Marauders: stay alive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » [28.02.1978] Свои люди
СВОИ ЛЮДИ
закрытый эпизод (вход только для своих)
◊ Участники: Серхио Реверте, Эйдан Эйвери + Магдалина Эйвери | ◊ Дата и время: 28 февраля 1978, вечер | ◊ Место: Эйвери-мэнор |
◊ Сюжет: Заботливый муж позвал любимого брата обожаемой жены для исправления семейного микроклимата международного масштаба.
Интриги, заговоры, тайны Эйвери-Реверте-стайл.
Отредактировано Aedan Avery (2021-03-11 18:08:52)
Отправляя невыносимому младшему братцу Маг приглашение погостить в Эйвери-мэноре во имя поддержания бодрости духа его дорогой сестрицы, Эйдан знал, что Серхио не откажется — при условии, что он жив и не встрял в какие-нибудь особо тяжкие неприятности. Во-первых, потому что Магдалину этот шкет, видимо, искренне любил. Во-вторых, потому что чтобы Эйдан лично и по собственной инициативе пригласил его пожить в Эйвери-мэноре, должны были сдохнуть дюжина лохнесских чудовищ, пара горбатых драконов в заповеднике у Сони Каркаровой, стадо лучших андалусских быков и василиск Тома в подвалах Хогвартса до кучи. Ну, или парочка почти случайных женщин и один грудной ребёнок. Так что Эйдан рассчитывал на то, что Серхио будет, как минимум, любопытно — но любопытно максимально, чтобы он не смог устоять перед соблазном выяснить, в чём дело. К тому же, частные визиты в магическую Британию были сейчас практически исключены, а запреты всегда подстёгивают желание сделать всё им вопреки. В принципе, младший сын дома Реверте мог найти для себя ещё сколько угодно аргументов и поводов посетить унылый край британских островов — Эйдану было достаточно и парочки, лишь бы они сработали. Он со своей стороны обещался выправить для Серхио все необходимые документы в кратчайшие сроки, из-за чего несколько человек в международном департаменте оказались вынуждены пожертвовать своим временем в выходной день — зато результат был достигнут.
Как и предполагал Эйдан, братец Магдалины его приглашение принял. Ранним вечером двадцать восьмого февраля, вернувшись из Министерства, единственный на тот момент обитатель Эйвери-мэнора в лице его полноправного хозяина осведомился у эльфов, не прибыл ли ещё молодой сеньор Реверте и, по совместительству, его шурин. Получив отрицательный ответ, Эйдан распорядился подготовить ужин на двоих и неспешно прошествовал к себе, где переоделся в «домашний» костюм и, в очередной раз взвешивая избранную стратегию поведения, остановился напротив портрета обнажённой Магдалины.
— Выписал тебе брата из Испании. Что скажешь, хороший сюрприз? — Отвечать Маг-с-портрета была не настроена, но заметно оживилась и, кажется, начала искать, чем бы прикрыть наготу. Эйдан усмехнулся. — Расслабься, дорогая, ты только для меня.
Поскрёбшийся в дверь домовик прервал эту бессодержательную беседу своим появлением.
— Хозяин, сеньор Реверте прибыл. Тисифона проводила его в подготовленные для него комнаты.
В Эйвери-мэнор Серхио должен был попасть с помощью специально отправленного ему одноразового порт-ключа, который вёл в холл особняка — без всяких подвохов, хотя они могли бы быть.
— А ужин?
— Всё готово, — торопливо ответил Деймос. — Будет накрыто, как только вы велите.
— Через две минуты, — распорядился Эйдан. — И пригласи Серхио спуститься в столовую.
Добраться до нужного помещения он успел раньше гостя. Когда брат Магдалины появился на пороге, Эйдан поднялся со своего места во главе стола и сделал несколько шагов навстречу испанцу, одновременно протянув ему ладонь для приветствия.
— Мой дорогой шурин собственной персоной! — произнёс он — не без оттенка иронии, разумеется, потому что такое радушие с его стороны явно не могло выглядеть правдоподобно без налёта сарказма. Впрочем, хотя бы с какой-то точки зрения Эйдан действительно был рад его появлению, поэтому приветствие обошлось без яда и даже без порции фирменного ехидства.
— Здравствуй, Серхио, — Эйдан улыбнулся и коротко хлопнул брата своей обожаемой супруги по руке чуть ниже плеча. — Спасибо, что не отказался принять моё приглашение. Поужинаем?
Еда появилась как раз вовремя, чтобы гость смог увидеть, что стол накрыт на двоих.
— Магдалины сейчас нет, — пояснил Эйдан, предвосхищая возможный вопрос. — Ты увидишься с ней, как только захочешь. Но сначала нам нужно поговорить.
Серхио редко получал письма и в большинстве случаев они были от Магдалины. Поэтому когда домовик произнес сакральное «господин, вам письмо из Эйвери-мэнор», он, не глядя, протянул руку за конвертом, тут же вскрывая его в ожидании новых интересных подробностей из жизни его сестры и ее нерадивого мужа. Младший Реверте предпочитал не выступать в роли эксперта касательно супружеской жизни, но сестра делилась с ним определенным набором историй и довольно часто, чтобы Серхио сделал один единственный вывод: Эйдан Эйвери тот еще козел, каких поискать. Но за что-то Магдалина его продолжала любить, поэтому как искренне любящий брат он просто поддерживал ее в стенаниях и радостях.
Обычно сестра писала достаточно длинные письма, как минимум на два-три листа, поэтому обнаружить один листок бумаги было странно и словно бы даже немного тревожно. Увидеть другой почерк — тем более. А подпись Эйдана и характер письма и вовсе его смутили.
Отношения Серхио с зятем было, мягко сказать, напряженными. Скорей, это было похоже на негласно заключенное соглашение о ненападении, а заодно о том, что подписавшие стороны никогда в жизни и желательно еще в парочке следующих не пересекутся. Поэтому увидеть письмо от мужа Магдалины было удивительно, а получить от него приглашение в закрытую Британию будоражило нервы и любопытство. Это приглашение могло означать лишь то, что каким-то невообразимым образом младший Реверте понадобился Эйвери. Только вот зачем?
Догадок было до ничтожного мало, и этот факт только ускорил его сборы.
Порт-ключ перенес его сразу в дом Эйвери, и Серхио буквально всей кожей почувствовал, как резко изменилась температура. Он знал, что в Англии холодно, а в Эйвери-мэнор и вовсе та еще Арктика, но такие перемены были неприятны. Его тут же встретила эльф и проводила в его комнату, а после тут же пригласила к ужину. Все происходило так быстро, что он даже толком не успел осмотреться, но грядущая встреча с сестрой — он все же надеялся, что она хотя бы еще жива, будь этот муж ее неладен — отодвигала все беспокойства на второй план.
Но его встретил только Эйдан, и Серхио это сразу не понравилось.
— Аедан! — воскликнул он и пожал протянутую руку, после чего наиграно виновато пожал плечами. Несмотря на хорошее знание английского, ему всегда с трудом удавалось правильно произнести имя «Эйдан», а делал он это так редко, что особо и не пытался. — Здравствуй, дорогой зять, — повторил он интонацию хозяина дома. — Большое спасибо за приглашение, хотя, стоит признаться, был удивлен.
Ужин был накрыт на двоих, и в тот момент Серхио даже начал беспокоиться.
— Надеюсь, она не спрятана в каком-нибудь твоем подвале, — как бы в шутку сказал он, но уже чуть более серьезным тоном, присаживаясь на уготовленное ему место. — Но ты явно поднапрягся, чтобы так быстро сделать мне визу и пропуск через ваш железный занавес, так что я готов тебя выслушать.
Первые минуты после явления Серхио обошлись без жертв и разрушений, и Эйдан решил, что это можно считать хорошим знаком. Он не был уверен, насколько глубоко его горячо любимая супруга посвящает своего дорогого братца в подробности их семейной жизни, но небезосновательно полагал, что даже того, что могло быть известно младшему Реверте, хватило бы для желания помочь найти быстрый выход из этой жизни супругу его ненаглядной сестрёнки. Судя по тому, что до сих пор Серхио этого сделать не пытался, Магдалина грамотно его от этого удерживала, и сейчас это особенно радовало: их общее прошлое, таким образом, обошлось без совсем уж неприятных инцидентов, что позволяло им вести сравнительно адекватный диалог в настоящем.
Серхио, явно недоумевавший по поводу полученного приглашения, не спешил с порога лезть на рожон и предъявлять ему претензии, и вообще повёл себя наилучшим образом, зеркально повторив его собственную манеру приветствия. Эйдану это понравилось, и даже его неловко произнесённое имя не портило впечатления от начала вечера. Между тем, не увидев Магдалины, Серхио заподозрил неладное. Эйдан опасался, что проблемы могут начаться уже здесь, но обошлось: шурин ограничился лишь настороженной шуткой. Эйвери спокойно улыбнулся.
— Маг сейчас в нашем летнем доме в Истборне, но я надеюсь, что она скоро к нам присоединится, — чистосердечно пояснил он. Выпить им обоим сегодня точно не повредило бы, и Эйдан, как положено радушному хозяину, подошёл к Серхио, чтобы собственноручно налить ему огневиски. То же самое можно было бы проделать с помощью магии, но это не позволило бы ему мягко вторгнуться в личное пространство шурина и так же безболезненно из него удалиться — а это было неплохим началом формирования подходящей атмосферы для предстоящей беседы.
— Да, в такие времена, как сейчас, даже мне пришлось для этого постараться. Но чего не сделаешь для любимой жены, верно? — Эйдан, улыбнувшись, прошёл к своему месту и сел за стол.
— Как тебе, вероятно, известно, мы с Маг снова ждём ребёнка. Это непростое для нас время, поэтому сейчас ей особенно нужны положительные эмоции и хорошие впечатления. Именно по этой причине я и позвал тебя сюда. Магдалина тебя обожает. Она будет рада, если ты какое-то время поживёшь у нас. Надеюсь, ты не планировал на ближайшее время никаких особо важных и неотложных дел?
Это, разумеется, было только начало, но Эйдан счёл за лучшее дозировать информацию. У них впереди был целый вечер.
— Попробуй мясной рулет. Нежнейший, — посоветовал он.
Серхио, вроде бы, всегда был сообразительным мальчиком. Страшно сказать, но Эйдан очень на него надеялся. И не только в плане поднятия настроения Магдалине. Вернее, именно в нём, но не исключительно одним фактом своего присутствия: приглашая шурина погостить в Британию, он подумал ещё об одном немаловажном обстоятельстве. Серхио, как он слышал от жены, был хорош в легиллименции и обладал навыками, необходимыми для аккуратного и точечного стирания памяти. Эйдан, к сожалению, куда больше преуспел в окклюменции и потому не мог сделать того, что нужно, сам. Привлекать посторонних и выносить сор из избы ему тоже не хотелось, поэтому вытащить Серхио в Британию было двойной удачей. Оставалось только заручиться его поддержкой в этом деликатном деле и убедить его в том, что это действительно необходимо.
Серхио подозревал, что его сестра делится с ним многим, но не всем. Это было логично с точки зрения безопасности ее брака и ее мужа. Ведь если бы о каких-то вещах узнал бы младший Реверте, о них мог бы узнать и старший. И тут уже испанцев не остановила бы никакая «закрытость» границ. В их семье было принято стоять друг за друга горой, а для братьев защита сестры всегда была первостепенной.
Поэтому, конечно, он постарался пошутить, но больше из уважения к хозяину дома и тому, что в Англию попасть и правда было непросто. А если Реверте оказался по ту сторону Ла-Манша буквально через пару дней после того, как он согласился принять приглашение Эйдана, то это значило, что он был очень нужен этому засранцу. И это означало, что муж Магдалины будет с гостем предельно аккуратен, вежлив и даже гостеприимен, так что можно было в этом доме даже поесть без опаски отравления.
— И как долго она уже в этом вашем летнем доме? — на всякий случай уточнил он, чтобы свести свои внутренние расчеты. Обычно его сестра писала ему довольно часто, а если куда-то уезжала, то тем более. Словно на всякий случай говорила, где она и что у нее все хорошо. Бывали дни, когда Серхио придавал этому какое-то особенное значение и искал тайные знаки, но списал это на свою привязанность к Маг. И вот он, наверное, впервые за долгое время не знал, что она куда-то уехала.
Да что у вас в семье происходит?!
Эйдан любезно налил ему огневиски, и Серхио еле сдержался, чтобы не закатить глаза к небу. Крепкие напитки в его семье не очень любили, отдавая предпочтение разнообразным сортам вина, а он сам по долгу учебы и, можно сказать, профессиональной деятельности пил исключительно вино. Но, видимо, в Британии иначе согреваться не умели, да и хозяина дома оскорблять прям уж настолько сильно не хотелось — похоже он очень старался — поэтому испанец сделал максимально учтивый и маленький глоток, тут же заедая его предложенным рулетом. Какая мерзость, как вы тут живете.
— Да, о беременности я в курсе, она писала. Но она была беременна уже и до этого, и ты такой заботы не проявлял. По крайней мере, я не помню, чтобы кто-то из нашей семьи был приглашен ранее в этот дом до родов. Что изменилось в этот раз? — хотелось добавить «Где ж ты так накосячил, душенька?», но Серхио пока сдерживался. — А рулет и правда вкусный, — мужчина резко насадил несколько кусочков и не менее резко отправил их в рот, практически не отрывая взгляда от Эйвери и чуть вздергивая бровями. Ну давай, проколись наконец, что ты натворил, только дай мне повод.
Серхио продолжал оставаться пай-мальчиком, но в его напряжённости начинала ощущаться уже почти неприкрытая настороженность. Его можно было понять: он не знал, что происходит, и беспокоился за сестру. На данном этапе Эйдан видел свою задачу в том, чтобы по возможности не перепугать шурина слишком сильно, а то знает он эту горячую испанскую кровь — чего доброго, набросится на него прямо за ужином с ножом и вилкой. Это было бы уже чересчур комично для их маленькой семейной драмы, и Эйдан предпочёл бы до такого не доводить. Тем не менее, он собирался ответить на все вопросы Серхио насколько возможно честно — но не заостряя при этом внимание на и без того чересчур острых углах.
— Около недели, — невозмутимо откликнулся Эйдан — так, словно отъезд Магдалины в летний дом был в порядке вещей и ничего особенного не произошло.
— Видимо, огневиски тебе пришёлся не по вкусу, — заметил он, кивнув на практически нетронутый бокал и оценив противопоставление с мясным рулетом. — Там в баре есть и другие напитки, ни в чём себе не отказывай.
Но это так, между делом. Ну, и потому что Эйдану хотелось бы, чтобы его гость немного расслабился, прежде чем погрузиться в пучину семейной жизни Эйвери, чтобы дело случайно не дошло до кровопролитья. Как бы там ни было, обманывать Серхио он и не думал. Нелепо было скрывать очевидное, учитывая, с какой просьбой он собирался обратиться к братцу своей обожаемой супруги. Но не сразу.
— Мы поссорились. Вернее, не совсем так, — уверенно погружая аккуратный кусочек мясного рулета в гранатовый соус, поведал шурину Эйдан. — Третьего января — запомни эту дату, она тебе пригодится — в этом доме впервые появилась одна девушка по имени Сандрин.
Он не смог отказать себе в маленьком удовольствии выдержать короткую паузу и понаблюдать за изменениями выражения лица Серхио — логично было предположить, что при упоминании о девушке и семейных проблемах любой первым делом подумает о любовнице. Эйдан позволил себе на несколько секунд ввести своего гостя в заблуждение, но ему казалось, что он имеет право на такую малость: в конце концов, он был настолько любезен, что пропустил мимо ушей резковатое заявление испанского родственника о недостаточной заботе по отношению к супруге — хотя рассуждать о чужом браке точно было не в компетенции младшего Реверте, который сам никогда не был женат.
— Проблема в том, что она оказалась моей дочерью. Она родилась раньше, чем я вообще познакомился с Магдалиной, и до сих пор я не знал о её существовании. К сожалению, Маг восприняла это хуже, чем я предполагал. Собственно, именно поэтому ты здесь, — сказал Эйдан, отложил в сторону столовые приборы и потянулся за бокалом. — Магдалина рассказывала мне, что ты хорош в легиллименции. Это действительно так?
В ответ на замечание про огневиски он чуть не сказал: «А, то есть можно выплюнуть? Спасибо!», но ограничился лишь благодарностью и тут же проследовал в указанном направлении к бару. Слава Гранадскому эмирату, выбор был вполне себе адекватный его вкусу, что говорило о том, что хоть какой-то частью бара по всей видимости ведала сама Магдалина. Сестра, даже здесь выручаешь.
Он как раз наливал вино в бокал, когда Эйдан упомянул появление «одной девушки по имени Сандрин» на пороге их дома 3 января. Рука с бутылкой едва заметно дрогнула. Серхио повернулся к зятю, сверля его глазами в этой короткой и явно деланной паузе, размышляя, убить его сразу или все-таки дать высказаться. Судя по выражению лица мерзавца, первое впечатление об этой Сандрин могло быть обманчиво, и Эйвери специально дал ему предположить, что дело, естественно, в любовнице. А может, он так хочет подвести к тому, что эта девушка принесла — или еще принесет — нового будущего отпрыска Эйвери, который теперь претендует на наследство Эрлинга и еще нерожденного ребенка Магдалины?
Как он и предположил, все оказалось сложнее.
Намного, мать его, сложнее.
— Carajo*, — прокашлял он ругательство, сделав большой глоток вина. — ¡La madre que te parió, Aedan!** — рявкнул он, чуть не стискивая бокал до осколков. Серхио какое-то время стоял и смотрел в упор на зятя, пытаясь понять, насколько тот пребывает в состоянии здравого рассудка. Потому что это его «Маг восприняла это хуже, чем я предполагал» говорило об обратном. В смысле предполагал? Как это вообще можно было сообщить Магдалине, будучи в здравом уме? Столько лет прожить с этой женщиной и так не понять, что последнее, о чем ей надо знать, так о бастардах, которые, видимо, предъявляют свои права?
Теперь я понял, почему она не написала мне.
Но Эйдан, как ему ранее казалось, был мужчиной неглупым, все-таки, наверное, не зря он занимал такую высокую должность в местном Министерстве Магии и не зря он уже столько лет был женат на его сестре. Серхио допил вино до дна, взял бутылку и вернулся за стол. Сдержался, чтобы не бросить эту самую бутылку ему в морду, но как-то воспитание не позволило переводить продукт на дерьмо. Да и Эйвери зачем-то упомянул про способности Реверте к легиллименции, а это был вообще крутой поворот и какое-то новое никуда, который он решил пока игнорировать, ибо первая догадка пришла совершенно безумная, и Серхио не хотел даже на ней задерживаться.
— Ты сказал, что эта твоя дочь появилась в вашей жизни в начале года, прошло уже два месяца. Почему Магдалина сбежала в летний дом только неделю назад? Говори все, как есть, мы не на твоей работе, чтобы вести длительные дипломатические беседы вокруг да около. И да, у меня есть определенные способности в легиллименции, но если ты вызвал меня исключительно из-за этого, то ты еще бóльший мерзавец, чем я и так думаю.
Та самая безумная догадка начинала потихоньку стучать в голове все сильней, становясь вполне себе осознанной мыслью. Серхио был не просто хорошим легиллиментом, он был отличным обливиатором. И явно не Эйдан Эйвери стремился что-то или кого-то забыть.
* — дерьмо
** — мать твою, Эйдан
За возможность избежать тесного знакомства с британским огневиски Серхио ухватился сразу же, предпочтя крепкому спиртному вино. Эйдан уже не раз замечал, что в роду Реверте не любили изменять своим привычкам. Магдалина, впрочем, относилась с должным уважением к традициям страны, в которой жила, и по большей части исправно пила с ним чай, несмотря на всю нелюбовь к этому напитку. Эйдану нравилась эта её принципиальность, верность раз и навсегда принятым для себя идеалам. Однако его шурин, разумеется, был не обязан следовать местным обычаям, потому что оставался в магической Британии иностранцем, и Эйдан на правах хозяина дома великодушно позволял своему гостю пользоваться этой свободой самоопределения. Вино так вино. Чувствуй себя как дома, дорогой родственничек.
— Верно, — не моргнув глазом, подтвердил он первое же логическое звено в умозаключениях Серхио. — Это было третьего января — в тот же день, когда у нас с Маг случился страстный секс на этом самом столе, и именно с того момента мы и ждём пополнения в семье.
Подобная прямолинейность, пожалуй, могла выбивать из колеи, но младший Реверте и так уже начинал выходить из себя — немного огорошить его «лишними» подробностями сейчас было только кстати, чтобы сбить его с прежней эмоциональной волны. Они, в конце концов, только подбирались к самым пикантным и щекотливым обстоятельствам, обладающим потенциалом грандиозного скандала, которого Эйдан, однако, всё ещё рассчитывал избежать. Но если бы Серхио оказался для этого слишком темпераментным, Эйдан был готов напомнить гостю о том, кто хозяин в этом доме. Хотелось бы, правда, чтобы такой необходимости не возникло. Он посмотрел шурину в глаза, прямо и бесстрастно, с тем выражением на лице, с каким обращался к человеку, когда никаких тайн уже не было и не могло быть в силу приближающейся скоропостижной кончины собеседника. Ненужные смерти в его планы на сегодня точно не входили, но речь, как ни крути, шла именно о них.
— Чуть больше недели назад Магдалина убила младенца, которого посчитала моим внебрачным сыном, и женщину, утверждавшую, что это был мой ребёнок, причём даже не от неё, — хладнокровно сообщил Эйдан. Всё это было чистейшей правдой: ребёнок почти наверняка был его, но факт кровного родства никто не проверял — и уже никогда не проверит. — Но хуже другое. Форма, в которой Маг представила мне эту новость, сильно меня разозлила, и я сказал ей, что признаю Сандрин своей дочерью. В ответ на это твоя сестра пригрозила убить нашего нерождённого ребёнка. Я полагаю, она в состоянии это сделать, но вряд ли способна такое пережить. Это не прозвучало прямо, но я исхожу из того, что это была и угроза самоубийства.
Эйдан несколько мгновений просто смотрел на Серхио — внимательно, готовый в любой момент отразить атаку вспыльчивого испанца, если тот вдруг пойдёт по стопам сестрицы и даст волю чувствам не только на словах.
— Ты можешь не верить мне, Серхио, но я люблю Магдалину и хочу, чтобы с нашим ребёнком всё было в порядке — иначе я не позвал бы тебя сюда и не выслушивал бы сейчас оскорбления в свой адрес собственном доме, — от какого-то заносчивого молокососа.
— Мы говорили с Маг на днях и достигли определённого уровня примирения. Но она не может простить ни мне, ни, что страшнее, самой себе ту угрозу, которую озвучила, а это плохо для неё и для ребёнка, — не позволяя себе распаляться и возвращаясь к сути дела, продолжил Эйдан. — Поэтому Магдалина должна забыть о том, что сказала, и о причинах, которые к этому привели. И ты как любящий брат ей в этом поможешь.
Это был не вопрос, а утверждение, и Эйдан не считал необходимым миндальничать с собеседником и лицемерно создавать иллюзию, будто у него был выбор. Элемент выбора, конечно, присутствовал — но правильный вариант у Серхио был только один.
Отредактировано Aedan Avery (2021-02-27 09:44:53)
Серхио не знал, на что реагировать в первую очередь: на эту почти официальную дочь Сандрин, на упоминание о сексе на столе, на историю с убийствами от рук его сестры, на угрозу аборта и самоубийства или все же на то, что Эйдан реально вызвал его подчистить память Магдалины.
Очуметь, какая у тебя насыщенная жизнь, однако, сестренка.
Диего бы уже разнес этот дом в щепки. Если бы их старший брат узнал хотя бы об одном из вышеупомянутых событий, он бы расправился с Эйданом как с тем быком на корриде. Диего мог это сделать и имел на это полное право, как глава семьи Реверте после отца. Диего бы не дал спуску этому англичанину, ведь наверняка именно он, именно его пагубное влияние, его поступки привели к тому, что их сестра не только стала убийцей, но и была на грани лишить саму себя жизни. Конечно, Магдалина была вспыльчивой и в чем-то резкой, но чтобы так…
Но Серхио не мог поступать так, как его старший брат. Потому что прав у него не было, да и в ситуации следовало разобраться. Все-таки ведь для этого его же «вызвали» в конце концов. Как же противно, Dios mío.
Он предпочел не отпускать никаких комментариев насчет секса и стола. Все-таки уж не ему вообще на такое реагировать, хотя, конечно, представлять в таком виде родную сестру было неприятно. Конечно, он всякое представлял с ней по юности, когда у самого кровь закипала, и представлял он что только не, но ведь не сейчас!
Серхио переваривал и раздумывал, как бы ответить. Не бросить в него бутылку, не достать волшебную палочку и исполосовать каким-нибудь режущим заклинанием, не дать ему в нос, а потом по яйцам, а именно ответить. Взвешенно, вдумчиво, не сильно запивая вином.
— Позволь резюмировать, — начал он, потирая виски и оперевшись локтями на стол. — В начале года твоя дочь машет тебе ручкой, Маг бесится, вы трахаетесь, Маг беременеет. Потом сестра начала искать иных потенциальных бастардов, одного убила в младенчестве. По всей видимости, выкинула какой-то финт в духе его косточек тебе на ужин, — почему-то Серхио был уверен, что именно тут Магдалина проявила максимальную изобретательность. — Бесишься ты и в сердцах говоришь ей, что примешь дочь в семью. Маг бесится еще больше и угрожает абортом, а после сбегает. Потом до нее доходит, что она сделала, а это дополнительный стресс. И вот ты хочешь избавить ее от всех переживаний, подчистив ей память. С помощью меня. Ничего не упустил, верно?
Когда он это все озвучил еще раз, его даже немного внутри передернуло. Достаточно событий за два месяца совместной жизни, сколько же таких событий у них было за последние несколько лет? О чем Магдалина молчала, когда он успел довести ее до такого состояния? Что это за семья вообще такая?
Эйвери учтиво молчал, явно позволяя шурину самому все разложить по полочкам. Ну и он явно был человеком, который по сто раз не повторяет уже сказанное, поэтому Серхио принял его молчание за согласие.
— Что я точно упускаю, так это причем здесь именно я. Ты же работаешь в Министерстве Магии, почему не привлечь кого-то из ваших обливиаторов? Логично же, что здесь нужна незаинтересованная сторона. Почему я?
Вообще Реверте хотел озвучить еще пару вытекающих вопросов, но решил, что это будет перебор. Например, является ли это каким-то особенным фетишем Эйвери: досадить супруге так, чтобы потом обвинить ее брата, а самому выйти сухим из воды. Не думает ли Эйвери, что Серхио может подчистить память сестры совершенно не тем образом, что он задумал. Конечно, испанец не был настолько опытным легиллиментом, но если бы он задался целью, он бы постарался выполнить такую работу максимально хорошо. Даже закралась мысль сделать так, чтобы сестра вернулась в Испанию, подальше от ее мужа.
Но самая главная опасность была впереди:
— Магдалина не простит мне, если узнает. Тебе — тем более.
Серхио, как и следовало ожидать, несколько опешил от всей информации, которую Эйдан на него столь немилосердно вывалил в один приём. Потрясение, притом, оказалось достаточно ощутимым, чтобы сбить испанца с волны его эмоциональных ориентиров и вызвать у него полное непонимание того, как было бы уместно реагировать в сложившейся ситуации. Поэтому вместо бурных приступов негодования Серхио начал усиленно думать, и аналитическая деятельность, по-видимому, поглотила львиную долю ресурсов его организма, не оставляя места страстям. Это был именно тот эффект, на который рассчитывал Эйдан, но он и не предполагал, что братец Магдалины проявит себя с настолько адекватной и сдержанной стороны: за самообладание, с учётом всей свалившейся на него информации, Серхио заслужил оценку где-то между «Выше ожидаемого» и «Превосходно», хотя поначалу это казалось следствием элементарного шока.
В какой-то момент Эйдан даже подумал, а не переборщил ли он, однако рассказ о совершённых Магдалиной убийствах был необходим: как минимум, это объясняло, почему у него были основания верить в серьёзность намерений супруги и что сподвигло его поделиться своими опасениями с младшим Реверте.
— Абсолютно верно, — подтвердил Эйдан. — Если не считать ещё одной небольшой вводной, о которой я расскажу чуть позже. — Когда ты согласишься сделать то, что от тебя требуется.
Вопрос шурина был закономерен и в некотором смысле даже радовал, потому что ответ на него был готов задолго до того, как он прозвучал. И ещё потому, что такое осмысление явно приближалось намного ближе к цивилизованному диалогу, чем возможные нападки, попытки рукоприкладства и прочие проявления вспыльчивости.
— Видишь ли, Серхио, это дело довольно щекотливое. Личное дело. Не говоря уже о том, что убивать людей в Британии до сих пор незаконно.
Такие тайны вообще следовало уничтожать, а не хранить в тёмном чулане и уж точно не преумножать число их хранителей, но, если иного выхода не было, стоило хотя бы удержать все секреты внутри семьи. Семья значила много по меркам не только чистокровных британских, но и благородных испанских домов, и предательство с этой стороны было наименее вероятным.
— Тем не менее, я мог бы найти человека, способного должным образом скорректировать воспоминания Магдалины, и убедить его не распространяться об увиденном. Но мне не хотелось бы посвящать посторонних в наши семейные проблемы. А ты — прямой родственник Маг, она любит тебя и доверяет тебе. Если и впускать кого-то в её сознание, то не чужого человека, а её обожаемого младшего брата, — Эйдан откинулся на высокую спинку стула. — Кроме того, как ты справедливо заметил, у тебя, как и у меня, есть веский повод не желать, чтобы Маг узнала о произошедшем после того, как эти неприятные воспоминания будут стёрты.
Пожалуй, ему не очень хотелось представлять, как в этом случае будут развиваться события — он и так мог оценить примерные последствия, потому что они с Магдалиной переживали их сейчас. Справиться с этой ситуацией, разумеется, было возможно, но это потребовало бы ещё более радикальных методов и решений вместе с прохождением очередной точки невозврата.
— Понимаю, ты не доверяешь мне и, вероятно, опасаешься подвоха. Не стоит: всё и так достаточно скверно, и я не обратился бы к тебе, будь у меня другой выход. — Тут Эйдан немного покривил душой: в существование безвыходных ситуаций он не верил в принципе — просто прочие доступные выходы на данный момент не слишком его привлекали. — И я прошу тебя сделать это не для меня, а для твоей сестры. Что скажешь?
Серхио снова задумался о том, как было бы проще, если бы на его месте был его старший брат. Старший брат решал такие вопросы, Серхио не решал их никогда. Отец решал такие вопросы, даже мать в какой-то степени могла решать такие вопросы, но не он. Серхио Реверте — младший сын, сын, который никому ничего не должен, от которого не ждут принятия решений, от которого уже давно не ждут адекватных решений, который проживает свою жизнь так, как ему хочется, и никто не смеет заставить его поменять уже давно сложившийся уклад.
Но вот он сидел в столовой семейного дома своей сестры, и от него ждали решения. Точнее, Эйдан его не ждал, он его навязывал. Не оставлял выбора. На одной чаше весов были его сестра и еще не рожденный племянник, а на другой — они же. Выбора не было. Отказаться означало риск вообще ее не увидеть. Либо она покончит с собой, либо выкинет какую-то еще штуку типа убийства очередной любовницы мужа или их ребенка, либо Эйвери просто сделает все, чтобы Серхио никогда и ничего не услышал бы о Магдалине. Реверте слишком любил свою сестру, чтобы рисковать ею.
Вопрос оставался в том, насколько глубоко придется погрузиться в память сестры, да и вообще, как это все обставить. Проще всего работать с расслабленным сознанием, в идеале — с готовым к проникновению. Конечно, второе в его практике случалось примерно никогда, собственно, он столько учился заклинанию забвения и легиллименции совсем не для этого. Но в большинстве случаев заклятию подвергались девушки совершенно не способные к противостоянию ментальной магии, выпившие, сильно выпившие — в общем, не готовые к сопротивлению. Магдалина, судя по описаниям Эйдана, была готова к сопротивлению любого рода.
— Ты должен понимать, что мне понадобится твоя помощь. И я сейчас не только о том, что ты должен будешь рассказать в деталях, что конкретно нужно затереть: если воспоминания очень сложные, то придется что-то заменять, это надо будет спланировать заранее. И мне нужно, чтобы она была спокойна и восприимчива, что в ее положении несколько затруднительно. В идеале вообще работать во сне… — Серхио уже начал немного бубнить, просчитывая сложную операцию. Все-таки если уж влезать в мозги сестры, то все должно быть сделано максимально чисто. — Ладно, — он тряхнул головой. — Это решать уже будем позже. Что там за еще одна небольшая вводная? Надеюсь, она еще кого-нибудь не убила?
Серхио чувствовал, что подписывает сделку с дьяволом кровью сестры, но Эйдан был прав: если уж и решать этот вопрос, то только внутри семьи. И Серхио был на тот момент единственным из всей семьи Реверте, кто мог принять это решение. И как же ему это не нравилось.
К чести Серхио следовало отметить, что держался он достойно, — и, справившись с первым потрясением, сумел войти в деловой модус и сохранить при этом самообладание. Эйдан ценил в людях это умение не зацикливаться на собственных эмоциях, какими бы сильными они ни были, и концентрироваться на том, что необходимо было сделать в первую очередь. В тот момент, когда он увидел в глазах шурина отблески мыслительного процесса, явно потёкшего в сторону попыток придумать, как лучше осуществить поставленную задачу, Эйдан понял, что они поладят. Во всяком случае, что на Серхио можно рассчитывать как на союзника в этом щекотливом вопросе. Это уже было хорошо. Оставалось только аккуратно посвятить младшего брата Магдалины в детали и подробности их бурной семейной жизни и договориться, чем заменить воспоминания, которые следовало удалить безвозвратно. Ах да, и не напороться при этом на неразрешимые противоречия, если Серхио ненароком зацепит в памяти Маг одну жёсткую сцену сексуального характера. Пожалуй, предупреждать о ней Реверте заранее не стоило вовсе: Эйдан не оставлял надежды на то, что этому оболтусу хватит чувства такта, чтобы не подглядывать за тем, как его сестра занимается сексом. Но если он всё же посмотрит — пусть это случится в тот момент, когда он будет слишком занят ментальной хирургией, чтобы давать волю эмоциям. Да и после ничего страшного уже не случится — нельзя ведь будет пустить всю проделанную работу под откос и вернуть Магдалину в то хрупкое и шаткое состояние, в каком она пребывала сейчас.
Эйдан выразительно посмотрел на Серхио, недвусмысленно давая ему понять, что со своим предположением он попал в точку.
— Это вышло случайно, в рамках самообороны, и не имеет отношения к делу. Если ты зацепишь эту сцену в сознании Маг, просто пропусти её, — посоветовал он. — Что касается остального, я расскажу тебе обо всём в подробностях, чтобы ты был готов и не отвлекался на удивление, когда приступишь.
Этим безапелляционным плавным переходом Эйдан заодно давал понять, что и он сам распространяться о той «лишней» сцене не намерен, и вопросы по этому поводу не приветствуются. Избыток информации на самом деле мог только повредить. Серхио и без того предстояло выполнить весьма непростую задачу.
— Был и другой раз, когда Сандрин появилась в этом доме. Она пришла, потому что искала меня. Твоя сестра её не видела, но эльфы обо всём доложили. Остаток той ночи я провёл у дочери, а наутро вернулся и обо всём рассказал Магдалине. Так уж получилось, что та самая женщина, которой Маг отрезала голову, в тот вечер попыталась убить меня, чтобы отомстить за свою сестру — за ту, которая якобы родила от меня ребёнка. Всю эту историю придётся сохранить в памяти Маг, изменив только одну деталь: пусть место Сандрин займёт Игорь. Это мой друг, она его знает, это будет достаточно убедительно для неё.
Размышляя сам с собой о том, было ли это решение правильным, Эйдан не находил другого выхода. Магдалина уже ясно дала понять, что готова истреблять его внебрачных детей, и не на словах, а на деле. Если Сандрин станет следующей… Либо Маг справится, и тогда он потеряет свою недавно обретённую дочь. Либо не справится, и тогда не миновать расследования о покушении на жизнь аврора, а это плохо кончится для Магдалины и, возможно, для него самого. Причём Сандрин оставалась в опасности и в этом случае: из-за Обета она была бы вынуждена пойти против коллег и системы правосудия, или просто не сделать ничего — и погибнуть от невыполнения данной клятвы. Безболезненного выхода попросту не было.
Эйдан так быстро прошелся по воспоминанию, которое Серхио будет нужно пропустить, что невольно ком встал в горле. Он никогда не представлял свою сестру убийцей или вообще в каком-либо негативном качестве. Конечно, она была вспыльчивой и иногда даже излишне, да и милой она была, наверное, только с ним, потому что так сложились их отношения, но в любом случае Магдалина в его сознании не была убийцей. Он бы никогда не поверил, что она могла убить вообще-то кого-то, разве что пригрозить, что уж говорить об убийстве ребенка.
Но его сестра к тому же была максимально ревнивой женщиной, и в порыве ревности башню ей могло сорвать так, что любому быку коррида бы раем показалась. Серхио даже представил ее в образе гневной воительницы, которая летит на очередную несчастную неудачно попавшуюся на глаза пассию Эйдана с волшебной палочкой. Хотя живее он видел ее с рапирой и даже не удивился, что Магдалина не отказалась бы порезать соперницу на куски. Буквально.
Но надо было отделаться от этих мыслей поскорее, потому что они могли его утянуть совсем не туда. Нужно было сконцентрироваться на поставленной задаче, как бы ему и не претила мысль о том, что он сейчас временно подчиняется мужу сестры. Серхио не любил подчиняться.
Дальнейший рассказ Эйвери запутал его еще больше.
— Отрезала что, прости? — Реверте даже немного оживился, словно ото сна. Вот только недавно он задумался о том, что его сестра могла кого-то рубить на мясо, как ему предстоит это потенциально увидеть в ее воспоминаниях. Господь милостивый, я ее знаю вообще?
Ему остро захотелось поговорить с Магдалиной наедине. Попытаться вывести ее на разговор о ее ревности, о возможных последствиях ее деяний, о том, что не стоит брать грех на душу из-за мужа, который ее даже не стоит. Потому что если то, что говорил этот самый муж — правда, то ее брак из чистокровной формации «жили долго и почти счастливо» превращался в какой-то ужасный роман. Не ему было судить, но сестру хотелось спасти.
— Нам нужно удалить все воспоминания о твой дочери или только те, что окончательно довели Магдалину? Уверен, что не хочешь что-то сделать с воспоминаниями об убийствах? Я уверен, что она сейчас сокрушается и по этому поводу тоже, не верю, что она не переживает, особенно из-за убийства ребенка.
Бесстрастность во всей фигуре Серхио была в эти минуты настолько выразительно подчёркнутой, что за ней угадывалось глубокое внутреннее потрясение. Прекрасно осознавая его причину, Эйдан воздержался от любых комментариев по этому поводу, чтобы не задевать без надобности братские чувства младшего сына из рода Реверте. Ему сейчас и без того было нелегко. Серхио, вероятно, был шокирован тем, что только что узнал о собственной сестре, — и, вне всякого сомнения, понимал, кого следует винить в том, что Магдалина дошла до таких радикальных методов решения проблемы. Между тем, ссориться им сейчас было нельзя, поэтому Эйдан предпочёл говорить откровенно, но не обостряя и без того уже накалённую обстановку.
— Голову, — с любезной невозмутимостью повторил он. — Магдалина подарила мне её четырнадцатого февраля вместе со своим портретом. Преподнесла на блюде из фамильного сервиза.
Да, вероятно, за годы жизни с ним Маг стала другим человеком. И она уж точно не была тем нежным бутоном, который он четверть века назад увёз с её солнечной родины в туманную Британию. Бедная девочка: ей пришлось проделать нелёгкий путь до той, кем она стала, — и Эйдан всё ещё не был уверен в том, что для неё по силам это выдержать. Но вариантов было немного.
«А ты хорош», — невольно подумал он, когда Серхио задал уточняющий вопрос. Да, сестру он действительно любил. Эйдан несколько мгновений обдумывал озвученное предложение, после чего коротко кивнул.
— Неплохая идея, — согласился он. — В том, что касается убийства ребёнка. Женщину придётся оставить, иначе это будет уже слишком большой пласт воспоминаний: удалить его без последствий вряд ли получится. Логика событий должна сохраняться. Но ребёнок… пусть. Угроза убить нашего нерождённого сына, несомненно, связана с судьбой этого младенца, а её Маг должна забыть во что бы то ни стало, это особенно важно, — подчеркнул Эйдан. — И да, вот ещё что. Магдалина не признавалась в убийстве этого ребёнка напрямую, но я уверен, что она это сделала. Тебе придётся найти в её памяти этот момент и самому придумать, как лучше вырезать лишнее в данном случае.
Он сделал небольшую паузу, отправил в рот кусок мясного рулета и запил его глотком огневиски, параллельно обдумывая, о чём ещё необходимо рассказать Серхио.
— Воспоминания о Сандрин удаляй все. У Маг их будет не так уж много. Первое от третьего января: в тот день Магдалина скрепила Непреложный обет, который дала мне моя дочь, — хранить и оберегать тайны, безопасность и свободу всех членов семьи Эйвери. После этого мы поговорили, и Маг заявила, что я должен ей ещё одного сына. В новой версии историю с Обетом стоит заменить на романтический ужин, во время которого я сам предложил Магдалине завести ещё одного ребёнка. Справишься?
Эйдан с интересом посмотрел на шурина. Хотелось бы верить, что его способностей в этой сфере магии будет достаточно, чтобы провернуть такой фокус — и, что самое главное, остаться непойманным с поличным.
— Собственно, других воспоминаний с непосредственным участием Сандрин у Маг быть не должно. Разумеется, ей стоит забыть о моей угрозе признать дочь официально. Так мы уберём все особенно острые моменты, но оставим базу для неприятных переживаний, повлёкших за собой ссору в День Влюблённых и последующее отбытие Магдалины в летний дом. Уничтожать её воспоминания на корню нельзя, это приведёт к ненужным противоречиям и утрате правдоподобия.
Эйдан оценивающе взглянул на Серхио. Поворачивать вспять тот, вроде бы, не собирался. Оставалось надеяться, что он не поставил перед любимым братиком Маг непосильную задачу.
Серхио сделал еще один глоток вина, чтобы не думать о том, насколько все описанные за последние полчаса события не укладывались в его голове. Мысли скакали от вопля, что он зарежет Эйдана прямо на месте, до истерики от осознания того, что ему не только придется влезть в голову сестры, чего он никогда не делал, но и значительно там покопаться.
Эйдан предлагал ему не самую простую задачку: это тебе не подправить воспоминания очередной девушки, с которой ты провел ночь, чтобы на следующий день она не гналась за тобой по всему Мадриду, или не затереть воспоминания очередного мужа не то мавра не то араба, который еще и Аллаха с Мухаммедом приплетет к расправе над твоей личностью.
Задача была комплексная: какие-то воспоминания удалить, какие-то исправить, на какие-то и вовсе не обратить внимания, хотя очень уж хотелось после такой затравки. Но задача была выполнимой. Следовало подготовиться, но ради благополучия сестры это того стоило. Если она когда-нибудь и узнает об этом сговоре, то возможно даже спустя несколько лет даже скажет «спасибо». Серхио, не мужу. Его она просто грохнет на радость брату.
— Когда Магдалина возвращается? Не уверен, что проверну всю операцию сразу, мне для начала нужно с ней поговорить, понять вообще, как она и что с ней сейчас происходит. В зависимости от того буду действовать по ситуации, — Реверте, сам того не замечая, перенял некую деловитость собеседника, обычно ему несвойственную. Но очень уж хотелось поскорее уже увидеть сестру и хоть на какое-то время избавиться от самого Эйдана. Сидеть с ним в одном помещении после такого потока информации было, мягко говоря, проблематично. Серхио планировал переключиться на сестру и желательно без его присутствия. Все-таки он бы только мешал ей говорить с братом хоть сколько-нибудь открыто.
— Прости, что говорю это настолько прямо, но ты сможешь оставить нас одних, когда она приедет? Чтобы, так сказать, сразу убрать все раздражающие факторы, — в привычной ситуации Серхио бы криво улыбнулся, но все-таки не каждый день он просил хозяина дома убраться куда-нибудь подальше, особенно после приглашения этого самого хозяина в этот самый дом. — Por favor, Aedan, — выдавил из себя Реверте, накинув самую что ни на есть виноватую мину.
Ничего ещё не было сделано, и успокаиваться, определённо, было рано, однако, глядя на Серхио, Эйдан ощутил глубокую внутреннюю уверенность, что его замысел увенчается успехом. Дорогой младший брат расстарается ради любимой сестры и сделает всё в лучшем виде — раз уж он не отказался до сих пор. Магдалина вернётся, её пошатнувшееся душевное равновесие укрепится, а он сам приложит усилия для того, чтобы на какое-то время избавить её от истерик, а себя — от ненужных проблем. Что будет дальше, Эйдан не загадывал, предпочитая разбираться с трудностями по мере их поступления, — и вопрос Серхио напомнил ему о том, что один момент они так до сих пор и не прояснили.
— Я не тороплю тебя и не требую браться за дело в первый же вечер, — заверил он шурина. — Обдумай всё, подготовься, выбери подходящий момент на своё усмотрение. Ты почувствуешь, когда это лучше сделать. Но всё же не откладывай это слишком надолго.
Пусть они с Магдалиной уже давно жили в разных странах, их родственные узы от этого не становились слабее. Эйдан предполагал, что у его супруги существует с её младшим братцем особая связь, и в их затее это должно было пойти всем на пользу.
— Маг ещё не знает, что ты здесь: я решил сделать для неё сюрприз. И мы не договаривались о точной дате её возвращения.
Эйдан неторопливо сунул руку во внутренний карман пиджака, извлёк оттуда крошечные песочные часы и поставил их на стол между собой и шурином. — Это мой личный порт-ключ в Истборн, активируется двойным переворотом. Верни её домой, Серхио, — тон и взгляд Эйдана говорили о том, что его слова были просьбой, но весьма настоятельной: получив согласие на операцию по коррекции памяти Маг, отказа привести её обратно в Эйвери-мэнор он бы уже не принял.
— Встречать вас я не выйду, поэтому моё присутствие вам не помешает, можешь быть спокоен на этот счёт, — заверил он Серхио. — Ты волен отправиться туда в любой момент, как только будешь готов.
Удерживать его Эйдан уж точно не собирался: ключевой вопрос они уже обсудили, а вести друг с другом светские беседы им обоим было не с руки. Серхио рвался поскорее увидеться с сестрой — теперь такая возможность у него была. Эйдан почему-то не сомневался, что оттягивать встречу Реверте не станет, даже несмотря на доверенную ему отягчающую задачу: общество хозяина Эйвери-мэнора наверняка должно было казаться ему ещё более неприятным, чем миссия, свалившаяся ему на плечи тяжким грузом по чужой вине. Эйдана такой поворот вполне устраивал: он собирался закончить ужин и допить свой огневиски, насладившись этим процессом в тишине и одиночестве. Если уж теперь ему оставалось только ждать, то делать это он был настроен с максимальным удовольствием.
Серхио едва сдержался, чтобы тут же не схватить выданный порт-ключ и максимально по-английски, не прощаясь и разве что поплевывая в лицо Эйдану, отправиться к сестре. Очень сложно было держать себя в руках в компании человека, к которому ты особо никогда не испытывал каких-либо приятных чувств, а в свете только что рассказанных событий и тем более. Но Эйвери все еще оставался хозяином своего дома, который не только любезно пригласил его и оперативно решил проблему с документами, но и который посвятил его в достаточно много тайн, чтобы не относиться к нему хотя бы с видимым уважением.
Реверте взял в руки ключ, обдумывая сказанное. Его не торопили. Просили вернуть жену. Но и просили не задерживаться. Однако о точных сроках возвращения сказано ничего не было, а если попросить испанца не торопиться, то он обязательно не будет торопиться. Поэтому Серхио принял решение отправиться в этот их летний дом и задержаться. Тащить Магдалину сразу домой было бы странно, и он бы никогда так не сделал. Он останется на пару дней, поговорит с ней, поймет ее состояние. Возможно, даже вернет ее домой уже с исправленной памятью — решит по ситуации.
— Спасибо, Эйдан, — он сделал паузу, чтобы попытаться сказать его имя правильно. Тоже из видимого уважения. Все-таки зять. — Эльф, — подозвал он домовика, — перенеси мои вещи в летнее поместье Эйвери в Истборне, — и все же дважды перевернул песочные часы.
Оказавшись на пороге их дома, он пожалел, что все-таки поторопился и не забрал пальто: непривычный к таким холодам после испанского юга, он тут же поежился, ветер был слабым, но неприятным. Не стал задерживаться и сразу же вошел в дом, предварительно на всякий случай постучав. Поместье, конечно, считалось летним, но холод сквозил в этих стенах не хуже, чем в их доме в Лондоне. Как же ты тут выживаешь уже столько лет?
— ¿Magdalena? ¿Estás?* — естественно, он перешел на родной язык, ведь так давно не говорил на нем с сестрой, которая наверняка уже и растеряла свой южный акцент. Серхио даже не успел заметить, откуда она появилась, не успел увидеть ее лица — только почувствовал крепкое и такое родное объятие сестры, да негромкие всхлипы от слез.
— Tranquila, tranquila, mi amor**, — он не менее крепко обнял ее в ответ и осторожно погладил по голове, как и всегда делал, когда она приходила к нему излить душу. — Te he echado de menos también***.
Серхио видел свою сестру в совершенно разных состояниях, но так резко плачущей, наверное, впервые за долгие годы. И он надеялся, что за время, проведенное с ней, лишь удостоверится в том, что операция, на которую его подрядил ее муж, действительно поможет ей в такое состояние больше не возвращаться.
* Магдалина? Ты здесь?
** Спокойно, любимая
*** Я тоже по тебе скучал
Ровно две недели спустя ссоры, четыре дня после визита Эйдана, Магдалина хандрила. Весь день она провела, завернувшись в плед и пытаясь читать в гостиной у камина, но все строчки в книге казались какими-то пустыми и тайна чужого наследства так мало волновала и захватывала её, казалась столь незначительной на фоне собственных переживаний, что приходилось постоянно перелистывать страницы в обратном порядке раз за разом просматривая уже просмотренное, чтобы не потерять общего сюжета.
Со своей жизнью она поступала примерно также, но, несмотря на то, что последовательность событий в ней вспоминалась лучше и воспринималась четче, общий смысл казался столь же пустым и неочевидным, как и в придуманной истории.
Минувшим вечером, когда Маг, наконец, отправившись гулять со своим официантом после работы, позволила ему себя поцеловать, её захлестнуло столь острое чувство разочарования, что пришлось упереться мальчишке кулаками в грудь и резко оттолкнуть от себя, заявив, что она не может - она замужем. Активировав порт-ключ до дома, она не договорила, что замужем она астрономически несчастливо, абсолютно провально и совершенно изматывающе, и что это замужество, недавно напомнив о себе, перечеркнуло тот пусть даже надуманный, но какой-то краткий миг казавшийся таким реальным путь к если не спасению, то к покою, но все это подразумевалось и, главное, слишком явно переживалось ей самой.
Эйдан, как казалось Магдалине, зря приходил четыре дня назад, зря ласково обнимал, говорил успокаивающие слова и дарил нежные поцелуи. Зря разыгрывал из себя понимающего и любящего мужа, баламутя тем самым и без того неспокойные воды её души, в которых только-только улеглась на дно мутная тина разочарований, скопившаяся за годы их знакомства и совместной жизни.
Магдалине после его визита стало совсем неспокойно. Она принималась писать долгие письма Норе с просьбами посоветовать, что нужно делать в такой ситуации, когда невозможность быть с одним человеком, накладывается на яростное желание никогда его от себя не отпускать, а разлука становится одновременно и шансом дышать свободно, и мешает спать, потому что перед сном одна за другой в голове возникают острые, болезненные картинки возможных измен, совершаемых в её отсутствие прямо на супружеском ложе, и десятков детей, зачатых в них незаконно. Письма исчезали в каминном пламени в тот момент, когда текст в них превращался в потоки бессвязного бреда из жалоб, а чернила размывались слезами. Совета, как следует поступить, не приходило со стороны, да и внутри его отыскать не получалось.
Магдалина выгорала. Теряла аппетит. Смотрела на себя в зеркало и начинала пугаться того, как в чертах её еще красивого лица, проступает внутреннее состояние - как сереет кожа, как западают глаза, как четче проступают скулы. Влюбленная, пылкая, бросившаяся в свои чувства с упоением и страстью девушка в отражении все таяла, постепенно превращаясь в старуху, которую эти чувства перемололи, как жернова зерно. Эйдан приходил, чтобы вернуть жену обратно, но вместо этого его визит сделал так, что возвращаться было будто бы уже некому. Магдалина чувствовала тоску, обиду, все это множилось на накопившуюся ложь, на вину, на кровь на руках и годы, проведенные будто бы в забытьи, под пеленой нездорового дурмана, который был вызван появлением в одном испанском дворце одного охочего до приключений англичанина. Она много раз пыталась представить, какой бы была её жизнь, не случись в ней его, но представляя, тут же начинала плакать, потому что само словосочетание: “без него”, - её удручало.
Броня из пледа больше не могла её защитить, чужие истории - увлечь, постороннее внимание - добавить уверенности, а интрижка на стороне - успокоить. Днем двадцать восьмого февраля все казалось Маг настолько бессмысленным, что она даже не стала звать никого из эльфов, чтобы подали ей еду. Болезненное и нервное состояние её стало полностью самодостаточным, замкнулось само на себя и не желало быть потревоженным из вне.
Стук в дверь, неожиданно ворвавшийся в пучину одинаковых, по кругу вертящихся образов в голове, где поцелуи в висок сменялись давящимся кашлем из-за невозможности вздохнуть младенцем на руках, заставил Магдалину встрепенуться и выронить из рук и без того не читаемую ей книгу. Первая мысль, конечно, по привычке, была об Эйдане, но Эйдан высокомерно не стал бы стучать, входя в собственный дом. Однако кого-то чужого сюда не пустила бы защита, и, выбегая в просторный, прохладный холл, Маг предчувствовала что-то неожиданно хорошее в веренице этих пустых, изматывающих дней. Может быть, это Нора решила приехать сама? Или кто-то из друзей мужа заскочил по делам, что хотя бы немного её отвлечет?
Действительного гостя она видела не больше секунды - ровно то время, которое понадобилось, чтобы его узнать. После все вокруг заволокла пелена слез, все размылось, и ощущение реальности происходящего пришлось подкреплять иначе. Маг сама не поняла, когда успела преодолеть все расстояния и как начала обнимать брата, уткнувшись лицом ему в плечо. От него пахло уже вовсю бушевавшей в это время года на юге весной и родной язык до того ласкал слух, что поначалу у Магдалины не получалось выдавить из себя ничего, кроме пробивающихся через всхлипы извинений. Её расшатанное, нестабильное Я и понимало, и не верило в то, что с ним, наконец, случилось что-то действительно хорошее.
Только спустя какое-то время, кое-как отлепившись от промокшей рубашки Серхио, она отодвинулась, чтобы посмотреть на его лицо, утерла рукавом остатки влаги с покрасневших глаз, и забормотала:
- Checo... No entiendo, ¿eres realmente tú? - Она положила ладонь ему на щеку, будто все еще не верила в реальность его существования. - ¿Cómo has llegado hasta aquí?
Он не исчезал, не менял форму, ничто не выдавало в нем ни намека, что это мог быть всего лишь сон и тревога в глазах казалась ей такой родной и узнаваемой, что даже не поняв, что это была тревога за неё, Магдалина начала улыбаться. Её слегка трясло, но дрожь эта была приятной и едва ли отвлекала.
- Venga, vamos a la casa. ¿Quieres algor? Фобос! Быстрее подай вина и ужин! Oh, Dios mío, Checo...
(говорят по-испански)
No entiendo, ¿eres realmente tú? - Я не понимаю, это действительно ты?
¿Cómo has llegado hasta aquí? - Как ты здесь оказался?
Venga, vamos a la casa. ¿Quieres algor? - Пойдем, пойдем в дом. Хочешь чего-нибудь?
Перед Серхио была тень. Нечто, лишь отдаленно похоже на его сестру. Он пытался себя успокоить тем, что просто давно ее не видел, но не мог отделаться от мысли, что это была не она. Его Магдалина была живой. Даже в те моменты, когда в ее жизни все могло идти наперекосяк, она оставалась яркой, живой, действующей напролом женщиной.
Никак не тенью. Его сестра буквально содрогалась от рыданий, будучи на грани истерики. Мудак, до чего же ты ее довел. А младший Реверте не сомневался, что винить следует только ее мужа. Если бы он обнимал сестру и не ощущал, что удерживает ее от падения куда-то в невесомость, то он бы уже воспользовался ближайшим камином и вернулся в их дом, чтобы врезать Эйвери. Наверняка ее муженька это бы позабавило, наверняка он мог бы и не выйти победителем — что-то подсказывало, что Эйдан не так-то прост — но Серхио все равно был бы доволен. Будь его воля, он бы уже увез ее домой. В дом, который на самом деле был ее, в Гранаде. Где она снова может почувствовать себя живой и немного ребенком. Где живет настоящая семья, которая поддерживает в тебе жизнь, а не заставляет идти на жертвы и убийства. Особенно убийства.
Как эта тень могла убить ребенка?
— Это правда я, родная, — он сжал ее ладонь и коротко поцеловал, продолжая смотреть ей в глаза. Понимал, что ей нужно максимум доказательств, что происходящее не было каким-то сном. Он бы сам не поверил, будь он на ее месте. Потом показал ей порт-ключ, выданный Эйданом, прекрасно понимая, что она его должна будет узнать. — Кое-кто подсказал, что тебе не хватает братской поддержки, — и тут же улыбнулся. Так, как улыбался ей всегда, когда чувствовал себя ее старшим братом.
Магдалина провела его в столовую, не отпуская его руки и продолжая молниеносно раздавать указания эльфам. Тень пришла в какое-то движение, и это был приятный знак. Значит, еще не все было потеряно, и ее еще можно было вытащить. Грешным делом задумался, что, может, стоило обойтись бы и без легиллименции. Может, стоило просто погрузить ее в атмосферу настоящей любви и заботы, что уже явно бы стало катализатором к ее спокойствию. Но эти мысли он решил отложить на потом, потому что до стирания памяти он еще успеет дойти, это было дело явно не ближайших часов, а возможно и не ближайших дней.
Стол был тут же накрыт, Серхио бережно усадил сестру рядом с собой и забрал ее плед. Сложил его и уложил ей на колени. Жест заботы и в то же время возможность оценить ее физическое состояние. Она заметно похудела. Конечно, виделись они давно, но его сестра всегда держала себя в форме и не позволяла себе ни лишней полноты, ни тем более лишней худобы. Да и материнские корни не позволили бы ей. Но ему еще не приходилось видеть ее руки такими худыми и бледными.
— Ты давно нормально ела? Здесь следит за тобой кто-нибудь, кроме эльфов? — осторожно начал он, стараясь не заваливать ее вопросами. — Тебе, конечно, не нужно есть за двоих, но хотя бы за себя, — Реверте постарался улыбнуться, чтобы придать разговору оттенок шутки. — Сестренка, я не ожидал увидеть тебя такой. Это из-за беременности или что-то случилось?
Он надеялся, что Маг сама ему расскажет хотя бы половину того, что он и так уже знал. Так было бы проще. Она была в таком состоянии, что могла и не задуматься о том, какие последствия мог иметь ее рассказ, могла наконец забыть попросить его не трогать ее мужа, не рассказывать родным. Тогда многое стало бы намного проще.
Песочные часы в руках у брата заставили Магдалину нахмуриться, ибо были предметом ей не только хорошо знакомым, но и слишком живо ассоциировались с личностью одного человека, которого она, ввиду определенных обстоятельств, предпочла бы лишний раз не вспоминать, несмотря на то, что вообще-то вспоминала постоянно. Даже живя в волшебном мире, она, конечно, давно привыкла не ждать особых чудес и какой-то частью сознания понимала, что пересечь границы без ведома её мужа никто из её родственников не сможет, и тем более - если границы будут закрыты, но все равно упрямо не хотела смешивать болезненные, запутанные чувства к Эйдану с очень прямодушной любвью к брату. Ей не понравилась сама мысль, что её обожаемого Чеко один притаившийся в лондонских предместьях монстр, может использовать как средство манипуляции, или что будет манипулировать им самим, хотя, вероятно, именно нечто подобное и произошло.
Дешевые трюки, Эйдан, - подумала Маг, затолкав куда-то подальше сентиментальную дурочку, которая готова была в очередной раз расклеиться при мысли о том, что о ней постарались подумать и позаботиться, и вслух предпочла пренебрежительно фыркнуть:
- Наверно, этот кое-кто решил, что братская поддержка притащит меня обратно к нему в постель.
Она на секунду сделалась очень сосредоточенной, чтобы лишний раз убедиться, что брат с такой позицией не солидарен, и он, разумеется, не был. Кто-кто, а Серхио из их семьи, пожалуй, единственным не стеснялся публично демонстрировать свою неприязнь к фигуре зятя и был, по всей видимости, больше всех прав. Он вырос как-то очень незаметно для Магдалины, и она уже с трудом могла вспомнить, когда они поменялись ролями и он стал защищать её больше, чем она его, но к моменту его появления в Истборне, она уже не воспринимала его наивным несмышленышем, чтобы не считаться с его мнением и, особенно, чтобы не замечать, как он деликатен с ней.
Вместо того, чтобы сказать напрямую, что она ужасно выглядит, он интересовался её рационом и мило подшучивал, поправляя плед на коленях, так что Маг отчаянно не хотелось его волновать, и она, как могла, оттягивала тот момент, когда придется рухнуть в ту откровенность, которую её брат, безусловно, заслуживал.
Сначала она пыталась юлить, говорила, что у нее была Нора, что она пишет ей письма, не уточняя при том, что писать и отправлять - это не одно и то же. Упомянула, что Эйдан тоже заходил, не вдаваясь в подробности, что после его-то визита все и стало совсем плохо, запутано и тоскливо. Потом, когда вопросы стали прямее, а отломленный кусочек хлеба на тарелке мялся и мялся под пальцами, никак не желая отправиться в рот, Магдалина подняла на брата глаза, сделалась на мгновение очень серьезной и очень тихо его попросила:
- Давай не будем о моем состоянии, Чеко? Не сейчас. Расскажи мне лучше о доме. Как там мама с папой? Диего еще сильнее не поправился? Он еще не стал дедушкой?
Вопросов у Магдалины становилось тем больше, чем больше брат ей рассказывал, хотя многое из обсуждаемого они уже писали и перемалывали в долгих письмах друг к другу. Повторы не были повторами, потому что звучали совсем иначе и впускали в прохладу стоявшего на скалах у холодного моря особняка, привычную испанскую жару и фривольность. Чеко был хорошим рассказчиком. Он мило шутил, еще милее улыбался, заставляя улыбаться её, а еще, пока никто не видел и у них не было нужды быть аристократичными, приличными и взрослыми, они почти как в детстве могли катать из хлеба шарики, устраивать морские сражения в супницах и сражаться с чудовищами вонзая ножи в куски мяса на тарелках.
Магдалина поела, слегка покраснела от смеха и с живостью, оставив плед в столовой, показала брату дом, который по случаю его визита приказала эльфам протопить полностью, чтобы он мог выбрать комнату, где жить. О том, чтобы вернуться в Эйвери-мэнор они как-то одновременно и синхронно даже не заикались, будто на какое-то время вычеркнув монстра в лондонском предместье из своей жизни. Только много позже, когда в гостиной на диване перед камином Магдалина улеглась, пристроив голову вместо подушки на колени брата и в их порывистой испанской болтовне на несколько секунд повисла пауза, она поняла, что время откровений пришло. Очень медленно, отвернувшись лицом к огню и в каком-то детском жесте слегка прижав к губам непрочно сжатые в подобие кулака пальцы, она начала...
- Все было хорошо, пока он не притащил домой свою дочь. Вернее, не хорошо, но как-то однообразно плохо, к чему я хотя бы привыкла. Знаешь, пусть бы блядствовал до тех пор, пока у него член не отсох. Меня это уже не особо трогало, но дочь...
В её версии уже известных Серхио событий содержалось, конечно, много больше личного. Много больше волнений о семье, об Эрлинге и его положении, о её положении, о её решении завести ребенка, чтобы его упрочить, о том, как оно заставило её думать, что муж её, возможно, еще любит, и о том, каким ей самой все это кажется фальшивым и несправедливым по отношению будущему племяннику Чеко. Магдалина не решилась рассказать об убийствах, но вскользь упомянула, что видела любовниц супруга.
- Они всего лишь моложе меня, представляешь, даже не красивее, просто моложе. Наверно, вам, мужчинам, виднее, но…
Этих “но” у неё находилось множество, хотя главным - как средством давления, как манипуляцией, как вечное напоминанием, что Магдалина в жизни мужа никогда не была и не будет единственной, оставалась, конечно, та проклятая рыжая сука, которая таскала теперь фамильные украшения Эйвери и имела наглость свободно входить в их дом через камин.
Тень, что встретила его на пороге дома Эйвери в Истборне наконец начала приобретать хоть какое-то подобие его старшей сестры. Магдалина говорила с ним, спрашивала о семье, о доме — и Серхио исправно отвечал на все ее вопросы, прекрасно видя, как ей было остро необходимо отвлечься от собственных проблем, от этой холодной и сырой Англии и перенестись хотя бы на какое-то время в место, где всегда было тепло и не только благодаря погоде. Он не настаивал на разговорах о ней самой и не только потому что она сразу попросила об этом сама. Насколько он знал свою сестру, она должна была сама придти к тому, чтобы поговорить с ним: ей лишь нужно было время и немного заботы. Все-таки она оставалась женщиной, а женщинам нужно всегда создавать максимальную зону комфорта: именно тогда они готовы поведать все свои секреты и отдать какую-то частицу себя. Уж эту схему младший Реверте знал.
Когда она начала свой рассказ, отвернувшись к камину, Серхио про себя выдохнул. Оправдалась его главная надежда, и Магдалина решила рассказать ему все сама. Так было намного проще, и это словно уравнивало их в той ситуации, в которой они вскоре должны были оказаться. Конечно, она не рассказала ему всех известных ужасающих деталей, но теперь он узнал настоящую эмоциональную сторону вопроса. Реверте в очередной раз убедился, что Эйдана Эйвери надо было выгнать из Гранады еще до корриды, не стоило Диего и их отцу разрешать ему участвовать. Не стоило самому Серхио, который тогда был еще совсем мальчишкой, молчать о том, что он видел подробности встреч его сестры с англичанином в садах их дома. В очередной раз задумался о том, что лучше бы ей все же выбрать кого-то из своих и остаться на родной земле. К сожалению, жалеть уже было поздно.
Магдалина лежала у него на коленях, словно маленькая девочка или забитый котенок: хотелось лишь защищать ее всеми доступными способами. У Серхио даже промелькнула мысль самому предложить ей Обливиэйт. Предложить ей забыть всю причиненную ее мудаком-мужем боль, забыть ту его рыжую дочь. Решил не отодвигать этого вариант совсем, но озвучить сразу не решился: кто знает, вспылит ли она в своем нынешнем состоянии, еще вдруг догадается или хотя бы просто предположит, что идея принадлежит не ему, а Эйдану, и тогда пиши пропало.
Поэтому он просто спрашивает:
— Каковы шансы, что Эйдан отпустит тебя со мной домой? Тебе бы провести период беременности в более спокойной обстановке и в кругу адекватных членов семьи. Он же может это устроить?
Отредактировано Sergio Reverte (2021-04-22 13:05:56)
Очень сложно было теперь уже вспомнить, в какой момент жизни их с Серхио разница в возрасте перестала играть большую роль, и перепуталось разделение на старших и младших. С серьезным Диего так вести себя не получалось никогда, он вечно был недосягаем со своим авторитетом и показательно правильной жизнью, но оба младших Реверте, то ли в достаточной степени умели сохранять непосредственность, то ли имели с детства неисчерпаемые запасы дурости, чтобы к сорока годам одного и почти полусотне - второй, окончательно запутаться в том, кто кому должен быть опорой, и кто кого должен поучать и наставлять,а кто давать поводы для поучений, наставлений и поддержки. Маг рядом с Чеко чаще, чем, вероятно, положено старшей сестре, демонстрировала собственную уязвимость. Он научился при ней иногда отбрасывать образ беззаботного повесы, да и содержание их писем с годами стало до того откровенным, что возраст перестал играть всякое значение.
Свернувшись подле брата калачиком, в своем внезапно успокоившемся состоянии, размеренном, как треск поленьев в камине, Маг почему-то была уверена, что теперь все будет если и не совсем хорошо, то, в любом случае, лучше. Что Серхио даже если не сможет что-то ей посоветовать, то хотя бы сможет ей понять, а если не удастся понять, то точно не оставит без поддержки, свою окончательно запутавшуюся, раздавленную своими и чужими поступками сестру. Когда он начал с того же, с чего она пыталась начать однажды разговор с Эйданом, Маг улыбнулась - они с братом все таки были похожи и даже расстояние, на котором они находились друг от друга большую часть времени, не могло этого изменить. Она улыбнулась, несмотря на то, что посыл её следующих слов веселым далеко не был:
- Может, но не будет. Даже если бы он вдруг захотел перестать изводить меня - его политическая карьера не подразумевает того, что жена будет жить отдельно в такое сложное для страны время. Нельзя портить этот сраный идеальный образ лучшего дипломата в британском министерстве, понимаешь.
Она вздохнула, потом, поворочавшись, повернулась лицом к Чеко, не то чтобы убедиться, что он не злится на поведение её мужа, не то чтобы показать, что не злится она сама. Конечно, у нее была еще одна, куда более серьезная причина, терпеть все происходящее в Эйвери-мэноре, но рассказать об этом в деталях она пока не могла. Все же одно дело быть с братом откровенной и совсем другое - подставлять его под лишний риск информированности о Пожирателях. Поэтому, вместо того, чтобы объяснять про планы Лорда на их семью, Маг ограничилась кратким:
- К тому же здесь Эрлинг. Я не могу оставить сына, Чеко, - и, подняв руку, погладила брата по колючей щеке. И зачем он только отпустил эту дурацкую бороду?
Она продолжала улыбаться, стараясь не думать о том, что сына-то как раз в стране скоро не будет, что он и без того ушел из их дома, подкрепляя её одиночество, которое тянулось, пожалуй, вплоть до этого самого дня. До этого дивного дня, когда в холодной северной стране зазвучала испанская речь. Наверно, еще и от нее Магдалине хотелось уже гораздо меньше грустить. В таком исполнении даже собственный муж казался не таким уж беспощадным монстром.
- Думаю, можно сказать Эйдану спасибо хотя бы за то, что дал мне возможность пожить здесь и еще большую - за то, что привел тебя, - с этими словами Маг поднялась и, развернувшись, обняла Серхио, уложив голову ему на плечо. В отличие от первых секунд их встречи, она больше не плакала. Ей, напротив, было слишком хорошо.
- Из-за таких подачек мне продолжает казаться, что он меня все еще любит, - наконец отстранившись, она добавила только уже стандартную между ней и братом присказку за эти годы. - И нет, тебе по-прежнему нельзя его убивать, потому что я его люблю. К тому же это невежливо, раз уж ты вроде как его гость.
Она притворно строго посмотрела на Чеко, уперев руки в боки, но быстро сменила строгость на улыбку и потянулась, зевнув.
- Не возражаешь, если я пойду спать? Этот день выдался насыщеннее, чем я ожидала, - Маг, извиняясь, склонила голову, - но и лучше тоже. И завтра ведь будет еще один такой день, правда?
Когда Реверте спрашивал сестру, отпустит ли ее муж с ним в отчий дом, он особо не надеялся на положительный ответ. И дело было даже не в закрытых границах: как показала практика, для Эйдана Эйвери закрытых границ нет. Но закрытые двери дома всегда были. Она, естественно, прикрывалась его дипломатической карьерой, тем, что не могла бросить сына — хотя, насколько он помнил, сын сам особо не стремился оставаться под родительским крылом. Серхио знал, что его сестра придумает что угодно, начиная с правды, лишь бы не бросать мужа, которого давно уже не любила. Интересно, она жалела хотя бы раз о сделанном тогда выборе?
— Твой сын уже взрослый, Маг, — осторожно сказал он, нежно поглаживая ее волосы. — Но я, наверное, понимаю твои причины. Но если все-таки хоть когда-нибудь у тебя появится желание отсюда сбежать, я тебя заберу в тот же день. Я больше не хочу видеть, как ты плачешь из-за мужа.
Как же ужасно было осознавать, что поводы для этих слез, скорей всего, не закончатся никогда. Ну или хотя бы до того момента, как Магдалина разрешит брату убить мужа.
— А завтра будет только лучше, — Чеко подхватил сестру на руки. — Где твоя спальня? Уложу тебя, — сестра сказала что-то про «второй этаж и направо», а потом выключилась.
Той ночью Серхио долго не мог уснуть: истории, рассказанные и Эйданом, и Маг никак не выходили из головы, дополнительно он уже начинал прокручивать, пропускать через себя все те воспоминания, которые ему предстояло исправить, уничтожить, заменить. Задача была непростой, но необходимой. Хотя мысль о том, что стоит подтолкнуть сестру к подобному решению, очень манила, и Реверте поставил себе маленькую цель: показать ей, что ей стоит это все забыть. Возможно, ему это было нужно и для очистки собственной совести.
На следующий день она проснулась явно намного более бодрой, что не могло не радовать. Опасения опасениями, но его приезд в любом случае шел ей на пользу. Серхио в какой-то момент задумался, что, по идее, их где-то там в Лондоне ждет ее муж, но решил, что он может подождать несколько дней, пока он не приведет хоть в какое-то подобие порядка самочувствие сестры.
После завтрака и обсуждения «наконец-то крепкого и здорового сна» Магдалины они отправились в город. Это было лучшим лекарством еще с детства для них обоих: погружение в жизнь и радости маленьких улочек, чьи заботы так легко уходили на первый план.
Истборн мог бы напоминать ему Гранаду: это был достаточно живой и яркий портовый город. Серхио даже предположил, что Магдалина сама выбрала место для летнего поместья, пытаясь привнести в свою жизнь хотя бы каплю из своего испанского прошлого. Конечно, Истборн совсем не был Гранадой, но для его сестры вполне мог бы им стать.
Они прошлись по набережной и по центральной улице города: было еще не очень тепло, но город постепенно начинал оживать к приближающейся весне. Музыканты выбирались к обеду и наполняли Истборн музыкой. В общем, да, у нее была своя маленькая Гранада. Правда, пекарню, где он взял на пробу местные чуррос, Серхио мысленно проклял.
— Почти как дома, верно? — спросил Чеко, пока они спускались к морю, явно более холодному, чем они оба привыкли, но тем не менее к морю.
[indent] Магдалина в ту ночь спала необыкновенно крепко. Объятий брата, укладывавшего ее, как маленькую, в постель и ощущения того, что он находится где-то за дверью, удивительным образом хватило, чтобы почувствовать себя не просто не одинокой в пустом доме, но еще и защищенной, от, как минимум, тех внутренних демонов, которые щедро расплодились в сознании за годы, прожитые под фамилией Эйвери. Маг впервые за долгое время ни секунды за оставшийся вечер не подумала о муже, не ощущала гнета мыслей о том, что рано или поздно им придётся встретиться, не пыталась представить, как будет жить дальше, а просто легла и уснула безмятежным сном человека напрочь лишенного забот.
[indent] Но не только ощущение безопасности поселилось в особняке в Истборне вместе с Серхио Реверте. Вместе с ним на север пришла поистине испанская праздность, из-за которой проснулись они на следующий день поздно, позволили себе основательно, долго и с ленцой позавтракать, обмусоливая тему, кто и как спал минувшей ночью, до того дотошно, будто обладали роскошью неограниченных запасов времени впереди, хотя, если не возвращаться мыслями в лондонские предместья, так оно, пожалуй, и было.
[indent] Ближе к обеду, который у них смещался куда-то в сторону полдника, они вышли прогуляться в город. Вытянутый вдоль береговой линии, он был все еще характерно и сообразно несезонности тиховат, но погожий день в преддверии подступающей весны выгнал его обитателей на улицы, добавив им жизни. Гуляя здесь в одиночестве, Магдалина мало выделялась из толпы даже со своим испанским происхождением - её кожа давно побледнела в этих широтах, а на лице застыла гримаса британской флегматичности, - но вдвоем с Серихо они смотрелись, безусловно, иначе. Его недавнее прибытие на север еще бросалось в глаза, несмотря на обилие работающих здесь под солнцем рыбаков, его загар все равно был иным, лицо оставалось куда более подвижным, чем у местных, и особый, напрочь отсутствующий у англичан огонек в глазах выдавал не просто иностранца, но южанина. Рядом с ним и Маг становилась снова приезжей и ей это теперь нравилось как-то совсем иначе, чем раньше. Когда-то она ради мужа стремилась побыстрее мимикрировать в общество его страны. Теперь несказанно гордилась тем, что у нее ничего из этого не вышло.
[indent] Магдалине нравилось ходить с Чеко под руку так, чтобы окружающие считали их парой, а неизбежно обращающие внимание на брата девушки, на неё переводили взгляд уже с завистью. Она то и дело прижималась щекой к его плечу, когда они замирали у лавок и витрин, и даже позволила себе нежно стряхнуть с уголка его губ крошки от невкусного подобия чуррос, на которые брат разумеется, не мог не скривиться.
[indent] - Не говори, что я тебя не предупреждала, - ей нравилось говорить с ним много и обо всем, вплоть до самых мелочей, потому что нравилось, как снова долго и протяженно может звучать испанская речь, ножом разрезая жеванную английскую болтовню. Ей нравилось чувствовать себя для этих мест чужой, потому что наконец-то это не значило, что она здесь одна, и когда брат, кивая в сторону проступившего между зданий моря упомянул слово “дом”, она не могла не покачать головой отрицательно:
[indent] - Брось, Чеко. Дом один.
[indent] Подавая ему руку в тот момент, когда он помогал ей спуститься с аккуратной мощеной мостовой на усыпанный мелкой галькой пляж, Магдалина чувствовала как постепенно по мере приближения к воде холоднее и пронзительнее, совсем не по-испански, становится ветер, но само по себе место, где голубое море облизывало перемешанные с песком камни, растянувшиеся желтоватой полоской вдоль белоснежных особнячков на набережной, казалось, бесконечно, было пожалуй даже красиво, так что не показать его Чеко было просто стыдно. К тому же других безумцев кроме них здесь не отыскалось, и пока ноги чуть скользили по неустойчивому покрову пляжа, а шею хотелось поплотнее укутать в оторачивающие край мантии меха, можно было подумать, что они здесь совсем одни. Одни во всем мире.
[indent] Снова придавая сцене, в которой они оказались, обманчиво романтический флер, Маг подвинулась к брату ближе, прижавшись к горячему боку в поисках вполне физического тепла и недвусмысленно давая понять, что её надо обнять. От яркого, хоть и ощущающегося здесь еще холодным солнца и бликов на воде, хотелось щуриться, сквозь полуприкрытые веки проступали на горизонте неявные миражи и навевали что-то такое, что снова толкало на внутренние рефлексии.
[indent] - Скажи мне, Чеко… Ты о чем-нибудь жалеешь в своей жизни? Есть что-то, чего бы ты предпочёл, чтобы не случалось?
[indent] Магдалина говорила, не поднимая на брата взгляд, и только плотнее старалась закутаться в мантию и его объятья. Ей было все еще хорошо с ним рядом, но, одновременно, как-то тошно, будто сам шелест воды по гальке и накатывающий рокоток низких волн навевали мысли о чем-то дурном, что было всего-навсего её жизнью.
[indent] - Мне кажется, если бы я могла, я бы перечеркнула примерно половину своего прошлого. Но не тебя, разумеется, - она вздохнула, но потом, стараясь дать понять, что все не так серьезно, улыбнулась, посмотрела на лицо брата и совсем по детски тронула утянутым в ткань перчатки пальцем кончик его носа. Глаза у нее чуть слезились, но чтобы не смущать никого больше своей шаткой чувствительностью, Маг поспешила оправдаться:
[indent] - Это просто ветер, не переживай.
[indent] — Ты меня предупреждала, но я все равно как-нибудь научу их это готовить! — выплевывая склеенное и переслащенное тесто, возмутился Серхио. — Эти твои англичане умеют издеваться над кухней европейских соседей, — он снова картинно поежился, демонстрируя всем своим видом недовольство этим кулинарным кощунством.
[indent] Все-таки Магдалина была права: дом он один. И она явно не имела в виду свой дом в Англии при муже. Истборн мог бы быть похож на Гранаду, но никогда ею бы не стал. Можно много говорить о том, что настоящий дом — там, где твоя семья, и что это не место, однако их семья, которая настоящая, была как раз-таки в Испании. Серхио достаточно путешествовал по миру, чтобы в этом убедиться: ощущение дома возникало только там, где он провел свое детство.
[indent] Кто бы что ни говорил, но у них были своеобразные отношения: истинно братско-сестринские, но постоянно стремящиеся оказаться на грани фола. Еще с юности Магдалина завела привычку изображать, что они — парочка, стоило Серхио возмужать и наконец перестать выглядеть, как мальчишка. Это была своего рода игра, которая давала встряску им обоим, а также вводила в заблуждение окружающих. Однажды даже отец пытался отчитать младшего сына, что он ведет себя неподобающе, по всей видимости, полагая, что игра заходит куда-то уж слишком далеко.
[indent] Что Истборн, что Гранада, что Канны — любой город реагировал на них одинаково и встречал их взглядами, полными зависти, как только они вдвоем появлялись на улице, а Серхио тут же нежно брал сестру под руку. «В вашем возрасте такой дурью уже не страдают», — сказала бы матушка.
[indent] Море у берегов Истборна было холодным, еще холоднее, чем на севере родной страны, но этот запах и шум волн все равно позволяли расслабиться и представить, что они где-то далеко, даже неважно где, лишь бы подальше от проблем семейства Эйвери. Быть Реверте было гораздо свободнее.
[indent] Он прижал сестру еще крепче к себе, выкрадывая лишние секунды, чтобы поразмыслить над ответом. Ведь еще совсем недавно он вспоминал как раз то единственное, о чем он и правда жалел и что хотел бы исправить. Серхио как обычно решил уйти от настоящего ответа, полагая, что его сестре лучше и не знать о подобных сожалениях, даже начал говорить что-то привычное в духе «сожалею лишь о том, что так и не решился сделать Нору своей постоянной спутницей жизни», но в очередной раз посмотрел на сестру и на те слезы, якобы вызванные ветром, и решил, что уж к сорока годам можно и рассказать правду.
[indent] — Я об этом никому и никогда не говорил, — начал он серьезнее, чем, наверное, следовало бы. Непросто говорить о том, что сидит в тебе с тринадцати лет: гнев, сожаление, негодование, даже страх и обида. — Я бы предпочел выпустить правильно стрелу в быка Эйдана, а не «глубже и чуть ниже обычного», как меня попросил Диего. Я ведь видел тебя с ним в ночь перед корридой. Но никому не рассказал.
[indent] Ему очень хотелось признаться сестре в том, о чем его попросил ее муж. Несмотря на все понимание ситуации, Серхио было жизненно необходимо быть честным с той, кому он никогда в этой жизни не врал, хотя бы в чем-то. И если уж ради ее же блага он не мог ей сообщить настоящую цель своего визита, то мог открыться хотя бы в этом.
[indent] — Ты хотела бы перечеркнуть мужа? Или какую-то часть его? — спросил он, чтобы удержаться и не предложить сделать все на месте и незамедлительно.
[indent] Подол платья и длинные полы зимней мантии, ластились к ногам, влажноватый песок лип к мысам сапог, объятия брата стали крепче, и ненадолго, на тот промежуток времени, который простерся между ее вопросом и его ответом, Магдалина позволила себе представить, что просто вся сила земного притяжения сосредоточенна в некой точке, появившейся между ними. Что только эта их по крови и праву рождения возникшая на планете связь имеет подлинное значение и смысл, и что когда-то еще девочкой взяв завернутого в тугой сверток пеленок брата на руки, Маг её создала внутри себя, только затем, чтобы спустя почти сорок лет, почувствовать, как эти незримые нити, прозрачнее воздуха и прочнее канатов, продолжают держать их друг с другом.
[indent] Серхио теперь был на голову выше её. Что-то между ними неизбежно успело перемениться и трансформироваться за годы. Сказывались возраст и расстояния, которые надо было преодолеть, чтобы поболтать без препон и свидетелей. Сказывались перемены статусов и круга общения. Если раньше Магдалина скрывала и оправдывала перед родителями и их общим старшим братом не всегда приличные и безопасные шалости Серхио, то теперь он прятал от них её несчастье, но связь между ними все равно оставалась прежней и осязаемой ими обоими на совершенно особенном уровне восприятия.
[indent] Наверно из-за нее поверить, что брат мог скрывать от нее что-то, особенно что-то настолько серьезное, настолько его волновавшее, да еще и в течение столь продолжительного времени было почти невозможно. Невероятно в этот день, когда все было так буднично, мирно, и постепенно подбирающиеся даже в эту неприветливую страну южные ветра делали все таким похожим на некогда счастливое прошлое во дворце семьи Реверте.
[indent] Магдалине пришлось немного отодвинуться от Серхио, чтобы посмотреть ему в глаза, попытаться по мельчайшим изменениям в мимике догадаться, не врет ли он, хотя и без того было понятно, что он не врал. Конечно, оставалась ненулевая вероятность, что о том, что произошло ночью перед корридой ему мог рассказать в приступе манипулятивного бахвальства тот же Эйдан, но во лжи не было ни смысла, ни нужды - слишком много времени прошло с тех пор, чтобы она могла на что-то повлиять.
[indent] - Ты? Видел?.. Чеко, тебе ведь тогда было…
[indent] Самой Маг только исполнился двадцать один, к празднованию дня рождения брата традиционно начинали готовиться сразу после корриды, и хотя числа тут не играли никакой роли, ибо брат все равно был еще слишком мал для таких откровений, удержаться от восклицания все равно было невозможно:
[indent] - Ох, Мерлин! Всего тринадцать!
[indent] Тот вечер всплыл в памяти обилием тактильных чувств и обжигающих разум эмоций, той глупой, бескомпромиссной влюбленностью, о которой Магдалина жалела не раз, но сейчас - особенно. У нее покраснели к щеки, и она снова прижалась к чужому плечу, на этот раз, чтобы скрыть несолидный румянец.
[indent] - Ну вот, теперь мне еще и безумно стыдно.
[indent] Правда, в стыде теперь было смысла не больше, чем в любой лжи. Они был слишком для этого взрослыми, поднаторевшими, в чем-то извращенными, в чем-то бесповоротно испорченными. И все же, от мысли, что одной тайной в её жизни стало меньше Маг было одновременно и неловко, и как-то свободно, и самую малость - страшно. Если бы Чеко тогда только рассказал о случившемся кому-то из старших, если бы Эйдана убил на арене бык - сейчас бы все было по-другому, но ровно так, как Магдалина, с ужасом для себя осознавая, точно бы не хотела.
[indent] - Спасибо, что не сделал этого. В тот момент я бы точно не пережила, если бы с Эйданом что-то случилось, - подтянувшись выше, она поцеловала Серхио в щеку, и провела с особой, смиренной нежностью пальцами по острой скуле, будто извинялась за то, что брату пришлось так долго быть хранителем её тайны, а заодно и за то, что не могла обрадовать его утвердительным ответом на следующий его вопрос.
[indent] - Я просто хочу быть счастливой, как и все. Но я не уверена, что умею быть счастливой в отрыве от него, хотя какие-то события в наших с ним отношениях, возможно, лучше бы не случались.
[indent] В голове еще звучали обрывки недавнего диалога с мужем, в котором Маг каялась, что сходит рядом с ним с ума и становится самой себе невыносимой, становится убийцей и чудовищем, готовым уничтожить своих детей, лишь бы на их место под солнцем не посягали чужие. Во всем этом, безусловно, был виноват Эйдан. Он и его убогая, упрямая, напористая и не умеющая, как и он сам, терпеть поражение, любовь, слишком понятная самой Магдалине. Она вздохнула, с выдохом пытаясь сбросить тяжесть своих былых ошибок, и попыталась улыбнуться для Чеко.
[indent] - Пообещай мне никогда не жениться. Брак делает нас слишком зависимыми. И, если не возражаешь, пойдем домой. В смысле, в особняк.
[indent] Ибо дом их все еще был и оставался далеко за раскинувшимся перед ними морем.
Магдалина смотрела ему в глаза так долго, явно пытаясь прикинуть, выдумывает ли ее несносный брат эту восхитительную историю о потери невинности в одном из домашних садов с последующим спасением ее жениха. Даже если бы Серхио и хотел выдумать что-то подобное, он бы придумал что угодно другое. Такое не придумывают, только проживают, переживают, мечтают забыть.
— Почти четырнадцать! — Чеко рассмеялся. Кто бы мог подумать, что женщину в ее возрасте можно смутить таким воспоминанием. — Возможно, я бы нашел в себе силы прервать вас и избить его, но, сама понимаешь, — перешел он на шепот, — с каменным стояком было бы сложно, — заявил с максимально серьезным лицом, а потом снова широко улыбнулся, увидев, как щеки сестры запунцовели вновь. — Забей, это было давно. Да и ощущение того, что твое семейное счастье буквально было в моих руках, немного окрыляет.
Спустя столько лет было хорошо об этом так шутить. Хотя смешного ничего не было до сих пор. Серхио и тогда понимал, что об увиденном рассказывать нельзя, потому что не мог позволить бросить тень на честь сестры и всю семью. Тогда он не понимал ничего о ее счастье, как не до конца понимал и сейчас. Но если ей это было важно, он не мог не прислушаться. Счастье оно ведь для каждого свое.
У Магдалины счастье было всегда какое-то вымученное. По крайней мере, на поверхностный взгляд Чеко. Он видел, что она счастлива, но счастлива в страданиях. Можно было все списать на горячую испанскую душу, но ни одна горячая испанская душа не выбирает страдать столько лет. Никогда мне не понять эту иронию любви.
— Сестренка, меня просить об этом не надо. Это мое кредо, — мгновенно ответил он на ее просьбу о браке. — Если когда-нибудь я сообщу, что влюблен и хочу жениться не на Норе, прошу, убей меня тут же, — Серхио коротко рассмеялся и снова обнял сестру. — Пойдем и правда в особняк, а то в этой вашей Англии замерзаю. Но, — все же решил он добавить, — если когда-нибудь ты поймешь, что хочешь вернуться домой, просто дай знать.
Пока они возвращались в дом Эйвери, Реверте не покидала мысль, что если и стирать ей память, то сегодня. Тянуть было нельзя, ему еще нужно было удостовериться, что Маг не поедет кукухой после всего этого.
Отредактировано Sergio Reverte (2021-10-24 15:40:57)
[indent] Почему-то Магдалину очень развеселило упоминание Норы в качестве возможной супруги Чеко, будто казалось абсурдной сама мысль о том, что два таких, меньше всех прочих людей на планете приспособленных для брака человека, могут оформить его друг с другом. На такую нелепость было очень просто отшутиться, что Нора, случись что, сама справится убить своего испанского фаворита, если тот только заикнется об официозе в отношениях, и Маг будет не обязательно даже напрягаться, и шаги по песку, а после и по мостовой чужого для обоих Реверте города стали даваться проще, и порт-ключ к особняку в гарантированно безопасном от магглов месте лег в руку теплее, и улыбаться получалось искренее, хотя слово “убить” все равно кольнуло чем-то неприятным внутри. Чем-то, что Магдалина предпочла бы спрятать и, в первую очередь, от самой себя.
[indent] Когда-то казавшаяся странной между ними с братом откровенность, распространившаяся еще много лет назад и на его признание перед сестрой в своих чувствах к женщине, которая буквально годилась ему в матери, в его связи с ней, теперь стала между Реверте чем-то вроде мостика. Чем-то, доказывающим, как глубоко и искренне они могут доверять друг другу. Доверять даже в том, что другие могли бы счесть неприемлемым, аморальным и странным.
[indent] В тот день только-только началась новая, календарная весна, но между ними стало еще на одну тайну меньше, пусть даже эта тайна была основательно подернута паутиной времени и теперь, по прошествии его, казалась совсем неловкой и глупой, хоть и продолжала вызывать у Маг совсем неподходящий ей по статусу и возрасту стыд. Ей все еще было неловко думать о том, в каких образах и позах застал её тогда маленький брат, еще было неловко представлять себе его возбуждение, но из-за прошедших лет все это казалось действительно скорее нелепым, смешным, несуразным и до поры прятало то, что все равно должно было быть произнесено позднее.
[indent] Они успели вернуться в дом на побережье, приказать эльфам Эйвери подать на стол и растопить камин, перемолоть еще какую-то кучу совместно пережитых глупых и неловких моментов, пообедать и устроиться поудобнее в аскетичных, по их с детства привыкшим к роскоши меркам интерьерам, прежде чем в одну из пауз, никак не предназначенных для того, чтобы стать неудобной, Магдалина глубоко и тяжело вздохнула, прежде чем начать говорить.
[indent] - Я должна тебе еще кое в чем признаться. Только тебе. И не потому, что рассчитываю, что ты меня поймешь, а потому что мне кажется, что между нами не должно быть тайн.
[indent] Только Чеко, как ей казалось в тот момент, был тем человеком, который принял бы ее несмотря ни на что. Ни Нора, которая все же не была лишена возрастного покровительства по отношению к детям своей испанской подруги. Ни Мари, с которой получалось делить разве что свое пренебрежительное отношение к суетящемуся миру вокруг. Ни, упаси её Господь, родители, которые стали бы слишком сильно волноваться, не зная и половины контекста, или Диего, который непременно бы постарался его узнать. Только Чеко мог выслушать и сохранить то, что через еще один тяжелый вздох вывалила на него его старшая сестра. Её вечный и невольный исповедник и самый родной и близкий друг.
[indent] - Я убила человека, Серхио. Вернее, даже нескольких. Любовницу Эйдана, сестру другой его любовницы и его сына. Мне казалось, что так я защищаю себя и свой брак, но Эйдана это только разозлило и…
[indent] Маг подумала, что в этот момент ей должно было захотеться плакать, но слезы не подступили. Утомленные прогулкой поулеглись бушующие в её перестраиваемом под ребенка организме гормоны, а может просто не осталось в нем больше лишней влаги. Так или иначе, рыдания в ней до поры, казалось иссякли, просто от непомерной тяжести слов говорить приходилось тихо, медленно и перемежая речь вздохами.
[indent] - ...Он был груб со мной. Он сделал мне больно за то, что я посягнула на вещи, которые он считал своими. Он вынудил меня сказать то, о чем мне было страшно даже думать, а потом пришел сюда, чтобы объяснить, что я - самый важный человек в его жизни, и что он скучает без меня.
[indent] Она вспомнила, как они сидели с мужем в этой же самой комнате и от представшей перед мысленным взором картинки ей стало одновременно хорошо и противно. Заболела, будто ее сдавили снаружи жгутом, голова.
[indent] - Я не хочу больше жить, болтаясь на этих постоянных качелях. Не хочу до того, что временами мне кажется, что я просто не хочу жить, но знаешь… Однажды мне было видение. Как бывали у бабушки или у мамы. Очень яркое.
[indent] Маг подалась к брату ближе и, будто они рассказывали друг другу страшилки о привидениях на развалинах крепостных стен в их саду, добавила тихо.
[indent] - Я видела, как в нем Эйдан стоит передо мной на коленях и просит у меня прощения. Что он перед смертью бормочет мое имя. Видение случилось со мной давно, но я все жду его и, иногда мне кажется, что живу только этим ожиданием. Глупо, правда?
[indent] Глупо было жить ожиданием именно такого доказательства, что муж её любит. Что любит ее по правде, а не на словах, пусть и выражается эта правда в омерзительно трагичной форме. Пусть и существовала отнюдь ненулевая вероятность, что она попросту ошибается.
Серхио не раз обманывал женщин в своей жизни, чтобы изобразить удивление. Праведное, убитое горем и негодованием, немного гневное. Что там еще должно отразиться на лице брата, который узнает, что его любимая сестра совершила тройное убийство да еще и маленького ребенка. Проблема состояла лишь в том, что он уже это знал, и успел и удивиться, и погневаться. Только не на сестру, а виновника всех проблем в ее жизни.
Младший Реверте вздохнул, как делал всегда, когда сестра доверяла ему очередной страшный секрет, который он по умолчанию обязался хранить, потому что кроме него никакие ее секреты хранить не будет да и не захочет. Насколько он знал, Магдалина так и не нашла в этой жизни себе более близкого и доверенного человека. Кроме мужа, разумеется. Всегда мужа. Надо было все-таки тогда его сдать родителям. Или лучше брату — тела бы не нашли даже никогда.
— Иди сюда, — он просто притянул сестру к себе, потому что, собственно, и не знал, что сказать. Все, что хотел, он уже высказал Эйдану, чтоб он сдох в своем Министерстве. Что можно в таких случаях говорить вынужденной убийце, которая тебе дороже всего мира? — Мне не нравится, во что он тебя превращает. И ужаснее всего то, что я очень хотел бы сказать, что не верю тому, что ты мне рассказываешь, но я вспоминаю твоего мужа и почему-то не сомневаюсь, — говорил Серхио осторожно, вкрадчиво и по возможности мягко — так, как он всегда говорил с Магдалиной в принципе. Очень хотелось, и, наверное, было бы правильно, ругаться, кричать, изображать из себя их старшего брата, который обязательно бы в праведном гневе разнес какой-нибудь сад. — Мне очень странно это спрашивать, но я надеюсь, на тебя не падут никакие подозрения по этим убийствам? Он хотя бы это уладил? — конечно, Эйвери на то был и Эйвери, чтобы решать такие вопросы, но Серхио мысленно обругал себя за то, что не спросил Эйдана это еще в Лондоне, когда только все узнал.
А потом она сказала про видение, и Серхио, не сдержавшись, крепко выругался. В роду Реверте были прорицатели. Или, по крайней мере, по женской линии было удобно этим прикрываться, когда снился какой-то особенно яркий и нужный сон. Как и сейчас у его сестры, которая не могла даже найти в себе силы жить, но очень удачно могла теперь ждать, что однажды муж приползет на коленях и будет на смертном одре клясться в вечной любви. Женщины, какие же вы все-таки иногда глупые.
— Сестра, с каких пор ты живешь мечтами? — не удержался Чеко и спросил, наверное, резче, чем стоило бы. — Прости. Наверное, теперь я никогда не смогу адекватно воспринимать твой брак, наблюдая, как он разваливает тебя изнутри. Но мы что-нибудь придумаем. Ничего не глупо. Ты просто хочешь быть счастливой, — он снова крепко обнял ее, не зная уже, что можно соврать дальше. — Тебя проводить в спальню?
Магдалина, на его удачу, уснула быстро и крепко. Лучше всего заниматься чужими воспоминаниями, когда человек спокоен и крепко спит. Тогда все можно будет списать на дурной сон и самому себе не поверить, если вдруг какой-то клочок удаленного воспоминания все-таки останется. Люди ведь очень легко обманываются, особенно женщины. И, к сожалению, особенно — его сестра.
— Разбудишь меня, как только хозяйка завтра проснется, — приказал он домовику, прежде чем самому уйти спать. Сон только никак не шел. Еще никогда ему не приходилось проводить настолько тонкую работу с чужим сознанием, да еще и с сознанием настолько дорогого человека. Только бы на утро все было нормально.
Чеко уснул практически под утро и, по ощущениям, практически и не спал, когда его разбудил эльф, сообщив, что Магдалина проснулась и уже спустилась к завтраку. Серхио наскоро собрался и спешно вышел в столовую.
— Доброе утро. Как ты сегодня?
[indent] Утреннее пробуждение совмещалось с дискомфортом, не последнюю часть которого составляло острое, щемящее где-то под левыми ребрами чувство стыда. Стыд этот не имел ничего общего со стыдом вчерашним - за непристойное поведение более, чем двадцатилетней давности. В голове было ясно и светло, но оттого лишь четче в ней проступал образ брата, который был слишком хорошим и добрым, чтобы не примчаться утешать свою не по возрасту непутевую и, очевидно, только номинально старшую сестру.
[indent] Магдалина проснулась с мыслью о том, что слишком гипертрофированно и остро воспринимала все с ней происходившее до поры и, наверно, слишком сильно влияла на нее беременность, делая совсем дурной и эмоциональной, а то, что Эйдан, после всех их ссор вызвал для нее Серхио из Испании и то, что Серхио поспешил на его зов, несмотря на годами копящуюся неприязнь к зятю, делало их обоих какими-то невыносимо, до слез заботливыми. От этой заботы Маг проплакала сразу после пробуждения где-то час, ощущая себя при том невероятной дурой.
[indent] Вспоминая все, что они с супругом успели наговорить и сделать друг другу, начиная с конца прошлого года, она понимала, что переборщила с реакцией на его проступки. Да, её основательно выбесил вид той рыжей девки, с которой он общался на балу у Блетчли, но ведь он же первый предложил ей мириться и даже пытался вернуть их браку подобие благополучия, когда решил, что они справятся родить и вырастить еще одного ребенка.
[indent] Вытянувшись на кровати и рукой прикрывая мокрые глаза, Маг держала вторую на животе и думала о том, как очевидно, сама перегнула палку, когда убила ту девчонку, покосившуюся на жизнь Эйдана, да еще и разыграв при том перед ним спектакль, вместо того, что они пропустили в опере. И, к слову, спектакль весьма опасный для них всех, ибо, несмотря на то, какой убедительной она вчера пыталась быть перед братом, заявляя, что не хуже других знает, как избавляться от тел, опыта у нее в этом было откровенно мало.
[indent] Ей казалось теперь таким очевидным, что Эйдан вспылил после, и что зря она ждет от него, с его непростым характером, покаяния на коленях. Живет, как правильно выразился Чеко, какими-то своими мечтами, не замечая реальности, в которой она была любима и могла бы быть счастлива. В конце концов, разве то, что муж приезжал, чтобы вручить подарок и обеспокоиться состоянием жены, не было жестом равнозначным извинению? Разве он давал ей в последнее время весомые поводы усомниться в том, что хочет наладить их отношения?
[indent] И как же это было инфантильно с ее стороны - жаловаться и жаловаться на жизнь брату, у которого вообще-то, наверняка, имелась своя, пусть даже она была не такой, о которой мечтали для него их родители.
[indent] Призывая утром Тисифону, чтобы подала ей на завтрак фрукты и каких-нибудь булочек, Магдалина металась между мыслью о том, что ей стоит сказать одному из своих любимых мужчин, который вторую ночь подряд баюкает её как хрупкого ребенка, и тем, как другой, за сотни миль от них в одиночестве поправляет салфетку, заканчивая трапезу. Домовиха, не без давления госпожи, конечно, но подтвердила, что мистер Эйвери ночевал минувшей ночью в одиночестве и дома, и почему-то Маг показалось это столь же неправильным, сколь и то, что Чеко первым спросил, как она себя чувствует, хотя выглядел невыспавшимся и разбитым.
[indent] - Доброе утро, - на автомате отозвавшись дежурным приветствием, она резко поднялась к нему навстречу и подошла, порывисто обняв за шею, - Я думаю, что должна перед тобой извиниться.
[indent] Магдалина отстранилась, чтобы посмотреть брату в глаза и с серьезностью, которая, как ей показалась, наконец-то была достойна перевешивающей в ее сторону разницы в возрасте сказала то, о чем думала в более ранние часы.
[indent] - Это было просто ужасно - втягивать тебя в наши с Эйданом размолвки и заставлять терпеть и выслушивать про всю нашу грязь. Прости, если наговорила лишнего. Мне, наверно, было бы неплохо перестать думать только о себе. Когда я нервничаю, это плохо сказывается на всех.
[indent] Соскользнув ладонями сначала на плечи брата, а после опустив их вовсе, Маг перекрестила их на своем животе. Начинался второй месяц с той самой их ночи с Эйданом. Свою беременность она ощущала с каждым днем все отчетливее и, одновременно обвиняя свое положение в своей нервозности, все же не могла не думать о том, чтобы стать к нему внимательнее.
[indent] - Наверно, мне было бы неплохо вернуться в Лондон, хотя бы чтобы показаться врачу.
[indent] Теперь, вспомнив о том, какие преимущества имела близость цивилизации, она понимала, что жить в Истборне было сущей блажью. Причем из тех, которые она, как мать, не могла себе позволить. В отличие от блажи другой, опять слишком эгоистичной, но все же чуть более невинной.
[indent] - Ты ведь не уедешь прямо сразу? Дашь мне хотя бы время собрать всем сувениры?
Вы здесь » Marauders: stay alive » Завершенные отыгрыши » [28.02.1978] Свои люди
