Близкие родственники:
Чарльз Поттер - отец, частный колдомедик и зельевар
Дорея Поттер (ур. Блэк) - мать, светская леди и благотворительница. Умерла от драконьей оспы в 1977 году.
Матильда Поттер (ур. Халльстрем) — бабушка, светская леди. В настоящее время проживает в Лондоне.
Когда Бенедиккт был ребёнком, он полагал, что семья должна быть у каждого, просто не каждому с ней везёт. У каждого мужчины есть жена — а у каждой женщины муж, — и у них появляются дети. Семья становится семьёй только после этого.
Дальше уже перед каждым становится в полный рост сложная задача сделать семью настоящей. У кого-то это выходит играючи, точно достаточно простого заклинания, доступного каждому. Взмах палочки — и вот все счастливы и довольны.
У кого-то всё сложнее, как у мамы и папы Бена. Он верил, что мама и папа конечно любят друг друга, но знал, что чего-то им не хватает. Они никак не могли отыскать точку равновесия: мама старалась разжечь пламя в семейном очаге, папа — не очень старался, но был хозяином и опорой, и оттого центр смещался то к маме, то как папе, и никак не мог утвердиться посередине, чтобы оба они, взявшись за руки, создали баланс в этой семье.
Бен же вовсе не находил себе места — в раскачивающейся этой лодке его швыряло от борта к борту, он то преисполнялся болезненного восхищения отцом, забывая о маме, то погружался в неистовую любовь к ней, начиная отца считать проходимцем и чудовищем.
Привыкший жить в постоянном этом беспокойном волнении, подросший Бен начал сам раскачивать лодку.
А когда подрос ещё немного, вдруг понял, что жениться и создавать семью — вовсе не обязательно. Можно остаться одному. Можно не рисковать, не ставить эксперименты с целью выяснить, есть у тебя к этому дар, или же нет — как у папы с мамой. Не вовлекать в эту круговерть другого, ни в чём не повинного человека. И не давать жизнь новому. Повинному ещё меньше.
Так Бен стал убеждённым холостяком с талантом раскачать любую лодку, в какой окажется.
Нельзя сказать, что Бену не нравились девушки. Нравились, и самые разные, но никогда он не мог вообразить себя с кем-то одним, с кем-то - навсегда. Задумываясь о своей будущей семье, он непременно чувствовал подспудное и весьма назойливое чувство некой неправильности.
Неправильности в жизни Бена вообще было много. Он сам никогда не был необычным: совершенно среднестатистический парень, - но вот окружало его множество загадочных, странных, дурацких или необъяснимых вещей, к которым он привык и притёрся. У него была странная семья. И друзья были странные: Трэверсы, дети жившего по соседству приятеля папы, Мэлекая, в честь которого Бен получил второе имя. Келли - ровесник Бена, - и его младшая сестра Элли. Долговязые, огненно-рыжие, веснушками засыпанные, точно рядом с ними кто-то швырнул "бомбарду" прямо в кучу песка, эти двое временами вовсе на людей не походили, будто какие-то фэйри, вышедшие из леса. Мама у них была такой же. Келли, молчаливый и мрачный, любил странные тёмные шутки и жуткие истории, которые рассказывал вечно с таким видом, точно всё-всё в них - чистая правда. Бен ему одновременно не верил ни на грош - и доверял всецело. В общем-то, с тех пор мало что изменилось.
Элли была напротив, весела и разговорчива, но на самом деле что-то внутри у неё клубилось такое же тёмное, как в её брате, такое же загадочное и жуткое, и именно это, необъяснимое, страшно в ней привлекало. Элли Бену нравилась с тех пор, как он вообще начал осознавать, чем и как отличаются девочки от мальчиков, не умея это описать. Может быть, как раз потому, что первой понравившеся Бену девочкой была именно Элли Трэверс, сама идея создания пары облеклась для него в неправильность, как облекается лес вокруг поместья Поттеров к осеннему утру густым и недружелюбным туманом.
В доме, где жил Бен, всё принадлежало Чарльзу Поттеру. С самого детства Бенедикт ощущал подспудно явственное и неоспоримое присутствие отца, его воли, в каждой комнате, и каждый предмет хранил отпечаток его власти: возьмёшь в руки и будто видишь, как ложится на него высокая и широкоплечая тень подошедшего со спины. Здесь всё было его, Чарльза. Сам дом приналежал ему, каждый предмет в доме, домовик, и даже мама, и сам Бен. И со всем этим Чарльз мог делать, что ему угодно — как и положено хозяину.
Тонкая связь Бенедикта с мамой, их разговоры и прикосновения иногда казались ему чем-то противозаконным, не дозволенным отцом. Чудилось, они с матерью крадут друг друга у отца, допуская эти минуты ласки или тихих бесед о пустяках, которые для Бена никогда не были пустяками.
Всё здесь принадлежало его отцу, ничего — ему, Бену. Потому так ценил он свою дружбу с Трэверсами, что с самого знакомства понял, что вот это — только его, это то, что принадлежит им — и ему. Отцу на их игры и страшные истории Келли было наплевать, для него это была бессмысленная ерунда. Когда Бен однажды заикнулся насчёт монстров, живущих в Багровой Лощине, отец лишь снисходительно усмехнулся и что-то сказал о богатом воображении сына Мэлекая.
Потом, вместе с Келли забравшись впервые в Хогвартс-экспресс, Бен уехал в школу, где ему стал принадлежать целый мир. Самостоятельно осваиваемые заклинания — принадлежали ему, библиотечные книги — тоже, ему принадлежали здесь дни и ночи, обеды и ужины, факультетские баллы, квиддичные победы и пароль для прохода в гостиную Гриффиндора.
Бен не был собственником, он никогда не стремился обладать всем этим единолично. Ему достаточно было того, что никто не оспоривал его права, ничья тень не ложилась ему на плечи, — и он готов был делиться всем, что внезапно наполнило его жизнь, развернув её точно скатерть и уставив невиданными угощениями. Но центром его мира продолжали оставаться Трэверсы, даже когда он завёл себе новых друзей, и эти друзья даже стали ему не менее близки.
То, что связывало Бена с Трэверсами, принадлежало только им троим, уже давно, безраздельно, и он никогда не хотел впускать в этот тесный кружок кого-то ещё. Не будучи собственником, не склонный к жадности или ревности, Трэверсов Бен ревновал с отчаянной, истинно гриффиндорской страстью. Голову был готов отгрызть Батлфилд, когда она вслед за Келли полезла в ту чёртову чернющую нору, пока он, Бен, колебался. Да и на Макса, признаться, немного обиделся после той истории с дурацким единорогом.
Но всё это была ерунда, ведь стоило ему увидеть глаза и улыбки этих диких рыжих фэйри, и он утверждался в мысли, что его место в этом кругу не займёт никто.
Никогда.
Друзья детства Бена учились в Рейвенкло, позже у него сам собой появился приятель из Хаффлпаффа - маглорождённый Макс Браун, в каком-то смысле не менее странный, чем всё, к чему Бен до сих пор успел привыкнуть, - так что отчётливого деления на дома Бен, в отличие от многих студентов Хогвартса, никогда не чувствовал. Ну разве что слизеринцы - они просто сами очень старались держаться особняком. С переменным успехом, надо сказать.
Учился Бен ровно, ни в чём не блистал, но и провалов не знал. В бесшабашных нарушениях правил бывал замечен, но ничего серьёзного. Он оставался самым обычным, среднестатистическим, а если кто-то пытался его выделить, зачастую не верил. Принимать похвалы он никогда не умел, поскольку не был привычен к ним, не был приспособлен и всегда ожидал в похвале подвоха и скрытой попытки манипулировать.
Мама хвалила его, но выбирала отчего-то всегда не те черты и поступки, которыми хотелось гордиться самому Бену. Мама хвалила глаза и улыбку, смех, доброту, чуткость, эмоциональность и внимательность к чужим чувствам.
Бен в себе этих качеств не видел, значимыми их не считал, оттого мамины похвалы воспринимал как проявление любви — и не более.
Папа его не хвалил. Разве что очень давно, в детстве, но с возрастом Бен слышал от него всё меньше поощрений, и в конце концов источник их окончательно иссяк.
Отношения с отцом вообще испортились. Мама говорила, это всё потому, что Бен слишком уж на него похож.
Стоит ли упоминать, что такое объяснение Бена только бесило.
К старшим курсам он выбрал путь в Аврорат и поднажал на нужные предметы, не встретив особенных препятствий и проблем. Возможно, будь он чуть больше заинтересован в учёбе, мог бы, чего доброго, и блистать, и сделаться лучшим учеником на курсе, однако академические успехи не были тем, что всерьёз его увлекало.
Увлекали Бена механизмы. С детства он находил особенное, завораживающее очарование в слаженной работе неживых деталей, и особенно нравились ему механизмы, лишённые магии. Немало часов провёл маленький Бенедикт, увлечённо разбирая музыкальные шкатулки и часы - отвёрток в доме не было, так что он использовал перья, щипчики, ножницы и прочие подручные средства. Поначалу собирать обратно не выходило, что расстраивало маму. Бен не любил расстраивать маму, поэтому быстро научился собирать всё не хуже, чем разбирать - так, чтоб снова работало.
Рос Бен в атмосфере чистокровной магии и до поры до времени с миром маглов не пересекался вообще. Когда же он, поступив в Хогвартс, столкнулся с этим миром, его восторгу в отношении бесчисленных немагических механизмов, наполнявших этот мир, не было предела. С воодушевлённым энтузиазмом Бен зарывался в детали и сопряжения, изобретал всевозможные приспособления для украшения облегчения жизни - главным образом, маме. Мама принимала его увлечение благосклонно, казалось, её оно трогало. Летом перед седьмым курсом Бенедикт приволок домой велосипед, о котором подробно узнал от Артура Уизли, и с огромным удовольствием гонял на нём по лесным тропинкам Суррея.
Исследование и изобретение механизмов - его способ отрешиться от реальности. Стоит ему окунуться в мир деталей и взаимосвязей, и мир сужается до объёмов конкретной задачи. Неудача здесь - если не заработает, успех - если будет работать как надо, и в сущности первое не смертельно, а второе не жизненно важно. И эта сосредоточенность на малом помогает Бену хоть немного уравновесить свой всеобъемлющий внутренний дисбаланс.
Бен находится с детства в состоянии дисбаланса - расшатанный, нервный, колеблющийся, порой излишне категоричный, порой - поразительно равнодушный. Он сам в себе и собственных чувствах разобраться не может, что уж тут говорить о чувствах и эмоциях чужих, к которым он бывает до жестокости глух и пренебрежителен. Это вовсе не со зла у него выходит, это попросту отсутствие природного такта, которое он с трудом преодолевает за счёт приобретённой внимательной вежливости. Само собой, одной вежливости тут недостаточно.
Бен пошёл в авроры не из-за типично гриффиндорского внутреннего чувства справедливости, не от желания наказывать злодеев, делать мир лучше, наводить в нём порядок.
Бен пошёл в авроры назло отцу: он чувствовал, что Чарльзу меньше всего хотелось видеть сына именно в аврорской мантии.
Бен пошёл в авроры, чтобы найти выход внутренней своей злости, которую вовсе не хотел никогда направлять на людей невинных, не заслуживающих того.
Бен пошёл в авроры, чтобы раскачивать лодку, и чтобы непредсказуемость, неустойчивость, опасность мира, в котором придётся ему существовать, хоть немного компенсировала внутренние его колебания.
Достиг ли он своих целей?
Отчасти, конечно, да: отцу не сильно это понравилось.
Отчасти: ему комфортно в безумном дурдоме, в котором он пребывает перманентно.
Отчасти.
Хотя, наверное, стоило поискать путь, который привел бы к балансу, вместо того, чтобы пытаться свой дисбаланс поддерживать. |
