Иначе…
Он обрывает её сразу же, не дожидаясь продолжения.
- Иначе – что? Ты можешь опять уговаривать отца, но он поддержит меня. Или плакать. Или раскладывать на видных местах рецепты ядов? Это было смешно. Ты уже заигралась, разве не понимаешь сама?
Тогда она отвечала резко и зло, дверью хлопала. Маргарите было только пятнадцать лет, и она не представляла, насколько её непокладистый брат окажется прав. Ничего не изменила в своем поведении, окончательно сорвалась после смерти матери.
Маргарита уже понимает, как была глупа. Разве это ей тяжело? Позволила себе оставаться в образе эгоистичной и хрупкой девочки так долго, что маска приросла к лицу. Как любил тогда говорить Герман? Непростительно.
И вот она смотрела на Игоря. Своего любимого старшего брата, который всегда был лучше, который не заслужил всех этих горестей.
Разве нужно было ему говорить, когда она и так всё знала? Представляла холод опустевших комнат, презрительные взгляды отца, недоумение прошлых друзей.
А он лишь сильнее сжимает ее руку.
И Маргарите больно.
Через пелену успокаивающих зелий она чувствует эту боль, такую тяжелую и колкую. Настоящую.
И слабо улыбается. Обещает себе выйти из больницы как можно скорее, помочь, не зря ведь матушка её учила? Разве бы простила ей Владислава Сергеевна эту слабость, это бездействие?
Тянется к брату, поднимает слабую ещё руку, чтобы потереть кончик носа.
- Чего мне с тобой бояться? – Как раньше, в детстве. Закрыть глаза, представить его улыбку – и ничего страшного быть не может.
Начало рассказа ей нравилось, это было просто и понятно. Если ты хочешь что-то получить – ты должен что-то отдать.
О таком рассказывала ей и мать, разве что вместо людских жизней фигурировали в этих рассказах жизни животных. Нет смысла жалеть, их существование простое и быстротечное, а толика удачи никогда не повредит. И она училась не испытывать лишних сожалений, удерживая в руках хрупкую маленькую жизнь. Братьям, правда, знать об этом было не нужно.
- Очень интересная история, Игорь. Это ведь только начало?
Она сжимает руку брата крепче, не спрашивает, откуда он мог взять такую книгу.

Отредактировано Margarita Osbert (2020-06-19 14:15:29)

Подпись автора

Тогда, три дня назад, она была ещё недостаточно собрана. Словно не умела отреагировать правильным образом, так, как предполагалось отреагировать на подобные откровения. Зелья, спасительные и проклятые, притупляли реакции, не позволяли прочувствовать страх, гордость и возмущение. Или это ее нездоровье опять проявилось так явно? Казалось, будто бы чувства существовали тогда в некотором отдалении. Когда Игорь ушел, ей пришлось даже пару раз ущипнуть себя, чтобы хоть немного развеять ощущение двойственности.
Впрочем, визит этот оказал значительное влияние на её состояние, это было несомненно. Маргарита, при всей показной нежной возвышенности, могла быть бесконечно упряма, и качество это стало огромным подспорьем в борьбе с недугом. Будто бы раньше недоставало для этого лишь значительной цели, настоящей и достойной усилий. А Игорь, судьба его, счастье его и будущее были важнее всего. Сейчас она воспринимала прошлые высказывания матери об этом так, словно именно благополучие брата должно было стать новой основой ее миропорядка.
Руки Владиславы Сергеевны были белыми и нежными, казалось, не державшими ничего тяжелее палочки или кисти, не знавшими тяжелой работы. Мать лично ухаживала за садом, срезала ножом колючие стебли роз, приносила воду.
«Не стоит применять магию к тем растениям, которые после будут использоваться в ритуале»
Разве были они способны движение решительное и резкое, губительное? Тонкие пальцы крепко удерживают крошечную птичку, гладят нежно… Но одно движение и в ладони остается лишь невесомое безжизненное тельце.
«Чем больший результат хотелось бы получить, тем большую жертву предстоит принести. К этому нужно быть готовым»
Но было у их матери и ещё одно правило. Или не правило, но пожелание достаточно серьезное, чтобы напоминать о нем?
«Чувства и привязанности нельзя недооценивать. Цени своих родных, оберегай, всегда помогай братьям и отцу, делай для них все необходимое. Не стоит проводить ритуалов для себя, только для помощи родным и достойным. Ты ничего не потеряешь»
Маргарита слушала внимательно, в том году ей исполнилось лишь пятнадцать лет и эти основы, мамины наблюдения – все хотелось запомнить и понять. Но самое важное она умудрилась пропустить. Решила, что это ее собственные чувства важны, а смотреть вокруг совсем забыла. За эти три дня Маргарите многое пришлось обдумать.
Она вспоминает как лихорадочно, отчаянно почти, рассказывает ей брат про свою Энн. Ревнует жутко, но быстро берет это непрошеное, нежеланное чувство под контроль. Не о себе сейчас следует думать, и она полностью сосредотачивается на мыслях о брате.
Тогда, три дня назад, она лишь сильнее сжимала руку брата, что-то обещала. Не быть красивее невесты? Когда же они упустили момент, как он смог по-настоящему полюбить эту девушку с мягкими чертами и грязной кровью? Почему даже в ней не нашел утешения?
Две ночи она думает о загадочной сказке. Письмо Германа прочитано и забыто, а эта мысль не отпускает, заставляет возвращаться к себе раз за разом. Маргарита не может уснуть по ночам, темнота и тишина обычно успокаивают и помогают думать, но на этот раз все иначе. Во снах же Бог Висельников смотрит на нее глазами дедушки и хрипло безудержно смеется.
Утром она старается не делать скоропалительных выводов, смотрит на чистое небо за окном, щурится, спасая глаза от яркого света. В это утро она готова принять и Энн, и эту ужасную идею со свадьбой. Пусть так. Пусть Игорь будет счастлив, а правильных наследников можно ждать от Германа. Маргарита старается выделить в происходящем и положительные моменты, думает о магах, которые любят теперь рассуждать о равенстве. Даже прошлый Министр магии был маглорожденным,..
Конечно, она и сама в это не верит. Даже если эта девушка удивительно хороша и талантлива, кровь её ужасно испортит им жизнь.  Но Маргарита твердо решила принять на себя часть ответственности за нынешнее положение дел и поддерживать брата во всем. Он одумается, конечно. Когда-нибудь. И тогда она будет рядом, чтобы утешить и отвлечь – так будет правильно.

И вот Игорь вернулся. Она сразу чувствует неладное, отмечает и слишком аккуратно закрытую дверь, и дистанцию между ними, пусть незначительную, но непривычную. Сумрачность настроения Игоря заметно контрастирует с ясной чистотой света, безоблачностью погоды.
Причина кажется такой простой, даже приятной. Но Маргарита поняла уже, сколь значима эта девушка для него сейчас, когда ослабли многие прошлые связи.
Маргарита сегодня полусидит на довольно узкой своей кровати, сама тянет руку и кладет ее на плечо брата, едва заметно поглаживает.
- Молодые женщины склонны сомневаться. Она ещё передумает, непременно передумает.
Физический контакт не исправляет ровным счетом ничего. Он всё ещё далеко, в собственных мыслях ли, в воспоминаниях или мечтах? Но Маргарита говорит не просто уверенно, а с полным осознанием своей правоты. Сама верит.
И ужасно пугается, когда он решается продолжить свой рассказ. Словно наяву слышит хриплый безудержный смех из своего сна, сжимает с неожиданной силой пальцы на его плече. Понимает, надеясь отчаянно на свою неправоту.
- Это интересная история, но слишком сказочная. Чтобы приблизиться к своему Богу этот человек должен был пролить реки крови, ты ведь понимаешь? Горячие багровые реки. И эти люди, люди, что сумели сообща изгнать Бога из своих жилищ – разве не заметили бы они, разве позволили?

Отредактировано Margarita Osbert (2021-01-10 18:08:16)

Подпись автора

Этой сказочкой нынче утешена,
Я, наверно, спокойно усну.
Что же сердце колотится бешено,
Что же вовсе не клонит ко сну?
©  А. Ахматова

Марит сжимает руку брата изо всех своих – довольно скромных на данный момент – сил. Отмечает про себя, что на языке вертится единственное слово – недостаточно. Её участия, чувств, проявлений искренней заинтересованности и желания понять, быть рядом – сейчас слишком мало, необходимо больше, ярче и безудержнее. Необходимо вкладывать в свои слова и действия столько души и тепла, чтобы бедный продрогший брат хоть немного отогрелся. Как смела она оставить Игоря одного в сложные времена так бездумно, верить, что все как-нибудь обойдется, устроится само собой? О, она прекрасно знала – как. Когда ее чувства утихли в достаточной мере, Маргарита сумела – как она предпочитала думать – проанализировать свои поступки почти объективно, с необходимой долей жёсткости и критичности. Поставив во главу угла свои потери и эмоции, она отодвинула на задний план все, что было действительно важным. Но теперь, когда она все поняла, увидела, что может и должна занять в семье особенное место… Марит словно спотыкается, доходя в своих размышлениях до этого момента. Снова она думает о себе. Игорю нужна поддержка, и она должна дать ему то, что необходимо, а никак не те заботы и волнения -  все то, что связано с ее болезнью.
- Ты всегда рассказывал мне интересные истории, но теперь я стала так подозрительна. Всюду мне чудится что-то тревожное, пугающее. Ещё немного, и боггарты будут вечно на меня обижены – как напугать того, кто столь замечательно справляется сам? – губы ее трогает улыбка, ладонь теплеет в руках брата. -  Мне ли печалиться, имея столь многое? Достаточно было бы уже лучшего на свете брата… Братьев.
Оговорка ее действительно случайна. Герман, милый, логичный до неприличия брат, как давно он спрятался от них за своими книгами? А позже и книг ему оказалось мало, пришлось отправиться за океан и даже письма отсылать словно бы с неохотой. И только отец был доволен: какое похвальное упорство, стремление к намеченной однажды цели. Маргарита вот верно знает, Герман гораздо больше на нее похож, выдумал себе образ – да и живет в нем, боится полшага за границу ступить. Игорь же  - другой, он всегда был настоящим, лучшим человеком. Он непременно ещё всем докажет, как хорош, нужно только подождать немного, укрыть его, насколько это возможно, от печалей и отцовских нападок. 
Даже новость об этой девушке - пусть даже она неподходящего происхождения – нельзя назвать ужасными. Если все сложится удачно – Энн только поможет, немного подтолкнет и вдохновит Игоря, который отчего-то не замечает, как талантлив. Не слушать бы ему отца, который взялся упоминать успехи Германа по поводу и без.
Она почти уверяет себя, что все хорошо, что показалось и нет смысла изводить себя подозрениями. Но вот любимый старший брат снова говорит про реки крови, и клятая эта девица – Энн, что же она ему наговорила, как сумела так настроить? Но расспрашивать нельзя, нужно действовать мягче.
- Это хорошо. Только мне и верь – обещаешь? А отца не слушай, возраст так на него влияет – впору беспокоиться, - правильно, Игорь должен поверить, что проблема – она и не в нем совсем, а вот к отцу можно уже присмотреться. – Принесешь мне книгу? Даже сказки подойдут, я так давно не читала сказок. И конфеты!
И сказки, и конфеты Маргарите не нужны, нужно лишь показать брату, что ей что-то интересно, нужно, что он может помочь.
Но Игорь уходит, а подозрения становятся лишь сильнее.

Проходит несколько дней. Теперь Маргарите говорят – она поправляется, заметен прогресс, нужно лишь приложить усилия, не замыкаться в себе. Ее колдомедик очень довольна и искренне верит, что нашла подход к своей необычной пациентке. Марит же не переубеждает ее, не рассказывает, что все эти сенсорные и поведенческие методики – чушь, что она просто сама решила, что ради брата будет поправляться – и она поправится.
В самом деле все обстоит несколько иначе. И идея помогать здешним зельеварам, чтобы не скучать сильно – прекрасная, тут миссис Квикли была права. Работа привычная, монотонная, требует внимания. Конечно, ничего серьезного Маргарите не доверяют, но это не страшно. Она ведь теперь поднимается с постели, не проводит весь день среди подушек и покрывал – необходимо занять себя чем-то существенным, чтобы не думать постоянно о снах и сказках.

Отредактировано Margarita Osbert (2021-02-05 08:21:07)

Подпись автора