Ложь – это тоже своего рода магия. Заклятие иллюзии ходовая разновидность, чары внушения без глубокого погружения в чужой мозг – да, с чем его можно сравнивать. Хоть с трансфигурацией восприятия реальности.  Смысл он же не в названии. Суть в том, что для лжи, как и для любого иного колдовства, слова – это дело десятое, гораздо важнее, что стоит за этими словами – какие основы, какие силы, как они и насколько прочно связаны между собой. Голые слова и ничего за ними – это слабое заклятие и невыразительная ложь, и то и другое опаснее их сотворившему больше, чем адресату. Нельзя творить ложь, цепляясь лишь за бестелесный воздух, основа должна быть всегда и чем крепче, тем лучше. Без базиса нельзя.
Повинуясь этой нехитрой истине, Алекто и искала своей базис, свою собственную основу, точку опоры, что позволит перевернуть реальность под удобным ей углом, точку сборки, вокруг которой соберется ее новая, наспех придуманная правда. И этой точкой, этим камушком фундамент должна была быть карточка. Подлинный анамнез пациента, который помер, но все же был.
Фальсификацией Алекто заниматься не хотелось, это было бы слишком шатко, слишком глупо, слишком на грани самоубийства. Так что она искала. С упрямством, достойным лучшего применения, часами после смены и в свободные от пациентов минуты она перебирала карточки личных дел пациентов, прошедших через их отделение от начала этого года. Она искала того покойника, которому суждено обрести посмертную жизнь легендарным, в определенном круг на две (пока что, к счастью, на две) персоны, пророка.
Свой внезапно вспыхнувший интерес к больничным каталогам и пасьянсам карточек пациентов, Алекто объяснила коллегам тем, что ей вроде как уже не так далеко до просто целителя, без слова младший, а значит, пора бы уже болезни не только лечить, но и слегка изучать. Но она же холодная, как вода в Темзе зимой, и значит, вряд ли когда-нибудь сможет страстно увлечься хоть какой-то темой. А значит, ее удел это эффективность, оптимизация, рационализация. Немного поперебирать карточки, выявить статистику наиболее частых диагнозов, оптимизировать под это порядок в шкафах в смотровой – это было вполне ей посильно и похоже на нее. И коллеги верили. И Алекто беспрепятственно копалась в картотеке в поисках того самого нужного ей покойника.
Ей повезло невероятно, а может все дело просто в упрямстве и маниакальном упорстве. Но так или иначе, еще не кончился февраль, как она нашла подходящего идеального кандидата. Алекто даже скривила губы в улыбке, напугав оказавшуюся рядом Джейн из регистратуры, когда она первый раз увидела ту самую карточку. Она была шикарная, даже не камушек, а настоящий булыжник ее фундамента для лжи. Это просто постамент для памятника вранью. На такой основе ее слова должны были точно устоять.
Весьма довольная собой Алекто не смогла удержаться и написала письмо о находке Сандрин немедленно, слегка безалаберно и беспечно. И ответ со следами сырных крошек не заставил себя долго ждать. Час проверки на прочность основы ее лжи был назначен.
Они встретились на следующий день у Фортескью, как и было оговорено. Как отголосок вчерашней редкостной удачи, нынче в Мунго к обеду случилось затишье, что позволило Алекто не спешить, но придти во время. Она выбрала столик в углу и заказала кофе-глиссе. Пожалуй, это единственное блюдо в этом проклятом месте, которая она могла хоть как-то вытерпеть, но она ведь не есть сюда пришла, а врать. Недолго, но со вкусом.
Мороженое – это ведь тоже сорт лжи, иллюзия лакомства, под которой прячется нелюбимое детьми молоко.

Кофе возникает на столе незаметно. Где-то между «слушаю» и вдохом перед монологом.
- Привет, - выдыхает Алекто и, пользуясь явлением официанта как отсрочкой приговора, замолкает.
Пока обретает словесную форму заказ на мороженное, Алекто делает еще несколько глубоких вдохов – будто бы ей предстоит прогулка по нитке над пропастью, и она пытается ощутить последние мгновения жизни – вдруг она ошибется, оступится и дальше ничего не будет, только могильный холод стен Азкабана. Жутковато, до холодка по хребту. Но пути назад нет. Официант ставит точку в блокноте и исчезает. Минута подаренной отсрочки истекла.
Алекто делает глоток кофе, будто бы хватаясь за возможность молчать еще долю секунды. Мороженное обжигает холодом десна, а слишком горячий кофе ошпаривает язык. Неприятно. Как наказание за медлительность, что ж теперь цепляться за мгновения. Ввязалась – так вперед. Решительнее. И Кэрроу решается.
- Помнишь, я говорила тебе тогда, днем, четырнадцатого, когда еще ничего не произошло, что у нас был пациент, который твердил странное, а потом умер. Я из-за него и подумала, что вечером может что-то случится, - несколько сбивчиво и в обход начинает Алекто. Предисловия, чтобы настроить себя на нужную волну, вспомнить свои же фантазии и поймать равновесие на той нитки, по которой она идет над обрывом.
- Так вот, - продолжает Кэрроу, ложечкой вычерчивая вензель «эй-си» на тающем облаке мороженного над кофе, - я отыскала этого пациента в больничной картотеке. Не сразу, конечно, у нас там сразу после был такой бардак, тогда же в Мунго не только магов, но и магглов притащили в большом количестве, их тоже надо было как-то оформлять, а потом переоформлять, потому что министерским не понравился первый вариант, а потом еще и еще раз переоформлять. Маленькая канцелярская каторга, в общем, и она мешала спокойно искать, - это могло бы прозвучать эффектно, возможно, даже драматично. Вот только Алекто хватило на слова, но не хватило на эмоции и интонации. И получилось лишь сухое, безжизненное, безразличное перечисление малозначимых фактов. Но вряд ли кто-то ждал от него большего.
- Нашла я его. Звали Эван Келли. Странное имя, правда? Но такое назвал. Без определенного занятия. Авантюрист мелкий, промышлял тем, что что-то кому-то доставал, оказывал мелкие услуги или что-то такое в этом роде. И, видимо, не угодил кому-то из клиентов, за что и получил так, что не смогли реанимировать, да и поздно он к нам попал. Так вот этот Келли в предсмертной агонии болтал, что заказали ему очень сильную, мощную и опасную штуку, и когда он ее достал, заказчик сказал, что это особый подарок всему городу. А потом он умер и больше ничего не рассказал, в смысле, Келли умер, а про заказчика ничего больше не сказал, совсем, - Алекто делает глоток успевшего остыть кофе. Потом еще один. И еще. У кофе неприятный привкус ванили и молока из-за мороженного, гадость же. Но Кэрроу делает еще глоток, потому что пауза ей сейчас важнее вкуса. Она слишком редко и из рук вон плохо произносит такие огромные монологи. Просто гигантские. Чересчур. И только кофе ее сейчас может спасти. Так что еще глоток.

И если бы это был чемпионат по постановке в тупик вопросами, в этот самый момент бы зазвучали фанфары, и Сандрин выручили бы чемпионский титул и приз в виде статуи ошарашенного визави. Стилизованного визави, естественно. С оригинала бы вряд ли имело смысл лепить, потому, как выражение лица Алекто не сильно изменилось – как была каменная маска, так и осталась – шоковая озадаченность вопросом была лишь в мыслях.
Вот что бы это значило – был ли авантюрист из наших? Кто такие наши? Ответ был не очевиден.
Возможно, это была проверка на вшивость, и за таинственным словом «наши» прятались все двадцать восемь священных, или может наичистокровнейшие, просто чистокровные или может клуб почитателей Темного Лорда (или как там в аврорате именую их орден змеи и черепа), или может это были все, кто когда-то носил зеленую мантию. Вариантов деления на «наши» и «нет» выходило вроде как даже не мало, вот только легче от этого не становилось. Даже если отключиться от изначальной провокационности деления на свой-чужой, базовая проблема все равно оставалась. И она была в том, что чистокровные, полукровные, пожиратели, школьные враги и приятели, коллеги, соседи, да хоть все демоны души никогда не были для Алекто своими. Слово «наш» в ее сознании сходился клином на фамилии Кэрроу, все Кэрроу – свои, а не-Кэрроу – чужие. По этой узкой, ограниченной, загнанной в рамки классификации сказать «да, он наш» она могла лишь про одного человека во всем огромном мире. Вот только, кажется, Сандрин спрашивала совсем другое.
Алекто заполняет вынужденную паузу еще двумя глотками кофе. Ей нужно хоть пару минут, чтобы собраться с мыслями.
- Авантюрист был магом, если ты об этом. Магглы до недавнего времени у нас были редкостью,  - осторожно, как будто танцуя на идеально отполированном и потому скользком паркете, начинает говорить Алекто и замолкает еще на глоток кофе.
- Про заказчика не ясно, - перешагнув опасный вопрос и переведя дыхание, продолжает Алекто, - в бреду авантюрист бормотал разные имена, но без уточнений, кто это. Можно искать и перебирать все окружение, но это уже больше похоже на гадание на кофейной гуще, - Кэрроу опускает глаза в чашку, будто бы ища ту самую гущу, но обнаруживает лишь кофе.
- Что до карточки, то если отбросить анамнез, диагноз, наблюдения и причину смерти, то там останется лишь имя, адрес и упоминание о том, что тело родственники не востребовали. Этот авантюрист все еще в Мунго, в морге. И, пожалуй, посмотреть на него будет проще, чем на его карточку. Или можно еще наведаться по указанному адресу, я, правда, не успела проверить, реальный он или как. Он ведь записан со слов больного, так что может быть чем угодно, - поясняет Кэрроу.

Отредактировано Alecto Carrow (2021-05-02 23:08:17)