Сука!

Опустевший бокал полетел в стену - брызнули в сторону хрустальные искры, разлетелся золотыми каплями херес. Поверхность пола качнулась то в одну, то в другую сторону. Магдалине пришлось придержать стену рукой, чтобы равновесие восстановилось. Она сделала глубокий вздох, постаралась закрыть глаза, но стало только хуже - теперь под ногами, как ей показалось, закачался, поплыл по волнам в девятибальном шторме весь дом, и внезапно прорезавшийся сквозь шум в голове обвиняющий голос портрета со стены въелся мозг с тысячекратным усилением.

- Не пристало леди этого дома себя так вести...

- Vete a la mierda, vieja zorra*, - “леди этого дома” зашипела и, с трудом разлепив глаза, уставилась на обвинительницу - высокий лоб, в одну линию прорисованную брови, маленькие блеклые глазки, волосы утянуты и спрятаны под французский чепец и черты лица такие, будто это самого Эйдана замотали в парчу и кружева. Редкие же уродины ходили в его прабабках.

- Наплодили блядей, имейте совесть хотя бы сгнить со своими советами, - под неодобрительный гул остальной родни мужа, Маг добавила уже на английском, швырнула в страхолюдину сдернутым с руки браслетом, промахнулась, попала в раму, но заставила хотя бы “советчицу” скрыться. Острый край обнимающего камни металла царапнул ей кожу на запястье, на желтой от сходившего синяка коже проступила красная полоска.

Один подарок от “любимого” закрывал другой. Магдалине стало от этого внезапно необычайно весело, и она рассмеялась, заглушая этим смехом несущиеся к ней со стороны комментарии от давно умерших и всего лишь нарисованных людей. В стороны летело колье с шеи, тяжелые серьги, шпильки из волос. Маг, чуть покачиваясь, с придыханием бормотала себе под нос, что ей больше ничего от Него не надо, и ближе к концу коридора поняла, что кроме супруга, который в то же самое время, наверняка, уже пристраивался между ног той рыжой потаскухи, у нее нарисовалась еще одна проблема. Она понятия не имела, как здесь оказалась, и сколько успела выпить между этой точкой пространства и тем моментом, когда, поцеловав Оливию в щеку, сказала, что у нее безумно разболелась голова и ей очень жаль, и праздник у них, как всегда, чудесный, но ей бы очень хотелось прилечь дома.

...вверяю Эйдана под надзор Энтони... - Если прислушаться, то собственный смешок под конец фразы до сих пор казался идеально выдержанным в своей мнимой наивности, сохраненной только из уважения к Блетчли, при том, что все, разумеется, прекрасно понимали, почему Маг решила уйти. Лив отлично умела прятать сочувствие во взгляде и не её вина была в том, что Магдалина уже успела накрутить себя до такой степени, что оно мерещилось ей везде. Что, уходя с бала, она пребывала в полной уверенности, что все знают, как и в кого её отнюдь не благоверный супруг будет совать тем вечером свой член.

Но, возвращаясь к проблеме текущей, судя по стилю Реформации, в котором были выполнены портреты, Маг в Эйвери-мэноре находилась на стороне муже и бесконечно далеко от своих покоев. Свою начальную цель прихода сюда она помнила смутно - не то ей хотелось сжечь его спальню, не то перевернуть кабинет в поисках писем от любовниц, - но сейчас она все равно была слишком пьяна даже для простейших заклинаний, не говоря уже о том, чтобы попытаться взломать чары на вечно запертых дверях “деловых” комнат, а дойти до собственной кровати было так сложно, что среди поводов заплакать у Магдалины стало на один больше. Она попросила у Тисифоны еще бокал хереса и, чтобы как-то скрыться от негодующего гула портретов за спиной, вошла в одну из малых гостиных.

На каминной полке здесь явно на показ для посетителей стояло их семейное колдофото тех времен, когда Эрлинг был еще маленьким, а Магдалина умела улыбаться искренне. Фото её взбесило, как и собственное выражение лица на нем, и она не придумала ничего лучше, как запустить бокалом и в него, заодно своротив чашечку с летучим порохом. Потом ей стало жаль это в сущности, безобидное воспоминание о былом счастье, и она наклонилась, чтобы его поднять. Потом - сидела у камина, среди рассыпавшегося порошка и осколков, рыдая и прижимая их семейный портрет к груди. Её трясло, в голову навязчиво лез образ мужа, придерживающего за рыжую голову стоявшую перед ним на коленях девушку, и до безумия хотелось поговорить хоть с кем-то, кто мог бы объяснить, за что Эйдан так с ней поступает.

Она не очень поняла, что ей двигало, когда, кидая кое-как собранный с пола порох в камин, называла кабинет в книжной лавке, и почему думала, что там кто-то может оказаться, несмотря на день и время. Зато, она и не сильно удивилась, когда ей ответили.

- Игорь? Игорь! Мне так плохо. Можно я приду поговорить с тобой, Игорь, - Магдалина разрыдалась еще раз перед камином, чтобы через пару минут рыдать уже на плече у совершенно зря встрявшего в её семейные распри болгарина.

Отредактировано Magdalena Avery (2021-04-11 17:41:30)

Переходное состояние из надрывного одиночества огромных пустых комнат в мирный, пропахший деревом, чернилами и легкой канцелярщиной уют чужого кабинета было очень коротким, так что от смены декораций голова закружилась едва ли не сильнее, чем от выпитого ранее алкоголя. Поддержка здесь оказалась кстати - Магдалина действительно рисковала оступиться на каминном порожке до того, как её подхватили сильные руки, и твердые плечи, на которые она положила ладони, подарили ощущение какой-то надежности, случившееся раньше, чем мутная из-за головокружения картинка прояснилась и сформировалась не только в образы кабинета, но и в его хозяина.

Красивое, удивительно правильное в своих чертах лицо Игоря Каркарова, с вечным отпечатком сдержанной печали на нем, оказалось необыкновенно созвучно внутренним настроениям испанки, будто повторяло их суть, чуть отодвигая в сторону импульсивные страсти. У Игоря были внимательные, немного тревожные и обманчиво доверчивые глаза, из-за полумрака кажущиеся чуть темнее, чем Маг их помнила, и ей мерещилось в них неподдельное участие, а еще возможность немного отдохнуть здесь, как в тихой гавани, подальше от галдежа давно умерших родственников Эйвери и самого факта его колкого невнимания к жене заодно.

В весьма тактичных попытках хозяина лавки подвинуть её - запоздалую и явно непрошенную гостью - дальше от пламени, Маг чудилась неподдельная забота. В том, что болгарин не отталкивал её, буквально повисшую у него на шее, некая взаимность, а нервы и взвинченное, подогретое хересом состояние, мешали замечать подозрительное и очевидное - мало кто задерживался на работе настолько долго, не говоря уже о том, чтобы делать это в суматохе семейных праздников.

Сам факт семейности Игоря отступил для Магдалины куда-то далеко за задний план. Его жену она видела всего однажды на собственной свадьбе. Непримечательная блеклая мышка, которая осталась бы такой, сколько её не ряди в дорогие платья и украшения, - тогда не стоила внимания и, видимо, не способна была попасть в его сферу и сейчас, когда неконтролируемые слезы пропитывали ткань чужого сюртука, вот-вот готовясь добраться до рубашки. 

- Он, - занятая собой и только на своих проблемах сосредоточенная, Маг ответила на вопрос односложно, еле пропихнув местоимение сквозь всхлип, но сама информация была более, чем избыточной. Двадцать пять лет в жизни испанской принцессы мало что менялось. Основным центром притяжения, смыслом существования был и оставался один единственный человек, чье имя вряд ли стоило озвучивать вслух. Равно как и поступки, которые так огорчали его жену. Через еще один всхлип она подняла свои раскрасневшиеся, заплаканные глаза на Игоря и залепетала, то и дело срываясь на прерывистые вздохи.

- Ты же его друг. Ты знаешь его дольше меня. Я не понимаю.

Заодно Магдалина не понимала, насколько несвязно звучит её речь для постороннего, как не оценивала и степень доставляемого дискомфорта, очевидно, почерпнув у мужа умение появляться в жизни болгарина в неудобные моменты и только с тем, чтобы сделать их еще неудобнее, абсолютно этого не замечая. Ей казалось, что её наконец-то слушали. Слушали без оскорблений, без распущенных рук, без эмоционального давления и демонстрации силы. С таким слушателем отпадала нужда и самой быть едкой, саркастичной, злой и можно было говорить и быть откровенной, а не пытаться на каждое слово ужалить в ответ.

- Эти его девки. Запах их духов на нем. Его постоянное отсутствие ночами. Я все могу перетерпеть, но не на моих же глазах. Это невыносимо, Игорь. За что он так со мной? Я недостаточно хороша? Недостаточно красива? Слишком стара? Скажи мне, как мужчина...

Маг передвинула ладонь с плеча Игоря на его грудь и требовательно смяла ткань под пальцами. Конечно, ответы на свои вопросы она знала и сама, но ей было жизненно важно услышать их со стороны, раз уж тот, от кого они требовались больше всего не спешил ни произносить их вслух, ни, тем более, демонстрировать в действии.

[indent] Проигнорированные хозяином кабинета вопросы Магдалина, разумеется, не заметила, как не заметила и то, что из её подобия объятий он постарался побыстрее сбежать. Её изрядно замутненное хересом сознание придавало реальности именно те формы, которые хотело видеть, а потому все зло в мире, разумеется, соотносилось исключительно с Эйданом, тогда как Игорь, даже разрезай он на куски ребенка в момент появления Маг в каминном пламени, все равно оставался бы хорошим, добрым и безгрешным.
[indent] Ей хватало и того, что он не выгнал её сразу с порога, не наградил ни оскорблением, ни оплеухой, ни стал сжимать запястья, не давая синякам сойти на нет, и вообще позволил говорить без насмешек в ответ, - жизнь в доме у Эйвери, если вдуматься, вообще значительно понижала планку того, что можно было считать “нормальным” обращением.
[indent] Игорь казался Магдалине самым замечательным человеком на свете, просто потому, что спрашивал, что у неё случилось, так, будто действительно переживал. В его грустных глазах ей прекрасно выискивался намек на участие и, разумеется, даже не подумав о том, что у хозяина лавки с труднопроизносимым названием могут быть какие-то свои проблемы, раз он пропадает на работе в столь поздний час, Маг решила, что хоть один из друзей супруга, но способен быть человеком, а не куском говна в обертке из британского аристократа.
[indent] Возможно также, что чувственная откровенность, которой она прониклась к Каркарову с двух сказанных им предложений, объяснялась тем, что он сам был не из местных, как и она, или тем, что тронутые печалью черты лица придавали ему очень интеллигентное выражение, или тем, что само это лицо все-таки было очень и очень красивым… Также немалую роль, определенно, играл подогревающий и без того горячую испанскую кровь херес, от которого у Магдалины всегда обострялись эмоции и хотелось либо плакать, либо смеяться, а еще быстро начинала болеть голова и наваливалась усталость, так что кресло, в которое её усадили, было даже кстати.
[indent] Расслабившись в нем, Маг поставила локоть на подлокотник, придержала на получившейся из руки опоре потяжелевшую голову, постаралась подумать над заданным ей вопросом.   
[indent] - Что ты подразумеваешь под “началом”, Игорь? - С этого ракурса фигура болгарина в глазах слегка поддваивалась, что заставляло Маг хмуриться. Раздражение произрастало дальше, глубже, начинало ветвиться по дендритам нервов и распространялось почти на все, включая и её ответы.
[indent] - То время, когда Эйдан трахал меня за кустами жасмина в саду в отцовском дворце, когда мы еще не были женаты? Или то, когда я узнала, что ему насрать на клятвы верности впервые? Или что произошло именно сегодня?
[indent] Слезы в её глазах временно высохли, но связности мысли это не способствовало, поэтому не дожидаясь чужого ответа, Магдалина решила пройтись по наиболее острому, поскольку недавнему.
[indent] - Сегодня был предновогодний бал у Блетчли. Достаточно скромный с учетом всех этих представлений, которые вы устроили под Рождество, можно сказать, что только для своих, но даже там мой муженек умудрился найти, к кому бы пристроиться, кобель облезлый.
[indent] Сама себя уже который час прогоняя по этим воспоминаниям, Маг воскресила их в голове с невероятной четкостью, представила все до деталей - что происходило на её глазах и что уже успела додумать самостоятельно. Все, что причиняло боль сегодня и годы, и годы до этого.
[indent] В кресле резко стало неуютно. Магдалина передвинула руку на лоб, потом опустила её вовсе, потом поняла, что глаза снова начало жечь от соли и влаги, и со всхлипом, спрятав лицо в ладонях заявила:
[indent] - Держу пари, она уже раздвинула перед ним ноги…
[indent] Ей снова стало плохо и тошно, будто в уши опять принялись голосить портреты бесконечной родни супруга, понося невестку за неподобающее поведение, хотя, казалось бы… Повинуясь какому-то непонятному импульсу Маг встала. Просто встала, явно не зная, что делать ни с собой, ни с новой позой, ни со своей донельзя паршивой жизнью.
[indent] - Hermanas de Zugarramurdi! Мне нужно выпить. У тебя есть что-нибудь выпить, Игорь?

[indent] Игорь ей, конечно же, врал. По одной только безапелляционности, с которой он заявил, что пить у него нечего, по тому, что не предложил альтернативы из воды или хотя бы этого блядского местного пойла под названием чай, которое здесь потребляли по любому поводу и в любое время дня и ночи, было понятно, что вопрос стоял не в отсутствии алкоголя в лавке, а скорее в том, что гостье он не достанется. Дело было не в том, что хозяину было жалко чем-то делиться, а в раздражающем морализаторстве, которым принято было бороться с пьяными людьми. В том, что чужое опьянение всегда и всех нервировало, и казалось, что стоит от него избавиться, как и проблема исчезнет сама собой, хотя ясным, как летний день, было, что опьянение - лишь причина, но никак не следствие. До следствия, как правило, никому не было никакого дела. Да и ясных дней в этой стране даже летом было маловато.
[indent] - Ты врешь мне, Игорь… И ты тоже мне врешь. Мужчины…
[indent] Магдалине показалось, что она обиделась. По крайней мере, ей захотелось обиженно надуть губы и с укоризной посмотреть на болгарина, хотя чувства и мысли все еще спотыкались друг о друга, чтобы можно было говорить об их достоверности, оставаясь определенными и острыми только в той своей части, где дело доходило до Эйдана и его бесконечных измен. Таких регулярных, что их постоянство и частота действительно могли вызывать сомнения у любого здравомыслящего человека, обладающего хоть какими-то понятиями о приличии.
[indent] Игорь, безусловно, именно таким и был, и имел более чем весомое право на сомнения, однако его слова прозвучали до того знакомо, что в груди у Маг заболело, и эта боль вырвалась наружу привычным смешком.
[indent] - О! Эйдан тоже так всегда говорит… Я не преувеличиваю, и я не хочу сидеть! Я хочу… - Она вдруг почувствовала себя какой-то ограниченной, будто запертой в клетке из собственных волнений. Сзади было кресло, которое она упрямо отрицала, где-то там же, камин, который мог перенести её туда, где она меньше всего хотела сейчас находиться, перед ней стоял с обеспокоенным видом друг её мужа, за пределами лавки распростался большой город и большой мир, но Маг все равно ощущала себя искусственно, против воли ограниченной и, если честно, ужасно напуганной.
[indent] - Я не знаю.
[indent] Попытки подумать, чего она хочет, как-то неизбежно приводили к мысли, что хочет она, в первую очередь, перестать жить своей убогой жизнью, отмотать все куда-то далеко назад в прошлое и не совершать совершенных ошибок… Ну или, в качестве более простого варианта - все-таки еще выпить. Она почти открыла рот, чтобы попросить или, при необходимости, начать вымаливать у болгарина хотя бы один бокал вина, но он отвлек её внимание на следы на запястьях, и тут Магдалине стало смешно. Совершенно нервно, истерически смешно.
[indent] Только не говори, что ты удивлен...
[indent] Она заливалась смехом, перемежая его пояснениями и, как ей казалось, весьма остроумным замечанием о местном населении. Конечно, и она, и Игорь, уже прилично жили в Великобритании, но почему-то именно сейчас ей казалось, что только иностранец здесь может понять всю тонкость замечания.
[indent] - А-ха-ха! Это Он, Игорь. Это все Он. А ты что, не знал, что в благородных английских семьях принято бить своих жен? Putos ingleses y su maldita crianza!*
[indent] Она продолжала смеяться, совершенно не обращая внимания на то, что сорвалась на родной язык. Продолжала плодить вокруг себя волны неконтролируемого хаоса, высвободила свои руки, жестикулируя, и только в какой-то момент, посмотрев на спокойное, внимательное и серьезное лицо мужчины перед собой внезапно замерла, дав последним отголоскам наведенного ей шума раствориться в, поистине, Каркаровской тишине.
[indent] Идея проскочила у нее в голове молниеносно и стала в миг такой неизбежной, что Магдалина сделала вперед решительный шаг, обвила свои руки вокруг плеч болгарина и прижалась к нему всем телом.
[indent] - Давай займемся любовью, Игорь?
[indent] Она поцеловала его в шею и еще чуть выше, по самой кромке колючей щетины. Эйдан всегда брился начисто, ощущение было непривычным, но не до того, чтобы найти его отталкивающим.
[indent] - Ты сможешь сделать со мной все, что хочешь, все, о чем только мечтал… Тебе за это ничего не будет, Эйдан ничего тебе не сделает. Он хорошо к тебе относится и слишком ценит, чтобы мстить. Пожалуйста, Игорь… Мне это очень нужно. Я ведь красивая? Я ведь еще красивая?

* - переводимый испанский фольклор - "Блядские англичане с их проклятым воспитанием".

[indent] Разумеется, алкоголь не мог держаться в ней вечно и, подогревая до поры одно бездумное и безумное действие за другим, расходовался еще быстрее, оставляя после себя еще большую неудовлетворенность и пустоту, будто вместе с криками и слезами вырывалась и вытекала наружу, какая-то может и не очень важная, но точно невосполнимая часть души. От такого растрачивания себя по крупицам Магдалине становилось только хуже, только гаже и еще противнее, чем от похмелья.
[indent] Она весь вечер будто тыкалась по углам в абсолютно пустой комнате, в поисках выхода, которого не было. Зачем-то пила, зачем-то ругалась с портретами, рыдала, теперь вот - предлагала себя другу мужа, и все равнозначно безрезультатно. Портреты бранили её в ответ, от рыданий болела голова, а Игорь… Игорь со всем своим печальным спокойствием был и оставался все еще слишком порядочным человеком, чтобы игнорировать то, что он говорил. Слишком внимательно и чутко смотрели на нее вечно грустные голубые глаза, слишком контрастно к твердому, вечно встречающего её то с издевкой, то с насмешкой взгляду Эйдана, чтобы им перечить, и как бы ни тянуло Маг в частично подзабытые, но такие приятные и надежные мужские объятия, Игоря она послушалась, дала себя отодвинуть и даже потупила в сторону взгляд не то негодуя на неудачу, не то смущаясь её.
[indent] В кресло Магдалина не села, а скорее рухнула, моментально постаравшись в нем спрятаться, сложиться, в ладони положив горящее не то от слез, не то от стыда лицо. 
[indent] - Ты слишком хороший, Игорь. Как ты только живешь с этим?
[indent] Магдалина могла бы еще добавить, как несказанно везет жене Каркарова, которой повезло найти себе такого спокойного, чуткого, уверенного, преданного, но не добавила, по привычке, наученная собственным замужеством, не пуская без крайней на то нужды в очерченный под себя уголок пространства других женщин, пусть даже только в виде намеков и упоминаний.
[indent] У Маг, к тому же, уже начинала болеть голова, и если еще не разветривался до приемлемых концентраций в крови херес, то точно сказывалась усталость от той нервной свистопляски, которую она сама себе устроила с бегством и ревностью. Посидев пару минут в тишине и темноте за прикрытыми шторами век и ставнями ладоней, она отдышалась, переведя нервные и рваные вздохи истерики в размеренный такт, и, наконец, отняв руки от лица, выпрямилась с гордостью и упрямством готовясь встретить пусть даже чужое осуждение.
[indent] - Я успокоилась. Видишь? Сижу.
[indent] Будто сдаваясь, Магдалина всплеснула руками, но больше не предприняла ни попыток встать, ни как либо дернуться. Только откинулась на спинку кресла устало и подперла висок пальцами, будто хотела унять поднимающийся в голове гул. Говорить она при этом не перестала. Годами копящееся внутри негодование надо было стравить, как пар, или выпустить, как гной из раны, а это издревле получалось делать либо словами, либо кровопусканием, и пока до последнего Маг не дошла - она говорила.
[indent] - Я семь лет как в этой стране, совсем как в аду, понимаешь. Эйдан меня подле себя держит, как комнатную собачонку. Уйти не дает и сам давно не любит. Если прикасается, то только так, - она отняла от виска пальцы, чтобы помахать в воздухе синяком на запястье, не выдержав, ухмыльнулась. -  А ведь я ради него все бросила, родила ему сына, большего счастья представить не могла, чем стать Эйвери. Дура.
[indent] Проклятые слезы, как оказалось, все не высыхали, снова защипали в глазах и в носу, снова заставив отвернуться, зажмуриться, дышать. Игорь был слишком хорошим, чтобы предавать жену, чтобы предавать друга, но то была не беда. Даже если Маг была не так хороша, как её обманывало отражение в зеркале, даже если в этом городе или в этой стране слишком много было других, моложе, чище, красивее, хоть кто-то на нее должен был соблазниться.
[indent] - Все равно ему изменю рано или поздно. Не с тобой, так с кем угодно изменю - хоть с гоблином, хоть с садовым гномом. Не могу так больше. И пусть хоть бьет за это, хоть убивает. Без любви жить невыносимо, и я еще найду того, кто меня полюбит.

[indent] Все истерики у Магдалины заканчивались примерно одинаково. Как горная река, бурная, обильная, опасная во время паводка, лишаясь питающего источника, эмоциональность испанки в какой-то момент превращалась в хилый, едва заметный ручей на дне ущелья, если не иссякала вовсе.
[indent] Маг раз за разом, всю свою жизнь, все пережитые в браке скандалы, выгорала дотла, а не успокаивалась. Слезы оборачивались головной болью. Крики обрывали связки и делали по факту голос тише. Вся она сама становилась точно пустой, вымотанной, смирной, такой, какая, наверно, устраивала Эйдана, раз он раз за разом доводил её до такого состояния, и которая сама для себя больше ничего не значила, как не значили некоторое, требуемое для восстановления сил, время ни причины текущего состояния, ни надвигающиеся последствия.
[indent] В отличие от многих, исчезающий из крови алкоголь не оставлял для Магдалины за собой чувство стыда - раскаиваться в своих поступках, какими бы взбалмошными они ни являлись, она была не приучена с детства, и до поры была слишком уверена в своем статусе, чтобы приобретать эту привычку позднее. Ни о чем не жалела она и теперь, когда мучительная трезвость, вместе с путами опоясывающей все существо апатии, постепенно подступая, давали ей выслушать точку зрения одного из приятелей мужа на их брак.
[indent] Магдалина присмирела, больше не пыталась подняться с кресла и, только устало подставив под руку голову, смотрела на хозяина лавки все еще немного мутными от выпитого и вырыданного глазами. Смотрела, слушала и чувствовала себя слишком усталой даже для того, чтобы рассмеяться на такую откровенную чушь, к тому же слишком уж выгодную для её супруга, но никак не для нее.
[indent] Будь перед Маг в тот момент кто угодно, кроме Игоря Каркарова, она бы даже решила, что собеседник пытается как-то сыграть в пользу своего друга, но болгарин, совершенно точно, говорил искренне. За ним вообще никогда не замечалось попыток лебезить и приукрашивать реальность. Их странноватую дружбу с Эйданом с точки зрения Магдалины, пожалуй, и связывала восторгавшая её временами прямота, которой сложно было не позавидовать. Маг и завидовала. Как-никак она в какой-то период своего брака еще пыталась претендовать на звание самого важного человека в жизни своего мужа, пока это желание не опустело в ней так же, как вспышка её же эмоций, или как горная река. 
[indent] Ей казалось, что она понемногу даже начала улыбаться только что выслушанной и, безусловно, умилительной точке зрения. 
[indent] - Ты такой хороший и такой наивный, Игорь. Считаешь, что женщине своей любви для счастья хватает? Нет. Своя любовь нас только убивает, тянет все соки, сковывает хуже кандалов, а потом никак не дает уйти, когда следует. Годами сидишь и ждешь, что что-то изменится. Кажется, что не может же все пережитое быть пережито за зря. Убеждаешь себя, что не выживешь с разбитым сердцем. Веришь, что все перетерпишь и выдержишь, только бы от своей любви не отказываться... Чушь!
[indent] Маг выдохнула в сердцах и поняла, что протрезвела уже ровно до того, что уже могла, про себя повторяя игоревское: “Все о нем”, -  даже по памяти различить в словах хозяина лавки акцент чужака - куда более сильный, чем её собственный, что было, разумеется, объяснимо. Болгарина-то никто не отправлял в чужую страну семь лет расти как на витрине, обрастая паршивыми связями в местном свете да торгуя лицом потенциально завидной невесты. Потенциально завидной и все равно, впоследствии никому не нужной, потому что браки, как известно, заключались на небесах, ну или в аду, если рассматривать оный для семейства Эйвери.
[indent] Эту фатальную несправедливость, держащуюся только на ослином упрямстве одного из её участников и той дурости другого, в которой и признаться можно было только так - когда усталость и остатки алкоголя еще держат язык развязанным, а страсти притупленными.
[indent] - Я люблю мужа. Это правда, которую и я осознаю. Не любила бы, не мучилась бы так каждый раз. Но будь я проклята, если эта любовь помешает мне быть снова любимой кем-то и счастливой. Не ты, так другой… Я найду. Найду.
[indent] Маг повторила еще раз, будто от числа повторений росла её уверенность, вспомнила, как однажды даже почти справилась и нашла, и, почему-то представив сразу за этим огромные, темные и стылые залы Эйвери-мэнора, решилась не то попросить, не то, что ей было привычнее, потребовать.
[indent] - Разрешишь остаться ночевать хотя бы? Не хочу домой, - потому что этот дом не мой, - там слишком пусто.